Морозы стояли за минус 40. На улице не то, что люди не ходили – собаки не бегали. О птицах и думать было страшно. Даже ветер умер от стужи, не проявляя никаких признаков существования. Было очень холодно – стояли настоящие сибирские крещенские морозы.
Тоску нагоняла и полярная ночь, из-за чего светло на улице становилось часа на 3-4 в день, а остальное время был либо вечер, либо всё время ночь.
Лампы на столбах в такое время в разряженном воздухе превращались в столбы света, бившие прямо вверх – когда крепчал мороз, то в городе становилось светлее от этих световых эффектов, затеянных самой природой…
Правда, лето, как бы компенсировало всё это безобразие, когда солнце с неба вообще не уходило за горизонт, а светило постоянно, изгоняя из некоторых северян сон напрочь, до обидного. Да детишки иногда путали ночь и день, заставляя в основном матерей гулять с ними часа в 3 ночи.
Артов всего-то 10 дней, как приехал в Сургут из Надыма, маленького городишки, расположенного рядом с Полярным кругом, возле 65 параллели.
Его назначение и согласие переехать в Сургут плохо воспринималось окружающими, которые в один голос говорили, что он не понимает, куда едет – Сургут не Надым. Если в Надыме совершалось около 1000 преступлений в год, то в Сургуте – далеко за 10 000, на целый настоящий порядок больше. А вот личного состава было всего в 3 раза больше, а не на порядок, как количество преступлений.
И населения было в 3 раза больше, да не было здесь зоны пограничного режима, как в Надымском районе, что само по себе ограничивало въезд неучтенного и криминального населения в регион. А вот площади районов практически совпадали – на каждой территории района свободно помещались бы одновременно два европейских государства – Венгрия и Албания. С совершенно маленькой разницей. В каких-нибудь четыре тысячи квадратных километров…
Мало кто понимал, что творилось в душе у Артова, когда он принимал решение в согласии на перевод. Как объяснить, что спокойная жизнь в Надыме становилась скучной - он знал, что будет завтра, послезавтра. При его характере превращаться в чиновника, который обязан ходить на всевозможные совещания районного масштаба, представительская роль начальника ГОРОВД – ему всё это претило. Он любил активную жизнь, работу, а не сидение в кабинетах с очень умным выражением лица.
Такое отношение к чиновничьей жизни зрело постепенно, незаметно. И различные примеры чиновничьего быта никак не способствовали укреплению его убежденности в правильности привыкания к формату такой жизни…
Однажды председатель исполкома заставил его войти в комиссию по регистрации кооперативов – это было в самом начале перестройки, когда только-только по мановению сверху всем рекомендовалось превратиться в коммерсантов и озолотить страну доходами от трудового обдирания соседа.
Артов рекомендовал в состав комиссии начальника ОБХСС, но председатель настоял на том, чтобы ввели именно начальника горрайотдела милиции.
Артов предупредил председателя, что он человек дотошный и с ним трудно будет открывать кооперативы, на что тот ответил, что если будет нужно, он своевременно его поправит.
Ну, как скажете – ответил Артов на мысль председателя о том, что его поправят «в случае чего». Сам он в этом был совершенно не убежден, зная свой характер.
На том и порешили, тем более, что мнение руководителя не обсуждается.
И вот комиссия начала свою работу. Чего только не увидел Артов!
Один деятель решил открыть кооператив по заготовке веников для бань, благо, разного калибра бань, банек, банюшек и банных дворцов в районе было море – любое мелкое предприятие могло похвастаться наличием хорошей бани.
На вопрос Артова о сроках резки веток берёзы для веника, будущий миллионер ответил, что разницы в этом нет, надо, чтобы был хороший лист.
Артов прекрасно знал – берёзовые веники можно резать всего несколько дней от силы, пока не пошёл активный сок в деревьях, да не полезли серёжки – только в этом случае веник долго держал лист и не осыпался при малейшем движении веток. В центральной полосе России это делали обычно до Троицы. Да и ветки внутри веника не становились пока более хлёсткими и твёрдыми. А тут на тебе – режь – не хочу, в любое время года!
Естественно, Артов предложил отклонить заявление об открытии такого кооператива – растительность в условиях Приполярья и так скудная, а этот человек не знает, когда нужно резать веники, так что испохабит и так слабые леса вокруг города.
Но в результате он один остался при своём мнении.
Другой деятель захотел открыть мастерскую по пошиву обуви, а на вопрос Артова «Из чего собираетесь шить?» ответил, что купит это всё на рынке. В те времена всеобъемлющего контроля и такого же дефицита кожа имела статус «стратегического сырья», не имела розничной цены и не продавалась в частные руки. Следовательно, по законам логики, могла быть либо украдена с какой-нибудь обувной фабрики или кожевенного завода, либо быть изготовлена «левым» путём – и то, и другое было бы незаконным. На возражение Артова по данному кооперативу, председатель исполкома вступился за кооператора – «А может быть, я из своего плаща захочу сшить 50 пар сандалий, что, нельзя?»
«Да почему ж нельзя, очень даже можно»- ответил Артов, «только плащ у Вас, я думаю, не из хрома или юфти сшит, так ведь?» «Конечно, из тонкой кожи, из лайка» ответил председатель.
«Так и я про то – обувь из этой кожи по ГОСТу нельзя шить, порвётся, да и население не будет брать такую обувь, а из ворованного – я не позволю. Закон такой!» - констатировал Артов.
Кооператив открыли. А через шесть месяцев кооперативы закрыли - и тот, что по заготовке веников и этот, по индивидуальному пошиву обуви, и многие другие. За то отчитались количеством открытых кооперативов!
Вот этот-то и не нравилось Артову до чёртиков! Правда, он пережил трёх председателей исполкома и двух секретарей горкома партии, но ему от этого было не легче.
Не нравилось ему превращаться в чиновника, и всё. Вот и поехал он в Сургут, где, по слухам, было намного труднее, особенно начальнику криминальной милиции. Да и не ждал его там никто, он это понимал…
И вот через три для после приезда - первое убийство – как хочешь, так и вертись. Практически не зная города, оперов, обстановки – как кур в ощип! А что? Знал, на что шёл, кивать было не на кого!
Было раннее утро, часов около шести, когда поступил звонок о том, что возле одного из домов на Комсомольском проспекте стоит старенький «Москвич-408», а в нём лежит труп мужичины, головой под рулевым колесом, а ногами упираясь в заднее стекло. Имеются следы запёкшейся крови в салоне и на трупе.
Возраст погибшего был лет около 50, двухметрового роста, каждая рука у него была размером с две руки любого человека, и, казалось, что если бы он захотел, то рулевое колесо своей машины накрыл бы ладонями запросто, без всякого усилия. Вены на руках мужика были похожи на этакие синие резиновые шланги.
А на дворе мороз за 40. И даже собаки не двигаются, их просто не видно. О каких свидетелях можно говорить?
Судебный медик сообщил, что из-за того, что труп замёрз, как полено, время смерти установить фактически нельзя. Да и вытащить труп из автомашины проблематично – он не сгибается и не пролазит ни в одну дверь, так как рост погибшего достаточно громадный для машинки. Почти два метра.
Час от часу не легче! – подумал про себя Артов.
Собрав участковых и оперативный состав, Артов поручил проводить покватирный обход в четырёх домах, что располагались вокруг этого злополучного автомобиля. При таком морозе убийство могло быть совершено и вечером, и ночью, и утром – через 30-40 минут всё, в чём имелась жидкость, превращалось в ледяное бревно, которое, как мамонт, в таких условиях могло бы храниться сколько угодно, не изменяясь ни на йоту.
Так что вопрос о времени наступления смерти оставался открытым. И надолго. А чтобы двигаться в каком-то направлении, нужно было от чего-нибудь оттолкнуться – от времени совершения преступления, наконец. А тут и его не определишь! Одно было понятно – судя по входному отверстию в куртке, человек был застрелен из охотничьего ружья. Выстрел с близкого расстояния, с места правого заднего пассажира – сидение водителя и края раны имели следы, которые говорили именно за это. Как будто кто-то открыл заднюю дверь и выстрелил через сидение наискосок, справа налево, прямо с пояса.
Правда, одна мысль пришла на ум сразу – ружьё, скорее всего, было превращено в обрез, так как стрелять снизу вверх из ружья с длинными стволами в маленькой машине невозможно. Значит, обрез!
Обход двигался плохо – часть жителей из расположенных рядом с местом происшествия домов, уже ушла на работу, да и опера проявляли инициативу вяло, ссылаясь на отсутствие людей и сильный мороз. К тому же Артов для них был совершенно незнакомым руководителем, так что опера пока плохо воспринимали его как руководителя УВД.
«Ладно! Вечером проведём эту работу» - сам с собой согласился Артов.
«Да, а пока соберём информацию о потерпевшем. И то, правда, как-то очень туманно всё – никаких пониманий ситуации».
В течение дня собрали информацию об убитом. Оказалось, что ему 52 года, занимается частным извозом, на иждивении жена - инвалид 2 группы, двое детей 14 и 17 лет. «Да, трудно теперь будет ей одной с двумя», - рассеянно подумал вдруг Артов.
Вот и всё. Больше ничего – не конфликтовал, не воевал ни с кем, ничего.
Напрашивался вывод, что преступление ситуативное, не замышленное, ни подготовленное. Хотя одна мысль всё же закрадывалась – мужик то здоровый, как бык, жена – инвалид, он запросто мог посещать какую-нибудь молодуху в отсутствии её благоверного, а тот подозревал что-либо и вернулся для расчёта. Вот и рассчитался!
