Часть 1
Нас было четверо. Четверо мальчишек, которым предстояло испытание. На первый взгляд, совсем простое: когда в нашем мире ребенку исполнялось шесть лет, особая комиссия наблюдала, куда его определить, в каком направлении развивать. Едва начинало светать, ничего не подозревающего отрока выводили на поверхность, приставляли лесенку к пеньку, и, когда испытуемый забирался по ней на самый верх, давали в руки длинную палочку. И все.
Сначала посадили на пенек Мукера. Мукер повертел головой, взял палочку и стал водить ею по земле, вырисовывая одному ему ведомые закорючки. Он так увлекся, что никого вокруг не замечал. Палочку с трудом удалось отобрать. Козер схватил палочку, прислонил ее к пню и съехал на землю, а потом оседлал и поскакал, куда глаз глядит. Еле-еле его догнали. Жармис начал палочку измерять. Он расставил большой и указательный пальчики и смотрел, сколько раз поместится это расстояние на выданном ему предмете. А я взял и сломал палочку. Мне очень хотелось проверить ее на прочность. Сломалась она довольно легко. Я радостно рассматривал две половинки, когда меня схватили за руку, спустили с лестницы и куда-то потащили. «Этого изолировать!» - услышал я.
Кстати, меня зовут Гарик. В нашей Лабиринтии живет особый народец. Где мы находимся? Да в лесу. Только обитаем не на поверхности, а под землей. А правит нами Фрукер Десятый. Виват королю! Ха-ха! Виват королю? Чем он заслужил звание короля? Только тем, что родился с тремя пальцами? У нас так: все, кто имеет по три пальца на руках, считаются элитой. Они не знают, что такое работа, имеют множество слуг, которые убирают им норы, чистят одежду, готовят еду. У них на потолке огромное количество светлячков! Они запрягают в свои дорогие коляски по тройке самых отборных мышей! Хорошо, что трехпалых меньшинство, ибо все блага принадлежат им по праву рождения. А если бы их было много? Да они передрались бы за свои исключительные права, а мы бы горбатились на них еще больше.
Для девочек испытание не проводится. Некоторых берут себе на обучение местные лекарки, других определяют в поварихи или прачки, третьи, если они обладают какими-нибудь талантами, определяются в пансион, где из них готовят певиц, танцовщиц, музыкантш. Но женщинам от искусства еще хуже: ими вовсю пользуются трехпалые, хотя не брезгуют ни прачками, ни поварихами. И если танцовщицы обходятся трехпалым в десятки тилей, то обслуга получит два-три тиля – и на том спасибо… Только лекарок побаиваются: вдруг такая наведет порчу или отравит приготовленным ядом? Да, у нас еще есть первоклассные ткачихи и швеи, к ним относятся с особым почтением: их редкое умение передается по наследству. Они обеспечивают одеждой все население Лабиринтии.
До пяти лет мы, я, Мукер, Козер и Жармис, дружили. Помогали друг другу, чем могли, делили поровну вкусных муравьев, а еще лучше - небольшого жирного червячка, играли в прятки и догонялки. Родителей своих мы не знали, у нас это не принято, так что с рождения мы находились под присмотром нянь. А теперь, когда мы выросли до десяти сантиметров (это бывает как раз в шесть лет), нас ожидала долгая разлука. И сколько она продлится – непонятно. Нас отправят… Куда отправят? Мы думали- гадали, но ничего такого не приходило в наши детские головы. Для себя постановили: когда мы станем взрослыми и вырастем до двадцати сантиметров (а выше ростом лабиринтян не бывает), обязательно должны встретиться, чтобы каждый рассказал о себе и, возможно, получил помощь, если она кому-нибудь из нас потребуется. А поскольку у нас нет ни отцов, ни матерей, единственное, что объединяло нас, – это злополучный пенек, вершитель судеб, он и станет для четверки отправной точкой, символом братства. Когда произойдет наша встреча? Мы почувствуем это. Обязательно почувствуем! На то мы и друзья.
Вчера мы узнали о решении, вынесенном особой комиссией. Мукер попадет в школу мудрецов и философов, Козера будут развивать на военном поприще, а Жармис станет инженером подземных коммуникаций. А я ? А я стану «ржавым», и знаний больше, чем в начальной школе, мне не получить, да и те даются только тем, кто хорошо себя ведет. И все потому, что я сломал палочку. Так я попал к другим мальчикам, которые тоже сломали палочку. Жили мы в одной общей норе, спали на нарах, кроме большого стола и двух деревянных лавок, в помещении, освещенном несколькими светлячками, ничего не было.
Начальником над нами был пузатый надзиратель Пуффер. Его помощники, Гравер и Солюра, держали нас в строгости и заодно обучали грамоте и арифметике. Худющий Гравер часто наказывал мальчишек «для профилактики»: лупил розгами от души. Солюра же был менее жесток, иногда, будучи в хорошем настроении, он даже читал нам вслух «Новости Лабиринтии», чтобы мы позавидовали тем, кто на воле. «Ржавыми» мы считались не потому, что имели иной цвет кожи, нет, мы ничем внешне не отличались от других: те же толстые губы, тот же плоский нос , тот же одинокий глаз, видящий в темноте . Уши у всех находились внутри. Волос же у жителей Лабиринтии отродясь не бывало. Так что надзиратели не могли нас ни за уши оттаскать, ни за волосы. Из пятидесяти тысяч лабиринтян «ржавые» составляли примерно треть. На нас лежала вся тяжелая и грязная работа. Когда мы подросли, то узнали, что и жениться нам не разрешалось. «Даже думать не моги!» - предупреждал каждого Солюра.
Живем мы под землей с незапамятных времен, срок жизни у нас примерно один: до сорока лет, и то при условии, если не придавит нас каким-нибудь сорвавшимся комом или кто-то не погибнет в войне с кротами. Кроты – наши злейшие враги, правда, и мы тоже являемся их врагами. Возьмем, например, норы. Откуда они у нас? Да кроты вырыли, а мы кротов прогнали и норы обустроили на свой лад. Еще в нашей стране очень ценится мех крота. Только самые влиятельные трехпалые и их жены могут похвастаться щегольской шубой из кротового меха, а остальные довольствуются мышиными шкурками. Нас, ржавых, частенько посылают в поля, туда, где растет лен. Сначала наружу высылается военная разведка. Их цель – найти нужные растения, ну а уж потом, под прикрытием ночи, действуем мы. Набираем пуки льна и, сгибаясь под их тяжестью, тащим ткачихам. Правду сказать, дорогая одежда нам не по карману, опять же все достается богачам. Единственное, что мы можем себе позволить,- это штаны. Но многие предпочитают портки из тех же мышиных шкурок: и дешевле, и теплее.
Итак, мы прогнали кротов с их бывшей территории в луга и поля. Наши пограничники строго бдят, чтобы ни один крот не забрался в Лабиринтию. Однажды кроты попытались на нас напасть, но мы одержали победу: да и куда им, слепым и безмозглым, сражаться с нашим славным народцем. Выучка у наших военных вполне на уровне. Вот теперь и Козер где-то служит. Он бесшабашный, сорви-голова, такие в армии ценятся. Думаю, Козер дорастет до командирского звания и станет хорошим отцом своим солдатам. Для военных у нас существуют отдельные кладбища. Обычно их устраивают под корнями деревьев. Эти корни занимают немалую площадь под землей. Они переплетаются в причудливые узоры, мы относимся бережно к корням, этим стражам захоронений, никто из гражданских к ним понапрасну не приближается.
Лабиринтяне редко выходят на поверхность: не дай Бог встретиться с каким-нибудь огромным животным, крупной птицей, а то и вовсе с человеком. Тогда прости-прощай наша тайна, наша Родина! Человек – это такое существо, которое любит до всего докапываться, вовсюду совать свой нос. Чего доброго страну нашу лопатами снесет, а жителей будет показывать за деньги. Ржавые же ничего не боятся и даже видят в вылазках на природу некоторые преимущества: общение с внешним миром развивает куда сильнее книг. Мы собираем грибы и ягоды, ловим муравьев и червей. Все это для жителей страны, поэтому мы не в обиде. Находясь среди трав и цветов, мы вдыхаем нежные ароматы, любуемся яркой зеленью, заслушиваемся певчих птах.
Однажды я нашел большущий кусок чего-то рыхлого, нюхал-нюхал – пахнет неплохо. Откусил – вкусно! В общем, жив остался да еще всех товарищей накормил, пока стража отвлеклась. Набили мы крошек полные карманы и мешочки. Я немножко Мукеру передал через одного человечка, так друг, будущий мудрец, сказал, что это хлеб и пекут его из зерна. Как только лабиринтянам стала известна тайна хлеба, начали нас, ржавых, посылать воровать зерно. Хлеб пекли ночами, чтобы дымка было не видно, в основном для трехпалых и состоятельных горожан, а мы хоть сырого зернеца наелись до отвала да еще ямку в норе выкопали и туда потихоньку сносили по зернышку. Зимой будет чем паек разнообразить. В холода мы больше под землей находимся, снега столько навалит, что весной наши подземные источники разливаются и приходится жить «в подвешенном состоянии», то есть перебираться в нужные места по подвесным мостикам. Зато зимой воды у нас вдоволь, растопим снежок - хоть стирай, хоть мойся, коли охота.
Так и жил я до поры до времени, подметая дорожки, убирая отхожие места, таская всевозможные тяжести. И все это под надзором надсмотрщиков. Воспоминания о друзьях детства да надежда на будущую встречу у пенька – вот что придавало мне силы. Как я ни любил Лабиринтию, каким бы я ни был оптимистом, но все же с горечью осознал: Родина стала для меня тюрьмой. А все потому, что я сломал палочку.
* * *
Я сломал палочку. Я относился к этому, как к судьбе. Ведь никто не заставлял меня ее ломать. Мог бы и скакать на ней, как Козер, или измерять, как Жармис, а то и рисовать ею, как Мукер. Сейчас бы сражался с кротами, чертил бы сети подземных коммуникаций или постигал всякие премудрости. А меня посчитали бунтарем , разрушителем и записали в ржавые, чтобы я чего-нибудь не натворил, не сломал отлаженную систему своей непредсказуемостью. Меня определили на самую грязную работу. На мои умственные способности всем было наплевать. Что ж, таков мой удел, я безропотно принял его и выполнял все, что поручат мои начальники. Я стоически сносил невзгоды, мало ел, мало спал, общался только с себе подобными.
