3. Понедельник

Анорлиндэ Арменэль
Самое мерзкое в увольнении по инициативе работодателя — это чувство неловкости. Не знаешь, как себя вести и что делать, чтобы не потерять лицо. И даже если вынужденный уход конкретно с этой работы для тебя отнюдь не катастрофа, кривая улыбка всё равно не станет искренней.

      Эльке пыталась, как говорят, сделать хорошую мину при плохой игре, надеясь, что не выглядит такой жалкой идиоткой, какой себя чувствует. Специалист по кадрам, господин Крюгер, всячески старался смягчить удар, но, будучи достаточно прямым человеком, не стал разводить церемонии.

      — Мне очень неприятно, госпожа Леманн, сообщать вам такую новость. Я пытался перевести вас в другой отдел, но…

      Эльке кивнула. В конце концов, это не его вина, и, если он говорит правду, его совесть чиста. Крюгер никогда не был врагом, он всегда доброжелательно относился к ней.

      — Я чем-то провинилась?

      — Нет. Вы прекрасно справлялись со своей работой. Лично мне вы нравитесь как сотрудник.

      — Тогда за что?..

      — Во всех офисах компании сейчас идут крупные сокращения.

      — Значит ли это, что мою должность исключат из штатного расписания? Или…

      — Да, ваши обязанности переложат на другого работника.

      Крюгер выглядел виноватым, и ей стало его жаль. Но сейчас ей не было до него дела. В голове проносились сотни мыслей разом. Она вспомнила, что только что начала менять жизнь. Что хотела устроиться на другую работу. Вот только… не так скоро. Какой бы поганой ни была эта контора, она честно и старательно исполняла свои обязанности. И, чёрт возьми, она не заслужила, чтобы её выпроваживали пинком под зад! И при этом она ещё чувствует себя потерянной и неловкой?!! Да пропадите вы все пропадом, уйду и не заплачу!

      Заплачет. Если не предпринять срочные меры, позорно заплачет прямо сейчас, на глазах у сочувственно молчащего кадровика. Похоже, он заметил — потянулся к упаковке бумажных платочков. Ах, вот почему он их тут держит. Сколько ещё женщин вытирали ими слёзы?

      Эльке сделала глубокий судорожный вдох, стараясь, чтобы голос не дрожал.

      — Я хочу уйти прямо сейчас.

      Видимо, Крюгер такого не ожидал, потому что обеспокоенно заёрзал в своём кресле:

      — Сейчас? Но… мы думали, что вы доработаете до конца недели. Сейчас ведь только понедельник.

      — А какая разница? Стажировать некого, а в нашем отделе работники все опытные, их учить ничему не нужно. По крайней мере, гонору у них достаточно много для того, чтобы с голливудской улыбкой спихнуть неугодных с места. Так что я хочу уйти сейчас же. И то, что сегодня понедельник, мне на руку, — тон был резким и холодным, Эльке понимала, что он этого не заслужил, но ничего не могла с собой поделать. Да и почему она вообще в такой ситуации должна думать о чувствах других?!!

      — Разве вам не нужна зарплата за лишнюю неделю, пока вы не найдёте другую работу? — неуверенно спросил Крюгер, и Эльке резко отрезала:

      — Нет. Мне хватит того, что я заработала на этот день.

      Собирая личные вещи со своего стола в картонную коробку, она изо всех сил пыталась успокоиться, потому что чувствовала, как гнев овладевает ею. Руки мелко дрожали, она глубоко вдыхала воздух, но перед глазами всё равно плыли красные круги, а сердце стучало в десяти местах разом.

      Коллеги, три толстые сильно накрашенные коровы, перестали делать страшно занятой вид и с плохо скрытой радостью следили за ней. И это подстёгивало Эльке. Скорее, бросить в коробку кружку, крем для рук, запасной зонтик… Да, не забыть собрать у специалистов подписи на специальной форме и сдать магнитный пропуск!

      — Так-так! Наша палочка-выручалочка наконец-то нашла другое место работы, — язвительно заметила Герда. — И, конечно, там тебе будут платить вдвое больше!

      — Только не забудь предупредить нового босса, что любишь оставаться в офисе на ночь — поработать, — эту отравленную колючку метнула Инге. — Глядишь, и оценит.