Только вот только внешний вид потерпевшего никак к амурному визиту не располагал – кирзовые сапоги 49 размера, меховая куртежка облезлого качества – не вязалось это с посещением чужих жён! Да и одет потерпевший был тщательно, не чувствовалось, что одевался в спешке. Ну, и кто идёт к женщине в портянках на носки? Хотя…
Артов неожиданно и не к месту заулыбался. В его практике был случай, когда в Надыме к дежурному по ГРОВД обратился пилот одного из самолётов, заночевавших в Надымском аэропорту – пришёл в 5 утра в дежурную часть отдела в чём мать родила, говорит, что его до гола раздели какие-то грабители.
Ну, что? Народ на Севере отзывчивый, с пониманием - в дежурке быстро - кто за чем съездили, дали во что одеться, напоили чаем, а он одно твердит, что раздели догола, вещи забрали, все имеющиеся документы – удостоверение пилота, партийный билет, права на автомашину и т.п. Дежурный зарегистрировал заявление сразу же, по поступлению, а когда стали спокойно уже разбираться, то выяснилось, что сняли лиходеи с бедолаги не только пальто, шапку-ушанку, пиджак, но и рубашку, и кальсоны, и трусы и даже носки. Наверное, в нашей стране со времён гражданской войны так никого не раздевали! Да ещё где - почти на Полярном круге, аж на 65 параллели!
Короче, выяснилось, когда разобрались – посетил пилот со скуки какую-то даму, а муж её, вахтовик, возьми, да и вырвись с трассы к жене с оказией – и пришёл домой в 4 утра. А там пилот. Муж за топор, пилот, видя такой оборот судьбы, как был голый, так и убежал, куда глаза глядят. И адрес толком не знал! А вахтовик-затейник, как потом оказалось, топором изрубил одежду пилота в мелкую китайскую лапшу. А там и пилотское удостоверение, и партбилет, и всё-всё, согласно перечня, написанного новоявленным Казановой!
Так что, такая версия, как месть потрясённого мужа имела право жить!
Но в данном случае это была, скорее, второстепенная версия, маловероятная. Как дежурная версия имело право на существование, не больше. Здесь что-то произошло. И кто, зачем перевернул убитого головой под руль, а ногами на заднее стекло? Да и как? Мужик физически был очень крепким, жилистым, и его заставить так вот выплясывать вряд ли кому-нибудь просто так удалось. Огорчил бы он обидчика, и очень крепко бы огорчил. Хотя, под прицелом не особенно и запротестуешь, слов нет! Но так разворачивать человека? Хотя все было за то, что переворачивался тот уже с раной в теле.
В общем, было, от чего начинать чесать в затылке. И не только в своем собственном.
Вечерний повторный обход всё же кое-что дал – одна молодая мама в доме, возле которого стоял «Москвич», из-за ребёнка не спала ночью и видела, как подъехал автомобиль. Из него вышел человек в чём-то темном, среднего роста, и побежал в четвёртый подъезд дома, который стоял параллельно их дому, чуть в стороне во дворе, отсутствовал минут 5, потом так же выбежал, сел на место пассажира. Так они простояли ещё минуту-полторы, за тем внутри машины сверкнуло что-то, мужчина с заднего сидения опять выскочил из машины и убежал в тот же подъезд, что и в первый раз. Было это без скольких-то там минут пять утра, точно она не замечала, ни к чему ей это было. Женщина через несколько минут после этого легла спать, так как ребёнок уже спал, и уснула.
Артов не уезжал из двора, ждал доклада оперов о результатах работы.
Всё же это первое преступление в его бытность в городе, в должности, как-то неудобно было начинать с нераскрытого убийства свой служебный путь в новом городе, как он считал!
Было не совсем поздно, и Артов решил зайти в подъезд, о котором рассказала молодая мамаша, чтобы осмотреть его.
Когда он вошёл, то обратил внимание, что пол в подъезде засыпан каким-то странным порошком, не мукой, а каким-то сероватым, крупной консистенции.
На каждой лестничной клетке располагались четыре квартиры.
На первом этаже между входными дверями двух квартир стоял крафт-мешок, в котором и был тот самый порошок, которым был засыпан пол. Ни наклеек, ни надписей на мешке не было. Артов поднялся до пятого этажа и обнаружил, что порошком засыпаны все этажи, кроме пятого. Он спустился вниз и осмотрел мешок. Он был порван с одного угла и был, скорее всего, с каким-то составом, который можно было использовать в хозяйственных делах – то ли стиральный порошок, то ли какая-то добавка для огорода – водились в Сургуте садисты-огородники. Видимо, кто-то приволок этот мешок сюда, а использовать не стал или ждал летнего времени, вот он и стоит – подумал Артов.
Он стал звонить в дверь соседней с мешком квартиры, а когда её открыли, он обратился к женщине с вопросом, что это за мешок и давно ли он порван.
Она ответила, что мешок с лета стоит, а вот порвали его буквально вчера, кому он помешал, она ума не приложит. Она пояснила, что это сухой клей КМЦ, для обоев, муж где-то раздобыл, так как хотели делать ремонт, да припозднились, а зимой делать не хочется.
- А ночью ничего не слышали в подъезде,- поинтересовался Артов.
- Нет, у нас спальня выходит на другую сторону дома, там ничего не слышно. Да ваши уже приходили, спрашивали, я им всё сказала,- тараторила дама.
Артов попрощался. Сотрудники уже побывали в подъезде, но про просыпанный клей ничего не говорили – мелькнула у него мысль. Кто же порвал мешок? И зачем – он стоит давно и жил спокойно, а тут в подъезд кто-то дважды забегал ночью, никто ничего не слышал, а мешок порвали. И почему следы клея до 4 го этажа, хотя этажей пять, а мешок на первом? Получалось, что кто-то спустился с четвёртого этажа, порвал мешок, зачерпнул клей и понёс его, рассыпая, по этажам? А, может быть, порвали, зацепившись за мешок, и растащили клей до четвертого этажа? И почему до четвертого? Тогда можно предположить, что выше четвертого этажа не поднимались? Как-то не складно, честное слово!
Он поднялся до четвёртого этажа и стал рассматривать клей на полу. На лестничной клетке были две двери – одна слева, другая справа. Получалось, что были две квартиры на площадке. Клей обрывался возле правой двери, у левой его было совсем чуть-чуть, было видно, что его растащили обувью по площадке.
Артов увидел возле правой двери два звонка- по одному с каждой стороны двери. Получалось, что за одной дверью были две квартиры?
Он позвонил в оба звонка, подождал, прислушался. Вот послышались звуки открываемой двери, и неожиданно дверь распахнулась. Почему внезапно – потому, что ключом открывалась дверь не та, перед которой он стоял, а другая, которая была скрыта сразу за дверью. На пороге стояла молодая симпатичная женщина, которая смотрела на Артова выжидающе.
- Здравствуйте! Я из милиции, вот мой документ. Можно мне Вас побеспокоить?
- Да, конечно! Но ваш сотрудник у меня уже сегодня был, я ему всё рассказала, что в моих силах, тем и помогла.
- Да, я знаю. Но меня интересует вопрос, что за порошок у вас на полу рассыпан и когда он появился.
- Порошок? Вчера вечером ничего на полу не было, не знаю. Я вечером подметала пол в коридоре, всё было чисто. Видимо ночью кто-то рассыпал.
Артов посторонился, а женщина выглянула в коридор и заохала – только вчера подметала коридор, всё было чисто. Артов по себя отметил, что когда она открыла дверь настежь, то невольно надавила полотном двери на кнопку звонка, который располагался на стене подъезда. Звонок в квартире женщины в ответ на это весело звякнул.
Женщина пригласила Артова внутрь квартиры.
Оказалось, что она с дочерью занимала однокомнатную квартиру. Ночью она спала и ничего не слышала. Откуда рассыпанный клей она не знает, и как он попал к ним на лестничную площадку - то же.
Артов заметил в женщине какую-то нервозность, мелкую, почти незаметную. Особых причин для этого у женщины быть не могло, так как разговор, по сути, шёл ни о чём.
Артов спросил о соседях.
- Соседи? Да так, молодёжь, родители уже умерли, оба болели, а здесь две сестры проживают. Бывает, что у них собираются компании, гуляют, мешают отчасти – мы с дочерью тихо живём, нам это, конечно же, мешает, но пока терпимо.
- А когда последний раз так «гуляли»?
- Да позавчера собиралась у них компания, были парни, девчонки, долго не могли угомониться.
- А сегодня никого?
- Как видите, никого. Вы им звонили?
- Да, звонил. А когда они ушли, вы не заметили?
- Наверное, часов в 10 утра.
- И часто они в 10 утра исчезают?
- Нет. Они спят до обеда обычно, а тут в 10 утра ушли.
- А ночь была тихая?
- Как сказать? Я не прислушиваюсь, но кто-то ходил.
- Как ходил? По комнатам или из комнаты в коридор и в подъезд?
- Я не знаю. У меня только раз крякнул звонок – это оттого, что настежь раскрыли вход в общий тамбур. Я уж и внимания не обращаю на это, привыкла. Там иногда шалман устраивают, соседи и милицию вызывают, а я живу с дочерью одна, не ругаюсь с соседками – пока не остепенятся, ничего не поможет. А я боюсь скандалов. Терплю.
- Когда же это было - утром, вечером, глубокой ночью, ранним утром? – не успокаивался Артов. Он чувствовал, что женщина что-то знает, но говорит с неохотой, не хочет ссориться с соседями.
- Я думаю, что после трёх ночи, потому что я в три вставала к дочке, а это было потом, я сквозь дрёму всё это слышала.
