Лора смотрела на открывающуюся перед взором даль. Восемь утра. Оно было солнечным и свежим и дивно располагало к прогулке. Такой погодой природа обычно показывает, что ей и без человека хорошо. Всё цветёт и светится, и ты не имеешь к этому никакого отношения.
Дэймон, стоя рядом и поводя меховыми ушами, неотрывно смотрел на линию горизонта и тихим повизгиванием спрашивал хозяйку, нельзя ли отправиться в путь уже сейчас? Звонкая равнина манила, и, похоже, домой, к миске и коврику, ему по-прежнему не хотелось.
Итак, Хильдешейм остался за спиной. Она начала свой маршрут из Любека, как и в прошлый раз, и закончит его во Фрайбурге. Пешком с учётом всяких непредвиденных обстоятельств до него из начала пути можно добраться за пятьдесят суток, если делать по девятнадцать-двадцать километров в день с восьми утра и до восьми вечера. А отсюда до Гёттингена восемьдесят семь километров, и до него она доберётся за четыре с половиной дня. Ну, это если идти по автобану. А напрямик, может, и быстрее.
— Ты же понимаешь, что нам предстоит долгий путь? И что мы здесь не для того, чтобы кататься на автобусах и попутках? — спросила она в Любеке, перед тем как сделать первый шаг за город.
Пёс согласно тявкнул. Видимо, длительное путешествие вместе с ней казалось ему увлекательным и радовало перспективой доверительной близости с любимым двуногим существом.
— Слушай, мы можем иногда ночевать в мотелях. Будем спать в чистой постели, стираться, мыться и есть горячую домашнюю еду. Только не привыкай к этому, ладно? Ну, пошли.
И вот первые шаги отделили их от цивилизации. Бремен остался на западе, Любек на севере. Впереди дорога на юг, и ближайший населённый пункт — Гёттинген. А на плечах тяжёлая ноша. Лора постаралась учесть все ошибки прошлого перехода. Основную часть груза составляли палатка, спальный мешок и туго свёрнутая куртка с вязаной шапкой, колготками носками внутри. Армейские ботинки обещали выдержать любые неприятности. Две полуторалитровых бутылки воды и сухие продукты – печенье, растворимый суп, сухие хлебцы, спички в жестяной банке и соль в пластиковой коробочке, десять пакетиков собачьего корма, миска и коврик для Дэймона весили немного, зато занимали немало места. Мелочи типа жесткого полиэтиленового дождевика, мыла и дезодоранта, документов и одной-единственной книги, чистой тетради для записей и пары авторучек тоже разместились в рюкзаке, а карту и компас она несла в руках. Ещё две бутыли воды тащил сам пёс, их Лора удобно привязала к шлейке. Кредитки и дебетовую карту положила в ботинки – прямо под ступни, там никто не догадается их искать. Ещё хорошо, что она мало сгибает подошву при ходьбе. Всё остальное можно купить. В таком мероприятии важно учитывать вес каждого грамма. Правда она не собиралась останавливаться в городах. Только когда невмоготу станет идти, снять номер в мотеле на ночь, выспаться и снова в путь. А для этого вовсе не обязательно заходить в сам город: мотели сплошь и рядом встречаются прямо вдоль автобанов.
С первых шагов за ней плотно опустился занавес. Невидимая стена отделила от прошлой жизни — от работы, от семьи, от друзей и коллег. Пока что связь есть — мобильник разрядится через три дня (она полностью зарядила аппарат в гостинице, где они с псом провели предыдущую ночь), для экономии заряда и уединения радиаппарат был отключен.
В поход, беспечный пешеход,
Уйду, избыв печаль, —
Спешит дорога от ворот
В заманчивую даль,
Свивая тысячу путей
В один, бурливый, как река,
Хотя, куда мне плыть по ней,
Не знаю я пока! [1] —
на память продекламировала она прощальную песню Бильбо Торбинса, пускаясь в дорогу.
С былым объединяли сейчас только радужные метки на руке. Например, лазурную ступеньку занимала Лиза. Лора не знала её фамилии. Они познакомились десять лет назад в метро. Приятная невысокая мулатка была нагружена, как мул: рюкзак, сумка, бутыли с водой, ещё вещи… В ответ на изумлённый взгляд Лоры она мелодично засмеялась и сказала: «Иду в поход. Пешком по стране — от севера и до юга. Хотите со мной?». К этому Лора оказалась не готова. Нельзя в один миг бросить работу, и родных, и вообще всю свою текущую жизнь. Но с того дня она часто вспоминала эту встречу и однажды поняла, что больше не может продолжать жить по-старому: слишком много всего, что стоит выкинуть. Нужно оставить всё и уйти, чтобы вернуться, а вернуться туда, откуда не уходил, нельзя.
