Посвящается паралимпийцам
...Только этой ночью я поняла, что среди всех знаков препинания, многоточие имеет особый смысл. В своё время ещё в школе Газанфар-муаллим учил нас, что знаки препинания зависят от значения, синтаксического построения, интонации предложения. Во всяком случае, построение предложения, его интонация основываются на определённой цели, самой мысли предложения. Но почему-то мне сейчас кажется, что многоточия – знаки судьбы, и они означают надежду на грядущий светлый день. Может, от того, что слишком возбуждена, не могу объяснить свою мысль. Может, это и знаки моей любви... вечные, нескончаемые... Ах... скоро проснутся дети. Нужно покормить их, отвезти в детский сад, вернуться и проводить Ильгара на чемпионат Европы в Лондон. А потом, как всегда, повседневные заботы... домашние дела... надежды... молитвы, и... полные забот и ожидания мгновения... Нелегко быть Шаирой ... Как раз об этом мне и хотелось поговорить.
...Мне было восемнадцать, когда обручилась: чернобровая, черноглазая, и без всякой косметики я была хороша, длинные каштановые косы нежно оттеняли смуглое личико. Долгими ночами, в свете хрустального ночника дремля в своей комнате, предаваясь фантазиям о влюблённом в меня парне, вспоминая его могучий рост, огонь, исходящий из любимых чёрных глаз, сильных рук, считала себя самой счастливой на свете. Он был на год старше меня, но по облику сильно отличался от сверстников. Во всей округе, в мяхяля , среди родных и близких он был известен как бесстрашный пехлеван, часто его называли чемпионом. В действительности, это была не шутка – он на самом деле заслужил это имя, был чемпионом страны по самбо среди юниоров. Через две недели после нашего обручения его призвали в армию. До призыва он каждый день приходил к нам и приносил по одной белой розе. Потому что это были мои любимые цветы.
Однажды я сказала: «Послушай, чемпион, кажется до армии, у нас в городе не останется ни одной белой розы. Он засмеялся и, потупив не по годам сдержанный взгляд, тихо прошептал: «Моя любовь белого цвета».
Я не придала значения этим словам, потому что летала на крыльях мечты о нашем будущем. Мы долго смотрели друг на друга и улыбались. Не находили слов, молчали, наши взгляды вновь встретились и мы словно утонули в них. Он смутился, опустил глаза, покраснел как девушка, я же продолжала шутить: Ты совсем не похож на чемпиона, из тебя получится хороший поэт.
- Шутишь? – спросил он. - Ещё увидишь, я стану чемпионом мира.
- Не обижайся, это шутка, я в тебя верю, - засмеялась я. - Но...
-Что «но»? - прервал он.
- Я боюсь...
- Чего боишься?
- Того, что как станешь чемпионом, я не смогу досыта видеть твои прекрасные чёрные глаза.
- Из тебя получится ещё лучший поэт.
- Поэтому отец и назвал меня Шаира-поэтесса.
Он робко улыбнулся и так посмотрел на меня, так посмотрел... Эти взгляды, эти молчаливые, смущённые взгляды, самые прекрасные в мире, незабываемые взгляды… Я словно утонула в этих бездонных чёрных зрачках его больших ясных глаз. Очень внимательно смотрела на него, в те мгновения я будто застыла в его очах.
Он, моргнув, нежным голосом спросил:
- На что смотришь?
- В твои глаза...
- Что ты там ищешь?
- Что могу искать? Хочу увидеть наши будущие счастливые дни...
- Ей Богу, ты настоящая поэтесса...
- А ты не слышал, что имя – это судьба человека? Меня ведь не случайно так назвали...
Он снова смущённо улыбнулся. Потом мы вышли на балкон и смотрели на море. Оно было совершенно белым, луна освещала его сверкающую тихую гладь. Никогда в жизни я не видела море таким ослепительно белым...
Я тоже пошла проводить его в армию. Его мать, отец, братья, сёстры, мои родители... Он всем пожал руки, перед посадкой в поезд нагнулся и прошептал мне на ухо:
- Моя прекрасная Шаира, через восемнадцать месяцев я вернусь... и даю тебе слово, что до нашей свадьбы стану чемпионом.
Я вдруг громко засмеялась, потом сама сожалела, засмущалась. Хорошо, что его семья принимала меня как родную, не очень-то обратили на это внимание. Не смутившись, я сказала ему:
- Будешь или не будешь, ты уже мой чемпион.
Эти слова пришлись ему по сердцу. Мама Ильгара, чуть ли не упирающаяся мне в бок, услышала мои слова. Она повернулась к другим своим детям и громко заявила:
- Вот такой должна быть любовь. – Смотрите! Молодец, Шаира.