- Что «всё это»?
- Ну, звонок, потом приглушённые голоса.
- Чьи голоса – мужские или женские.
- И те, и другие.
- Как Вы думаете, их было больше трёх, они ссорились или что?
- Нет. Они не ссорились. Один что-то сказал, а женский голос как бы вскрикнул. Может, вы чай попьёте? – вдруг спросила женщина.
- С превеликим удовольствием – сказал Артов, надеясь за чашкой чая найти с женщиной нужный контакт, потому что схема «вопрос-ответ» с ней не давал нужного результата. Нужно было как-то разговорить её, чувствовалось, что есть что-то такое, что женщина не хочет рассказывать Артову.
Хозяйка захлопотала, а Артов осмотрел кухню. Маленькая, уютная, опрятная. «Чистюля» - одобрительно подумал он. Он привык к домашней чистоте и любая хозяйка, поддерживающая чистоту в своём доме, в его понимании всегда и сразу отвечала понятию «женщина».
Чай согрелся быстро и они с хозяйкой сели пить его друг напротив друга. Артов внезапно спросил:
- А чего вы опасаетесь?
Женщина как бы застыла с чашечкой в руке и в ответ только и спросила «Я?»
- Вы, не я же. Я чувствую, как Вы боитесь быть искренней до конца. Вы как представляете себе, что я вот так побегу звонить на каждом углу, что такая-то и такая-то мне сообщили то-то и то-то? Я ведь к вам пришёл просто поговорить, выяснить обстоятельства кое-какие, а как свидетель официальный Вы пока мне не нужны! Мне нужно получить от Вас направление движения, а дальше мы как-нибудь и сами управимся. Тем более, Вы-то можете в любой момент отказаться от своих слов, у нас нет в законе принудительного свидетельствования. Это у американцев, если ты знаешь и молчишь, то становишься пособником преступника и за это предусмотрено уголовное наказание. У нас такого нет.
Женщина напряжённо молчала, отставив чашку в сторону. Она водила рукой по скатерти, смахивая невидимый сор со стола. Пауза затягивалась, и Артов умышленно её не прерывал – чем больше она длилась, тем более становилось ясно, что женщина что-то знает. И тем более ей становится труднее отрицать факт наличия нужной для Артова информации. А уж как повернуть разговор в нужную сторону, его учить не нужно было.
Подождав минуты три, Артов нарочито раздосадовано произнёс: «Ну, милочка, знаете ли, теперь я понимаю, что вы действительно хотите из разряда просто собеседника попасть в разряд официальных свидетелей».
- Нет, нет, не хочу!- воскликнула женщина. Я сейчас, сейчас вам скажу.
Артов не торопил её. Собравшись с духом, женщина сказала, что когда звонок позвонил из-за того, что кто-то резко открыли дверь в их тамбур, она встала и подошла к двери. Именно в тот момент, когда соседка открыла свою дверь. Разговор шёл приглушённый, единственное, что она услышала, это женский возглас «Ой! Ты что?» После этого она отошла от двери и легла спать. Кто говорил, и что было дальше, она не знала. Единственное, что она сообщила, что это происходило в пять утра…
- А имена не звучали? Фамилии, или что-то ещё?
- Имена? Нет, я не помню. Правда, я услышала ещё слово «хвастун», подумала, что опять молодняк треплется, они частенько - то сплетничают, то ссорятся, то мирятся…
- А если напрячь память, подумать?
- Нет, вы уже не думайте. Я всё это помнила, но я просто по-женски боюсь – я живу одна, с маленькой дочкой. И защищать меня некому, если что, сами понимаете.
- И Вы боялись рассказать об этом? – спросил Артов.
- Конечно! Я живу одна с дочерью, а там компании одна за другой шастают. Я боюсь. Я, правда, боюсь…
- Так я же говорю, что не собираюсь Вас использовать в качестве свидетеля. Что Вы рассказали? Что кто-то ночью с кем-то шептались в коридоре, и кто-то кого-то вскрикнул «Ой»? Кто-то кого-то обозвал хвастуном? О ком идёт речь? Вы не знаете? И никто не знает. Так что спите спокойно, никто Вас беспокоить по таким пустякам не собирается.
- Правда? Никто?
- Правда. Никто. Единственное, о чём я Вас попрошу – никогда и ни с кем не обсуждать то, что вы мне сказали. Пока. Только со мной, если лично я обращусь к Вам с этим разговором, то Вы можете обсуждать этот случай. Или в моём присутствии. Договорились?
- Да, конечно, договорились.
- В противном случае наша с Вами договорённость может не выполниться. И не по моей вине.
- Хорошо, я всё поняла.
Артов, конечно же, обманывал. Женщина дала направление поиска, а уж разматывать клубок легче, когда знаешь, где лежит его кончик. Единственное, в чем он не солгал, так в том, что женщину в качестве свидетеля показывать нельзя. По крайней мере, пока. Да и о чём она может свидетельствовать – ни людей, ни конкретики. Так, общее направление, да и только. Только при возникновении определённой ситуации её показания могли бы стать фактом, подтверждающим или опровергающим что-либо. Как говорится, при наличии одной прямой улики миллион косвенных сработают наверняка. При отсутствии оной и миллион косвенных улик не будут иметь никакого смысла. Суд не примет решения на косвенных уликах, это было аксиомой.
Он вежливо распрощался, понимая, что и так доставил хозяйке немало хлопот, да и время уже было позднее. Но результат был налицо: было ясно, что кто-то заходил ночью в квартиру и обсуждал какой-то случай, связанный с каким-то неожиданным случаем. Судя по времени, очень могло быть, что связь между беготнёй, рассыпанным клеем и убийством могла быть прямая.
Просто так это произойти не могло, он это чувствовал. Как с клеем – вот не понравилось ему, что клей рассыпан, и всё, вот он и пошёл по следу рассыпанного клея. И правильно пошёл, кстати!
«Надо не забыть дать команду изъять образцы клея из мешка и с пола подъезда, пусть будет, мало ли что, а потом и не разыщешь. Пусть зафиксируют всё в подъезде – мешок, тропинку из клея, куда она приходит – всё может пригодиться. Растащат граждане клей на обои, как пить дать, растащат. Да и тропинка из клея уж больно заманчивая – снизу и к квартире!» - подумал Артов, подъезжая к третьему отделу милиции.
А в отделе милиции тоже не спали. Сделали выборку по всем проблемным квартирам этого микрорайона и составили списки тех, кто попадал под подозрение своим нелояльным отношением к закону – дебоширов, кухонных боксёров, скандалистов, пьяниц и хулиганов, судимых и психопатов. Ознакомившись со списком, Артов отметил, что интересная квартирка на четвёртом этаже значилась в списках, как проблемная, откуда по жалобам соседей не раз вытаскивали пьяные компании молодёжи, составляли протоколы. Это было ему на руку - тем более на соседку с ребёнком подозрение в случае чего вряд ли падёт.
Оставив начальника отделения розыска третьего ГОМа и исполняющего обязанности начальника убойного отдела УВД, занимавшихся с Артовым раскрытием преступления, без ссылки на источник, Артов рассказал, что появляется интересная квартира, и она есть в списках. Он объяснил, что в пять утра в эту квартиру кто-то входил, шёл разговор о факте, который взволновал какую-то женщину, а в 10 утра там, в квартире, никого уже не было. При умении хозяек спать по 12 часов их ранний уход из квартиры наводил на размышления. Так что основание позаниматься хозяевами появилось конкретное.
Наметили мероприятия и выставили скрытый пост, что бы при появлении хозяйки или компании, всех в удобный момент вытащить в отдел милиции для работы с ними.
Хозяева, вернее две сестры-хозяйки интересной квартиры, появились около 2 часов ночи, о чём тут же доложили Артову. Он решил их до утра не трогать, так как и сотрудники устали, и толку было бы мало от ночных бдений - какой смысл мучить и себя, и людей? Да и на жалобы потом нарваться можно запросто за ночные мероприятия - народ всё грамотней становился, уже мог и душу помытарить, и нажаловаться.
Утром сотрудники уголовного розыска подняли хозяек ни свет ни заря. Слова «Делать вам нечего» были самыми добрыми из тех, которыми награждали хозяйки квартиры ожидающих их операм. Да и вообще, как правило, появление сотрудников милиции мало кому не доставляет неприятности, будь то приглашение поучаствовать в следственных действиях или принудительное втягивание человека в орбиту следственных мероприятий.
Согласно инструкции Артова, сотрудники розыска при нахождении в квартире девушек обратили внимание на состояние полов – чистые, вымытые или грязные, замызганные. И по приезду в отдел они доложили, что квартира запущенная, пол видно, что не мыли уже давно…
Разговор с девушками был трудный. Попытки сходу получить информацию обо всех лицах, кто бывал в квартире и в особенности в интересующую следствие ночь, ничего не дала – ответ звучал приблизительно так: не знаю, такого не было, не помню и тому подобное.
Но вода камень точит – постепенно разговор продвигал оперов вперёд. Кое -как составили список связей, получилась достаточно обширная схема связей, из которой вырисовалась и линия поиска – группа молодых парней возрастом до 25 лет, и таких оказалось 12 человек.
После того, как вместе с хозяйкой квартиры поехали домой для проведения осмотра, одна из сестёр, что постарше, забеспокоилась, что сразу же отметил про себя один из оперативных сотрудников, Бутаков Иван Николаевич, который занимался вплотную этим вопросом. Суетливые движения выдавали нервозность, которая возникла в поведении до того спокойной девушки.