В тот первый раз она набрала кучу вещей в дорогу. Всё нужное и ещё много лишнего, что пришлось впоследствии выбросить. Деньги на ветер в прямом смысле слова. Уехала в Любек и двинулась оттуда пешком в сторону южной границы. Главное, говорила она себе, всё время держать автостраду по правую руку от себя и не идти слишком прямо на юг, а то в прошлый раз вместо Фрайбурга она упёрлась прямо в Штутгарт, так что пришлось пройти дополнительные километры.
Трудно переоценить время, проведённое в непрерывном взаимодействии с самым близким тебе существом. Такое путешествие оставляет тебя наедине с самой собой, в абсолютной пустоте, сдирая с личности всю шелуху. И возвращаешься ты полностью другим человеком с совершенно иным мировосприятием, принося с собой лишь то, что лежит в глубине, на самом дне духа и сознания.
Двигаясь, как сейчас, по пустынным полям, Лора думала о матери. Мама… Милая, терпеливая, всё без слов понимающая мама. Когда старшая дочь приехала к ней одолжить пса-хаски на пару месяцев и попросить присмотреть за домашним зверинцем, мать ни о чём не спросила, и Лора была ей за это благодарна. Как далеко сейчас семья! И как далеко ушла она сама: двести сорок пять километров пройдено от старой Лоры к новой. И ещё пятьсот семьдесят впереди.
Ей было куда вернуться, она ничего не потеряла в жизни, в конце концов, ей досталась после смерти папы чудная квартирка недалеко от Рыночной площади, Ханне — милый домик на тихой улочке, а маме достаточно денежных средств и ценных бумаг, чтобы выкупить арендуемый коттедж…
Сейчас мама в новом браке с мужчиной, который её любит, и это не просто слова. И ещё у неё есть Дэймон.
Малыш Дэймон появился два года назад. Карин в кухонное окно увидала крохотного щенка, бредущего прямо по проезжей части улицы, под дождём и снегом, куда глаза глядят. Усталый, грязный, с выражением на мокрой мордочке безнадёжности, какая бывает у зверьков, хлебнувших за свою коротенькую жизнь лиха на улице, он даже не сопротивлялся, когда она выскочила из-за калитки, сгребла его и потащила в какую-то темень.
Дома Карин отмыла его, вычесала, накормила, а разглядев, что щенок породистый, принялась штудировать газеты на предмет объявления о розыске. Но никто его не искал, и никто не откликнулся на объявления о находке. И мальчик остался жить у неё. А в ближайший уик-энд Лора, приехав к матери в гости, с озадаченным видом поинтересовалась:
— Кто это меня облаял?
Карин была за многое благодарна этому существу с по-детски толстыми лапками, большой меховой головой и ещё неуклюжим тельцем. Его синие глазки светились умом и интеллектом, он был весёлым, но не навязчивым, а после прохождения выучки у кинологов и вовсе стал самым настоящим другом, понятливым и надёжным. К тому же, благодаря ему, старшая дочь стала приезжать буквально на каждые выходные, что наконец-то способствовало сближению с отчимом, и подолгу играла и гуляла с собакой. Лора, разумеется, догадывалась, что Дэймоном щенок был назван в честь небезызвестного суперкрутого киногероя, во всяком случае, сходство колера было налицо...
Лора шла по тропке, касаясь ладонями высокой травы и цветочных головок, а мысли перескочили, как кузнечик, на другой предмет.
…Ханна. Трудно представить себе двух столь непохожих сестёр. Всю жизнь она злилась и завидовала старшей сестре, считая, что родители любят её больше и судьба к ней благосклоннее. Подругами они никогда не были. Ханна мечтала поскорее стать независимой, уехать из дома и больше не возвращаться. Когда ей, простой секретарше, сделал предложение успешный прокурор, она, не выслушав никого из домашних, прыгнула замуж. Ей подходило его положение, но не он сам. Капризная и вечно всем недовольная, она испортила жизнь хорошему человеку, и двое детей не сделали её добрее. Разумеется, она всячески подчёркивала при любой возможности, что преуспела в жизни куда больше, чем Лора. Но видимость оставалась только видимостью, и сёстры встречались всё реже…
Наверное, Клаус не раз пожалел, что Лора отвергла его, она ему подходила гораздо больше. И ей было жаль его, жаль почти до сожаления об этом отказе. Но прошлого не воротишь, да и стоит ли?..
Дорога свернула в кудрявую берёзовую рощицу, чуть тронутую золотой осенней пыльцой. Дэймон устало плёлся позади неё. Она и не заметила, что солнце стоит уже совсем низко. Прошагала целый день, занятая размышлениями. Бедный пёс!