Мама Рафига была мудрой женщиной с очень добрым лицом. Её рассказы хотелось слушать бесконечно. Мама иногда мне говорила: радуйся, что тебе судьба послала такую свекровь. Не каждая свекровь бывает весёлой, покладистой.
После того, как мой жених пошёл в армию, тётя Рафига почти каждый день звонила, спрашивала про мои дела, настроение. Прошёл месяц службы Ильгара, тётя Рафига пришла к нам.
- Ильгар попал в хорошее место - Физулинский район. Вчера сын нашей соседки привёз вести из своей части. Говорит, что Ильгара там очень уважают за то, что он спортсмен. Тебе письмо прислал. На, дочка, прочитай.
Не помню, как вскрыла письмо, убежала в свою комнату и стала читать.
«Здравствуй, моя Шаира! Уже сорок восьмой день как я здесь. Если скажу, что не скучаю, совру. Скучаю по дому, маме, тебе. Завтра нас повезут на линию соприкосновения войск. Меня как спортсмена записали в разведроту. Сам захотел. Армяне каждый день нарушают режим прекращения огня. Мы же не отвечаем. Видимо они на кого-то надеются. Но наше терпение не безгранично, знаю, придёт время, и мы заставим их замолчать навсегда... Здесь меня все уважают. Говорят, что узнали меня. Самбист, чемпион... Быть известным, оказывается, тоже не очень хорошо. Но я тебе обещал, что стану чемпионом мира, а ты женой чемпиона! Прошу, не прими это за шутку. Потерпи 18 месяцев. Не 18 месяцев, а 16 месяцев, и 12, нет... 11 дней... Я уже начал считать дни... А что делать... Спешу встретиться с тобой... Твой Ильгар»...
Это письмо я читала в день по 3-4 раза. То клала под подушку, то прятала в стенной шкаф, а потом доставала и читала. Я знала наизусть каждую точку, запятую. Порой я читала эти строки про себя, в душе, улыбалась, шептала сама себе что-то и снова улыбалась.
Дома мама, а во дворе подруги, видя такое моё состояние, не могли скрыть интереса. Однажды, я сама слышала, как отец спросил у матери: «Что с Шаирой, сама с собой говорит, смеётся... Есть вести от Ильгара?» А мать со свойственной сдержанностью, отвечала: «Обрученные девушки все такие... Не обращай внимания... У неё самое время летать в облаках...
Да, мои мечты хоть и были с крыльями, но не летали. Они поселились в моей душе, сидели и ждали. Ждали, когда их хозяйка однажды освободит их, и они взлетят высоко-высоко, парить в небесах из края в край, по всему миру, а затем вновь вернуться в своё гнездо. Этим мечтам не было места теплее, чем в моей душе. Она принадлежала им, а мыслями я была рядом с Ильгаром. Думала, что вот закрою глаза, а когда открою Ильгар приедет и мы поженимся... Будет у нас своя семья, дети... всё у нас будет... Хлеб, вода, свет... Весь мир о нас узнает... Все будут нами восхищаться... Так говорили мои мысли, пела душа!
Что приходит человеку на ум, то и случается. Через 4 месяца после призыва Ильгар позвонил, я очень обрадовалась, мы долго говорили, смеялись, я даже в шутку сказала, что тебе осталось 14 месяцев... Если опоздаешь – мои глаза превратятся в амулет! Если хотя бы день пройдёт, не выдержу... Знай...
Он засмеялся... В телефоне раздался его звонкий уверенный голос.
- Хочешь, хоть завтра вернусь...
- Приходи, мой чемпион!..
Был февраль и погода показывала свой суровый нрав. Началась пурга. Море тоже было серым, волны поднимались, безжалостно гоняя прибрежные камни. С рассветом, ворочаясь в постели, я слышала дребезжание стёкол. Окно, выходящее на море, покрыла изморозь, северный ветер швырял снежинки, словно не на стекло, а в моё сердце, и от чего-то оно заныло... Интересно, Ильгар пошутил или действительно сегодня приедет? Я тревожилась, как же он приедет в такую погоду?
Зазвонил телефон. Мама влетела на кухню, подняла трубку, и вдруг раздался такой крик, что я вскочила с места, в одной ночной рубашке побежала к ней… У мамы глаза были широко открыты, когда она протянула мне телефон, мои ноги подкосились, что-то внутри оборвалось. Я только услышала:
- Ильгара ранили. Он в госпитале...
Не помню, что случилось потом... Одно запомнилось, что в отделении реанимации сидела рядом с Ильгаром и держала его пальцы. У тёти Рафиги глаза опухли от слёз, она всё время гладила левую руку сына. Голова и лицо были перевязаны, лишь только губы виднелись, синие-пресиние.
