Эта история никогда не увидела бы свет, если бы не возмутительное поведение живых.
Да, я мертвец. Вот уже тридцать лет как лежу в могиле. И что тут такого? Все здесь будете. Как написано на памятнике моей соседки: «Проходи, прохожий, и не топчи мой прах. Я сегодня дома, а ты еще в гостях».
Это пока вы живые, вам кажется, что на кладбище все заканчивается. На самом деле, все только начинается.
Уж поверьте старому Якову Моисеевичу. То, что я тут увидел, в том, живом мире, мне и присниться не могло.
Если бы не борщ моей невестки, жить бы мне да жить. Так нет, эта злыдня решила меня со свету сжить. Я знал, я все знал. Нутром чувствовал. Всегда держал ее на расстоянии. Ничего от меня утаить не могла. А тут занемог. Она в больницу приперлась. Мол, поухаживать. Ага, так я и поверил. Выпроводил ее. Так она внучку подослала. Почему я тогда не спросил, кто борщ варил?
В общем, я преставился. Да и не против был. Устал я. Да и времена неспокойные настали.
Случилось это аккурат к первому снегу. Земля еще мягкая была, да слишком мокрая и тяжелая.
Опустили, меня, значит, в землю, сверху закидали, как положено. Да еще и утрамбовали. Невестка, видать, боялась, что я из ямы вылезу! Вот, дура! Если бы можно было, еще бы трактором проехалась, чтобы уж наверняка. Ведь знала, поганка, что виновата.
Я замерз. Сразу замерз. Нет, чтобы этой заразе меня летом отравить. Хоть косточки бы погрел. В общем, дрожал я долго. Пока из соседних гробов не заворчали, чтобы прекратил костями греметь. Мешаю, видите ли.
Да, тут тоже есть соседи. Никуда от них не денешься – ни в том мире, ни в этом.
На кладбище плотная … нет, не застройка. Как назвать даже и не знаю. Залежка, что ли. Я с краю, ближе к дорожке, чуть на пригорке. Похоронили меня тут, чтобы далеко не ходить. Сын постарался. Заплатил кому-то. Лежу в квартале каких-то выдающихся мертвецов. Все в гранит закатаны. Сверху до низу. Ни сантиметрика для газончика. Только я из общей массы выбиваюсь – памятник попроще, газон. Потому у меня здесь свой бизнес. Соседи, что под гранитом лежат, через меня на воздух выползают. Знаю, знаю. «Зачем он вам?» - скажете вы. А дышать нам тоже надо. Потому, когда памятники меняете, мозги включайте. Впрочем, мне все равно. Я свою копеечку имею.
И все бы хорошо, но в этом году под меня начали копать! Живой был, не подкопались. Хотя было за что. А тут – на тебе. Лежу я себе, никому не мешаю, как вдруг чувствую, что гроб начал проседать. Выполз я, значит, посмотреть. Баба снаружи землю с моего пригорка выкапывает. И на свою могилу, что в низине, таскает. Представляете, и тут воруют! Кто как может. Причем достаточно много откопала. Скоро уже мой гроб снаружи видно будет. Подумал, я, подумал, да и напугал ее. Подобрался к ее уху и спрашиваю: «Мадам, Вам помочь?» Ох, как она прочь неслась! Мы с соседями давно, лет десять, так не смеялись.
Думал, на этом все закончится. Ан нет. Другие двуногие увидев, что в этом месте кто-то уже копал, решили продолжить. Земля уходила ведрами. Памятник мой начал крениться. Я пытался отпугивать, да все мужики попадались. Они меня не замечали. Я молился, чтобы моя родня скорее появилась, но им до меня дела не было. В Израиль умотали. Сразу. Как только можно стало. Впрочем, иногда, раз в несколько лет, кто-нибудь да появлялся. Какая-то десятая вода на киселе. Придут, потопчутся. Смахнут листья. Положат цветы. Всплакнут для порядка. Я на них таращусь с памятника. А они вспоминают, каким я был, перевирая все, что можно. И уходят. Все, долг выполнен.
Ну, ничего. Если так дело пойдет, то скоро у меня будет второе пришествие. Край гроба еще чуть-чуть и с дорожки виден будет. Вот тогда устроит вам Яков Моисеевич веселую жизнь! Всех вас тут соберу, родственнички!
И помощнички уже тут как тут. Нарисовались. С ведрами и лопатами.
Круговорот земли в природе еще никто не отменял.