Но я был любопытен. Несмотря на изоляцию и строгий контроль, все же умудрялся узнавать что-то новое. Работая в лесу на сборе мха, который многим служил подстилкой, я нашел странный предмет. Был он из искусственного материала белого цвета. Я поставил его перед собой и осторожно нажал на рычаг. Пламя, выбившееся из клапана, ударило мне в лицо, и я чуть не лишился глаза. Я понял две вещи: этот предмет потерял кто-то из людей и этот предмет мне может пригодиться в будущем.
С огнем у нас в Лабиринтии не так уж хорошо обстоят дела. Хранителями огня являются мудрецы, они берегут его, как глаз во лбу, и выдают только по специальному разрешению. Например, в пекарни для выпечки хлеба да еще в дорогие харчевни, где собираются солидные лабиринтяне отведать горячей похлебки или мышиного рагу. Даже трехпалые не могут себе позволить помыться в горячей воде, да и опасно под землей пользоваться огнем. Пламя может быстро распространиться по всем ходам и норам.
Я присыпал странный агрегат листвой, а в конце рабочего дня вернулся за ним, привязал его к спине, сверху напялил куртку. Куртка немного топорщилась, да и идти пришлось так, как будто кол проглотил, но ничего. Поскольку к нам уже привыкли, охранники были не столь бдительны. Я незаметно пронес находку и тайком спрятал в кладовке с инструментом, предварительно завернув ее в мышиную шкурку. Как чувствовал, что эта вещица однажды поможет мне.
Наверное, обладание такой штуковиной как-то повлияло на меня самого. Я стал увереннее в себе, как будто я и не ржавый вовсе, а сам Фрукер Десятый. У меня не было ни тиля, но я чувствовал себя богачом. Перемену в поведении заметили и мои товарищи по судьбе, но удивительно не это. Меня стали замечать женщины. Да что там женщины! Даже девушки из обслуги заинтересованно поглядывали в мою сторону. Правду сказать, я неплохо выглядел, физическая работа сделала меня мускулистым и сильным. Мой глаз одаривал всех взглядом с поволокой. Некоторые дамочки не могли устоять и, когда я мел улицы, заманивали меня в какую-нибудь хозяйственную пристройку или кладовочку, где мы сладострастно предавались утехам.
Не знаю, случались ли у них потом дети от меня, по крайней мере, повитухи не сидели без дела. Детишек мамки вскармливали до года, а потом малышей забирали в общие ясли. Проходило какое-то время после разлуки, и о малышах забывали. Но если даже случись такое, что мамок допустили бы в ясли, вряд ли хоть одна узнала бы свое чадо. Даже имена давали детям няньки. Вот меня, например, назвали каким-то человеческим именем. Говорили, одна из нянек выбежала наверх по какой-то нужде и услышала крик в лесу: «Гарик, ты где? Ау!» Вернулась и решила «приколоться». Так я получил редкое имечко – Гарик. А еще один бедолага стал Аукером.
Многие ржавые делились своими приключениями, лежа на нарах после трудового дня. Обсуждали прелести девиц и бабенок, их охи и вздохи. Но никто из товарищей даже и не мечтал о том, чтобы у него появилась семья. Я поначалу тоже. А потом… Потом я влюбился по-настоящему. Произошло это так. Однажды в лесу я увидел стайку девушек. Они под предводительством знахарок собирали лекарственные травы. Одна лекарка, увлекшись сбором цветков зверобоя, подошла ко мне поближе. И тут я пропал. Я глядел на ее стройный стан, обтянутый льняным сарафаном, на ее руки с дешевыми браслетиками, на полные ножки в аккуратных ботиках, и в моем горле застрял ком. Когда же она оторвалась от собирания цветков, то уставилась на меня своим синим глазом.
- Подсматриваешь за мной, ржавый?
- А тебе какое дело? – прохрипел я.
- А никакого. Давай, работай! – со смехом сказала она.
- У меня перекур.
- Вот тебе надсмотрщик даст перекур! – продолжала она язвить.
-Как тебя зовут, красавица? – задал я вопрос, с трудом сдерживая волнение.
- Меня зовут Флорой. А тебя?
- А я Гарик.
- Странное у тебя имечко.
- Да уж какое дали… Слушай, Флора, - осмелел я, - а не уединиться ли нам где-нибудь в кустиках?
- А по физиономии не хочешь? – возмутилась девушка. – Ишь ты, прыткий какой!
- Ладно, извини. Я знаю, вам приказано с ржавыми не связываться.
- С кем мне связываться – мое личное дело, - заявила Флора. – Да вот негоже при первом знакомстве под юбку заглядывать.
- Честная, значит. Это хорошо. Это правильно. Я и забыл, что вы, лекарки, особенные.
Я продолжил работу, а Флора ушла. Ну ушла и ушла, что тут такого? Только с тех пор я о ней думал день и ночь. Думал и мечтал. Загадывал. Хотя понимал, что мне никогда не светит связать свою жизнь с такой миловидной и умной девушкой. Ни с такой, ни с любой другой. Свою злость я сорвал на надзирателе Гравере. Утром, когда ржавые собирались на работу, я замешкался, подвязывая бечевкой свой старый сапог. Гравер подошел сзади и дал мне такого пинка, что я пролетел некоторое расстояние и ударился головой о лавку. Из носа потекла кровь.
- Поторапливайся, скотина! – рявкнул надзиратель.
Я не спеша поднялся и врезал Граверу кулаком в морду. Синяк точно будет! Однако Солюра поспешил на помощь напарнику и тоже врезал мне в глаз. Безропотные ржавые с тоской наблюдали за нашими пассами, и никто даже не думал вступиться за меня. Все молча взяли инструменты и направились к выходу. На поверхности мне было плохо. Надо было срезать мох, но я не мог сразу приняться за работу. Кровь продолжала хлестать из носа. Я отошел в сторону. Солюра покосился, но ничего не сказал. Вдруг, откуда ни возьмись, ко мне подбежала Флора и подала листок подорожника. Она что-то пошептала у самого носа ( мне было ужасно приятно видеть так близко ее лицо), и кровь остановилась. Видок у меня был еще тот.
-Кто это тебя так разукрасил? – спросила она, намекая на синяк под глазом.
- Подрался с надзирателем, - ответил я.
- А было за что?
- Конечно, было. У него такой же фингал красуется.
- Ну ничего, до свадьбы заживет, - утешила она, а потом, вспомнив, что ржавые не вступают в брак, тихо сказала: «Прости.».
Я подошел к ямке, в которой скопилась вода от дождя, прошедшего ночью, и стал умываться. Флора достала носовой платочек с вышитым в уголке цветком и подала мне. Я вытерся, но платок не отдал, взял себе на память. Пора было возвращаться к работе, пока меня не спохватились. Только девушка отошла на несколько шагов и скрылась за деревом, как послышался ее крик. Я схватил кирку и помчался на помощь. Большая птица уже спикировала на Флору и клювом зацепила ее сарафан. Еще секунда - и громадина взмыла бы в небо. Я не мог этого допустить. Киркой я хватил хищницу по крылу, она издала резкий, противный звук и кое-как взлетела. Флора сидела на земле и плакала.
- Не плачь, Флора, я убью за тебя любого.
Она посмотрела на меня наполненным обожанием взглядом, уткнулась в мою грудь, и ее плечи еще долго подрагивали от беззвучного плача.
* * *
Я сломал палочку. Жалею ли я об этом? Сначала жалел, а теперь нет. Почему? Да потому что не выходи мы на поверхность на разные тяжелые работы, я вряд ли встретил бы Флору, свою любовь. А любовь промеж нами началась с той истории с птицей. Мы даже урывками встречались пару раз. Да что там встречались… Мы целовались! Я и не знал, что о поцелуе любимой девушки можно столько помнить. Лежа на нарах, я перебирал в голове редкие моменты наших встреч, я мечтал о новом свидании. Теперь, когда похотливые бабенки зазывали меня, я не обращал на них никакого внимания. Только Флора была на уме. Только Флора. Я выстирал ее платочек и , когда становилось совсем тошно, вытаскивал его и разглядывал. Платочек напоминал, что все произошедшее с нами не сон, не наваждение.
- Флора, выходи за меня замуж, - сказал я на одной из наших тайных встреч.
- Да как же я могу? Ржавым брак запрещен. За нами, лекарками, тоже строго присматривают, удивляюсь еще, как мне удается оторваться от своих. Скоро в лесу собирать будет нечего, что же нам тогда делать?
- Любимая, если я тебе тоже небезразличен, я готов идти с тобой на край света,- уверял я.
- А кто же совершит над нами обряд?
- А зачем нам обряд, подкрепленный печатью этого самодовольного Фрукера? Разве нас не могут повенчать земля, небо, солнце и луна?
- Как красиво ты говоришь. Совсем как наши мудрецы.
Я достал из-за пазухи ожерелье из блестящих крылышек бронзовки. Оно переливалось разными оттенками зеленого. Флора не могла оторвать взгляда от подарка.
- Отныне и вовеки веков, Флора, я твой муж, а ты моя жена, - торжественно объявил я и надел ожерелье на шею любимой. – Согласна ли ты быть со мной в горе и радости?
-Я согласна, Гарик, - зарделась девушка.- Только как нам теперь быть?
- А давай сбежим!
- Куда? – ахнула она.
-Куда наш глаз глядит.
- Впереди холод, стужа. Как же мы одни-то зимовать будем?
Я задумался. Решение пришло сразу.
- Постой, я сейчас влезу на дерево, может быть, оно укажет нам путь.
Взбирался я на березу долго. Совсем измучился. Когда добрался почти до середины, увидел вдалеке людское жилье. Из труб валил дым, значит, люди развели огонь. Назад я спустился мигом, правда, ободрал колени и ладони. Флора опять пошептала над моими ладонями, и ранки затянулись. Из кармашка она вытащила какую-то склянку с мазью, смазала мне колени, и боль утихла.