— Давай-ка устраиваться на ночь, дружище! — она наклонилась и погладила меховую голову. Умные голубые глаза, обведённые угольно-чёрной шёрсткой, преданно ответили ей взглядом, хвост сделал несколько ответных бодрых движений. — Для первого дня с нас вполне хватит.
***
Райли не двигался, и Эльке поняла, что тоже не может пошевелиться. Даже не столько из-за его веса, сколько вообще от всего навалившегося, помимо нового босса. Люси молчала. Да, хороша помощь от девицы, которая или кричит, или молчит.
— Что с ним? — с трудом скрывая раздражение, жаждущее прорваться в голосе, спросила Эльке.
Люси присела на корточки, прислушалась к дыханию, пощупала пульс.
— По-моему, не дышит, — растерянно сообщила она. — И пульса тоже не слышу…
Это привело Эльке в чувство, однако и уровень агрессии вырос.
— Вызывай спасательную службу! — прикрикнула она, выползая из-под тяжёлого тела.—Райли, как ты?
— Какой телефон? — Люси схватила трубку.
— Набирай 112. Если занято, попробуй старый — 110!
Эльке склонилась над Райли. Кожа, несмотря на выраженный шоколадный цвет, заметно посерела, на лбу проступил пот, вены набухли. Можно подумать, что это обморок, но дыхания и пульса нет, это она проверила ещё раз. Удобнее уложила на спину, запрокинула голову, подняла подбородок вверх, приложилась щекой к груди пострадавшего: дыхание еле слышно и грудная клетка почти не движется.
— Они едут! — Люси подбежала и опустилась на колени рядом.
— Искусственное дыхание делать умеешь?
— Нет…
— Зажми нос и делай дыхание по принципу «рот в рот». Только платок положи ему на губы, чтобы не подцепить и не передать никакую заразу. Я дам знак!
Она положила ладони на грудь Райли. Шутка ли сделать непрямой массаж сердца, когда ни разу в жизни его не делала! Ещё какой-то там мечевидный отросток беречь надо. Сломаешь — всё, конец! И за сломанные рёбра он опять же спасибо не скажет. Эльке надавила, но не слишком сильно: грудина подалась к полу. Так, тридцать надавливаний, два вдоха. Кажется, так. Раз, два, три, четыре, пять… десять, пятнадцать… Двадцать, девять, тридцать…
— Давай!
Два вдоха. Снова надавливания…
Вдалеке взвыла сирена. Потом послышался звук подъезжающей машины, в окне показались проблесковые маячки. Молодцы, не заставили себя ждать!
Линейная медицинская бригада — два фельдшера — сами занялись пострадавшим, санитар нерешительно топтался в сторонке. Всё делалось с такой скоростью, что на их фоне Эльке сама себе показалась улиткой. Она рассматривала их красно-бело-синие куртки с надписью «Notarzt» [2], тёмно-синие штаны, защитные ботинки на толстой подошве и с металлическими пластинками-чашками над пальцами ступни и вокруг пятки. В таких ботинках можно и по льду ходить и не скользить, и по маслу, и по проводам… Вот только не в 18 же градусов тепла! Бедняги!
Райли всё не приходил в себя. Фельдшеры присоединили к его рукам и ногам электроды кардиографа (что это кардиограф, Эльке знала, потому что однажды навещала мать в больнице). Кардиограф выпустил длинную тонкую бумажную ленту, взглянув на неё, мужчина постарше коротко бросил:
— Аритмия. Дефибриллятор, скорее!
В ожидании санитара с аппаратурой, они продолжали непрямой массаж сердца. Эльке видела, как мощно вдавливалась грудная клетка. Совсем не так, как это делала, осторожничая, она, но, в принципе, всё правильно. Пока один ставил венозный катетер и заправлял капельницу, сопроводив свои действия лаконичной фразой: «Готовлю амиодарон!», другой включил дефибриллятор, размазал выдавленный санитаром на поверхность электродов прозрачный гель, потерев их друг о дружку.
— Начинай со ста.
— Разряд!
Руки прочь, а то пришибёт током — это Эльке знала и сама, без книжек и фильмов. Фельдшер прижал один электрод к груди Райли, другой к боку, туда, где должно было находиться сердце, и включил разряд. Тело дёрнулось.
Старший поглядел на новую ленту кардиограммы.
—Нет. Ввожу амиодарон. Ставь на двести.
— Разряд.
— Ну давай же!!!
Снова тело жёстко дёрнулось.
— Есть. Клаус, маску, — распорядился он. — Свен, звони на подстанцию, пусть высылают бригаду реанимации.
Они вставили Райлив горло дыхательную трубку, и Клаус принялся закачивать воздух с помощью какой-то сиреневой клизмы. Сперепугу она позабыла её название. Она только, затаив дыхание и почти до крови впившись ногтями в кожу ладоней, следила за ними. Мужчины на секунду не прекращали спасательные мероприятия.