На осмотре ничего такого не обнаружили, но зато собрали образцы клея и в квартире, абсолютно такие же, как и в коридоре, и в подъезде, как распорядился Артов. Маленькая цепочка фактов соединила три объекта – вход в подъезд, лестничные марши и квартиру, определяя направление чьего-то движения. А клей служил некой «нитью Ариадны», помогающей продвигаться в лабиринтах чьих-то приключений.
Но ни в этот день, ни в последующие дни никакие беседы с сёстрами ничего не давали – они стояли насмерть, доказывая, что к ним утром никто не заходил.
Однако проводить очную ставку с соседкой сестриц было нельзя из тактических соображений – те влегкую своей нахрапистостью «забили» бы свидетеля и ничего хорошего из этого не вышло бы. А другого пока не появилось.
Не смотря на это, потихоньку, потихоньку, оперативно-следственная группа собирала крупицы информации, которая позволяла передвигаться от одного эпизода чужого бытия к другому. Эти эпизоды складывали замысловатые мозаичные узоры из действий различных людей, связывая их в одну громадную картину, имя которой была «Жизнь». И, как это бывает, зачастую, совершенно не имеющее отношение к делу явление или фрагмент неожиданно вписывался в собираемое полотно крепко и основательно, позволяя тем, кто его собирал, удивлённо констатировать, как оно было на самом деле.
Вот и тут, отрабатывая связи всех, кто «попадался» на квартире у хозяек интересующей следствие квартиры, совершенно неожиданно сотрудники наткнулись на человека, который сыграл во всей этой круговерти самую интересную роль. Но не самую лучшую…
Рабочий день начальника службы криминальной милиции любого уровня никогда не ограничивается рамками «узаконенного» рабочего времени. Эта работа связана не только с убийствами, грабежами, кражами и разбоями – она связана со всем спектром работы милиции. Уголовный розыск – это подразделение, которое органично пронизывает направления работы всех служб органов внутренних дел – от информационно-справочной картотеки при дежурной части до медицинского вытрезвителя. Всё, что способствует и направлено на борьбу с преступностью, пропитано отношением к уголовному розыску. И с уголовным розыском. А в милиции все направлено на борьбу с преступностью – уличной, подростковой, бытовой или организованной, без разницы.
Вот и здесь, приехав около 10 часов вечера в ГОМ-3 по служебным вопросам, в кабинете у начальника розыска Артов застал странную картину – Борис Николаевич Савинов, начальник розыска, отпаивал красивую девушку, которая только всхлипывала и вытирала глаза платком.
Была она исключительно красивым, миниатюрным и внешне хрупким созданием, которое никак не вязалось с понятием «вытащили из квартиры».
Борис Николаевич суетливо передвигался от стола к стулу, на котором сидела девушка и неуклюже приседая со стаканом воды, таким образом пытаясь отвлечь девушку от её страхов.
«Ишь, ты! Видимо внешность девушки вывела мужика из равновесия, даже вприсядку пошел Борис Николаевич!» - подумал Артов.
Борис Николаевич был мужчиной крепким, отнюдь не сентиментальным, особой душевностью или проникновенностью обычно не отличался, поэтому такая мысль и посетила Артова.
Как выяснилось, это создание звали Светланой, она преподавала в одной из школ гимнастику, была учителем физкультуры. Приехала она в Сургут из Тобольска, после окончания педагогического училища, в городе живёт в общежитии, первый год. Из равновесия её вывело то, что начальник розыска предположил, что у неё на работе могут узнать, что её задерживали в квартире, откуда по жалобе соседей вытаскивали группу подпивших и дебоширивших молодых людей.
Кое-как, успокоив с начальником отделения УР девушку, Артов с коллегой начали заходить с другого бока – кто был в квартире в то время, когда она была там, и как вышло, что их привозили в милицию и записывали данные.
Она ответила, что со своим парнем заезжала ненадолго в эту квартиру, он искал кого-то из друзей. Когда они зашли, то здесь шла гулянка, молодёжь веселилась, громко играла музыка, а времени было уже около 12 часов ночи. А тут и милиция поспела, вот они и попали в список штрафников.
А она, всё же, как-никак учитель физкультуры в школе и ей на работу нельзя ничего сообщать - она работает без году неделя, и тут такое!
Успокоив девушку, Артов всё же попытался узнать, кто был в квартире, как вёл себя. Она сказала, что не знает никого, этот факт - просто стечение обстоятельств, и всё.
Время было позднее – беседы не ведутся по 10-15 минут. Артов хотел распорядиться, чтобы девушку отвезли домой на милицейской машине, мало ли чего. А на утро попросил её придти в отдел для оформления протокола допроса. Но девушка сослалась на занятость по работе и попросила всё оформить прямо сейчас, несмотря на поздний час.
Её допросили и около половины второго отвезли домой.
Но на следующий день, около 16 часов, Светлана пришла к Борису Николаевичу ещё раз и неожиданно рассказала, что час назад к ней в городе, в сберкассе, когда она платила за междугородние переговоры по телефону, подошёл молодой человек и пригрозил, что если она будет много говорить, то ей этого не простят.
С чем и как это было связано, она не понимала. Но сказала, что очень испугалась и решила придти и рассказать.
Савинов немедленно связался с Артовым и доложил о случившемся, так как этот факт мог иметь отношение к убийству.
- Ты приметы грозившего ей человека записал?
- Да нет, сразу докладываю Вам. Она-то ещё здесь, в отделе.
- Хорошо. Попробуй её ещё раз порасспрашивать про тот случай с квартирой, ну, когда их вытащили с Комсомольского, может что еще с перепугу вылезет из её головы - сказал Артов
- Ладно. Но как-то она напугана очень спокойно – неожиданно констатировал Борис Николаевич.
- В каком смысле «спокойно»? - недоуменно спросил Артов.
- Да я что, напуганных баб не видел, что ли? Видел на своём веку немерянно. А здесь говорит, а в глазах нет испуга, как-то странно боится. Да и откуда мог появиться человек? Ночью допросили, домой отвезли, кто из чужих мог узнать, о чём шёл разговор у нас? – приводил доводы Савинов.
- Так ты что меня пытаешь? Вот и попробуй выяснить это. Ты пока начинай с ней беседовать, а часа через полтора, два освобожусь, приеду к тебе, там и посмотрим на красавицу, что там у неё в душе, - сказал Артов коллеге.
- Хорошо, - ответил Савинов и отключил трубку.
Когда Артов приехал в ГОМ, разговор между Светланой и Савиновым практически закончился. Приметы парня были записаны тщательно, событие описано подробно, и разговора как такового уже не было. То ли она почувствовала недоверие начальника УР, то ли Борис переусердствовал, но девушка замкнулась, на вопросы отвечала односложно, было видно по всему, что продолжения разговора не получится.
Девушку отпустили.
- Не верю я ей – откровенно сказал Савинов.
- А почему?
- Не знаю, не верю и всё. Что-то в ней есть неуловимое, как мыло мокрое в ванне – его хватаешь, оно в руках, но всё равно не удержишь, придётся нагибаться.
- А нагибаться не хочется! – закончил мысль Бориса Артов.
- Вот и то ж!
- Ну, нам наши ощущения к делу не пришить. Нам факты давай. Давай вместе подумаем – кому от этого всего выгода. Первое – она пришла сама, по своей инициативе. Это факт. Могла бы и не приходить, кто её неволит. А раз пришла, то вопрос – зачем. Просить защиты? А в чём угроза? Что она такого могла рассказать, что ей вдруг кто-то стал грозить? Да и что она может знать? Может быть что-нибудь такое, о чём и сама не догадывается, а нам должно быть интересно? Второе – если предположить, что это манёвр – для чего? Повысить степень доверия нашего к ней? Опять вопрос - для чего? Может быть для того, чтобы отвлечь нас от работы с ней? Свою лояльность к нам подчеркнуть? Опять же незачем. Её сфера общения нам малоинтересна.
А может быть переигрывает по молодости?
- Может и так быть – согласился Савинов. Значит, она может знать что-то такое, что нам интересно.
- Мы с ней часа четыре говорили. Не знает она ничего. Выдумывает? А зачем это? Кому выгодно? Как думаешь, Борис Николаевич?
- А кто ж его знает? Но что-то в этом есть! – заключил Савинов.
- А вот что! С двух сторон мы подошли к тому, что она может что-то знать для нас очень интересное. Как в притче – «Одни говорят надо пить меньше, другие – что надо пить больше, а вывод один – пить, все-таки надо», заключил Артов.
- А как же! Очень мудрая притча, запомню – засмеялся Савинов.
- И что мы будем делать с ней?
- С притчей? – оживился Савинов.
- Слушай, у тебя реакция сейчас не на то. С девушкой этой, со Светой-гимнасткой.
- А-а-а – только и протянул в ответ Борис.
- Вот тебе и «А»! Ладно, ты мне давай протокол, описание, будем мараковать с начальником второго отдела Тарабановским, он завтра из отпуска выйдет. Вот и познакомлюсь с ним заодно. Вас этим грузить не стоит, у вас и так дел невпроворот. Кстати, у тебя, Борис Николаевич, с раскрываемостью квартирных краж дела обстоят неважнецки, ты смотришь, нет? Хуже всех в городе. Я погляжу-погляжу, да и вставлю вам по первое число.
- Так у нас же одни новостройки, никто никого не знает, переезжают с места на место, за вещами не следят, двери сразу не укрепляют, вот и бомбят квартиры, - привычно собрал факты в кучу начальник розыска.
