«…Чтоб ясной любовью наполнилось сердце»
Октябрь нынче непостоянен. Череда дождливых и ветреных дней кажется нескончаемой. Небо затянуто беспроглядной серой пеленой.
Но и в этом надоедливом постоянстве обнаруживается два-три дня, когда вдруг бабье лето улыбнется умиротворяющей затишливостью, когда с самого утра ничто не шевельнется под незамутненным низким светилом, дарующим последнее приветливое тепло всему миру под ним.
Последние, почти летние лучи сушат травы на косогорах и Поганом поле.
Поганое поле – это давнее деревенское название участка земли, на котором только пески – узкий след от Ледникового периода, разделивший черноземные поля деревни. Он тянется до самой Свапы, заросший кое-где лесом, образуя огромный песчаный холм посреди широкого заливного луга. Этот холм деревенские жители назвали Курганом, к которому пробраться в нынешние времена непросто, несмотря на всю правильную геометрию бесчисленных мелиоративных канав, выкопанных для осушения естественных болот еще в советское время.
В эти два-три дня заглянувшего в наши края бабьего лета не сидится дома. Молодые березы, что пригрелись с южной стороны Кургана, отливают тусклым золотом. Оно застыло на кудреватых, поникших долу ветвях. Но всё , что ни есть в млеющих на солнце далях и Кургане, зовет, манит, привлекает… Волей-неволей соберешься и пойдешь, плутая в высоком, нескошенном переплетении к местам, которые кажутся тебе неведомыми, хотя ты их и посещал уже когда-нибудь…
Меня иногда легонечко журят за такое чувствование природы, бывает, что и напрочь отвергают мои потуги письменно отразить возникшие чувства, когда мне удается раствориться в природе, вобрать в себя всю её животворную силу.
Я теперь точно знаю, что общение с родным краем позволяет мне принять тот необходимый человеческий облик, набраться той совестной русской силы, русского духа, без которых и жизнь не жизнь.
Я не езжу для укрепления своих бренных телес ни на богатые курорты Турции, ни на экзотические острова юго-восточной Азии, И не только потому, что мне это недоступно в финансовом отношении. А потому, что там, где фешенебельно, развлекательно, сладко для тела, пусто душе, из которой вынимают что-то светло-русское и вдувают вместо этого темную, чужеродную субстанцию. Даже простенькое, ностальгически-страдальческое ощущение по родному краю извлекают из души навсегда, будто отрезают хирургическим ножом и выбрасывают его блудным собакам.
Понятно, я это утверждаю не по своему, а по чужому опыту, общаясь с теми, кто был за далекими морями или океанами. Мне, наверное, не везло в общении: вернувшиеся оттуда курортники становились законченными русофобами…
Конечно, есть и те люди, которые, путешествуя за границей, с еще большей любовью относятся к «родному пепелищу» и возвращаются домой с горячим желанием целовать нашу землю, где нет пышной, броской красоты и фальшивой привлекательности. Их чувства лучше всего отражены в простых и пронзительных строчках поэта Николая Рыленкова:
Все в тающей дымке:
Холмы, перелески.
Здесь краски не ярки
И звуки не резки.
Здесь медленны реки,
Туманны озера,
И все ускользает
От беглого взора.
Здесь мало увидеть,
Здесь нужно всмотреться,
Чтоб ясной любовью
Наполнилось сердце.
Здесь мало услышать,
Здесь вслушаться нужно,
Чтоб в душу созвучья
Нахлынули дружно.
Чтоб вдруг отразили
Прозрачные воды
Всю прелесть застенчивой
Русской природы.
*Картина художницы Ольги Мороз