- Послушай, Флора. Я знаю, как удрать из Лабиринтии. Через три дня состоится крюкей на земле. На матч соберутся все, так как такое зрелище у нас, ты знаешь, не пропускают. Охрана потеряет бдительность, и я сбегу. Жди меня у забора, окружающего нашу резервацию, ближе к южным воротам. Если же я не выйду, возвращайся к своим. Только обо всем молчок! Это наша тайна. Хорошо?
- Хорошо, я буду тебя ждать, - согласно кивнула Флора.
На матч собралась почти вся Лабиринтия. Лабиринтяне любили крюкей на земле. Стадион был забит до отказа. В особой ложе сидел Фрукер Десятый с семьей. Трехпалые заняли все лучшие места. Но и остальной народец был доволен. Играли две команды: трехпалые против военных. Клюшки-крючки вытачивали в специальной мастерской, я туда снес немало консервных банок. Шайбой служил круглый орешек. Ворота представляли собой два гибких ивовых прутика, согнутых дугой и прикопанных в землю. Со стадиона слышались ругань, крики. Свист долетал даже до территории ржавых. Гравер с Солюрой не удержались, они оставили свой пост и пристроились к дыркам в заборе стадиона.
Я выглянул в коридор: два молодых охранника сидели на лавке и похрапывали. Ржавые уже улеглись по команде «Отбой!» Недолго думая, я залез в кладовку, вытащил зажигательный прибор, привязал к поясу под правой рукой набросал в карманы зерен, которые мы припрятали в укромном месте, и вышел вроде как в уборную. Осторожно перебрался через забор и был таков. Я не знал, что за мной наблюдало несколько глаз ржавых, но никто не остановил меня. Если бы у них было больше смелости, возможно, они тоже бы смогли убежать, но с детства воспитанные в повиновении, ржавые не посмели. Все, кроме меня. Они знали, если беглеца, нарушившего закон Лабиринтии, поймают, тут же зароют живым в землю.
На следующий день в «Новостях Лабиринтии» сообщалось: «Трехпалые победили со счетом 3:1». Как будто могло быть иначе. Все простолюдины знали, что военные поддадутся, ибо никто не мог поколебать незыблемый авторитет элитной касты. А еще ниже следовало: «Сбежал ржавый по имени Гарик. Особые приметы: наглый, вспыльчивый, может иметь при себе оружие. Тот, кто узнает о его местонахождении и доложит властям, получит пятьдесят тилей.» Но я уже не знал об этой заметке. Не знал, что Граверу и Солюре досталось от короля по первое число, но понижать их в должности было невозможно, ибо они и так были разжалованы, турнули их из армии за разгильдяйство. Теперь трудились оные охранниками ржавых, а это хуже некуда.
Мы же с Флорой имели одну цель: пересечь границу Лабиринтии. Девушки хватились позже, но нам с ней было уже все равно. У Флоры тряслись колени. Я взял ее за руку, и она успокоилась. Ночь помогала нам. В многочисленных переходах было тихо, я приблизительно знал, в какую сторону нужно идти. Флора захватила с собой бутыль с нектаром, мы отпивали по глотку, и это придавало нам сил. Не обошлось и без столкновения. На одном из поворотов мы наткнулись на стражников, отвечающих за порядок в нашей маленькой стране. Они неспешно обходили территорию, а тут мы им навстречу. «Стой! Кто идет?» - закричал один из них, выпучив глаз. Дожидаться разборок я не стал, а отцепил от пояса зажигательный агрегат, нажал на рычаг. Пламя, ставшее от сквозняка еще больше, напугало всех. Стражи порядка разбежались: они тоже хотели жить и поэтому договорились молчать, иначе с них шкуру спустят.
По времени на поверхности уже должно светать. Мы присели на землю, перекусили парой-тройкой зерен и приготовились к последнему рывку. Граница уже близко. Что нас ждет за кордоном, мы не знали, но точно были уверены: хуже не будет. И вот, наконец, шлагбаум. До него оставалось метра три, не больше, когда перед нами вырос пограничник. «Ну все, конец!» - подумал я. И тут в бравом военном я узнал Козера. Мы посмотрели друг другу в глаз. Мне даже показалось, что Козер нам с Флорой завидует. «Удачи, друг!» - шепнул он. Недалеко послышались крики: «Господин офицер! Новая ориентировка пришла!» - «Стойте там, я уже иду!» - строго сказал Козер и пошел навстречу своим подчиненным. А мы прошмыгнули под шлагбаумом. Прощай, прежняя жизнь! Прощай, Родина!
Дальше начиналась территория кротов. И поле, и луг принадлежали им. Кроты были заняты своими делами, на нас они не обращали никакого внимания. Им и в голову не приходило, что какой-нибудь лабиринтянин вот так запросто забредет к ним «в гости». Лишь один раз пришлось применить зажигательный аппарат. Какой-то толстый крот перегородил нам путь, ну я и поджарил немножко его шубу. Если мы видели, что на нас ползет слепыш, мы через кротами же вырытые ямки выбирались на поверхность и бежали по траве. Здесь нам нечего было бояться, разве что огромной птицы. Солнышко уже грело по-осеннему, нити паутинок запутывались в траве. Мы присели под лопушком, выпили еще немного нектара. Не знаю, что на нас нашло, но мы потянулись друг к другу, наши тела сплелись, и произошло то, что обычно случается с мужчиной и женщиной. Это было великолепно, может быть, еще и потому, что наша близость произошла под чистым небом. На свободе.
Мы лениво разлеглись на подстеленной мышиной шкурке и немного поспали. Потом спустились под землю и продолжили путь. Подземелье странным образом разветвлялось. Перед нами было три прохода. Куда идти?
-Ну-ка, Флорушка, что тебе сердце подсказывает?» - подначил я.
Флора закрыла глаз, что-то пошептала. Потом серьезно сказала:
- Нужно идти прямо. Я так чувствую.
И мы пошли…
Часть 2
- Чертовы кроты! Вырыли траншею! Когда же она куда-нибудь приведет? – злобствовал я, спотыкаясь о комья земли.
Идти становилось все труднее, силы покидали меня, да и Флора сникла, разговаривать не хотелось. Я не признавался ей, но меня мучил страх перед неизвестностью, ведь я отвечал не только за себя, но и за доверившуюся мне женщину. Любимую женщину. Шаг, еще. И еще.
Неожиданно нас поглотило пространство. Такой огромной неуютной норы я отродясь не встречал. Высоко над нами был какой-то люк, прикрытый щелястыми досками. Сквозь них можно было различить тусклый дневной свет. Мы огляделись. Кругом находились невысокие деревянные ограждения. Я отважился и заглянул в один из отсеков, подтянувшись на руках. Там оказались серые грязные кругляши.
- Флора, ты не знаешь, как это называется? – крикнул я ей, сбросив один кругляш.
Флора подошла к нему, наклонилась, понюхала и радостно закричала:
- Гарик, да это же картофель! Много его там?
- Да полно! А что?
- А то, что мы спасены! Нам не нужно будет заботиться о еде! Тут же море еды! Ну-ка, протяни мне руку, я тоже хочу посмотреть!
Я помог Флоре забраться наверх. Она пробежала по куче картофеля, перелезла за другое ограждение.
- Боже! Да здесь морковь!
Она побежала дальше. И я слышал ее счастливый крик:
- Репа! Редька! Капуста! Мы живем, Гарик! Нам не съесть этого до конца жизни!
Она принялась исполнять какой-то танец, прыгая по картошке. Я тоже присоединился к ее радости. Признаться, я был ошеломлен. Как известно, бесплатный сыр бывает в мышеловке. Не потерять бы бдительности. Наверху были какие-то полки. Огромная лестница вела к люку, Спускаться по ней должен был явно какой-нибудь великан. Я забрался настолько, чтобы разглядеть, что стоит на полках. Там в стеклянных сосудах под железными крышками тоже находились какие-то красные и зеленые овощи. То, что сосуды из стекла, я догадался. Однажды в лесу я порезал ногу об осколок, это было очень больно.
- Припасы – это хорошо. Скорее всего, они принадлежат людям. Надо быть осторожными , - предупредил я Флору. Но я не предполагал, что кроме нас в овощехранилище наведываются и огромные крысы. Вот это, действительно, было опасно! Одна такая смело подошла к Флоре, обнюхала ее и оскалила острые зубы. Я был тут как тут. Схватил зажигательный аппарат, и огонь пыхнул нахалке в морду. «Не смей обижать нас, тварь! Иначе тебе не поздоровится!» - заорал я. Крыса подсекла меня хвостом, как хлыстом, я упал на спину. Но тут за меня вступилась Флора. «Именем знахарского ордена! Клянусь, если будешь за нами охотиться, я изведу весь ваш крысиный род! Поняла?» Крыса издала зловещий звук и стала удаляться. Она явно была недовольна. «И передай своим, чтобы они не трогали нас во веки веков! Грызите овощи, тут на всех хватит!» - крикнула ей вслед Флора. Воинственное животное юркнуло в свою нору.
Дальше произошло то, чего мы никак не ожидали: она вернулась со всем своим большим семейством. У меня затряслись поджилки, но вида я не подал, только щелкнул прибором и держал пламя наготове. Нас голыми руками не взять! Однако крысы выстроились полукругом и внимательно смотрели на нас. Через минуту-другую я почувствовал, как они с нами «заговорили».
- Люсинда, - представилась крыса. – Прошу тебя: убери зажигалку.
- Значит, этот прибор называется зажигалкой? – уточнил я. - Здорово!
- Жердар, - пошевелил бусинками глаз отец семейства. – А это наше потомство, указал крыс хвостом в сторону крысят поменьше. - Откуда вы взялись, одноглазые?
- Мы из Лабиринтии, это далеко от вас, - так же мысленно передал я. – Давайте сосуществовать мирно.
- Уберите огонь, - все так же телепатически настаивала Люсинда. – Мы вас не тронем, соседи. Только и вы нас не трогайте.
-Хорошо, договорились, - важно сказал я. – Считайте, что мирный договор подписан.