- А где участковые? Они что, в постромках уснули, так наскипидарь их, тормоши, ППС нацеливай, ГАИ - пусть проверяют перевозчиков домашних вещей – у тебя за 10 дней уже три кражи с полным вывозом шмотья из квартиры! Мебель что, в барсетках уносят, что ли? – раскипятился Артов. Ты мне, Борис Николаевич, брось арапа заправлять, я тоже кое-что смыслю в этом деле! Скажи лучше, что организации нет, а не то, что новостройки. Вон, на ПИКСе тоже стройки, а краж мало!
- Так у них всего одна дорога из посёлка и живут они там все в одном районе, друг друга знают все, посёлок-то небольшой, - всё пытался отбиться Савинов.
- Не одна дорога, аж четыре! Там вокзал, место проходное, куда хочешь, уедешь, там участковые с 6 утра до 10 по посёлку крутятся, дворников спрашивают, кто и что видел, а твои к 9 утра в отдел приходят, на совещание. Им совещания каждому своё надо проводить, на территории обслуживания, а к тебе на доклад к обеду приходить, что бы ты развод вечером правильно провёл, да маневрировали бы силами и средствами – а ты мне про новостройки рассказываешь. Ты мне ещё о вреде курения расскажи, посмеёмся хором. Смотри, думай, действуй. Ты отвечаешь за это, а не кто-нибудь!
- Понятное дело!
- А раз понятное – закончили на этот раз. Сказал - спрошу, значит спрошу. И вот ещё что – я смотрю, у вас опера какие-то рассеянные. Заходили в подъезд и не увидели, что мешок разорван, порошок по подъезду рассыпан, никому не задали ни одного вопроса, это не дело. Ты их собери и скажи, что это первый и последний раз. В последующем обещаю каждого, кто пропускает очевидные факты, буду драть по-черному. Если работаешь в уголовном розыске – привыкай не смотреть на жизнь, а наблюдать за ней. Только в этом случае будет толк от опера. Мне соглядатаи не нужны, мне нужны цепкие, хваткие и с амбициями. Учить буду, но терпеть раздолбаев – уволь меня от этого. Не буду. И тебе не советую.
- Я понимаю.
- Людей ваших я пока не знаю и кто чего стоит – тоже. На первый раз прошу тебя встряхнуть своих парней, а на второй я тебя встряхну и непрятно.
- Я понял, Сергей Андреевич, постараюсь довести до ребят.
- Вот и ладненько! Давай, трудись, я тебе настроение не должен портить, я по-дружески тебе говорю – соберись, ты всё знаешь. Тебя учить – только портить! Давай, до встречи!
Артов протянул руку Борису Николаевичу.
- До свидания, Сергей Андреевич!
Дело не двигалось. Опера действительно встряхнулись и перетеребили всех, кто попадал в поле зрения по злосчастной квартире, но публика попадалась не словоохотливая, мало кто хотел рассказывать о своих друзьях. Было видно, что молодёжь там собиралась не лучшая, пили, горлопанили, задирали соседей, когда те пытались утихомирить гулён – всё! Особо отъявленного или преступного не совершали они, кроме той ниточки, которую дала ближайшая к квартире соседка, не было ничего! Тишина и симметрия, как говорится.
Но всё же среди всего, что получили в результате работы, стали проявляться некоторые расплывчатые фигуры, не имеющие пока ни телесной оболочки, ни простых установочных данных.
Несколько человек в разговоре упоминали некоего парня, то ли Хитруна, то ли Шатуна, молодого парня спортивного телосложения, вспыльчивого, скорого на кулак и плохо отходчивого от обиды. Такие данные ни по картотеки, ни по памяти оперов не проходили.
Артов вновь съездил к соседке владелиц проблемной квартиры, уже более конкретизировав вопрос – не могла ли она перепутать то, что слышала в ночь убийства через дверь, приняв слово «хвастун» за другое слово «Шатун»?
Женщина, поразмыслив, сказала, что уже прошло время, и она не может точно сказать, слышала ли она слово «хвастун» или слово «Шатун», через дверь может померещиться всё, что угодно. Да и была она спросонья, мозг наполовину спал.
Артов понял, что при таких данных использовать женщину в качестве свидетеля не получится всё равно, а искусственно притягивать «за уши» факт к факту было бы неправильным действием. И не честным.
И тут опять в дело вступил Случай, с его немыслимой траекторией и замысловатыми пируэтами.
Вышедший из отпуска начальник «убойного» подразделения Виктор Петрович Тарабановский, после знакомства с Артовым и ознакомления с материалами проведённых мероприятий по нераскрытому убийству, придя в кабинет Артова, сказал:
- Сергей Андреевич! А ведь я догадываюсь, кто такой Шатун! Это Шатунцев Сергей. Я знаю эту семью, знаю его мать, самого Сергея. Да, он такой, как говорят – дерзкий, жёсткий, хлёсткий.
- Какая-то у него кликуха странная – как медведь-шатун, неймётся бурому, не спит в берлоге. И этот такой же. А чего ж его в картотеке нет, если он такой, как говорите? Что, не попадал раньше к нам, или что?
- Да были у него драки с пацанами, пока рос. Сейчас я давно его не видел, ему года 23-24. А раньше, где я как-то спускал на тормозах, был грех, где они сами договаривались с другой стороной, где и вина-то была только в агрессивности, а по сути дела, он был прав, как-то так и проскочил.
- А зря! Так бы и нашли быстрее, а то пока Вы не вышли из отпуска, мы так и не двинулись с места.
- Тут дело в том, что Шатунцев он только по отцу, и я это знаю. На самом деле у семьи другая фамилия. Я лет 17 знаю семью. Он как с детства считал себя Шатунцевым, так и продолжал считать. Даже кличка такая же – Шатун.
- Ясно. А где он живут?
- На ул. Дзержинского, как раз напротив ГОМ-1.
- А у вас с матерью остались доверительные отношения? Вы можете аккуратно спросить, где Шатунцев, что делает, так, по-свойски.
- Я вот и зашёл спросить, стоит ли мне соваться в семью?
- Раньше-то совались, столько лет знакомы. Что может значить Ваш приход к ним? Ничего. Так, привет, как дела, кто что делает, что нового. И всё. А там за разговором, может быть, что и вырисуется. Разведопрос, однако, в оперативно розыскном деле это называется.
- Я сегодня вечерком заеду, поговорю, там видно будет.
- Да. А пока нужно собрать все данные… - начал было Артов.
- Я уже дал команду своим ребятам, к обеду всё уже соберут по нему, - ответил Тарабановский.
Было видно, что тому был неприятен состоявшийся разговор, он ощущал чувство вины за парня, который попал в поле зрения по такому преступлению, а он, по-свойски, в судьбе этого парня принимал активное участие. И давно.
Артов не стал продолжать тему. Каждый в своей жизни идёт своей дорогой. И ошибки, совершённые однажды, чаще всего стреляют в спину, в лицо с ними проблем не бывает.
«Сам разберётся!»- сделал он вывод и занялся другими делами.
Наутро Тарабановский рассказал, что заходил к матери Шатунцева, она рассказала, что сын дома не появляется уже давно, где-то у подруги живёт, он и раньше всё к самостоятельности себя приучал. Приход Тарабановского никаких ненужных реакций у матери не вызвал, всё тихо и спокойно.
- Вот и хорошо. Что делать будем?
- Может посмотреть за квартирой?
- И как долго? Он давно не появлялся, может ещё месяц бродить где- нибудь, а мы будем тратить время и силы на наблюдение? Нет. А телефон у них есть?
- Нет, в квартире телефона нет.
- Виктор Петрович! Подготовьте задание для работы с девушкой этой, гимнасткой – там, мне кажется интереснее вариант, чем с квартирой Шатуна. Не нравится ни мне, ни Савинову её заход с рассказом об угрозе. Что-то в этом нелогичное, неправильное.
- Хорошо. А когда начнём?
- Да дня через три, пусть всё успокоится, уляжется. А там и подработаем её связи, может, и на Шатуна выйдем.
- Хорошо, я понял.
- Ладно, будем думать дальше.
По всему получалось, что отправной точкой в деле могли стать сёстры, хозяйки квартиры, где собиралась молодёжь. Без их участия ничего не получалось.
И придумал Артов ничего лучше, как комбинацию, которую можно было назвать как известный фильм Челентано – «Блеф»…
Артов распорядился, что бы хозяек квартиры привезли в ГОМ-3 и рассадили в разные кабинеты. Сам он сел разговаривать с одной из них, а с другой посадил толковать начальника розыска, который был в курсе хода расследования и мог оперировать некоторыми фактами свободно, без опасения свалиться с темы или отойти от сюжета. Дело в том, что в случае понимания со стороны подозреваемого того факта, что сотрудники милиции блефуют, можно было бы испортить всё, что было задумано. Поэтому, промашки здесь быть не должно, рассуждал Артов, готовя блеф.
Были изготовлены фотографии Шатунцева, скомпонованы розыскные таблицы с описанием совершённого преступления, кем и за что разыскивается Шатунцев, со всей атрибутикой, используемой в этом случае.
Суть блефа заключалась в том, чтобы сёстры сформировали в голове уверенность в том, что милиции всё известно и им остаётся одно – рассказать всё, что они знают. Так сказать, закольцевать ситуацию - при отсутствии полного расклада сформировать у сестер желание дать расклад по полной форме.
Сёстры, как и всегда, вели себя резко, хамили, ссылались на личные и конституционные права и беззаконие милиции.
Артов начал разговор со старшей, с Ларисы. С младшей засел толковать начальник отделения уголовного розыска, как человек, который уже неоднократно говорил с ними.
- Ну, что, Лариса, как жизнь? – начал Артов издалека.
- Да с вами жизни нет, и не будет. Таскаемся по милициям, жить не даёте, а за что? Сами же вешаете лозунг «Миру мир!»