      Грязные сплетницы! Эльке крепко зажмурилась, чтобы не выпустить из-под ресниц ни слезинки. Не сметь плакать! Не сметь!!! Это их только порадует, они всегда стремились довести её до слёз. Если она сдастся, значит, они победили.

      — Что вы, девочки, — с притворным сочувствием «осадила» их Анна. Вот уж кому фамилия Кляйн вообще не подходит! — Она, бедняжка, должно быть, не в его вкусе. Так что, думаю, она сможет больше времени проводить с семьёй. Ах да… — она как будто прикусила язык, сболтнув лишнее.— Совсем забыла: у тебя же нет семьи! Ну, не отчаивайся: ты ведь всегда можешь завести себе собаку — вот тебе и любовь, пока смерть не разлучит вас!

      Все трое дружно загоготали, демонстрируя насквозь прокуренные зубы. Эльке смотрела на них, с трудом сдерживая желание разломать стул об их головы. Это последний шанс высказать всё, что она думает. Потом это будет уже «остроумием на лестнице».

      — Ты права, Анна, — она оперлась о столешницу и медленно обвела взглядом их лица, бросая каждое слово как точно рассчитанный пинок. — Я заведу себе собаку. Она не сплетничает, не предаёт и не врёт в глаза. Собачья любовь искренна. Но вам-то как раз этого не понять. Что знаешь об этом ты, которая не может сказать мужчине и двух слов, чтобы не стянуть с себя платье? Или ты, Герда, которая вечно в поисках очередного женатого Кая, чтобы, так сказать, без обязательств? Или наша «худышка» Инге, заливающая о ежевечерних муках в спортзале, а, на самом деле, по ночам в темноте жрущая на кухне свиную рульку? Даже не представляю, как я целый год провела в обществе такого отребья! Но наконец-то это в прошлом. Пока-пока, старые коровы!

      Эльке подхватила коробку и выскользнула за стеклянную дверь, подозревая, что, как только пройдёт шок, вызванный её словесными оплевухами, «коровы» не замедлят с ответами. И ей совершенно не хотелось знать, какими будут эти ответы. Во всяком случае, это научит их впредь не обсуждать так доверчиво свои дела в присутствии тех, кого они совершенно не касаются.

***


      —Доктор Мори, вас ждут в четвёртой палате!

      Голос дежурной сестры-регистратора в динамике звучит несколько резче, чем в жизни. Понедельник действительно тяжёлый день. А для кого-то и вовсе последний. Не то чтобы он уж совсем не любил начало недели. Просто именно этот день бывает ужасно заполошным.

      Доктор Шен сидел в комнате отдыха в совершенной прострации, а перед ним медленно остывала полная кружа кофе. Каждый день врача — это череда настоящих побед и полных катастроф, и всему цена и мерило — человеческие жизнь и здоровье. Последние слова хирурга: «Время смерти…» — означают конец борьбы физической, поражение медика и триумф невидимого балахона с косой. Но после того как составлено заключение, начинается борьба душевная: где ты ошибся и всё ли сделал, что мог?

      В такие минуты простое дружеское участие помогает. Не спасает, но смягчает тяжесть утраты. «…Завтра обещают сильные затяжные дожди. Так что не забудьте про зонтик и горячий чай, хорошо?». Он подумал о письме, которое прочитал утром. Женщина, которая его не знает, не знает, чем он живёт и дышит, чему радуется, на что злится. Незнакомка проявила заботу, которая стоит выше пустых рассуждений и бесполезных советов. Будто кто-то родной, проходя мимо, невзначай гладит по голове или обнимает, показывая, что он рядом и поддержит в любом случае. Дан достал конверт и подержал в руках.

      По отделению неотложки бегали врачи и медсёстры, суетились интерны, ординаторы, санитары и парамедики, а на контрасте медленно, неуверенно и нервно двигались родственники, друзья и сопровождающие пациентов. Вечная суета, постоянные авралы и непрекращающийся шум — смесь людских голосов, стонов, хрипов и выкриков, телефонная трель и писк медицинских приборов. До конца долгой смены ещё четыре часа, но сейчас, слава богу, он может немного отдохнуть, прежде чем привезут нового пациента.

