Город стоял.
Русское национальное бедствие в виде мороза и скользкого полотна дороги задавило все возможности не только разогнаться, но даже же просто двигаться в сторону дома.
Любые попытки найти в мыслях какой-нибудь удобоваримый выход из создавшейся ситуации натыкались на радиосообщения из динамиков о том, что загруженность дорог около 9 баллов и общая длина пробок в Москве составляет 684 км.
Тыкая пальцами в кнопки переключения каналов, Леонид Витальевич Брусенцов постоянно раздражался тем, что все станции талдычили об одном и том же – пробки, видимо, в одночасье стали информацией, без которой жители мегаполиса ну никак не смогли бы прожить! Или радиожурналисты испытывали какой-то щенячий восторг от того, что ежеминутно сообщали об очередном километре проблем у водителей города!
- Ты что молчишь? – неожиданно привела в себя Леонида Витальевича жена Катя, казавшееся, придремавшая на соседнем сидении.
- Да что говорить? Настроение такое, что впору завизжать, а не заговорить. Видишь, что творится на дороге? – отозвался он.
- И что с того? Ты что, можешь что-то изменить?
- Нет, не могу. Просто зло берёт – на что жизнь тратится?
- Ты меня забрал с работы, мы вместе, есть возможность пообщаться лишний час – чем не радость? Или ты расстроен чем-то другим?
- Да чем тут можно быть расстроенным? И так на душе противно от потерянного времени, да эти ещё, журналята, всю плешь проели – пробки растут, пробки достигли! Тьфу, зараза!
- А ты представь, что они вдруг сообщат, что пробки наполовину сократились, а мы торчим по-прежнему на этой улочке, зажатые городом, машинами, обстоятельствами. Что бы ты сказал – врут, сволочи, как обычно! Так?
- Наверное, так и подумал бы, - согласился Леонид Витальевич с супругой.
- Вот так и устроены люди – так не так, и так не этак! Не хотим мы получать удовольствие от того, что есть. Нам подай самое удобное, самое вкусное, самое индивидуально-преемственное – мне, я, моё! А жизнь одна! И тратить её на самоистязание, на то, на что не можешь повлиять – сладко! Всех можно обругать, всех нужно построить! Но толку от этого – никакого. Правильно Райкин говорил – личный покой – прежде всего! А мы не слышим!
- Опять ты со своей логикой и психологией, - досадливо начал Леонид Витальевич.
Его жена была доцентом кафедры философии, хотя образование у неё было психологическое, но она говорила всегда, что особой разницы между философией и психологией нет, мол, психология явление индивидуальное, а философия – это психология общества.
Леонид Витальевич не спорил с ней. Ибо практика показывала, что его жена имела столько доводов и аргументов, в том числе и совершенно неожиданных, что спор с ней в подавляющем количестве случаев заканчивался не в пользу мужа. И давать ей повод ещё раз натыкать его лицом в кучу доводов Леонид Витальевич не хотел.
Работал Леонид Витальевич исполнительным директором в частной компании, где подчиненные выполняли его распоряжения и приказы беспрекословно, точно и в срок. Так что возражений он не терпел, и это усугублялось ещё и тем, что он был педантичным и въедливым человеком. Своей точностью и нетерпимостью к вариациям на любую тему он мог довести до белого каления любого. Что он и делал - постоянно и нудно, получая от этого удовольствие.
Очевидно, это обстоятельство и сохраняло их семью от катаклизмов – жена знала его особенности и за счет своего понимания и тактичности вела себя сообразно – поводов для недовольства не давала, но и помыкать бессловесно собой не позволяла. Так и жили, как говорится, душа в душу. Не в смысле того, что то она ему в душу, то он ей туда же, а просто спокойно, и паритетно – каждый знал слабости сильной стороны партнера и не пытался их искривлять ни в одну из сторон…
Неожиданно где-то сзади, в общей, освещаемой фарами темноте появились проблески синих маячков. Это означало только одно – кто-то, с мигалками, пытался растолкать пробку из транспортных средств, чтобы проехать без очереди.
- Ну, зараза, опять калымят, супостаты! – недовольно произнес Леонид Витальевич.
- Ты о чем, Лёня? – спросила Катя.
- Да вон лезет кто-то с мигалками сзади, неймется ему, будто других мест нет, - ворчал Леонид Витальевич. А зачастую оказывается, что они калымят таким образом – какого-нибудь артиста везут на концерт, он опаздывает, видите ли. Уже не раз писали об этом.
- И кто же это там, не видно? – обеспокоилась жена.
- Нет, не видно, но по уровню маячков что-то не легкое, типа микроавтобус, что ли…
- Так ты прижимайся вправо, хоть постарайся пропустить их, может, скорая едет, может, аварийка чья-то – озабоченно сказала Екатерина.