Когда крысы удалились, мы задумались о том, как нам обустроить жилье. В погребе будет холодно, это факт. Нужно окопаться в одном из кротовых ходов. Расширить нору, чтобы была просторнее. Поставить заслоны с двух сторон: с одной стороны перегородка будет защитой от кротов, с другой стороны должна быть дверца в погреб, только нужно ее расположить так, чтобы человеку не было видно. За крысиный лаз сойдет. Да и с крысами, что ни говори, тоже нужно быть начеку.
Еще бы не упустить два момента: где набирать воду и чем отковыривать пласты земли. С питьем помогла Флора. Она научилась отжимать картофельный и морковный соки. С прессом помог я: в погребе находилась половинка какого-то прямоугольного камня, а платок пожертвовала жена. В углу погреба было много полезных вещей, среди них небольшая банка, которую мы вымыли соком картофеля и им же потом ее наполнили. Из небольших тонких досок я смастерил ложе, а Флора нашла старую куртку, которой укрывали репу, и выпорола из нее подкладку с ватином. Получилась мягкая постель.
С инструментом помог крыс Жердар. Видя, как я надрываюсь, откапывая землю толстой щепкой, он куда-то нырнул и принес мне острую железную палочку на деревянной ручке. «Это шило, - уловил я его посыл. – Копай, сосед!» С шилом дело пошло быстрее, и вскоре наши хоромы были готовы. Я ловко смастерил две калитки, и теперь мы с Флорой чувствовали себя в безопасности. Флоре удалось оторвать рукав от той же старой куртки, и она пошила себе и мне штаны и жилетки, благо, нитки у нее оказались припасены. Мне было смешно смотреть на жену в мужской одежде. В Лабиринтии женщины не носили штанов. Я же решил, что главное – это удобство, а все запреты – долой.
Соки соками, а нормальная вода тоже нужна. Надо искать, где кроты вырыли дыру, ведущую наверх. Пора на разведку. Хорошо, что такая дыра обнаружилась не так далеко. Мы вылезли на поверхность и огляделись. Оказалось, что наш погреб располагался позади большого дома, в котором жили люди. Впрочем, место было тихое. Недалеко стоял сарай, набитый разрубленными деревьями. Дверь в него была открыта, и мы проявили любопытство. О счастье! На скамейке лежал складной ножик. Да простят меня хозяева: я стащил его, потому что нам под землей он нужнее. А чуть поодаль мы увидели еще один сарай: там было полно сухой травы. Флора объяснила, что этой травой люди кормят огромных животных. Сухая трава приятно пахла, и мы решили с наступлением темноты немножко позаимствовать такой мягкой травы себе.
Только мы отошли от сарая, как нарвались на большого пушистого зверя. Я подумал, что это и есть одно из животных, которых кормят душистой травой.
- Стой, не двигайся! – приказала Флора. – Иначе зверь примет нас за мышей!
Я стоял как вкопанный. Флора уставилась глазом на зверя и протянула к нему руку. Зверь замурлыкал и подошел к Флоре вплотную. Жена погладила его по шерсти, и он заурчал.
- Варр-варра, - донеслось до меня.
- Барбара? - мысленно переспросил я.
- Хм… А что… мне нравится. Зовите меня Барбарой, - уточнил зверь.
- Это кошка, - пояснила Флора. – Мистическое существо. Нам рассказывали о ней в школе знахарок. Она ловит мышей.
- А как зовут вас? – задала вопрос кошка.
- Мы Гарик и Флора, муж и жена, поселились в вашем погребке.
-Что вы ищете, маленькие люди? – поинтересовалась Барбара.
- Нам нужна вода, - сказала Флора.
- Мурр... Хозяева берут воду из колодца, но он очень глубок.
-Что же нам делать? – телепатировал я.
- Могу кое-что предложить. Недалеко есть ванна с дождевой водой, врытая в землю. Туда собирают воду на всякий случай. Думаю, вы непривередливы.
- Ты угадала, Барбара.
- Тогда пойдемте, - позвала она нас. – Только не отходите от меня ни на шаг. Вас могут увидеть куры и поднять крик. А еще во дворе есть старый пес, но он незлой и к тому же сидит на цепи.
Мы пошли, держась за бок Барбары. От кошки шло тепло. Кралась она очень осторожно, мы тоже. Издалека увидели странных белых птиц, бестолковых и шумных. Они были выше нас, пришлось и тут осторожничать. Барбара выпустила когти и грозно зашипела. Куры бросились врассыпную.
- Ну вот и вода. Только во что вы ее будете наливать? – засмеялась кошка. – Эх вы, растяпы.
Я огляделся и увидел кучу песка. На нем были разбросаны маленькие предметы. Это игрушки, догадался я. Мне понравилось небольшое синее ведерко. Я схватил его, ополоснул и налил половину. Больше мне было не дотащить. Флора зачем-то экспроприировала резинового утенка-пищалку. Барбара предложила сопроводить нас в обратный путь. По дороге домой я заглянул в сарай. «Зачем вам сено? - удивилась кошка. – Вы его едите?» - «В хозяйстве пригодится», - ответил я, связывая небольшой валок шнурком. Барбара взяла в зубы сено и довела нас до норы. Она нюхом чуяла, куда нам нужно. Ведро не проходило, пришлось ножиком расширить лаз. Туда же спустили утенка и сено.
-Спасибо тебе, Барбара! – сказал я.- Чем тебя отблагодарить?
- Не беспокойтесь, у меня есть все самое необходимое.
Флора на прощание погладила кошку.
- Ты моя хорошая, - ласково сказала жена.
- Приходите еще, буду рада помочь, - прочитала мысль кошки Флора. И мы спустились в свое новое жилище.
* * *
Я не сразу понял, зачем Флора потащила с собой игрушку. Похожую я нашел когда-то в лесу и принес показать товарищам. Один из них сказал, что это утка, он видел однажды такую, у нее было сломано крыло. Я забросил находку, она была слишком громоздкая, чтобы ее можно было бы принести в резервацию. Да и к чему?
- Флора, зачем ты принесла этого утенка? – задал я вопрос жене.
- А ты срежь ножом его брюшко, вкопай головой вниз и в клювике проделай маленькую дырочку. Когда будет идти дождь, вода наберется в игрушку и через клювик будет капать в бочонок, который ты обязательно сделаешь. Вот у нас и появится своя вода. А зимой можно пользоваться снегом, набирать его, он растопится и будет, что пить, да и помыться-постирать тоже не помешает, - ответила Флора.
- Какая же ты у меня умница! Я бы не додумался до такого изобретения, - похвалил я жену. – А бочонок я обязательно сделаю, и не один.
- Нам лишний раз рисковать не стоит, показываясь на поверхности, вдруг нарвемся на людей…
Так мы с Флорой зажили в любви и согласии. Продуктов было много (да простят нас люди за воровство!), вода потихоньку набиралась. Иногда на общей территории мы встречались с крысами. Люсинда похвасталась, что скоро принесет приплод. Мне тоже было чем удивить ее: Флора забеременела. Через семь месяцев у нас появился очаровательный малыш. Мы, в знак новой жизни, назвали его Новером. Мальчишка был юркий, смышленый, быстро развивался. За Новером последовали две девочки, Мара и Дара. Мы были счастливы. Наши дети не знали, что такое лишения. Конечно, нам немного не хватало общения с себе подобными. Если не считать крысиное семейство да еще Барбару, изредка навещавшую нас, когда мы выходили из норы по хозяйственным делам, больше и поговорить было не с кем, даже телепатически.
От ностальгии меня спасали неприятные воспоминания. Что я видел в Лабиринтии? Да ничего хорошего. Я уже позабыл, что меня обзывали ржавым, нежное обращение жены –Гарик – мне было больше по душе. А теперь еще дети называли меня папой. Они знали своих отца и мать, и никто не мог отобрать наших крошек. Это было ни с чем не сравнимое состояние довольства и покоя. Я устроил потомству в норе небольшие качели, вырезал из дощечек игрушки. Дети усаживались в уголке на сено и играли ими. Я приносил им с земли красивые пуговицы, катушки без ниток, спичечные коробки, куда они прятали свои ребячьи «богатства».
Люди не мешали нам, а мы почти не мешали им. Завидев, как открывается люк и по лестнице спускается хозяин или его жена, мы быстро скрывались в своем жилище и тихо сидели там, не высовывая носа. Но однажды случилось непоправимое. По лестнице спустилась хозяйка, грузная тетка, что-то куда-то вкрутила, и погреб озарился ярким светом. Женщина огляделась.
- Похоже, крысы совсем обнаглели, вон сколько овощей попортили. А куртка? Рукава нету. Неужели они и ватин жрут? Пора, видно, травить этих тварей, совсем житья от них нет.
Тетка вытащила банку с соленьями, набрала ведро картошки, отключила свет и вылезла на поверхность. Слышно было, как она навешивает большой замок и поворачивает ключ. Жердар давно мне объяснил, что, когда погреб запирается, наступает всем нашим обитателям раздолье. К концу зимы корнеплодов оставалось мало, но никогда не было такого, чтобы закрома были пусты.
Как-то раз в гости к крысам заглянула Розита, их давняя приятельница. Она сказала, что живет в небольшом амбаре, где полным-полно зерна.
- Да сколько же у людей построек? – удивился я. – Даже наш король Фрукер Десятый не столь богат, как эти люди.
О, - засмеялась Розита, - у людей еще полно разных животных, которые дают мясо и молоко, а кормить их чем-то надо, не так ли? Если есть желание, мы можем завтра или послезавтра прогуляться вечерком к амбару. Уверена, вы не разочаруетесь.
Мы с Флорой согласились. Жена сшила пару мешочков для зерна. Наступил ожидаемый вечер. Мы приказали детям ложиться спать и стали выглядывать Розиту. Именно через ее нору мы предполагали попасть в хранилище зерна. Жердар с Люсиндой вызвались сопровождать нас, да и поесть им вкусных зернышек не помешало бы. Все шло, как по маслу. Розита вынырнула из подземного хода, развернулась на сто восемьдесят градусов, и мы отправились за ней.
