К весне я понял, что так больше нельзя. Мы должны расстаться со Светой.
Я говорил: «Неужели ты не понимаешь, что это нечестно. Ты ждёшь парня, говоришь, что его любишь, а сама тут со мной». А она говорила: «Разве одно другому мешает?»
И тут я подумал, а вдруг у неё ещё кто-то есть, и он, этот третий, говорит ей: «Ну как ты можешь! У тебя есть парень, которого ты ждешь из армии, у тебя есть другой, к которому ты забегаешь после работы, и у тебя есть я (допустим – живущий по соседству), как это невозможно? Разве это нормально?» А она ему: «Разве одно с другим как-то связанно? Парень в армии – это одно, тот другой – другое, ты – третье. Мне надо и то, и другое, и третье! Почему нет?»
Так ли всё было? У меня нет доказательств, но – почему нет?
Я говорил: «Всё, я больше так не могу, мы должны расстаться! Прямо сейчас!»
А она гладила мою колючую голову, прижимала её к своей груди и говорила: «Что за настроение? Обязательно расстанемся, но не сегодня» И мы падали в кровать.
А на следующий день всё повторялось.
Но однажды я не открыл ей дверь. У меня было такое настроение. Отчаянное. Я знал, что если открою, то опять не могу удержаться. Я ощущал ужасное чувство, которое может испытать только человек не открывающий другому дверь, и прекрасно представляющий, что переживает тот, кто в эту дверь звонит.
Я не знал, что можно напиться и всё пройдет. Я сел за стол, открыл тетрадь, думал излить свою печаль, но стихи выходили дебильно весёлыми. Увы, поэзия непредсказуема. Ты счастлив, а стихи выходят меланхоличными и убийственно тяжелыми, или, наоборот, ты в отчаянии, а стихи пропитаны юмором и эйфорией.
В дверях была записка: «Ну и дурак!» Я был согласен. Но лучше быть дураком, чем тюфяком.
Я оделся и пошел погулять. Я гулял, гулял, обошел полгорода, дышал холодным вечерним весенним воздухом. Стало значительно легче. А на следующий день проснулся с высокой температурой.
Света пришла вечером, после работы. Я предупредил маму: «Меня нет дома!» Мама сказала, что не будет врать. Света прошла в мою комнату, покачала головой и сказала, что сейчас будет меня лечить. Я попросил: «Не надо, мне не до этого». Но Света всё принялась меня лечить. Долго и страстно. Но я никак не хотел выздоравливать. А она продолжала свою безумную терапию.
Коммунарский клуб уезжал на гастроли по районам республики. Я уговорил взять меня с собой. Мне сказали, что я ещё не совсем здоров и едва стою на ногах. Но я уговорил. Это было прекрасно перескочить из одного мира в другой.
А потом пришел в отпуск из армии её парень. И это поставило всё на свои места. Мы на долгое время исчезли из жизни друг друга.
Я благодарен за всё. За ночь с метелью, за снежную равнину, освещенную луной, по которой мы брели однажды в ту зиму по пояс в снегу, и так уставали, что через каждые десять шагов целовались, благодарен и за лечение, и за то, что у нас не было будущего.
Сергей Решетнев ©