- И не подумаю, - резко сказал Леонид Витальевич.
- Пуркуа, собственно бы, па? - неожиданно на смешанном французском спросила мужа Катя.
- Включаю твою любимую логику – если бы они спешили, они бы дуделки включили бы. По правилам, если только мигалки сверкают, то они просто уведомляют окружающих, что они присутствуют. А в случае срочности положено включать и то, и другое. Так что им мой любимый «жест доброй воли», кукиш, не подумаю сторониться, благо повод весомый – и улица узкая, и машин много, и неудобно всё это,- заключил Леонид Витальевич.
- Вредный ты, - сказала жена. Вредный и злой. А может быть там кому-то помощь нужна, а вот такой педант, как ты, упрётся и ни в какую, не сдвинется. А если все так будут делать? А может быть это аварийная горгаза? И рванёт где-нибудь газ, дом упадёт!
- У аварийных машин нет проблесковых маячков синего цвета, это или полиция, или скорая, или МЧС. Или какого-нибудь чиновника везут, с почётом, - возразил упрямо Леонид Витальевич.
Между тем автомобиль с мигающими сигналами упрямо лез вперёд, постепенно надвигаясь сзади, словно машины подпрыгивали и пропускали эту машину. До машины Брусенцовых оставались три или четыре автомашины.
Пробка двигалась неохотно и медленно. Светофор, сдерживающий поток машин, открывался на 15 секунд, что позволяло без нарушений проскочить в лучшем случае всего четырем - пяти машинам, так как следующие перпендикулярно автомашины постоянно норовили вылезти на перекресток, - московские водители привыкли вести себя по-свински. Их не только квартирный вопрос испортил – их и несоблюдение правил дорожного движения подвигли не в лучшую сторону! Тем более, что уже довольно длительный промежуток времени им никто ничего не делал за такое хамство и свинство на дорогах. И вели они себя так почти все – если ты дашь слабину, то очень долго будешь добираться до дома. С кем поведешься!
Впереди появился поворот во двор какого-то дома, и у Леонида Витальевича появилась возможность сдвинуться вправо, чтобы как-то спровоцировать на такое же движение двигающихся сзади водителей и пропустить машину со спецсигналом..
Но педантизм прочно зажал ум Леонида Витальевича в его правоте – вот если бы были включены сирены, то тогда бы он должен был обязательно принять бы вправо, чтобы пропустить автотранспортное средство со спецсигналами. А так – ни за что!
Наконец микроавтобус скорой помощи (а это был как раз он!) уперся своими всполохами в задний капот автомашины Леонида Витальевича. Их машина была широкой, не какие-то там Жигули или Логан. Их, вернее Его Х5, вызывал завистливые взгляды не одного десятка водителей, что льстило Леониду Витальевичу постоянно.
Автобус помигал несколько раз, пытаясь привлечь внимание Леонида Витальевича, а потом смирился, поняв, что в данном случае вариант «подвинуться» не пройдет. Да и сам вариант уже не получался – поворот был пройден.
- И что, так и не пропустишь? – спросила жена.
- Нет, не пропущу. Здесь осталось подождать смены светофора раза три, четыре, и все проедем. А там пусть делает, что хочет, я ему мешать не буду.
Видимо, подкорка его мозга таким образом компенсировала уступчивость в спорах с женой – смотри, мол, я тоже упираюсь, когда чувствую «свою» правду!
- Упёртый ты не в меру. Да и не там, где нужно.
- Я что, правила дорожного движения придумал? Там нет женщин, нет мужчин – там все участники дорожного движения, уступать место не только не положено, но и опасно. И в некоторых случаях смертельно!
- Здесь-то что тебе мешает сдвинуться? – не унималась Катя.
- Точное знание правил дорожного движения! – упрямо повторил Леонид Витальевич.
Машины опять продвинулись вперёд, и стало понятно, что в следующий «заезд» они на машине таки вылезут из этого мешка. И скорая помощь, если её пропустят на перекрестке, тоже выскочит из этой мешанины, пусть с выездом на «красный», но всё же!
По расчетам Леонида Витальевича, им до дома оставалось ехать минут 15-20, если ничего не произойдет экстраординарного, из ряда вон выходящего. Ну, на крайний случай, минут 30, от силы.
Вырвавшись на более-менее свободную основную дорогу, Леонид Витальевич заметил, что скорая успела проскочить вслед за ним, не переставая мигать, выехала на встречную полосу движения и понеслась в попутном с ним направлении дальше.
- О, о, смотри, Катя, вот как полетел! – деланно обрадовался за водителя скорой помощи Леонид Витальевич. Вот и вся недолга – нам бы так, по встречке! Минут за семь до дома добрались бы!
- Да вижу, что полетели. Но ты их своим упрямством задержал минут на 12-13, не меньше. Да если ещё пара таких же «правдолюбов» сзади попалась – так и все 20, а то и 30. А мог бы и подвинуться, ничего-бы с тобой не произошло.