Реанимационная бригада приехала, как ей показалось, через пару минут. Фельдшеры в темпе погрузили его на носилки, бегом понесли в машину и включили мигалку, готовясь тронуться. Эльке бросила связку ключей в руки застывшей в углу Люси:
— Закрывай заведение! Я поеду с ним!
Она схватила сумку и куртку, выскочила на улицу и запрыгнула уже почти на ходу в машину службы спасения. Никто ничего не сказал. Разглядывая всякие приборы, она почувствовала, как на неё веет больничным холодом, — цвета там всегда какие-то неживые. Старший фельдшер записывал какие-то данные в лист, прикреплённый к планшету зажимом, время от времени задавая вопросы ей и человеку из другой бригады, другой мужчина продолжал интубацию.
Долго ехать не пришлось: клиника обнаружилась всего через три дома отсюда.
Эльке просочилась за медбригадой и каталкой в отделение реанимации и интенсивной терапии. Никто ей не препятствовал. Каталку у фельдшеров сразу же приняли медики, встречающий реаниматолог пробежался глазами по поданной бумажке и, черкнувшись там, вернул, попутно выслушивая отчёт парамедиков: когда точно была потеря сознания, когда начаты реанимационные мероприятия, что ввели, сколько раз «стреляли» зарядом, через какое время появился нормальный сердечный ритм и каким стало, в конце концов, давление.
Райли поместили в комнату, где стояли ещё несколько кроватей и у каждой рядом наборы инструментов. Вокруг него засуетилось сразу человек восемь, включая доктора. Поступившего больного переложили в каталки на кровать, переодели в тонкую длинную невзрачного вида рубашку и принялись подключать к приборам, измеряющим артериальное давление, частоту, сердечных сокращений, частоту дыхания, температуру тела, уровень насыщения крови кислородом, поставили всяческие катетеры и зонды (сколько их, Эльке совершенно себе не представляла, поскольку почти не разбиралась во всех этих трубках и их назначении).
Она не стала дожидаться, пока её попросят не мешать врачам, и отошла подальше — оттуда всё и так было отлично видно и слышно.
Было такое ощущение, что весь медперсонал здесь перемещается только бегом, говорит на китайском языке и вообще находится в режиме ускоренного воспроизведения видеозаписи. Кстати, о китайском… Доктора, который принял Райли и распоряжения которого беспрекословно выполняла реанимационная бригада, она сразу узнала, потому что именно с ним столкнулась у Реформхауза.
От всего этого её подирал мороз по коже. Кто любит больницу-то? Наверное, только те, кто любой ценой жаждет внимания к своей персоне. А непонятный и крайне неприятный на слух медицинский термин «фибрилляция желудочков» заставил её почувствовать себя на редкость бестолковой и абсолютно лишней в этом помещении. Ну что, скажите на милость, она здесь делает? Зачем вообще сюда приехала?
Да, тяжелое выдалось утречко...Работу потеряла, с деньгами негусто, Райли заручился её согласием помогать ему в кофейне, но контракта нет, а значит, нет и зарплаты, а сам он прикован к аппарату искусственной вентиляции лёгких с этой таинственной «фибрилляцией желудочков», что бы это там ни означало. Есть только ключи от заведения, которые неведомо куда деть. Закрыть совсем? Постоянные посетители будут недовольны, и он потеряет клиентуру. Продолжать его дело в ожидании последующего оформления всех документов? Позвольте, любые сделки от его имени без доверенности будут считаться незаконными… И как она только вляпалась в эту дурацкую ситуацию?
— Добрый день! — это прозвучало так близко, что Эльке на секундочку оглохла. Как будто звук у динамиков убавили. Впрочем, это скорее от нервов. Пришлось незаметно встряхнуться, чтобы вернуть хотя бы долю остроты восприятия. — Я Даниэль Шен, лечащий врач вашего друга.
Она в потрясении пожала протянутую руку: от слабости тело стало ватным, слава богу, что ладони ещё не вспотели. Вот чёрт, ещё и это?!! Первая встреча с корреспондентом, от которого, уж что скрывать, утром ответа ждала с нетерпением, а к личному знакомству оказалась совершенно не готова. И то столкновение у магазина... Не могла внимательнее глядеть по сторонам!
—Эльке… Леманн… — она от души понадеялась, что он не вспомнит её имени. Может быть, письмо ещё не дошло?
—Эльке Леманн? Из Шнора?
Примечания к части:
[1] Толкин Дж. Р.Р. Хранители: Повесть. Пер. с. англ./Предисл. В. Муравьева. - М.: Радуга, 1988. - 496 с.
[2] Notarzt (нем.) - неотложная помощь.