Гы-гы

Как мальчишки в детстве грезят морем, так Вадим грезил наяву Америкой.
– Поеду в Штаты и разбогатею. Гы-гы, – говорил он мне и щурил глаза, как будто видел за горной дымкой – мы работали переводчиками в лесной русско-американской компании в посёлке Горный – желанный континент.
– Ребята, жажда мучит. Не сбегаете за водой? – просительно сказал американский механик Дэни. Большой и сильный, он отличался кротким нравом и смотрел на нас просяще как дитя.
Американец устанавливал навесное оборудование на громадный жёлтый погрузчик, привезённый из Америки. И зной совсем замучил его.
«…У советских собственная гордость:
На буржуев смотрим свысока» – вспомнилось мне, и я замешкался. Хотя делать мне было нечего, как только глядеть на измазанного в мазуте американца.
Вадим – наш пострел везде поспел – выскочил вперёд:
– Я – мухой, Дэни. Америка превыше всего!
А американец, получив вожделенную воду, после пил её большими глотками и хвалил хвата:
– Молодец, Вадим! Ты отличный парень. Будешь в Штатах, обязательно приезжай в гости.
Срезающий на ходу подметки Вадим тут же, не отходя от кассы, достал блокнотик и мелким почерком записал адрес благодетеля.
– Обязательно погощу у тебя с месяцок, – заверил он. Дэни посмотрел на него с удивлением.
А вечером все американцы, как водится, собрались за ужином. Дэни появился с захватанной руками широкополой ковбойской шляпой и протянул её Вадиму.
– На, носи. Merry Christmas!
Вадим тут же надел подарок.
– Ты настоящий ковбой. Тебе только не хватает «Смита энд Вессона» на бедре, – подольстил по привычке я. Вадим сиял от счастья.
По части выпрашивания подарков и денег он был неутомим.
– Тебе Билл денег не давал? – спрашивал он меня ревниво, глядя как на врага.
– С какого перепугу?
– Гы-гы, – удовлетворенно кивал поклонник американского образа жизни.
Билл был генеральным менеджером компании и постоянно находился под мухой. Добрый носатый малый в очках. Вадим приспособился доить его как фермер – корову.
– Нету у меня больше денег! – срывался иногда на крик Билл. Глаза его выражали страдание.
– Гы-гы, – звучало недоверчиво.
Такие сцены часто происходили в специально построенном большом синем доме, что стоял над горным посёлком.
Внизу, в посёлке обитали обрусевшие хохлы, которые приехали на Дальний Восток за длинным рублем. И все они работали в русско-американской компании: бывший леспромхоз, как и намечалось в Москве, развалился в одночасье из-за перестройки. Настала демократия и голодуха. Создание компании в посёлке было для местных лесорубов спасением. Билл был в таком же авторитете, как и местный вор в законе Краб.
– Пойдём со мной, – позвал меня как-то Билл.
Вадим уехал в Ванинский порт, где прежде работал в кочегарке, за причитающимися ему деньгами. Там в кочегарке когда-то и нашёл его Билл с самоучителем по английскому языку, а так как переводчика с американцами не было, привлёк его к разгрузке оборудования. Запас слов у него был никакой, но он сумел понравиться американцам, и Билл взял его с собой в посёлок Горный: на безрыбье и рак рыба. 
Мы долго вытирали ноги о коврик перед дверью квартиры, куда пришли: железнодорожная станция в посёлке была сортировочной, и от неё было много гари.
– Заходите, гости дорогие! – приветствовала нас хозяйка. Красивая, ясноглазая и весёлая, она стояла на пороге, и сразу понравилась мне.
– Hello sweatheart, – разулыбался мой босс.
– Что он сказал? – спросила меня Анфиса: она оказалась тёзкой героини знаменитого романа «Угрюм-река».
– Сказал, что вы прелесть.
Анфиса вспыхнула от удовольствия, а Билл смотрел на неё с пьяным восхищением. Он выглядел очень экстравагантно: джинсы на широких подтяжках, оборванные внизу, потёртая клетчатая рубаха и очки на кончике носа, сиявшие в лучах закатного солнца.
Не успели мы сесть за стол, как в дверь снова постучали.
– Кого там ещё черт несёт? – поморщилась хозяйка и пошла открывать.
– Краб?! – донеслось из коридора, и я подумал, что оказался в эпицентре настоящего романа, почище чем «Угрюм-река»: там из-за роковой героини загорелся весь сыр-бор.
Но ошибся: меня занесло в центр обычной попойки. Краб оказался низкорослым человеком в рванине ничем не лучше Билловой. Два местных авторитета нализались, как обыкновенные алкоголики.
– Не дам в обиду Россию! – орал Краб. – Колонизаторы!
Глаза пьяного американца – после моего перевода – наполнились гневом, и, как ни мягок он был, залепил – к моему изумлению – оплеуху обидчику нации. Краб со стулом полетел в угол.
– А что тут такое?! – метнула молнию глазами Анфиса. – А ну выметайтесь отсюда! – крикнула она.
И скоро мы оказались за дверью, и нам вслед полетала бутылка.
– Всё в порядке, босс? – вынырнул из темноты усатый толстяк.
– Скоро будет море крови! – пообещал ошалевший от оплеухи Краб.
Мы расстались, но угроза звучала у меня в ушах. Да и Билл, было видно, сожалел о случившемся.
– Great lady, – меланхолично сказал американец заплетающимся языком, когда мы, спотыкаясь, брели по тёмным улицам посёлка. Над нами сияли звезды, и громады гор смутно виднелись во мраке.
– Да, гранд дама, – согласился я с ним.
– Два вагона на первый путь! – донёсся до нас по громкой связи со станции голос составителя поездов: там день и ночь формировались составы. В тишине ночи он казался особенно оглушающим.
Мы как раз собирались переходить железнодорожное полотно, и манёвренный электровоз с двумя вагонами проходил мимо нас. Неожиданно он остановился.
– Выпить не желаете? – вывалилась кудрявая голова из окна кабины.
– Что он хочет? – спросил меня американец.
– Хочет с тобой crack the bottle.
– Нет. Я набрался под завязку, – американец даже не удивился неожиданному предложению машиниста «раздавить бутылку».