- Во-первых, это у вас не жизнь. И с вами никто жить в мире и согласии не собирается – ни соседи, ни милиция. Вы же сами конфликты вызываете, к вам никто со своим не лезет. Во-вторых, таскаются, обычно, шалавы, а вас привозят на машине, с почётом, так сказать. И на шалав вы не похоже. Так, заблудшие в этой жизни. Да и не привыкать вам сюда приезжать – по 4 раза в год, как здрассте! Ты мне вот что скажи - ты Шатуна давно видела?
- Кого?
- Шатунцева Сергея. Что не знаешь? Не верю – бывал он у вас, и не редко. Но самое интересное, что он был у вас ночью, когда во дворе у вас мужчину застрелили в машине. Свидетели этого есть. Вот глянь, чего мы тут приготовили, - и Артов положил перед Лариской ориентировку и фотографии Шатунцева.
- Так что поимка Шатунцева – дело времени – город небольшой, все на виду, а вам потом выпутываться придётся из ситуации, гляди, как бы поздно не было – закончил мысль Артов.
- А я причём?
- А кто причем? Сестра?
- Так вы её и спрашивайте!
- Спрашиваем, не бойся, не ты одна. Но ведь ты не знаешь, что она там рассказывает? Нет. Так что смотри, не опоздать бы.
- А вы меня на понт не берите, не надо.
- Нехорошо выражаешься, Лариса! Ну, какой же из меня понтоброс? Я своё дело делаю, вот пытаюсь заблудшую девушку в лоно нормального общества вернуть, а ты меня сразу понтовщиком обзываешь! Нехорошо так!
Лариса молчала. Злость в ней кипела так, что пятна на щеках были готовы прожечь кожу насквозь. Но сомнение было посеяно – теперь только оставалось дожимать и правильно понимать порядок действий, чтобы не спугнуть такую маленькую возможность вытянуть удачу из колоды.
Артов не торопился. Эта работа не терпела суеты, здесь надо аккуратно, без нервотрёпки и штурмовщины, скрупулёзно долбить в одну точку, чтобы расшатать неустойчивую позицию сопротивляющегося человека.
- И что, долго будете молчать? – неожиданно спросила Лариска.
- А что, давай споём? – ответил Артов, без интереса рассматривая Ларису.
- В смысле?
- Слушай, Лариса! Я задал вопрос, а ты спрашиваешь, долго ли будем молчать. Вот я и говорю, давай споём, если так вспомнить легче. Я жду ответ на единственный вопрос – когда и где ты видела Шатунцева Сергея? Я не спрашиваю, знаешь ли ты его, заметь! Я тебе намекаю – у тебя ситуация хреновая – есть свидетель, видевший человека, заходившего в ваш подъезд в пять утра дважды в ночь убийства. Есть свидетели, показывающие, что этот человек был у вас и бывал много раз ранее. Есть ориентировка о розыске и задержании Шатунцева. Есть факт – тебя спрашивают именно о Шатунцеве. А теперь нарисуй картину, поставь себя в это произведение и определи для себя – что ты хочешь? Быть свидетелем – одно, быть соучастников – другое. Роли то вашей с сестрой в том происшествии нет – вы случайные пассажиры в том автобусе, а ты изображаешь из себя героиню, скрывающую нашего разведчика от ареста фашистами. Сама с собой разберись, а мы примем твою позицию, какою бы она не была, просто ты можешь облегчить нам задачу и выскочить из дела.
Артов знал, что лучше всего себя может запугать и расстроить сам человек. Только он может сопоставить отдельные факты, дорисовать самую ужасную для себя картину и сформировать в себе фобию, которая толкнёт его к действиям - правильным или нет. В его задачу входило только сформировать страх, а остальное уж доделает девушка сама. Вот он и формировал этот страх в голове девушки, перемешивая известные фактики с предполагаемой картиной, которая неминуче должна была бы быть в то раннее утро. Ведь показала же одна свидетельница, что человек из машины дважды заходил в подъезд. А вторая слышала охи и кличку Хвастун. Чем не Шатун? Вот и пусть эта деваха стыкует известные ей факты и растит в себе убеждение, что милиции всё известно!
Он не торопил её. Смысла в этом не было. Нужно было подбрасывать кусочки топлива в её мозг, подпитывать его лихорадочную работу. Ведь любой человек, попав в такую ситуацию, пытается «прощупать» своего визави на предмет «а что тебе ещё известно».
- А ты, Лариса, вспомни, что клей-то сухой у тебя в квартире изъяли и он именно тот, какой на первом этаже был, из того же мешка – продолжил подбрасывать ей информацию Артов.
- Ну и что с того? – неожиданно тихо спросила девушка.
- Так я тебе и сказал, что с того. Я тебе который раз говорю – думай, хорошо думай, к чему я клоню.
- А чего это вы вдруг решили меня выгораживать? – спросила Лариса.
- Честно?
- Конечно, честно. Ведь не за красивые глазки же.
Артов внутри немного обрадовался – начинался мелкий торг с выяснением мотива поведения, мол, «а я что должна за то, что меня из дела вытащат».
- По правде скажу – мне 10 обвиняемых в деле не нужно. Так вы только дело испохабите, да начнёте валить друг друга. Да и какая ты преступница? Ты, по народному говоря, овца заблудшая, тебя бы вдоль лавки вытянуть да выдрать розгами, чтоб сидеть месяц не могла. Насмотрелись фильмов о красивой жизни, вот и ковелитесь для балдежа. По сути, твои родители создавали гнездо для детей, а вы с сестрой из того, что отец с матерью потом и кровью добывали, шалман устроили. Они-то умерли не старыми, им бы жить да жить, а вот устали они от жизни такой, ушли от вас с сестрой.
- Они болели оба – тихо сказала девушка, не поднимая головы.
- Вот и то ж, что болели. Так вот и вы с сестрой болеете, только не телом, а душой. Тело оно потом болеть будет, с возрастом. Вот ты своих родителей, вижу, жалеешь. А мужика, что застрелили в машине, кто пожалеет? У него жена-инвалид, двое детей на шее. Он-то не от хорошей или легкой жизни по ночам «бомбил», он заботился о таком же гнезде, как у вас. Вот и хочу двух зайцев убить – и ускорить процесс поимки Шатунцева, и вас с сестрой попытаться на путь истинный вывести. Шансов не много, признаюсь. Но хоть греха на душе не будет. Я всегда убежден, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать, и потом корить себя за то, что надо бы было сотворить. Да много чего хочу, - неожиданно закончил Артов.
- А я не знала, что там такое! Я думала, там какой-нибудь Али или Магомед, калымщик, а не мужик, у которого дети и жена больная,- задумчиво вслух рассуждала девушка.
- А какая разница, Али или Иван? В сущности, убит человек, которому жить бы да жить, дело не в национальности, сама посуди, - Артов видел, что диалог у них продолжал идти, и его нельзя было останавливать ни в коем случае. Это и была точка соприкосновения, которая или выведет в нужное русло, или уведёт в никуда.
- Да выходит, что нет разницы – вздохнула Лариса.
Артов замолчал. Он понимал, что трогать её больше не надо – её мозг начинал уставать сопротивляться. Она уже приняла какое-то решение и готовилась его озвучить.
Выждав необходимое время, Артов спросил:
- Ну, так что, будем молчать или всё же общаться? Мне ведь не резон с тобой так вот прохлаждаться, нам Шатуна искать надо. Он то теперь и вправду медведь-шатун, а он самый опасный из зверей, не знаешь, чего ждать от такого. Думаю, что знает, что его ищут. Шкурой чувствует, он-то знает, что поводов искать его хватает. А если ещё кого завалит? Да потом нужно всё остальное доделывать по делу, раз ты не говоришь ничего.
- А что сестра?
- Ты о себе думай! Я тебе ясно сказал – мне десять обвиняемых в деле не нужно. Если бы свидетель показал, что видел тебя в машине или как ты ночью бегала туда-сюда – я бы занимался твоим участием в этом деле. А вы с сестрой из квартиры не выходили, это установлено точно, мало того, вы с сестрой спали, когда Сергей к вам пришёл. Вас разбудили в эту ночь, вернее утро.
- Да, разбудили – машинально повторила Лариса.
- И что дальше?
Лариса молчала. Лицо, совсем уже не розовое, а бледное и осунувшееся, выдавало напряжение, которое было в ней.
Артов тоже молчал. Все вопросы были заданы. И сейчас был именно тот момент, «или-или».
- Я хочу попросить – не надо сестру в это дело втягивать. Пусть буду я одна и всё.
- Так что же было?- спросил Артов, уходя от обещания – он ещё не знал роли каждой из сестёр в этом деле, поэтому обещать чего-либо не хотел.
- Пусть буду я одна,- повторила Лариса.
- Я не могу понять, в чём ты хочешь быть одна? – спросил Артов.
- В этом деле.
- Так ты сначала хоть расскажи, что было. А там и рассмотрим варианты вместе с тобой, смотря, что будет без сестры.Я же не записываю ничего, мы с тобой разговариваем. Что и как писать потом обсудим.
- Только писать я сейчас ничего не буду. Я только расскажу, а потом, когда вы его поймаете, я тогда и напишу.
- Ты что, так его боишься?
- Нет. Просто так хочу.
Артов понял – она не хотела становиться официальным источником информации, так как понимала, что даты в документах могут стать именно таким свидетельством. Ну что ж, придётся пока довольствоваться рассказом. Это уже полдела.
- Хорошо. Но какая гарантия, что ты ещё раз станешь рассказывать об этом в дальнейшем? Я-то верю, но в нашей епархии на веру не работают – мы так всё потеряем, если будем верить.