Зернохранилище порадовало нас. Зерно находилось в огромных металлических емкостях, в мешках , а часть была просто ссыпана в отгороженное место. Мы сначала радостно прыгали по зерну, проваливаясь почти по пояс, дождем обсыпали друг друга, потом набили мешочки самым отборным. Крысы вовсю лакомились. Наконец, довольные, мы тронулись в обратный путь. .
В погребе нас ждало огромное горе. Мы увидели четырех мертвых крысят и нашего Новера. Вокруг были разбросаны какие-то палочки. От них исходил приятный запах. Люсинда зарыдала , мы явственно услышали ее мысли:
- Яд! Люди разбросали яд! Яд мгновенного действия! А я даже не могла предупредить малышей, потому что нас давно никто нет травил…
Флора тоже была в истерике. Такого поворота событий никто не ожидал.
- Новер! – кричала она. – Новер! Очнись!
Обезумевшая женщина обняла сына и стала трясти его, бить по щекам. Но Новер не реагировал. Я тоже не смог сдержать слез. На наши крики прибежали заспанные девочки, сначала они не могли ничего понять, но потом тоже заплакали. Глотая слезы, они объяснили, что брату не спалось, и он решил пообщаться с крысятами. Увидев гранулы на земле, дети, видимо, приняли их за лакомство, вот и поплатились за свою доверчивость.
Я закрыл сыну глаз, взял мальчика на руки и унес в наше жилище, положил на сено. До самого утра мы оплакивали первенца. У обоих тряслись руки, не было сил даже сделать глоток воды. До этого дня мы и не знали, что такое горе, потому что в Лабиринтии нам не приходилось никого хоронить, разве что солдат. Но солдаты выполняли свой долг, а вот если бы мы знали родителей, детей, внуков. Но мы их не знали, следовательно, некого было оплакивать. Может быть, в лабиринтских яслях дети и умирали, но кто нам об этом сообщал. А теперь… Теперь перед нами лежал Новер, которому не суждено стать мужчиной.
Я взял себя в руки: нужно было приступить к захоронению. Пока Флора что-то шептала над телом сына, я вышел из норы в погреб и отрезал большой кусок ткани от куртки. Потом, отойдя вглубь, в сторону кротового хода, стал выкапывать в стене отверстие. Орудуя то ножом, то шилом, я сделал приличное углубление. Мы завернули тело сына в ткань и положили на его постоянное ложе. Флора с девочками насыпали сверху зернышек, чтобы на том свете покойный не был голодным, а потом я замуровал отверстие. Мара сплела веночек из сена, а Флора укрепила его на месте погребения. Жердар и Люсинда не могли унести мертвых крысят в нору. Трупики начали бы разлагаться, и тогда не выжили бы остальные. Наутро в погреб спустился хозяин. Увидев дохлых крыс, довольно потер руки, надел рукавицы и побросал детей Люсинды и Жердара в ведро. Больше мы их не видели. Надо ли говорить, что крысы-супруги постарались со временем сделать свой выводок побольше.
Шло время. Я старался утешить Флору, как мог. Девочки часто обнимали мать, давая ей сил жить дальше. Флора была в зрелом возрасте и еще могла родить ребенка. Так и получилось. Через год у нас появился Друзер, еще через год Федер, ну а потом самая младшенькая – Сара. Флоре стало некогда скорбеть: дети требовали внимания и заботы. Душевная боль потихоньку уходила. Тайком жена уводила девочек за огород, показывала им лекарственные травы, учила знахарскому ремеслу. Я тоже не отставал, обучал мальчиков чтению, арифметике и письму, рассказывал о Лабиринтии, их Родине. Передо мною грозно встал вопрос: девочки почти невесты, а где им взять женихов? Мальчикам же был необходим пенек и палочка. Все же традиции бывают порой сильнее нас. Что они сделают со своей палочкой? Куда их определить для дальнейшего обучения?
Если бы я не сломал палочку, мы бы не расстались с Лабиринтией, жили бы, как нам на роду написано. Но если бы я не сломал эту самую палочку, я бы не постиг, как важно иметь собственное достоинство, не узнал бы, что такое семья, каким горьким бывает горе и каким сладким бывает счастье…
***
Как-то раз, когда наступила теплая осень и начало смеркаться, хозяин дома сидел на лавочке и курил. На душе было хорошо, потому что хозяйка поднесла ему стаканчик водки. По телу разлилось тепло, мозг размягчился, хотелось думать о высоком. «Ну, как мы не одни во Вселенной? Может, еще кто-то есть?» - задавал сам себе вопрос человек. Он внимательно всматривался вдаль, любовался первыми звездочками. Вдруг мужичок поперхнулся дымом: как бы в ответ на его мысли приблизительно метрах в трех пролетел небольшой воздушный шар, в корзине которого стояли маленькие одноглазые человечки. «Свят! Свят! Свят! - перекрестился хозяин. - Все, больше не выпью ни капли спиртного! Уже инопланетяне начали мерещиться!» Он опрометью бросился на крыльцо.
Шар же, поддуваемый легким ветерком, пролетел мимо дома и остановился над погребом. На счастье, в это время я подвозил к норе на тачке пригоршню синих слив. Колесо пришлось умыкнуть у детей с игрушечной машинки. Неудобно, конечно, перед людьми, но, кажется, на машинке не хватало уже одного колеса, так почему бы было не снять и второе. Что поделать, у двуглазых было много интересных приспособлений и нужного материала, а я старался не отставать, приходилось приноравливаться. Однажды я увидел, как человек катит большую тачку и решил смастерить себе такую же. Теперь я потихоньку собирал сливы, а Флора делала из них прекрасную наливку. Иногда мы позволяли себе расслабиться, выпить настоечки и поспать всласть. Старшие девочки приглядывали за младшими детьми. Мы старались обезопасить их от неожиданных поворотов, не разрешали пробовать ничего нового из еды, пока не убедимся в ее пригодности.
Увидев необычный воздушный аппарат, я выпустил тачку из рук, и несколько слив покатились по земле. Но мне было не до них: я распознал своих друзей и обомлел. Мукер, Козер и Жармис приветствовали меня. Шар начал снижаться под давлением холодного воздуха. Недалеко рос кустариник, и мы вчетвером спрятали туда это удивительное средство передвижения, чтобы люди не могли его обнаружить. Потом мы обнялись. Я узнал Козера, потому что видел его взрослым. Мукера и Жармиса я помнил еще маленькими детьми. Они сильно изменились, но все считали меня своим другом, несмотря на то, что я именовался ржавым. Я плакал от счастья, снова и снова обнимал то одного, то другого, то третьего.
Собрав сливы в тачку, мы спустились в подземный ход, который я давно прорыл, чтобы удобнее было пробираться в туннель. Флора, увидев гостей, всплеснула руками и принялась собирать на стол. Дети высыпали гурьбой и без стеснения рассматривали моих старых друзей. Они впервые видели себе подобных. А друзья и вправду были старые, как и я, нам уже стукнуло тридцать, почтенный возраст для лабиринтян. Мара и Дара, вволю наглядевшись на гостей, принялись помогать матери. На столе появилось зерно, картошка, капуста, морковь, даже огурец, который я недавно привез на тачке с огорода. Гости были голодны. Они проделали большой путь, да и с едой в Лабиринтии всегда было сложно, а здесь стол ломился от яств.
Флора выставила сливовую наливку.
- Хорошо живешь, Гарик! – воскликнул Мукер. – Эмиграция пошла тебе на пользу.
Гости ели, пили, веселились, Козер подмигивал старшим дочкам.
- Эх, сбросить бы мне десяток годков, обязательно бы посватался к твоим дочкам, - юморил офицер.
- К обеим сразу? – подначивал я.
- Да какая бы согласилась, на той и женился, - смеялся Козер, - вишь, какие красотки.
- Неужели ты до сих пор холостякуешь?
- Не пришлось, друг, связать себя семейными узами, - с горечью подтвердил Козер. – Все служба.
- Ну а ты, Мукер?
- У меня семья. Славная жена. Троих детей забрали в ясли, их судьба мне неизвестна. Есть у меня в учениках один мальчишка, хочется думать, что это мой сын. Всю отцовскую любовь изливаю на него.
- А ты, Жармис?
Жармис молчал.
- Мы, собственно, из-за этого и прилетели к тебе, - закашлялся Мукер. – Жармису нужна твоя помощь.
- Чем же я могу помочь? – удивился я. – Разве один человек может что-то изменить?
- Как видишь, может. Ты первый сломал сложившиеся устои.
- Ха-ха! Я всего лишь однажды сломал палочку…
- Твой с Флорой побег не остался незамеченным, - продолжал Мукер.- О вас много говорили, но большая часть лабиринтян думает, что вы погибли. Вот мы и решили проверить, так ли это.
- Но как же вы нас нашли? – вставила Флора.
- Нам помогли кроты. Мы пришли к ним с миром, расспросили, не слышали ли они вас.
- И они вам ответили с помощью телепатии, не так ли? – сказал я со знанием дела.
- Совершенно верно. Они рассказали, что их ходы оканчивались у человеческого жилья, точнее, у погреба, где хранятся запасы. Тут Мукер поразмыслил, как до вас добраться и соорудил воздушный шар. Мудрецы не один год трудились над его созданием. Мукер сказал, что аппарат нужно испытать, но чтобы и военные оценили его качества. Ну а кто в Лабиринтии считается лучшим офицером? Конечно, Козер. А Жармиса мы уложили на дно корзины.
- Так что там с Жармисом? – не понял я.
- Его жена родила сыновей-близнецов и ни за что не хотела с ними расставаться. Тогда Жармис, спец по лабиринтам, укрыл семью в укромном месте, снабжая их всем необходимым, - пояснил Козер.
Наконец, Жармис обрел дар речи:
- Мальчики растут, не могут же они прятаться вечно. Гарик, Флора, возьмите мою семью под свое крыло. Если мне удастся их тайно переправить, то я и сам сбегу из страны с ее дурацкими законами.
- Мой дом – ваш дом. Приводите к нам всех, кто нуждается в этом. Запасов надолго хватит.
Заметив, что гостей начало клонить ко сну, я бросил пару половичков, которые соткала Флора, на душистое сено, и друзья, разморившиеся от сытной еды и наливки, моментально погрузились в сновидения.