Следующее утро было солнечным. Похмелившийся на рассвете Билл восседал в тени синего дома и проводил летучку. В руках у него была банка пива.
– Наша компания в опасности, – сказал он. – Вчера я испортил международные отношения между Россией и США: ударил по уху местного крёстного отца.
Все американцы с серьёзными лицами внимали своему боссу. Наверное, в Америке как и в России, чем больше опьянение главного лица, тем сильнее его авторитет.
– Да, Билл, – согласился Шон, маленький пузатенький и лысенький американец. – Нам надо быть начеку.
А богатырь Дэни недоверчиво смотрел на пьяного начальника, как бы говоря:
– Был ли крёстный отец вообще?
Однако не возражал. Субординация у американцев – прежде всего.
Как дивное видение на коричневой глиняной дороге, что вилась сквозь лес, появилась Анфиса – статная и красивая – и неспешно подошла к нам. Билл поспешно вскочил:
– I beg your pardon!
– Не надо никакого пардона, – ответила женщина. – Я всё простила. В посёлке говорят, вам нужна повариха.
– Нужна и очень!
Так оно и было: прежняя стряпуха проворовалась, и её пришлось уволить.
Дело было быстро улажено. Великан Дэни смотрел на красавицу с обожанием: ему очень хотелось есть.
– Они боятся, что Краб затаил злобу за оплеуху, – вставил я словечко в международные переговоры.
Анфиса сдвинула соболиные брови:
– Пусть не боятся. Я с ним поговорю!
Я перевёл её слова, и вся компания повеселела. А прекрасный ужин, который приготовила Анфиса – она была знатный кулинар – привёл всех в восторг.
Анфиса ушла домой – от сопровождения Билла она отказалась, – а мы, весёлые и довольные, смотрели, как боги с холма, на суету в посёлке, откуда доносились лай собак и голос по громкой связи:
– Два вагона – на второй путь…