Он не двигался, врачи сказали, что Ильгар – в коме. Армянская снайперская пуля насквозь пробила его левый висок и вышла из правого...
Ильгар уже пять дней пробыл в коме. Его привезли в Баку. В госпитале врачи сказали, что одна надежда на Бога. Если и завтра не очнётся, то умрет. Вот так, вот такой конец. И это горький конец моих сладких грёз. Я была не в себе, точно сошла с ума, то выходила в коридор и шла куда-то под сочувствующие взгляды родственников, то возвращалась в палату и слушала горькие стенания тёти Рафиги. Слёзы высохли, не могла плакать. Вдруг тётя Рафига так зарыдала, что я не удержалась и присоединилась к ней.
- Сыночек, как же так, ведь ты был нашей единственной надеждой. – Ты же говорил, что станешь чемпионом?
И... произошло чудо. Ильгар шевельнул рукой и едва слышно прошептал:
- Мама, мне холодно, укрой меня.
- Сыночек... Детка!!! Врача! Ребёнок очнулся!
Я кинулась в коридор звать медсестру. Не помню, как кричала, во всяком случае, мама рассказывала, что я не кричала, а завопила так, что сотряслись стены госпиталя. Врачи мгновенно собрались. А я всё повторяла:
- Ильгар, я здесь... рядом с тобой...
Он сжал мою руку. К нему вернулась сила.
Врач сказал:
- Сердце выдержало, потому что он спортсмен, он изо всех сил сопротивлялся.
Тётя Рафига позвала сына:
- Ильгар, сыночек, мой родной... Мы все рядом с тобой...
- Мама, мне холодно, вновь прошептал Ильгар.
Мать мгновенно сняла с себя жакетку и укрыла ноги Ильгара...
Но самое страшное ждало нас впереди. Через несколько дней стало понятно, что Ильгар полностью потерял зрение. Он ослеп и вернулся домой инвалидом карабахской войны первой степени.
Прошли годы, куда только мы не возили Ильгара. По линии государства даже лечился в Москве, да толку не вышло. Рана была тяжёлой, зрение вернуть не удалось. Но, не смотря на всё это, я вышла за него замуж. Незадолго до свадьбы Ильгар сказал мне:
-Может, передумаешь? Ведь ты можешь быть счастлива со здоровым человеком?!
-Только с тобой... с тобой... Больше не говори мне этих слов...
...Уже сколько лет мы вместе. Я родила ему двоих детей. Старшему сыну – шесть, а дочери – четыре года. Ильгар мне обещал, что станет чемпионом мира. Стал, причём не раз, а дважды.
Он постоянно бывает в поездках, участвует в соревнованиях, и каждый раз возвращается победителем паралимпийских игр. В Канаде, Греции, Турции, Голландии, Франции, Бразилии, Венгрии он поднимал флаг Азербайджана. Мой сын Фарид очень гордиться им, каждый раз, когда отец возвращается, он бросается ему на шею, говорит:
- Отец, в дзюдо нет никого сильнее тебя ...
Я же считаю, что нет в мире сильнее моего мужа. Иногда думаю, а что Ильгар думает обо мне. Интересно, считает ли он себя счастливым? Потом отметаю эти мысли, я довольна своей судьбой. Только пусть все будут здоровы. Пусть господь услышит наши молитвы и вернёт свет его глазам.
Иногда так хочется заплакать, проклинаю всё – войну, её зачинщиков, армянского снайпера, погоду, весь мир... Разве можно лишать человека возможности видеть? Ну почему в это прекрасное время, когда жизнь нам улыбается, почему мой чемпион лишён света? Интересно, есть ли у того армянского снайпера жена? Дети? А если бы с ним случилось бы такое...
...Несколько месяцев назад я как-то днём прилегла отдохнуть и вижу сон. Будто я с Ильгаром где-то очень далеко. Всё вокруг какое-то странное, напоминает древние времена. Каменные стены, по улицам ходят странные люди. Вдруг Ильгар отпускает мою руку и бежит в сторону небольшого озера. Говорю, Ильгар, не беги, ведь ты ничего не видишь? А он бежит, не слушая меня.
Я спрашиваю у прохожих, облачённых в белые, длинные одеяния:
-Где я?
- В Гудсе, родине Иисуса из Назарета... - ответил чернобородый, с гривой густых волос молодой человек, почтенно кланяясь, затем добавил. - Добро пожаловать, ханум! Пусть ваш муж войдёт в озеро и намажет глаза глиной из озера. Потом приходите ко мне...