На следующий день, за завтраком, разговор продолжился. Я подробно рассказал о нашем житье-бытье, о знакомстве с крысами и кошкой Барбарой, о погибшем от крысиного яда первенце Новере. «Видно, за сытую жизнь тоже нужно платить, - подытожил я. - В Лабиринтию нам никак нельзя, хотя девочкам пора замуж. Мы не можем оставить родную могилу.»
-Э! Этот вопрос разрешим, - сказал Козер. – Обещаю, выбор у девушек будет большой.
Друзья поделились своими наблюдениями, поведали, что с высоты полета заприметили молодой лесок, находившийся не так уж далеко от человеческого жилья.
- Вот бы там поселиться! - мечтательно произнес Жармис. – Лес – это вода, грибы, ягоды, травы, мох. Лес – это жизнь. Это свобода.
- Я с вами согласен, - ответил я. – А здесь, в погребе, мы сами вроде кротов, которых осуждаем. Воровать у людей еду, как крысы, – это неправильно. Пока мы небольшая семья, вроде бы незаметно, а если кто-то захочет оставить Лабиринтию? Нужно хорошо подумать, прежде чем предпринимать реальные действия.
- Вот бы договориться с кротами. Перестать с ними воевать, - добавил Козер. - Они бы вырыли нам туннели до самого леса.
- А почему бы не попробовать? – выдвинул идею Мукер.- Только где их найти? Я вижу, у тебя вход с обеих сторон перегорожен.
- Давайте попробуем расширить лаз, он обязательно должен привести нас к кротам, - предложил я.
Сказано-сделано. Вооружившись, кто чем может, мы принялись крошить землю. Время приближалось к обеду, когда Жармис, наткнувшись на что-то твердое, закричал:
- Сюда! Я обнаружил нечто странное!
Мы подбежали и увидели гнилые щепки. Жармис постучал по деревянной укладке, видневшейся сбоку, и нам под ноги посыпались потемневшие белые и желтые кругляши, вроде наших тилей, только гораздо крупнее, а за ними – прекрасные украшения. Кругляши были для нас бесполезны, а вот колечко с маленьким синим камушком я принес в дар Флоре. Она надела его на руку вроде браслета. Девочки тоже присмотрели себе по украшению. Мне было необходимо выяснить, на что такое мы наткнулись. Я взял один кругляш и вышел на поверхность.
- Барбара! – позвал я.
Серая красавица, правда уже довольно постаревшая, подошла ко мне.
- Не знаешь, что это такое? – показал я ей металлический кругляш.
- Если я не ошибаюсь, это старая монета. Я не раз находила во дворе новые монетки, а эта тяжелая и большая. По всей вероятности, вы нашли клад.
- Клад? А что это такое? – не понял я.
- Скажи, там было еще что-нибудь кроме этих кругляшей? – спросила Барбара.
- Да, колечки с камешками, длинные подвески, цепочки.
- Это точно клад, - уверенно сказала Барбара. – Когда-то какие-то люди его укрыли в земле. А что вы собираетесь с ним делать? Как я понимаю, он для вас абсолютно бесполезен?
- Это так.
- А вот для моих хозяев ваша находка очень важна. Если вам не жалко, отдайте монеты им.
- Наверное, это правильно. Пусть безделушки будут им платой за нашу безбедную жизнь.
Всю ночь моя семья и гости перетаскивали монеты и украшения на нижний порог человеческого жилья. Устали страшно. Зато утром хозяйка вышла на порог, чтобы подоить корову, остолбенела: целая куча драгоценностей, золотых и серебряных старинных монет ожидала ее на улице. Она завизжала от восторга и помчалась будить мужа. Тот выскочил на веранду в одних трусах, узрев сокровище, потер глаза:
- Я же говорил, что видел инопланетян! А ты мне не верила…
Часть 3
И все-таки нам удалось «докопаться» до кротов. Сначала животные отнеслись к нашему визиту недоверчиво, но мы дали им обещание, что никогда не будем вести военные действия против них, только пусть расчистят нам дорогу к лесу, чтобы лабиринтяне, не согласные жить по правилам трехпалых, могли заселить новые места.
Кроты принялись за работу, и уже через некоторое время длинный туннель под землей был прорыт. Мои дети под руководством Флоры набрали им в дар земляных червей, пауков и мокриц. Подношение было настолько внушительным, что кроты расчувствовались, ведь за сутки они могут съесть количество пищи, равное своему весу.
Беда пришла, откуда не ждали. Хозяева, вмиг разбогатевшие, приобрели злющего пса вместо умершего безобидного Полкана. Новый же, рыжий Дружок, учуял нас под землей, все время лаял у лазов, даже попытался разрыть лапами землю. Но, что еще хуже, он нашел в кустах воздушный шар и разорвал его в клочья. Теперь моим гостям оставалась одна дорога – под землей.
Я проводил их до распутья, укрепил над центральным проходом несколько косточек от слив, чтобы на обратном пути, когда Жармис с семьей будет перебираться ко мне, никто не заблудился. Мы с друзьями крепко обнялись в надежде, что встретимся вновь. Они ушли, неся за плечами дорожные мешочки с провиантом.
А мы стали готовиться к приему Кары, жены Жармиса, с детьми. Я сделал большое углубление в своем жилище, наносил туда сена. Приходилось таскать его из сарая днем, пока Дружок сидел на цепи. Это было очень рискованно, но чего не сделаешь ради друзей. На поверхности было много разных деревяшек, из них я смастерил пару кроваток. Повезло и Флоре. Однажды с бельевой веревки ветром сорвало большую наволочку, эта наволочка тоже пригодилась: Флора приодела девочек да еще сшила пару матрасиков.
Наступила зима. И вот однажды в калитку постучались. Каково же было мое удивление, когда я увидел Кару и ее мальчишек в сопровождении двух молодых офицеров. Я понял, что это Козер расстарался: офицеры предназначались моим выросшим дочерям, конечно, при условии, что у молодежи все сладится. Я очень надеялся на это.
Прежде всего я накормил гостей, проделавших столь длинный путь. Показал Каре ее комнату. Дети сомлели от еды и были уложены на кровати, а мы еще посидели, пообщались. Если бы не Козер со своими единомышленниками, трудно было бы Жармису переправить ко мне свою семью. Когда мальчишки уставали, военным приходилось нести их на руках. Лакер и Кукер нам с Флорой пришлись по душе. Да и моим дочкам тоже. Парни были учтивы, воспитанны, непривередливы. Устроились они на сене, в месте, где когда-то ночевали мои друзья.
Утром парни рассказали о подробностях возвращения в Лабиринтию Мукера, Козера и Жармиса. Мукеру досталось за порчу государственного имущества – воздушного шара. Жармису – за долгое отсутствие на рабочем месте. Их заключили в камеру, и теперь Козер думает, как их освободить. Все трое решили податься в бега. «Хоть бы у них все получилось!» - молился я фортуне.
Еще одно порадовало меня: Лакеру приглянулась Мара, а Кукеру – Дара. Мои неизбалованные девочки краснели, смущаясь взглядов молодых людей. Прошла всего пара недель, и офицеры «посватались»: попросили руки дочек. Мы с Флорой благословили молодежь. Коли все по обоюдному влечению, живите, мол, в любви и согласии. Одно было огорчительно: создав семьи, молодые люди к весне уйдут в лес обживаться на новом месте. Мы и на это их благословили, взяв, правда, обещание, что они не будут забывать родителей. Поскольку офицеры не знали своих, они тут же стали называть меня – отцом, а Флору – матерью.
Как говорится, честным пирком да за свадебку. За праздничным столом сидели новобрачные и не могли наглядеться друг на друга. Я с Флорой, Кара да еще пятеро детей искренне поздравили их. Вот теперь сколько нас! Кара оказалась удивительной женщиной, не только стойкой матерью, но и отличным педагогом. Она сама взялась приглядывать за младшими. Мы пили наливочку, произносили тосты за молодых. Вдруг мой сынок Друзер отмочил так отмочил: он достал какую-то свистульку и заиграл на ней веселую мелодию. И стар, и млад - все пустились в пляс. Так закончился брачный пир. Возможно, у меня скоро появятся внуки. Это было бы прекрасно!
Уже засыпая, я подумал о Друзере. Не пришлось сынка сажать на пенек, давать в руки палочку, чтобы узнать о его назначении. Он сам выбрал свою судьбу. Видно, станет хорошим музыкантом… Скоро и ему будет нужна невеста… Совсем взрослый уже… хррр…хррр…
* * *
Зиму мы пережили довольно неплохо. Закрома у людей были полны. Я познакомил своих новых домочадцев с крысиным семейством. Люсинда и Жердар сильно постарели, однако на смену им пришла молодежь. Дети Жармиса играли с молодыми крысятами. Мальчишки настолько приручили их, что иногда даже катались, забравшись животным на спину. Если бы люди видели эти скачки в погребе, наверное, сошли бы с ума.
Однако не все бывает гладко в земной жизни. В один из дней, когда мы пришли за продуктами, узнали, что Жердар овдовел. Проклятый Дружок задушил старую Люсинду, когда она выбежала по своим делам на поверхность. Жердар оплакивал потерю жены, однако на помощь пришла Розита. Она всеми силами пыталась поднять дух старого вдовца, уводила его в амбар, чтобы накормить отборным зерном, гладила его своим длинным хвостом по бокам. В конце концов Жердар примирился с потерей супруги и был благодарен уже немолодой Розите за то, что она скрасила его существование.
Весна опьянила всех. Мы жили в предвкушении чего-то нового, необычного. И это необычное не заставило себя ждать. Первой ласточкой стал Жармис. Видно было, что он очень спешил к своей Каре и деткам, которые появились у него в зрелом возрасте. Исхудавший, бледный, но с огоньком во взоре, он появился в погребе, да не один. С собой Жармис привел с десяток ржавых. Как только ржавые увидели такое огромное количество еды, сразу накинулись на нее. Картошка, капуста, репа – все овощи пошли в ход. Я даже испугался, но препятствовать голодным лабиринтянам не стал. Утолив голод, мои несчастные сородичи ушли дальше по туннелю к лесу, чтобы обустроиться на новом месте и подготовиться к приему соотечественников. То, что эмигранты захотят перебраться в новый лес, я не сомневался, но не знал, о каком количестве идет речь.