– Гы-гы, – раздалось на пороге столовой на следующее утро. Оно было радостным: с мафией дела были улажены, завтрак был превосходным, и за стойкой стояла Анфиса – украшение нашей жизни.
– Вадим – прима перевода! – воскликнул Билл, и его рука инстинктивно потянулась к карману.
– Гы-гы, – послышалось в ответ.
Скоро неразлучная пара ушла на презентацию в контору. Оттуда часто доносился звон стаканов – это был пир во время чумы.
Однажды в воскресный день Билл подошёл ко мне.
– Не знаешь, где живёт Анфиса? – спросил он меня.
– А как же прима перевода?
– Анфиса его не любит.
– Был как-то мимоходом. Найдём.
– Куда направились? – услышал я весёлый голос.
Я поднял голову: из окна с наличниками с петухами на нас смотрела Анфиса.
– Заходите в гости, – позвала она нас в свой терем.
Мы вошли в светлицу царицы.
– Хватит водку пить, – пропела Анфиса и раскинула перед нами скатерть-самобранку. – Вот чай, вот клубничное варенье.
– Каждая ягодка видна, – похвалил я хозяйку.
– Фирма веников не вяжет.
– В гости прийти можно? – робко спросил Билл, когда, обласканные, мы покидали гостеприимный дом.
– Можно, но только трезвым.
А на улице нас уже поджидал Вадим.
– А я тебя потерял, Билл, гы-гы. Тебя в конторе ждут на презентацию.
Но с этого дня американец бросил пить и стал где-то пропадать вечерами. Кто-то подшил ему обворванные штанины, и выглядел он ухоженным.

– Поедешь со мной и Скоттом в тайгу! – как-то утром сказал Шон. Он как всегда был бодр и весел и напоминал мне китайца: всегда улыбался и его хитрые глаза излучали оптимизм – ну совершенный perfect. Солнечные лучи пронизывали берёзовою рощу, где стоял голубой дом. На душе было светло и радостно.
Мы спустились с холма в гараж компании, где ремонтировалась вся лесная техника, которую американцы привезли с собой. Там механик Скотт монтировал колесо передвижной мастерской.
– Не хочет, – сказал мне он по-русски, стараясь запихнуть наполненную воздухом камеру в покрышку колеса. Камера ещё сопротивлялась немного, но упрямый качок Скотт всё-таки заставил её встать на место.
– Поехали! – объявил всегда весёлый Шон.
Он помогал всем, кому было нечего делать. В руках у него был банан: толстенький американец худел.
В кабине автомастерской было только два места, и для меня был поставлен между сиденьями деревянный ящик. Мы выехали из гаража и скоро оказались на дороге, что вилась вокруг высокой горы. С одной стороны её всегда была пропасть. От кружения меня кидало в сон, и я снопом валился на своих попутчиков по очереди. Когда приходил черёд Скотта, он цеплялся за руль, чтобы мы не слетели вместе с машиной в пропасть. Порой на нашем пути попадались облака, и мы въезжали в них как в туман. Но перевал остался позади, и я, выспавшись на дружеском плече Скотта, весело смотрел на лесной участок, куда мы приехали.
Вся лесная техника по-медвежьи рычала в тайге, а на поляне желтели бульдозер и погрузчик. Скотт сразу принялся за погрузчик. Я стоял рядом с ним, а оператор машины с волнением следил за работой американца: у него было семеро по лавкам и требовались деньги, которые надо было зарабатывать.
– Слушай, мастер, – нарисовался перед нами вчерашний усатый толстяк. – Ты не можешь подкрутить что-нибудь в двигателе моего бульдозера, чтобы было больше дыма?
– А зачем тебе больше? – оторвался от работы американец и посмотрел на него широко расставленными удивленными глазами.
– Больше дыма – больше мощи!
– Ты так думаешь?
Он стоял перед нами простой и весь из народа. Выяснилось, что его зовут Иван.
– Как там Краб? – спросил я, вспоминая вчерашнее происшествие. – Кровь прольётся?
– Не. Анфиса сказала, что если хотя бы волос упадет с головы Билла, она задушит его своими руками. Бродит теперь одиноко.
– Она может, – согласился я, вспоминая роскошные сильные полечи поварихи.
Усатый Иван ушёл к своему бульдозеру.
– Включай! – скомандовал Скотт полному надежды оператору погрузчика.
– Трах-тах-тах! – взревела машина. Густой дым повалил из выхлопной тубы: цилиндры двигателя пригорели.
– Иван! – закричал Скотт. – Забирай цилиндры – дыма будет, хоть отбавляй!