      Мобильный заверещал, будто больной, которого оперируют без наркоза, пронзительный звук ударил по нервам, заставив вздрогнуть. Дан в который раз подумал, что надо сменить сигнал вызова. Женщина-фармацевт из аптеки напротив. Наверняка снова начнёт намекать на свидание, пригласит куда-нибудь в бар выпить с явным намерением на продолжение… Приставучая дура. Тупая, как бревно, красивая до отвращения блондинка без грамма натуральных внешних и внутренних данных, никак не желала отвязаться. Что за чёртова мода на экзотику! Он не переоценивал свою внешность — не все относятся к азиатам с симпатией, даже если ты всю жизнь прожил в этой стране. Но чтоб таааак… Попахивает нимфоманией. Или чем похуже. После нескольких секунд разглядывания аватарки контакта на экране он отправил её в чёрный список, сожалея лишь о том, что это не срабатывает при личном общении.

***


      Квартира встретила её тишиной, только большие настенные часы отстукивали мгновения. Эльке постояла в прихожей, прислушиваясь к их тиканью. Понедельник, десять часов утра. И непонятно, куда себя девать. Ей всегда не хватало времени, чтобы жить полной жизнью, теперь этого времени много, а жить-то нечем.

      Поставив сумку и коробку с вещами на пол возле входной двери, она прошлёпала босыми ногами в кухню, чтобы сделать себе чашку чая, и внезапно поняла, что именно сейчас невозможно, нельзя быть одной! Такие моменты надо пережидать с кем-то. Почтовый ящик был пуст. Не то чтобы она страстно ждала ответа: надо реально смотреть на вещи — письмо может и не прийти. Но даже такая компания была бы очень кстати и надолго заняла бы мысли. К кому броситься? К Люси? Девчонка сама ещё едва выглядывает из своей скорлупы, как только что проклюнувшийся цыплёнок. Тоже мне помощь!

      Можно сходить на блошиный рынок и поискать там какую-нибудь классную книгу за бесценок. Это отличный собеседник, хоть и говорит твоим голосом. Но чаю всё равно хочется.

      Она вспомнила о предложении хозяина «Кофейного подвальчика». Почему бы и нет? Чай у него наверняка водится. А общаться с незнакомцем порой куда легче, чем с самым родным существом. Можно и совсем не разговаривать. Главное, чтобы кто-то был рядом.

      Кофейня открывалась в восемь утра. Ей было всё равно, сколько народу приходит сюда по утрам, — она открыта сейчас, и в этом вся суть.

      — Всё-таки пришли? Я рад, — хозяин наливал кофе в пластиковый стаканчик. В зале не было ни души.

      Эльке осмотрелась. Окна выходили в переулок, и потому здесь царил полумрак. Барная стойка из тёмного полированного дерева отделяла рабочую зону персонала от непосредственно гостевой. Четыре больших окна, красиво убранные шторами из шёлка цвета каппучино и белоснежного тюля, из того же шёлка скатерти на круглых столиках, прижатые круглым же стекольным покрытием, изысканные лампы. На флизелиновых обоях на дальней стене был изображен итальянский дворик в песочно-коричных тонах. А ещё было большое зеркало в дубовой раме, добавившее света помещению. Очаровательное местечко.

      — Тут всегда так тихо?

      — Нет. С утра и вечером приходят медики — рядом большой медцентр. И туристы постоянно заходят. Сейчас минута затишья, и я этому рад. Что будете?

      Позади него вдоль стены протянулся стеллаж со всякими причудливыми вкусностями: пироги и пирожки, пончики, рулеты, булочки, блинчики, пирожные, штрудели, печенье, торты, бисквиты… Сэндвичи, гамбургеры, чизбургеры, фишбургеры, конфитюры, желе, засахаренные фрукты — словом, всё то, чего может захотеться в кофейне. У Эльке разбежались глаза, и она растерялась.

      — Чай.

      — И?..

      — Просто чай. Горячий и крепкий.

      — С корицей?

      Она удивилась:

      — Откуда вы знаете?

      — Я давно держу кофейню и порой сразу могу угадать, кому чего хочется и кто что любит. Это дар, но его можно развить.

      — Кофейные чары, — улыбнулась Эльке, снимая куртку и залезая на высокий барный стул с витой спинкой.

      — Да, если хотите.

      Они молча пили свои напитки друг против друга. На стене мирно тикали часы, а за окном по брусчатке постукивали и позвякивали подмётки прохожих. В приоткрытую дверь кокетливой походкой вошла кошка — вполне обычного зелёного окраса. Кажется, она была довольна собой и миром. Райли налил ей блюдечко молока. У этой ежедневной гостьи тоже была надобность в кофейне.