- Я все потом напишу. Слово даю. Потом, - повторила девушка.
- Ладно. Рассказывай.
- В ту ночь мы легли спать часа в два. Угомонились быстро. А в пять утра вдруг звонок – я проснулась быстро, накинула халат и подошла к двери. Там был Сергей Шатунцев, пьяный и злой. Он где-то схлестнулся с азербайджанцам и они его отбуцкали, кровь была на лице, губа разбита. Он сказал, что приехал лицо замыть. У него был свёрток, а в нем, как оказалось позже, лежал обрез, он ещё назвал его «волынкой»…
- Волыной,- поправил Артов девушку.
- Да, да, именно, «волыной»! Потом сказал, что сейчас поедет, с ними потолкует. Я его отговаривала, но он упрямый, а когда пьяный – вообще атас!
- А дальше что?
- А дальше ушёл он, но через пару – тройку минут прибежал, запыхавшийся. Обреза у него уже не было. Сказал, что случайно убил человека. Я испугалась, этот момент помню плохо. Потом он ещё раз бегал вниз, вернулся уже с обрезом. Порошком этим насорил в коридоре и в квартире. Потом вообще ушёл. С тех пор я его не видела.
- А что сестра?
- Она не вставала, просто перевернулась на другой бок и спала дальше, - быстро протараторила Лариса.
- Мне в это надо просто поверить, или как?
- Да, поверить. Она в этом не участвовала.
- А где же обрез?
- С собой унёс, чтобы не подставлять меня, если что.
- Я, конечно, не провидец, но мне кажется, что ты чего-то не договариваешь.
- Чего не договариваю?
- Обрез-то, скорее всего, у вас хранился, в квартире. С какого лиха Серёга поедет на бомбиле из центра города на окраину лицо обмыть? Раны зализать? Это он мог и так сделать, дома, например. Правильно я думаю?
Лариса подняла лицо и посмотрела в глаза Артову. Он понял, что его догадка была верной.
- Ты не бойся, то, что обрез был у вас – уже не преступление. Если он сейчас у вас – это уже преступление. Тут такой фокус – если он хранится, то ты преступник, а сдал или унес кто-либо – ты уже не при делах.
- Нет обреза у нас. И не было. Он с ним ушёл. Он патроны забрал, я их на шкафу прятала, в коридоре.
- Так мы квартиру осматривали уже, нет там обреза, знаю. Ладно, как я понимаю, вкратце так оно и было?
- Да, так.
- И сколько было патронов у Сергея?
- Я не знаю. Они завернутые лежали, в газете.
- И писать мы ничего сегодня не будем?
- Мы же договорились! – воскликнула Лариса, мгновенно порозовев.
- Да уж договорились. Моё слово крепко, ты теперь не забудь, что договор – это двухстороннее обязательство, а не только моё.
- Не забуду, даю слово.
- Посмотрим, сказал слепой, - подытожил Артов и закончил с ней беседу.
--------------------------*****----------------------------
Другая сестра упиралась до конца. Твердила одно и тоже – спала, ничего не видела, ничего не слышала, и всё! Но это теперь было даже и кстати – меньше знаешь – крепче спишь!
Артов дал команду прекратить попытки разговорить вторую сестру. Время было позднее, шёл третий час ночи. Он забрал сестёр с собой в машину, довёз их до дома и поехал спать.
Утром он сразу же направился к прокурору города, которого звали Владимир Ильич Ульянов. Как Ленин.
Человеком тот был мудрым, весьма порядочным, весёлым, его уважали все сотрудники, кто сталкивался с ним по работе. Никогда не говорил лишних слов, никогда не пылил по пустякам, а уж если пылил – тайфун был обеспечен!
Артов пока мало с ним общался, но с первых встреч проникся искренней симпатией к этому человеку.
Вот и пришёл он к прокурору города, что бы убедить его дать санкцию на обыск квартиры Шатунцева.
- Владимир Ильич! Чую я, что тепло здесь, спинным мозгом чую. В нашем деле чуйка – вещь бездоказательная, но в иных вопросах решающая. Посудите – в квартире бывал? Бывал! По характеру дерзкий? Дерзкий! Соседка мне говорила, что слышала слово «хвастун», но оно так рядом с Шатуном, что аж дух захватывает. Плюс одна из сестёр-развратниц слёзно клянётся, что, как только возьмём Шатунцева, так она и показания даст под запись. Я её сам вчера разговорил, и она мне не под запись рассказала про все, с обещанием после задержания Шатунцева допроситься по полной форме. В принципе, всё есть, но его дособирать в кучу осталось. А обыск может дать что угодно – может, он прячется дома, мать ведь есть мать, что хочешь, сделает для сына. И совесть у неё будет чиста – одно слово, мать.
- А Вы, Сергей Андреевич, уверены, что сестра не заартачится потом, не пойдёт на попятную?
- Ни за кого нельзя ручаться в этой жизни. Но если бы я знал понаслышке, что она обещала рассказать то, что было в ночь убийства «извозчика» потом под запись, я бы не мог с уверенностью говорить об этом. Но я сам с ней говорил. Мне кажется, что общий язык с ней я нашёл, она не должна соскользнуть с темы. Да и зачем это? Чисто логически она уже понимает и знает, что Шатунцев известен, полная картина уже есть, ей – то в этой ситуации какая корысть?
- Любовь, например, не корысть.
- Так любовь – это уже корысть, душевная – хочешь получать – отдай.
- Да Вы, батенька, философ! – засмеялся прокурор.
- Не я. Древние – ещё латиняне говорили кратко «Do ut Des» - давай, чтобы брать, так, кажется, дословно. Или «Даю, чтобы получать».
- Надо запомнить, пригодится. А санкцию я дам, проводите обыск в квартире Шатунцева. У нас с Вами первый опыт такого общения, попробуем научиться верить друг другу в таких вопросах. Не обижайтесь, вы у нас человек новый и сами понимаете, что авторитет – дело наживное.
- Вот и хорошо! Думаю, что результат какой-нибудь будет.
- Мне какой-нибудь результат не нужен. Мне хороший результат нужен.
- Мне тоже. Посмотрим, время покажет. Но я очень надеюсь на хорошее.
Дом, в котором мог быть Шатунцев, располагался прямо напротив ГОМ-1, на улице Дзержинского. И Артов, чтобы не брать людей из третьего ГОМа, решил заехать в ГОМ-1, взять пару оперов и с ними пройти на обыск, благо, через дорогу, раскатывать по городу не нужно.
Забрав Постановление на обыск, он доехал в ГОМ-1, но кроме начальника розыска в отделе никого не было. Брать сотрудников из других служб Артов не стал, так как в таком деле нужны те, кто без слов понимает, что и кому делать, о ком и с кем молчать, где и что говорить. Нужны были профи, а не любители острых детективных происшествий.
Артов сел в кресло, которое стояло в кабинете у начальника розыска, Станислава Федышина. Нужно было подождать минут 30-40, люди должны были вернуться с мероприятий и тогда он бы смог спокойно двинуться на обыск.
Кресло было от какого-то гарнитура, довольно красивое, а главное глубокое и удобное. Откуда оно появилось, уже никто не помнил, но стояло оно в кабинете давно и напоминало больше трон, чем что-либо ещё.
Усталость навалилась на Артова как-то исподволь, не предупреждая его о своём появлении. Он провалился внутрь сна так быстро, как может сделать это человек, отключившийся от действительности.
Когда он проснулся, то начальник розыска сидел за столом в своём кабинете, как прилежный ученик за партой, сложа руки одну на другую. Он даже не шевелился.
Артов отошёл ото сна сразу. Он давно научился просыпаться сразу и окончательно. Бывало, что ему для восстановления сил хватало 15-20 минут сна.
- Ты что, как ученик, не шелохнешься? Я вот чего-то уснул, уж извини.
- Так Вы же уснули! Видно, что замотались. Спим-то все мы, сыскари, мало, покой нам только снится, и то недолго.
- На том свете отоспимся!
- Так я решил посидеть, помолчать, полчаса много не дадут, а силы восстановят.
- Спасибо за заботу! Только никому, ладно? А то как-то неудобно – начальник заснул на работе.
- Да конечно, не волнуйтесь. Только такой сон – свидетельство усталости, а не лени. У меня ребята и то, бывает, днём прикорнут, если работать будем допоздна. Я их берегу!
- И правильно делаешь. Кто-нибудь вернулся?
- Да, уже ручку у двери дергали, но я не открыл. А телефон отключил.
- Ладно, давай своих ребят, пойду с ними на обыск.
- А может, они сами смотаются, дело то пустяковое.
- А если там Шатун с «волыной»?
- Так разберутся, не маленькие.
- Так я и сам взрослый. Мне легче, если там буду, мне стрельбы не надо. Я за полчаса лошадь уговариваю, а тут какого-то парня. Не люблю шума. Сам знаешь, Станислав Николаевич, случайностей в нашем деле много. И разных – я то нюансы по делу знаю, а твои ребята будут как слоны в стеклянной лавке. А вдруг чего-то очень нужное или важное пропустят? Кто ж потом навёрстывать будет? И каким образом?
- Как скажете.
Стас выделил двух человек, которые, уяснив задачу, направились вместе с Артовым на квартиру. А третьего начальник розыска направил патрулировать двор дома, на всякий случай.
В квартире Шатунцева не было. Его мать заохала, узнав, что пришли с обыском. Всё сетовала, что допрыгался сынок, вот и беда пришла. Артов молча слушал женщину, понимая, что в душе у неё царит смесь страха, материнской любви и лавины сомнений в том, что её сын мог совершить убийство.