Как-то в субботу у синего дома появился чопорно одетый человек и долго разговаривал с Дэни.
– Кто это? – спросил я великана.
– American preacher Johnson, – ответил он.
«Приче» – по-английски значит проповедник.
Баптистский проповедник Джонсон искал Вадима: из общаги, где располагалась миссия, пропала – когда тот еще там жил – ценная звукоусиливающая аппаратура.
– Ты что, технику спёр? – спросил я его поздно вечером. – Тебя проповедник искал.
– Ни-ни. Это, наверное, Петька из двадцатой комнаты: он самый ярый баптист.
– Ну и верующие пошли! – подумал я.
Я давно заметил: чем больше человек бьёт поклоны, нем сильнее он грешит в своей жизни.

Правду сказал мафиози-бульдозерист: Билл ходил по улицам, и никто его не трогал, только собаки во дворах – посёлок был в основном одноэтажным – старательно облаивали его.
– Тихо, ребята, – говорил он им. – Я свой в доску.
– Гы-гы, – вторил его тень – Вадим.

– Билл, деньги кончились. На горючку не хватает, – явился в синий дом русский президент компании Евгений Габов. – Вылетам в трубу.
Все, как обычно, сидели за обеденным столом. Босс долго смотрел на маленького лысенького Габова. Потом молча встал и ушёл.
– На! – сказал он, скоро вернувшись, и протянул нищему президенту толстую пачку долларов. Габов просиял, беря деньги, а Вадим ревниво смотрел, как зеленые исчезали в кармане президента.
– Гы-гы, – выдавил из себя он.

Полученные от доброго Билла деньги скоро кончились. Лесная техника для компании была собрана со всех технических помоек Штатов: гидравлические шланги на ней текли, а масло надо было покупать. Машины часто останавливались, и нечего было грузить в вагоны: кругляка не хватало.
– Что делать? – спросил Габов. – Прибыли никакой…
Мы сидели в конторе. Я снова вознёсся на президентский уровень: Вадим как мартовский кот продолжал шастать по посёлку: прекрасный пол он любил, как и деньги. Правда, не так сильно.
– Конечно, – ответил американец, – пол деревни сбежались в компанию, и всем надо платить.
Они посмотрели друг на друга, а потом в окно: там проехала японка на трех колёсах, черпая землю, как лодка воду. Жизнь в посёлке была пьяной и весёлой.

А в компании становилось всё грустнее и грустнее. Но грусть не бывает бесконечной.
– К нам едет президент из Америки! – сказал однажды Билл, когда вся честная компания собралась за столом.
– Неужели Буш? – изумился я притворно.
– Нет. Его фамилии Браун. Он основатель нашей компании в Сиэтле и хочет снова раскошелиться на развитие.
Весть быстро облетела посёлок.
– Ты, Билл, молодец! – сказал при очередной встрече американцу Габов и хлопнул очкарика по плечу.