Жармис, немного отдохнув, рассказал, как ему удалось выбраться из Лабиринтии. Держа на коленях своих сыночков, он поведал о том, что Козеру удалось подбить ржавых на восстание. Трудное это было дело. Всегда аморфные, с притупленным сознанием, ржавые не были готовы хоть к какому-то сопротивлению. Однако когда до них дошли слухи о том, как живет моя семья, они начали мечтать о новой жизни, о новых отношениях, о земле, где станут свободными гражданами. Потихоньку сторонников у Козера прибавлялось. И однажды ржавые вышли из-под контроля: они окружили тюрьму, перебили охранников и вызволили пленников, среди которых были и Жармис с Мукером. Фрукер Десятый пытался подавить мятеж с помощью своих войск, но и среди военных мало кто остался предан королю. Многие перешли на сторону повстанцев. И это случилось благодаря Козеру. Мукер и Козер должны были провести через погреб огромное количество народа.
- Эдак они прикончат все запасы! – запаниковал я. – Вот и дознаются люди, кто тут хозяйничает. Нельзя допустить, чтобы о нас узнали.
Решили сделать так: крысы организуют в погребе живой коридор, по которому пройдут беженцы. Практически по всему туннелю мы расставим запасы из овощей, зерна и воды. Через некоторое время мы исполнили намеченное.
В одну из ночей был совершен грандиозный переход: ржавые, военные, инженеры, женщины-кухарки, прачки, знахарки шли длинной вереницей. Колонну замыкали несколько согбенных мудрецов. Над тоннелем заливался лаем Дружок, чувствуя под землей какое-то движение. Он неистово рыл землю когтями, благо, мы были глубоко, но страху все же натерпелись. Уставшие, голодные лабиринтяне перекусывали на ходу, предвкушая новую свободную жизнь. Мукер и Козер задержались ненадолго, они не хотели оставлять народ без моральной поддержки. Да правильно организовать действия переселенцев тоже нужно было кому-то знающему.
- Мы назовем наше новое Отечество Либерией! - воодушевлялся Мукер.
Я искренне радовался за будущих либерийцев. Наши дочери, вдохновленные таким подъемом, собрались со своими мужьями в дорогу. Мы с Флорой не стали им препятствовать, пожелали доброго пути, и они ушли вместе с моими товарищами. Когда поток беженцев спал, мы опять зажили по-прежнему. Нужно было растить Друзера, Федера и Сару. Собственно, уже и младшие подросли и были нам хорошими помощниками. Семья Жармиса осталась с нами. Он расширил свои апартаменты, а через некоторое время я узнал, что Кара ждет малыша. Вот и славно! Да и нам не будет так одиноко. Получилось, что наше жилище оказалось на границе. На границе с нашей прежней жизнью и на границе с новой.
Однажды меня с Жармисом навестили Мукер и Козер. Они подробно рассказали, как либерийцы обустраивают свою территорию, как копают просторные жилища, играют свадьбы. Каждая женщина была востребована. Изголодавшиеся ржавые, теперь уже бывшие ржавые, а ныне свободные человечки, стремились вступить в брак, зажить не хуже трехпалых . Ржавые не боялись грязной работы, поэтому многие помогали соплеменникам копать норы, приручали мышей, расчищали дорожки, даже проделали выход наружу, в прекрасный лес. Молодой лесок радовал либерийцев своими дарами. Лето было в разгаре, а где лето, там и пища. Постепенно все подкормились, начали делать запасы. Да, еще жилось трудно, но весело, интересно.
- Гарик, дорогой наш друг, - торжественно начал Мукер. – Мы посланы к тебе с особым поручением. Мы хотим, чтобы ты стал нашим королем. Весь народ хочет.
- Королем? – возмутился я. – Каким еще королем? Разве нам мало было трехпалого Фрукера? Ну нет… Либерия не будет нуждаться в короле.
- Но должен же кто-то руководить новым государством! – возразил Козер. – Анархия ведет к беспорядкам!
- Вот ты, Козер, и станешь руководителем этого государства. Ты честный, ответственный, дальновидный, не обременен семьей, ты искренне заботишься о переселенцах. Посвяти себя благому делу.
- Гарик, но ты - наш национальный герой! – начал Козер.
- Хорошо, раз вы видите во мне не бывшего ржавого, а пионера-первопроходца, пусть я буду национальным героем, так и быть. И как национальный герой я назначаю тебя Правителем Либерии. А чтобы все видели, что ты Правитель, я подарю тебе одну вещицу…
С этими словами я надел на шею Козеру блестящий кругляш-монету на цепочке. Я когда-то провертел в ней дырочку, продел цепочку из найденного клада, и украшение стало иметь довольно внушительный вид. Козер заплакал. Он встал передо мной, бывшим изгоем, на одно колено, поцеловал кругляш и произнес:
- Клянусь верой и правдой служить народу Либерии! Спасибо за доверие, друзья!
-Мы будем твоими надежными помощниками, – сказал Мукер.
- Ты всегда можешь рассчитывать на нашу поддержку, - подтвердил я.
- Ты не один! Мы с тобой! – добавил Жармис.
И мы, бывшие дети, испытанные пеньком, обнялись.
* * *
Через месяц к моему жилищу подкатило несколько мышиных троек. На козлах первой тройки сидел Аукер. Он сказал, что повозки прислал Козер, чтобы оба семейства, мое и Жармиса, прибыли на первый праздник независимости Либерии. Выехали почти все: я с Флорой, мои дети, Друзер, Федер и Сара, поехал и Жармис. Кара, вот-вот ожидавшая ребенка, осталась с сыновьями дома приглядывать за хозяйством.
По дороге Аукер рассказал, как ему живется в Либерии. Оказалось, что ему очень нравилось работать с мышами, и он с удовольствием сам себя посвятил в кучеры. Аукер полюбил быструю езду, и его молодые напарники тоже. Аукер был немолод, время упущено, для того чтобы жениться, и мышиная ферма стала объектом приложения его сил.
Когда мы подъехали к центральной площади, нас встретила приветствиями огромная толпа. Благодаря множеству светлячков, казалось, что мы на поверхности земли. На небольшом деревянном возвышении стоял Козер. Он выглядел очень торжественно: начищенная до блеска монета на цепочке была как нельзя кстати и придавала Правителю внушительный вид. Козер спустился к нам, поцеловал руку Флоре и провел гостей на трибуну. Толпа затихла, ожидая выступления своего лидера.
Козер начал речь:
- Дорогие либерийцы, граждане свободной страны! Сегодня у всех нас торжественный день – день независимости Либерии. Мы все будем трудиться на благо нашей молодой страны, где каждый равен в правах с другими. Дети, которые родятся у нас, не будут отлучены от отцов и матерей, они узнают, что такое семья. Они будут учиться в мире без трехпалых, в мире, где наши вопросы мы будем решать сообща. Наши соседи-кроты могут больше не бояться контактировать с нами, могут не переживать, что их шкуры пойдут нам на шубы. Мы построим свои отношения на основе доброго соседства и взаимопомощи. А теперь я передаю слово моему другу, первому переселенцу Гарику, который сумел противостоять системе ржавых и обрел свободу. Вот он, Гарик, наш национальный герой! Поприветствуем его!
Под аплодисменты я вышел на середину.
- Ну что вам сказать, мои дорогие? Убегая от системы, я не мог предположить, что за мной последуют другие. Мне было одиноко, а теперь вон сколько нас! У каждого есть крыша над головой, каждый может заниматься любимым делом.
Нас было четверо мальчишек. Мы не знали наших родителей, поэтому держались друг друга. Но проклятый обычай с пеньком и палочкой разлучил нас на долгие годы. Я сломал палочку и был наречен ржавым. Но мне, вопреки всему, удалось создать семью, вырастить детей. Я потерял первенца, и это было большое горе. (Тут я проглотил стоящий у горла ком.) Вы знаете, что такое рабство, вы помните, что такое быть ржавыми. Я желаю вам, чтобы это слово –ржавый- помнили только мудрецы, которые напишут нашу историю. Цените свои права, свою свободу. Пусть ваши дети будут счастливы!
Когда я закончил свою речь, ко мне подбежали мои замужние дочки с букетиками цветов. Они обняли меня с Флорой. Флора заметила, что их животики округлились. О, значит, я скоро буду дедом!
Тут случилось то, чего никто не ожидал: вперед выступили мои младшенькие: Друзер, Федер и Сара. Друзер заиграл на свистульке, а Федер и Сара запели чистыми голосами:
Либерия, Либерия, прекрасная страна!
Живи, моя Либерия, свободна и вольна!
Вот оно что! А я-то думал, что это мои дети уединяются, избегают родителей? Оказывается, они сочиняли гимн! Сара– поэтесса? А Федер неплохо поет. Вот это да! Пока я размышлял, слова гимна подхватили все. У многих выступили слезы. Я был горд за своих отпрысков, радовался за их будущее.
Потом все в радостном возбуждении подошли к столам с угощением. Присутствовала на столах и наливочка. Ну, по такому случаю можно. Друзера попросили сыграть что-нибудь веселое, и он с радостью согласился. Многие пустились в пляс. Праздник удался. Несколько человек подбежали к Друзеру и попросились в ученики. Они тоже захотели освоить свистульку и быть музыкантами. Похоже, скоро и Друзер покинет нас с Флорой. Быть ему основателем оркестра. Дело хорошее.
Пока народ веселился, мы – Козер, Мукер, Жармис и я с Флорой – уединились в просторном жилище Правителя. У Козера появился круглый стол, сделанный местными умельцами, были даже табуреточки. Мы уселись за столом. Видно было, что Козер хочет с нами о чем-то поговорить.
- Друзья,- начал он, - мне нужен ваш совет. Либерия развивается, народ живет на энтузиазме. Мы держимся на натуральном хозяйстве, люди обмениваются друг с другом необходимым. Но жизнь идет вперед, нужны деньги. Нужна заработная плата. А где взять тили?
- Мы с Флорой прожили всю жизнь, не имея ни одного тиля, - сказал я.