В смятении и тревоге, бегу, догоняю Ильгара и смазываю его глаза этой глиной, потом вместе возвращаемся. Вижу, что вокруг чернобородого юноши собралась толпа народу. Вряд ли нас увидит, подумалось. Но он, раздвинув толпу, обратился к нам - «подойдите». Неожиданно плюнул на глаза Ильгару, и, прикрыв их руками, спросил:
- Видишь что-нибудь?
- Людей, они словно ходячие деревья... - ответил Ильгар.
Светлый, лучезарный юноша снова притронулся руками к глазам Ильгара. Тот повернул голову ко мне.
- Вижу, ясно вижу тебя!
Юноша обратился ко мне:
- Дома никому об этом не говорите!
Я вдруг проснулась. Очень испугалась – в дверь звонили. Побежала открывать. Это пришёл Ильгар. Не успев войти, он закричал:
- Шаира!
- Что произошло?
- Едем в Мекку, в хадж... И ты со мной... Мы были у шейха. Он нам выделил два места...
Тогда мы ещё ни разу даже не молились. В то же день мы поделились новостью с родными…
•
...Мы позавчера вернулись из Мекки. Я ещё не рассказывала Ильгару свой сон. Боюсь чего-то. Вчера вечером дома произошёл случай, разорвавший мне сердце, даже об этом не хотелось писать...
...Я читала Ильгару книгу «Человек, побывавший в коме». Ильгар очень внимательно слушал, иногда кивал, а порой, не выдержав, говорил: «вот здесь очень точно описывает!» Хумай играла со своей куклой, Фарид же в другой комнате рисовал. Вдруг девочка, схватив куклу, побежала к отцу, Ильгар, усадив её на колени, стал нюхать её волосы.
- Отец, скажи, ты меня очень любишь? - спросила Хумай.
- Конечно...
- Очень?
- Очень!
- А Фарида?
- И Фарида люблю...
- Очень любишь?
- Очень!
Хумай замолчала. Потом, вытянув губы, поцеловала отца и прошептала:
- Твои глаза всегда такими останутся?
- Хумай, не мешай! Я читаю отцу книгу... Иди, уложи свою куклу...- я вмешалась в разговор. Ребёнок не пошёл. Она протянула маленькие пухлые ручки к папиным глазам. Стала раздвигать веки. А Ильгар словно замер, вдыхая нежный аромат дочери.
- У папы совершенно белые глаза, - воскликнула она.
- Хумай, не мучай отца, - рассердилась я.
Фарид прибежал из другой комнаты, уселся рядом с отцом.
- Что ты сказала, белые? Посмотрю, - сказав, и он потянулся к глазам.
Не знаю, о чём думал Ильгар в эти минуты, мне казалось, что он сидел как самый счастливый отец в мире – гордо, уверенно... Муж то играл их детскими ручками, то с жадностью целовал. Вдруг Фарид вскрикнул:
- Папа, а твои глаза белые...
- Да, сынок, белые...
- А зрачки где?
- А они у мамы, у тебя, у Хумай, - выпалил Ильгар.
Затем вышел, расстроившись, на балкон. Я готова была расплакаться, отправилась за ним и стала рядом с Ильгаром. Вот так и стояли молча.
- Скажи правду, кого ты хотел бы видеть сейчас? - сама не знаю, почему об этом спросила.
- Детей... Интересно, какого цвета у них глаза?
Я прослезилась, Ильгар, будто почувствовав это, вымолвил:
- Не обижайся, тебя, маму, братьев, сестёр я видел... Вы навечно в моей памяти... Детей же я не видел никогда, только из-за одного этого хочу вернуть зрение. Их цвет... волосы... глаза, руки... ноги...
Вдруг, выглянув из-за прикрытой двери, Хумай радостно закричала:
- Папа, я белого цвета, посмотри...
Фарид, оттолкнув сестру, вышел на балкон, сказав:
- И я белого цвета, папа, совсем белый, как ты...
...Вот это и есть многоточие...
Все спят, а я не могу, начала писать эту историю. Ильгар не знает, уснул, днём снова едет на паралимпийские соревнования.
Смотрю в окно. Рассветает. Наш город для меня распускается как белая роза. Наступает время утренней молитвы. Я каждый день молюсь за своего любимого. Ильгар же молится за нашу семью, дом, детей... Я верю в Бога. Знаю, он меня слышит. Он видит меня. И Он однажды откроет глаза моему любимому...
•
...Скоро проснутся дети, должна их покормить и отвести в садик. Вернувшись, провожу Ильгара в Лондон, на чемпионат Европы. А потом каждодневные заботы, домашние дела, ежедневные полные ожидания мгновения... Нелегко быть Шаирой...
2016