– Президент едет! Американский президент едет! – кричали поселковые мальчишки, разнося по всем улицам сенсацию.
В день приезда высокого гостя в посёлке появился из краевого центра лесной магнат, вместе с наследным принцем – сыном Мишей.
Было закуплено море шампанского, Анфиса приготовила роскошный обед, а сама, как Пушкинская царица, «голосом и взором свой пышный оживляла пир».
– За успех нашего предприятия, – провозгласил тост приехавший президент.
Все предварительные денежные вопросы были решены, и за столом царило самое искреннее веселье. Я не рассчитал своих сил и набрался до такой степени, что танцевал вприсядку на потеху собравшимся.
– Го-го! – смеялся Билл. – Настоящий переводчик!
Тщедушный американский президент не сводил мутного взора с Анфисы и норовил заключить её в объятья.
– Вот наклюкался, – говорила красавица, смеясь, а тот, совсем забыв, зачем приехал, качался перед ней как привидение.
Наследный принц Миша, пользуясь суетой, по-хозяйски взял из холодильника шампанское и хотел его умыкнуть.
– Не трогай чужого! – крикнул пьяный Шон, и занёс карающую длань на вора, но на пути удара вдруг вырос качающийся заезжий президент.
– Ох! – послышался всеобщий возглас, и наступила гробовая тишина.
Президент, бледный как смерть, лежал на полу и не шевелился.
– Убили президента! – воскликнула Анфиса.
– Гы-гы, – произнёс Вадим. – Попал под раздачу…
Следующее утро было пасмурным, пасмурно было и на душе у всех. Герой банкета Шон не находил себе места. Не было только Билла: он пошёл провожать на поезд высокого гостя. Наконец он появился.
– Всё в порядке, ребята! – весело сказал он, появившись на пороге столовой. – Браун зла ни никого не держит. Можешь расслабиться, Шон.
Автор прямого удара просиял:
– Я же говорил вам, что он настоящий ковбой!
– Гы-гы,– прозвучало рефреном.
А в это время высокий гость катил в Ванино. Лицо его украшал фонарь – подарок от благодарных подчинённых.