Но ситуация уже вышла за рамки секретов, теперь информация о том, что Сергей разыскивается, как преступник, стала достоянием семьи. Так что скоро и он узнает, что его ищут. А это в некоторых случаях ведёт к тому, что преступник уходит на нелегальное положение, становится затравленным, загнанным в угол зверем и задерживать такого становится опасно. Да и накуролесить он может по полной программе!
Неожиданно в дверь позвонили. Артов прижал палец к губам, показывая, что не нужно ничего никому говорить. Он подошёл к двери и глянул в глазок. То, что он там увидел, заставило его на мгновение остолбенеть…
За дверью была учительница гимнастики, все такая же красивая, миниатюрная и обаятельная девушка по имени Светлана.
Артов открыл дверь и стал в проёме, что бы видеть весь коридор. Светлана побледнела, притулилась спиной к противоположной стене и тихо сказала:
- Кого угодно я готова была увидеть здесь, но только не Вас!
- Да Вы что? И как впечатление от увиденного? – спросил Артов.
Он взял Светлану за руку и быстро втянул в квартиру, закрыв дверь.
- Убийственное! – ответила Светлана.
- Прямо уж так? Заходите, Вы же сюда шли? Или опять ошибка?
Случайность? Принуждение?
- Глупо отрицать явные вещи – я шла именно сюда.
- Это что - тот, кто Вас запугивал, сюда направил? Или по своей инициативе?
- Сама.
- Как же Вы решились пойти сюда?
- Да вот, решилась. Сергей Шатунцев – приятель моего парня. После случившегося, часов около 6 утра, он пришёл ко мне домой. Вся одежда была в крови, сам он был в каком-то полу оцепенении, потухший. Были повреждения головы, лица. Видно было, что ему крепко досталось от азербайджанцев, как он сказал. Я забрала обрез, обработала раны, мой приятель съездил и привёз другую одежду. А эта лежала у меня в стиральной машинке. Потом я её перепрятали.
- А что за выдумка с человеком, который Вам грозил?
- Так, экспромт. Решила для убедительности сыграть жертву обстоятельств, для куражу, что ли. Видимо, перестаралась. Я же видела, что Вы не поверили этому, ну, по крайней мере, скепсис был большой. Не знаю, так сложилось!
Артов помолчал.
- Да, жаль.
- Кого, меня? – спросила Светлана.
- А кого же ещё? Молодая, красивая, изящная девушка, мечта многих молодых людей – и так вляпаться? Честное слово, жалко. Ведь теперь и срок можно получить за соучастие в сокрытии тяжкого преступления! А Вам бы на чьих-нибудь добрых руках всю жизнь бы летать, да счастье дарить. Искренне жаль!
- Есть хорошая русская пословица «Не в свои сани не садись» - неожиданно резюмировала девушка. - А я вот попробовала сесть – нельзя это было делать. Теперь, наверное, буду отвечать.
Артов подозвал оперов и сказал быстро пройти вверх и вниз по подъезду, а потом незаметно осмотреть все машины, припаркованные во дворе – нет ли там молодых людей, поджидающих девушку.
- Нет там никого. Я на попутке приехала. Выше этажом у мусоропровода
стоит целлофановый пакет с одеждой – это одежда Сергея, она в крови.
Просто не вижу смысла дальше врать – нечем крыть! – предварила
Светлана вопрос Артова о причинах такой откровенности.
- А где сам Сергей?
- Вот этого не знаю. Знаю, где обрез.
- Это хорошо! И, я надеюсь, отдадите его нам?
- Конечно, отдам! Мне он ни к чему.
- А почему Вы так легко сдались? Ведь буквально пару дней назад Вы водили нас за нос и придумывали всевозможные легенды?
- Да что теперь об этом говорить? Моё появление здесь – это ответ на все Ваши вопросы, объяснять или крутиться нет смысла. А дуру изображать, или в Зою Космодемьянскую играть в моей ситуации – себе дороже.
- О, как! На счет Зои погорячились, сударыня. Вам до неё, как до Китая на карачках. Она-то знала, на что шла, вернее, во имя чего. А вы? Интеллект помог понять гибельность пути или как?
- Ну, пусть будет так.
- Пускай, конечно! Хорошо, посидите на кухне, мы здесь закончим и поедем к нам .
Для себя Артов давно усвоил, что люди с высоким интеллектом на допросах «ломаются» намного быстрее. Их интеллект в этом случае играет с ними интересную шутку – он помогает более быстро «придумать», как они попались и скорее понять, что в итоге всё равно победа будет не за ними. Здесь был тот же случай – девушка далеко не глупа и поняла, что теперь все её выкрутасы могут быть использованы против неё со всей силой. Она уже представила себя, сидящей в тюрьме, в колонии. Короче, сама себя сломала.
Артов закончил обыск, записав, что во время обыска в квартиру пришла девушка, которая принесла пакет с одеждой Шатунцева со следами бурых пятен на одежде и добровольно передала их сотрудникам, проводившим обыск. Так было лучше для этой глупой и превратно понимающей чувство долга девушки. Уж он-то понимал ситуацию лучше неё и совершенно не хотел максимально исковеркать ей жизнь. Одним словом, дура...
Связавшись по рации с дежурным по управлению, Артов распорядился вызвать следователя прокуратуры и экспертов и отвезти их напрямую в ГОМ-3.
Сам он тоже поехал со Светланой в ГОМ-3, где передал все полученное от следственных действий следователю, а потом с ним же и экспертом, двумя другими сотрудниками и другими понятыми они вместе проехали к одному из домов в посёлке Геологов, на который указывала девушка.
Там Светлана спустилась по лестнице в подвал, где она показала незаметную нишу сбоку лестничного марша, по которому они спускались в подвал.
- Обрез там, - просто сказала она.
Артов подозвал участников следственного действия, пояснил, что сейчас будет происходить. Следователь привычно заполнял протокол. Эксперт сфотографировал сначала подъезд, потом вход в подвал, лестницу, и указанную девушкой нишу.
Артов надел перчатку и сунул руку в нишу. По тому, как перчатка остановилась на нащупанном им предмете, Артов ощутил пистолетную рукоять, замотанную изоляционной лентой. Он мысленно даже ощутил, что изолента эта чёрная, тряпичная – на ней следов пальцев рук быть не могло! Оно и понятно – люди знали, на что шли, изготовляя сей ствол.
Он вытянул обрез наружу, проверил предохранитель и осторожно опустил его в заблаговременно подготовленный целлофановый пакет. Опуская ствол в пакет, Артов заметил, что из стволов в пакет высыпался серый порошок, очень похожий на тот, что изъяли из подъезда дома и квартиры Ларисы с сестрой. Обратив на это внимание всех, кто присутствовал при этом, он завязал пакет накрепко бечёвкой, опечатал и позвал всех с собой в отдел, для оформления документов о добровольной выдаче обреза…
Дело, практически, было раскрыто. Были свидетели, были материальные следы - привязки всех фактов друг к другу, и, самое главное, было изъято орудие преступления. Оставалось только задержать Шатунцева, что было только делом времени. А дальше нужно было лишь дооформить всё, что пока оставалось вчерне, в планах и договорённостях со многими участниками событий…
При проведении биохимической экспертиз экспертизы было установлено, что в стволе находился клей КМЦ, идентичный тому, что изъяли при проведении мероприятий при осмотре подъезда и квартиры сестёр.
А вот экспертиза оружия определила, что спусковой механизм обреза имел повреждение, которое делало возможным самопроизвольный выстрел из него.
После задержания Шатунцев рассказал, что он не собирался стрелять в шофера, он сел сзади, на место правого заднего пассажира, держа обрез в руке, а тот возьми, да случайно и выстрели. Шатунцев выскочил из машины и убежал.
Артов попытался восстановить картину события, так как тело в машине лежало головой вниз под рулём, а ногами на заднем сидении. Он мог это сделать, потому что за годы службы видел достаточно случаев, абсолютно опровергающих представление о человеческих возможностях.
В его практике был случай, когда молодой парень с пробитым ножом сердцем, в присутствии многих людей пробежал 200 метров и упал замертво. Никто не знает, как мог бежать человек с пробитым насквозь сердцем, но так было!…
…Заряд из ствола обреза 12 калибра с расстояния в 50-60 сантиметров легко прошёл через сидение машины и всей своей мощью ворвался в тело ничего не подозревающего водителя.
От резкой боли и неожиданности тело стало корёжить, водитель выгнулся всем телом и стал переваливаться через спинку водительского сидения назад.
Инстинктивно он хотел дотянуться до обидчика, до источника боли и грохота, которые пронизали всё его существо.
Оттолкнувшись от всего, что попадало под ноги, он перевалился на заднее сидение машины, но там уже никого не было.
Жизнь не хотела уходить из большого и сильного тела. Его мозг автоматически включил защиту от самого ожидаемого теми, кто всю жизнь связан с автомашинами – от угона. Водитель потянулся к рулю, чтобы выключить зажигание и выдернуть ключ из замка.
Он уже значительно медленнее перекинул верхнюю часть туловища вперёд, через водительское сидение, пытаясь достать замок зажигания.
Но здесь силы его стали покидать. С каждым толчком его здорового мощного сердца кровь через разорванные выстрелом артерии покидала тело.
Он инстинктивно хотел оттолкнуться от какой-нибудь опоры, чтобы скорее дотянуться до ключа зажигания, и стал искать эту опору ногами сзади себя, закидывая обе ноги на полку возле заднего стекла.
Единственное, что он смог успеть – это всё же дотянуться до ключа и выключить двигатель…