      — Я состою в рядах волонтёров Союза 90[1], — пояснил он.

      Какая-то часть Эльке мгновенно вскинулась: о, ещё одно сообщество? Надо вступить! Но она сразу же одёрнула себя. Больше никаких сообществ. Мысленно она схватила половую щётку и начисто вымела весь мусор подобных мыслей и побуждений из сознания. Нет, только не это! То, что можно не торопясь выпить чашку чая в таком заведении, стало возможным исключительно благодаря высвобождению из всяческих обществ, в которых было проведено пять последних мучительных лет. Пора меняться. Пора! Да, это стоило работы. Ну и чёрт с ней! Если продать машину, можно больше года жить вольным художником. А чтобы наполнить её яркими красками, вовсе не обязательно уметь рисовать. Хотя что уж тут… Надо было самой уйти, а не ждать увольнения…

      — День у вас, похоже, не задался, — сочувственно заметил хозяин кофейни.

      — Ну… это как посмотреть, — откликнулась Эльке, ещё сама не зная, как, собственно, лучше смотреть. — Всегда есть плохая сторона. И всегда есть хорошая.

      — Это верно.

      Райли замолчал, и Эльке покачала сама себе головой: должно быть, он уже догадался, почему я в десять утра сижу в кофейне. Видит и молчит.

      Впрочем, молчание продлилось недолго:

      — Знаете, мне нужна помощница. Давно подумываю снизить нагрузку — врачи настоятельно рекомендуют. Те самые, что приходят ко мне попить кофейку.

      — Вы больны? — удивилась она. — А выглядите таким крепким!

      — Что поделаешь! Подростковое время осталось позади, — Райли задумчиво улыбнулся. — Здесь нужны молодые руки и голова: бухгалтерию вести, за стойкой стоять, договариваться о поставках, привносить что-то новое… Можно бы и официантку нанять — вечерами тут людно. Как на это смотрите?

      «А я-то хотела побездельничать!». Эльке мысленно попрощалась с иллюзией свободы.

      — Думаете, я подойду для этого?

      — А почему нет? Вы молоды и, чувствуется, практичны. У вас, я заметил, есть вкус. К тому же приятнее ведь работать в тихом уютном местечке, где есть место для творчества, — это при желании, конечно. Бухгалтерию вести — ну, об этом, как я понял, соображение имеете. На работу ездить не нужно — только спуститься вниз по лестнице. Платить особенно много не смогу, но… не обижу, честное слово.

      Она кивнула. Предложение было заманчивым, тем более что ей здесь нравилось. В самом деле, работа, похоже, напряжения не потребует. Почему не попробовать? Это место могло бы стать её вторым домом. Так бывает.

      — Хорошо, я согласна.

      И всё-таки всё это грустно. Возможно, просто нужно время, чтобы погрустить как следует и отпустить ситуацию.

      — Идём, покажу тебе, где лежат ключи от дверей главного и чёрного хода.

      И он вышел из-за стойки, направляясь к неприметного вида двери. В тёмном углу её практически не было видно.

      — Завтра составим контракт. Если есть официантка на примете… — Райли открыл дверь, повернулся вправо и взял с небольшого комодика связку ключей. И тут же зазвенел колокольчик над входной дверью.

      — Есть кто живой? — голос был неуверенный, словно бы посетительница испугалась своего вопроса и не слишком хотела, чтобы ей ответили.

      — Люси! — приветливо откликнулся Райли.

      Он шагнул ей навстречу и пошатнулся. Эльке, которая, стоя на пороге комнатки, тоже повернулась к Люси, упустила момент. Она опомнилась только на полу, придавленная неслабой массой своего нового босса. Это было так неожиданно, что на секунду мир закружился перед глазами, откуда-то сверху донёсся приглушённый вскрик Люси — должно быть, сквозь прижатую к губам ладонь. А потом она поняла, что всё плохо.

Примечания к части:

[1] Союз 90/Зелёные (нем. B;ndnis 90/Die Gr;nen)— «зелёная» партия в Германии, одна из европейских экологических партий. Характерной чертой их программы является сочетание рыночной экономики с необходимостью охраны природы и окружающей среды под контролем государства (по материалам Википедии).