Деньги полились рекой. В громадном гараже был поставлен большой как комната контейнер. На нем виднелась надпись: «Инструменталка».
Прячась от жары, я столкнулся здесь с Иваном, любителем дыма.
– Ничего не пойму, – сказал он. – Закрылись что-ли?
И стал дергать железную дверь контейнера.
– Fuck off! – послышалось изнутри. Дверь лязгнула, и из контейнера выскочил Шон. – Не видишь что ли: кофе пью!
– Нашёл время кофе пить, – мрачно обронил Иван, выслушав мой перевод.
Следом появилась слегка растрёпанная жена Шона Кимберли. Её, по просьбе пронырливого американца, выписал из Америки покладистый Билл для выдачи инструмента, и она оправдала надежды. Правда, она не говорила по-русски, но это было дело третье: Шон был счастлив.
Они оба были наверху блаженства.
– Gorgeous (горджес)!
– Perfect (пёрфект)! – неслось под сводами гаража.
Это означало «великолепная» и «прекрасный» – так они назвали друг друга. Оба были маленькими и в бейсболках.
– Я рад за вас, –  говаривал Билл, когда все механики собирались в столовой. – Во всей России лучше Ким для этой работы мне не найти.
Билл как на свет народился и весело отправлял в порт Ванино вагоны с лесом. Каждый раз, появляясь в синем доме, он нежно смотрел на Анфису.
– Заморский лоботряс, – говорила она и ласково и загадочно улыбалась.
– Я уезжаю в отпуск, – сказал Билл однажды. – Вместо меня будет работать Шон.
Великолепная и Прекрасный радостно переглянулись.
Любимого начальника пошли провожать все американцы.
– Я скоро вернусь, – сказал Билл на прощанье и приобнял Анфису. Но он ошибался.
– Пьяница и бездельник, – благодарный Шон сразу стал стучать по телефону кому-то в Сиэтл, и скоро «стук» был услышан: Шон был провозглашён генеральным менеджером компании.
Жизнь резко поменялась. Закупки для кухни стала делать Великолепная, и все сразу приуныли.
– Опять эта лапша, – тихонько ворчал, садясь за стол после работы, Дэни.
Перед ним, как и перед каждым, дымился Доширак. Он заметно похудел.
– Была б моя воля, сел бы на самолет и улетел отсюда к чёртовой матери! – продолжил он уже громко.
– Гы-гы, – прозвучало в тишине.
После отъезда Билла Вадим стал неразлучен с новым менеджером и гыгыкал после каждого слова последнего. Анфиса загрустила и часто печально смотрела вниз на посёлок, думая о своем.
По прошествии некоторого времени перед нашей резиденцией остановился шикарный лимузин. Из него выскочил Краб и, как самая обыкновенная шестёрка, распахнул задние двери:
– Карета подана! – осклабился он, глядя на Анфису, как собака на хозяина.
Все с удивлением смотрели на эту сцену.
– Спасибо вам за всё, – певуче произнесла она.
– Это тебе спасибо, Анфиса, – ответил я за всех.
– Ты машину не гони, а то заработаешь на орехи, – строго сказала она и величаво уселась в лимузин.
– И вор в законе может быть подкаблучником, – подумал я.
Лимузин, как и было велено, стал медленно спускаться по коричневой дороге к посёлку.
– Гы-гы, – печально произнёс Вадим.
– Что носы повесили? – это уже Габов подкатил на своём потрёпанном газике и выскочил на пыльную дорогу.
– Краб Анфису забрал, – пояснил я президенту причину всеобщей грусти.
– А-а-а… Он компанию свою открыл. Конкурент! – весело ответил Габов. – Шон, поехали лесные участки смотреть.
Я заметил на заднем сиденье газика несколько бутылок водки.
– Едешь на день, хлеба бери на неделю, – заметив мой взгляд, ответил неунывающий Габов.
– Водка не хлеб…
Шон, Габов и Вадим – куда же без него – укатили на участки. Дело было в субботу, настало воскресное утро, а экспедиция всё ещё не возвращалась.
– Где же он? – терзалась Ким.
К вечеру экспедиция вернулась, но все её участники были в непотребном состоянии. Увидев своего Прекрасного, маленькая американка блеснула глазами и скрылась в своей комнате, хлопнув дверью.
– Шон напился и подрался с Габовым, – поделился со мной Вадим. – А мне кожаную куртку прокусил. Гы-гы.
И правда, выдранный клок болтался на самом видном месте. Шон оказался самым настоящим зверьком.
– Где обручальное кольцо?! – кричала Ким утром следующего дня. – Развод, если не найдешь!
И снова газик помчался в несусветную даль на место драки.
– Вадим, ты молодец! Нашёл-таки кольцо, – похвалил переводчика Шон, крутя драгоценную пропажу на пальце.
– Это будет тебе дорого стоить, Шон. Гы-гы.
Прекрасный был прощен, и Великолепная играла с ним в бейсбол перед синим домом.

– Что они в Сиэтле, с ума сошли?! – возмущался Шон, глядя из окна синего дома на посёлок. Бейсболка у него была одета задом наперёд, и взгляд выражал недоумение.
Но в Америке никто с ума не сходил. Техника жрала гидравлическое масло бочками – тайга блестела от него, как от росы – и часто выходила из строя. Мужики постепенно все перешли к Крабу: он стал настоящим лесным магнатом, платил хорошие деньги и кормил людей как в ресторане: Анфиса знала свое дело.
Просто американцы обанкротились, и пришла пора собирать манатки. Вадим, учуяв, что ловить больше нечего, сквозанул ещё раньше с баптистом Петькой в вожделенные Штаты.
– Я обязательно разбогатею! – сказал он мне на прощание. Глаза у него горели.
– Ну-ну,– сказал я.
– Гы-гы,– ответил он.
Я проводил Прекрасного и Великолепную до краевого центра. Там, в художественном музее, она скупила – не зря мы голодали – кучу художественных ценностей.
Я нашёл работу в другой американской компании и навострился. Все прошедшие годы не терял связи с Вадимом и недавно он вынырнул – спасибо скайпу – на дисплее моего компьютера.
Он был пьян, и развернул передо мной новенький американский паспорт.
– Ну как, разбогател? – спросил я сразу.
– Теперь я американец! – гордо ответил он и налил себе очередной стакан виски. – Месяц пью: отмечаю свое гражданство. Гы-гы.
Мечта его сбылась. Но я был единственным, с кем он мог разделить свою радость.