- У вас другая ситуация. Вы выживали, и, что ни говори, близость человеческого жилья пошла вам на пользу. А нам без тилей не обойтись.
- А что если расплачиваться зерном? Одно зерно – один тиль, - предложил Жармис.
- Зерно съедят. По сути, либерийцы будут есть свои деньги. Нет, не пойдет, - вставил Козер.
- Послушайте! Меня осенило! – Мукер привстал из-за стола. – Помните, в Лабиринтии делали клюшки для крюкея из консервных банок? А что если мы наделаем маленьких кругляшей из таких банок? Вот и будут тили.
- А где мы найдем столько банок? – поинтересовался Козер.
- Я вам не говорил, - продолжал Мукер, - но мы как-то с ребятами ходили в разведку далеко за лес и обнаружили там большую свалку. Конечно, свалка – это не очень хорошо, но там полно старых башмаков, тряпок, которые могли бы использовать наши сапожники и швеи для обеспечения населения обувью и одеждой. Только представьте, сколько ботинок можно выкроить из одного человеческого сапога, сколько нарядных платьиц и рубашек можно сшить из выброшенной одежды. Льна-то поблизости не наблюдается.
- А что… При хорошей обработке утиль нам еще послужит, - согласился Козер, но тут же встрепенулся. – Причем тут утиль? Где взять тиль? Не грабить же лабиринтян!
- Ну так вот: нужно создать под землей большой склад консервных банок, посадить в мастерскую специально отобранных жестянщиков, и пусть они наделают нам таких кругляшей-тилей, – не сдавался Мукер.
- Но за тилями нужен строгий контроль. Мастера должны быть честными, ответственными, не жадными до денег, - добавила Флора.
- Таких ребят мы подыщем, да и плату за труд им нужно выдавать достойную, - думая о чем-то своем, ответил Козер. – Понимаете, друзья, если эти банки приобретут такую ценность, то нужна будет для них соответствующая охрана. Очень я боюсь, что с появлением тилей зародится и конкуренция, и преступность. Отныне придется брать жестянки под охрану государства. И тилехранилище тоже.
- Ну, военных у нас полно, думаю, с охраной проблем не будет, - добавила Флора.
- Эх, тяжела ноша правителя. Не завидую тебе, Козер. Я бы сейчас не отказался научиться играть на свистульке, - мечтательно произнес Жармис.
- Свистульки отменяются. У нас полно дел. А жизнь наша клонится к закату. Нужно многое успеть, до того как мы покинем этот бренный мир, - подвел итог Козер.
* * *
Работа по созданию тилей развернулась вовсю. Военные вовремя подсуетились, и все консервные банки были перенесены в спецханилище. Ежедневно на свалке дежурила команда, так что, если поступали новые жестянки , они тут же были доставлены в Либерию. Козер установил каждому работающему плату по пять тилей в неделю, чтобы было что купить у тут же нарисовавшихся торговцев. Правитель решил, что нечего им обогащаться, и всю торговлю сделал государственной, разве что некоторые продукты допускалось покупать у частников.
Вскоре Мара мне подарила внука, а Дара – внучку. Родились и другие малыши-либерийцы. Перед Мукером и мудрецами поставили задачу найти и обучить будущих педагогов. Здравоохранением заведовала Флора. Были открыты пункты по оказанию знахарской помощи. Жармис с рабочими планировал какие-то одному ему известные ходы, руководил рытьем помещений. Сыновья Жармиса были тут же и перенимали отцовскую науку.
Друзер удрал от нас к своим новым товарищам, учил их делать свистульки и играть на них. Сара писала стихи, к ней не один раз подкатывали женихи, но она замуж не спешила. Федер оставался моим главным помощником. Иногда мы кое-что экспроприировали в погребе у людей и отправляли либерийцам, особенно когда с продуктами было напряженно. Вроде бы я и был в возрасте, но за мной оставалась охрана ворот, через которые могли пройти лабиринтяне. Каждое утро и каждый вечер я проверял надежность калиток с двух сторон, проходил вглубь туннелей, но все было тихо. Годы шли. Нас никто не беспокоил. До поры до времени.
Однажды осенней ночью я проснулся от шума. Кто-то колотил в калитку со стороны Лабиринтии. Мы с Федером поднялись и поспешили в погреб. Передо мной стоял одинокий путник, еле живой. Он представился Бусером, учеником Мукера. Я вспомнил, что Мукер хорошо отзывался о нем и считал его чуть ли не сыном, поэтому принял молодого мужчину радушно. Три дня Бусер приходил в себя, Сара сидела возле путника, поила его укрепляющим настоем из трав и успокоилась, только когда больной поправился. И он рассказал следующее:
- Живем мы в Лабиринтии плохо. Каждый сам за себя. Многие забросили свое непосредственное дело, чтобы искать пропитание. Я, как мог, помогал детишкам, которые оставались под присмотром нянек. Да и няньки, надо сказать, тоже относились к своим обязанностям халатно. Некоторые младенцы умерли от голода.
А тут король наш учудил. Однажды вышел на поверхность поискать хоть каких-нибудь ягодок. Он был очень изможден, еле дышал, да и возраст его приближался к сорока. То ли от солнца, то ли от усталости, Фрукер упал в обморок. В это время мимо проходила местная старуха, баба Клава. Она собирала грибы и наткнулась на Фрукера Десятого. Увидев лысого одноглазого человечка с тремя пальцами на руках, она подхватила его и, заголосив так, что было слышно в деревне, побежала звать на помощь. Дома она попыталась из пипетки влить в рот королю молока, чем навредила еще больше. Фрукер скончался. Прибежали соседи, думали, что врет полоумная старуха, но, увидев крошечного покойника, позвонили куда надо. Приехали люди из органов, а человечка-то и нет. Я со своими единомышленниками пробрался в дом Клавы и стащил Фрукера. Какой-никакой, а он наш король. Мы захоронили его прах в подземелье. Однако соседи Клавдии так уверяли власти, что видели странное существо из леса, что в лесу начались раскопки. Пока до Лабиринтии не добрались, копают наугад , но, возможно, и доберутся. Что делать?
Я послал Федера за Козером, просил передать, что дело архиважное. На следующий день Козер примчался на мышах вместе с Аукером. Похоже, Аукер стал его личным кучером. Услышав о предстоящей гибели империи, Козер, ни минуты не сомневаясь, согласился принять всех жителей Лабиринтии.
- Не так уж много нас осталось, – сообщил Бусер. – Этим летом на нас напали клещи, и многие лабиринтяне погибли. Я не могу оставить детей, они ни в чем не виноваты. Да и трехпалые, можно сказать, деградировали, ни прежнего шика, ни лоска.
- Ну что ж, пошлем туда наших военных. Они выведут оставшихся жителей в Либерию, - сказал Козер. – А ты, Бусер, отдыхай, мы без тебя справимся. Да и сиделка у тебя, что надо!
Бусер побледнел, а Сара густо покраснела. Вот ведь, не знаешь, где найдешь свою судьбу. Недаром она, видно, отказывала женихам. Ждала своего и дождалась. Придется играть свадьбу.
В один из дней собрались военные у моего жилища. Несколько мышиных подвод, груженных провиантом и просто пустых сопровождали процессию. Козер благословил их на благое дело. Я попросил крыс опять организовать живой коридор. Но на этот раз подстраховываться было совсем не нужно. Лабиринтяне, как тени, шли, поддерживаемые офицерами и солдатами, на повозках сидели дети разного возраста, на последней – старички-мудрецы. Трехпалые, больные, слабые, давно потеряли свой гонор. Мы подсуетились заранее и выставили для всех самую вкусную еду.
- Куда их определить? – задался вопросом Козер.
И вдруг Жармис ответил:
- Да никуда их определять не надо. Тут всем места хватит. Мы нарыли столько просторных помещений, что тесно не будет. В одном поместим немощных. Пусть это будет дом престарелых. В другом сделаем приют для малышей. Может быть, со временем детей разберут. Еда рядом, в погребе. Прокормим. Кара родила дочку, теперь она может руководить этими приютами, а Сара ей будет помогать. Да и Бусер тоже.
Тут один из мудрецов прошамкал:
- Простите, деточки. Не уберегли мы живой огонь.
- Не страшно, отец, я подарю Либерии свою зажигалку, если в том будет нужда, - ответил я.
- Как ты меня назвал? Отцом? – заплакал мудрец. – Спасибо. Никто никогда так не обращался ко мне.
- Располагайтесь. Теперь здесь ваш дом, - сказал Жармис. – Тут тихо, спокойно, никто вас не потревожит. И на прогулку вас будем выводить. Обживетесь.
Козер собрал отдельно трехпалых и обратился к ним:
- Лабиринтяне! Когда вы отдохнете и придете в себя, я проведу с вами небольшую воспитательную работу. Не обижайтесь: долгие годы вы эксплуатировали других. Чтобы понять, что каждый из вас равный любому другому, вы потрудитесь на грязных работах, будете мести улицы, собирать мусор, копать норы, работать на кладбище. Мы также не разрешим вам вступать в брак. Вы должны пройти путь ржавых, чтобы было неповадно жить за счет себе подобных. Ваши три пальца не означают ровным счетом ничего. Если мы увидим, что вы адаптировались, не держите ни на кого зла, то станете обычными гражданами нашей страны. У нас нет тюрем. И горе вам, если мы будем в них нуждаться.
- Хорошо, начальник, - ответил за всех сын Фрукера Десятого.
- Не начальник, а Правитель, - поправил я его.
Надо сказать, что трехпалые оправдали наши надежды. Постепенно они смешались со всеми либерийцами, и, когда рождались от них трехпалые дети, никто не обращал на это внимания. У нас все равны.
Мы с друзьями скоро покинем этот мир, как покинула его наша любимая кошка Барбара. Как и все кошки, она ушла умирать в тихое уединенное место. Ушли от нас и Жердар с Розитой, но поголовье крыс в погребе не уменьшилось. Нам с Флорой и моим друзьям почти сорок. Мы сделали все, что могли, на этой земле. Точнее, в этой земле. В нее мы и ляжем. Но ляжем со спокойной душой, потому что подготовили себе новую смену, где никому не придется ломать палочку для того, чтобы понять, кто он.