- Я действую по правилам, а не в обход их. И я прав – делай как надо и всё получишь! – упирался он.
- Трудно с тобой спорить! Вернее, бесполезно. Особенно в таких вопросах – ты как будто ищешь возможность утвердиться в собственной правоте, даже в случаях, когда это, никому не нужно. И даже если это не нужно и тебе самому.
- Вот здесь ты ошибаешься, милая моя! Я заставляю лишь водителя скорой помощи вспомнить правила движения, а не только пользоваться своими привилегиями. А ты, если не знаешь правила, не защищай бестолковых людей. Им же хуже от такой защиты – глупеют, понимаете ли.
Катя вяло махнула рукой. Довод со знаниями правил был убедительным – она их действительно не знала. И спорить с мужем в данной ситуации она посчитала излишним…
Остаток пути они проделали действительно менее, чем за полчаса, вяло перебрасываясь фразами ни о чём.
Подъезжая к их красивому высотному дому за столь же красивым кованым забором, они оба обсуждали предстоящее им удовольствие от того, что уж им-то точно не придётся искать место для парковки и сетовать на тесноту двора! Они выбрали себе пусть и дороговатую, но удобную территорию для жизни – и двор, и охрана, и парковка!
Неожиданно они увидели, что шлагбаум при въезде во двор был в открытом положении, что никогда не происходило, и что в будке охранника никого не было.
Заехав во двор и обогнув дом, они уперлись в карету скорой помощи, которая стояла возле подъезда, в котором они и жили.
Катя вышла из машины первой. За стеклянной дверью маячил охранник, Николай Андреевич, который как раз и должен был находиться в будке возле шлагбаума.
Открыв дверь, она первым делом спросила охранника, к кому скорая приехала. Дом был сравнительно молодым по контингенту проживающих в нем, были пять – семь стариков, но особо больных у них во дворе не было видно никогда.
- Да на этаже, выше вашего, женщина жила. Валентина, полная такая. Так у ней диабет был, какой-то формы там, я не знаю, особый. Так вот плохо ей стало, кома, говорят. Вот, скорую вызвали, да не успели, пробки, будь они неладны. Говорят, минут бы 20-30 раньше, может быть , и спасли бы.
Катя прижала руку к губам, которые предательски задрожали. На глаза навернулись слёзы, которые она не смогла сдержать.
- Так вы что ж так запереживали? Она то знала, чем болела. И надо было упреждать такие дела, держать под рукой всё, что необходимо, - вслух размышлял охранник, успокаивая одновременно Екатерину.
В фойе вошел довольный Леонид Витальевич, припарковавший свой автомобиль самым удобным способом.
Увидев состояние жены, он сразу понял, что произошло что-то такое, что выбило её из колеи. Ничего не понимая, он обратил вопрошающий взгляд на Николая Андреевича, спрашивая того глазами, что случилось.
- Вот жена ваша, расстроилась очень. Соседка сверху вашей квартиры жила, умерла, кома у ней была, скорая не успела, пробки говорят, всего-то каких-то 30 минут не успели. Так вот запережива- ла супруга ваша шибко. Я и говорю, не надо так расстраиваться. Все под Богом ходим!
В это время из спустившегося сверху лифта вышел приземистый, широкоплечий мужчина. Он нес какую-то сумку, которая выдавала в нём человека, имеющего отношение к машине скорой помощи.
- Что там произошло, уважаемый? – спросил Леонид Витальевич.
- Что, что. Человек умер, не успели мы. Пробки, да ещё идиоты разные попадаются по пути – то ли специально прижимают, то ли дурака включают, узко, мол, подождёшь. Вот и не успеваем, когда прижмёт.
- Так сирену погромче, фары на дальний, сами отскочат, – начал рассуждать Леонид Витальевич.
- А у меня ревун сегодня сгорел, я и могу только что проблесковые маячки врубить. А толку что? Не видят, вернее не слышат или просто не хотят видеть! - возмутился водитель.
- А вы откуда ехали, снизу или сверху? – неожиданно спросил Леонид Витальевич водителя скорой.
- Сверху, от кольца. Да какая разница? Что снизу, что сверху – встречаются - то одни и те же, только рожи разные, а душонка одна…, - водитель, потирая пальцы правой руки друг о друга, словно пытаясь нащупать ими нужное слово, пытался найти подобающее сравнение, - грязная, - нашёл он нужное слово.
- А мы снизу ехали, там тоже всё забито, - ни к кому не обращаясь, растерянно сказал Леонид Витальевич, словно оправдываясь перед водителем.
Тот расстроенно махнул рукой и вышел в стеклянную дверь, за ним же вышел и охранник территории по имени Николай Андреевич. Дверь осторожно закрылась за ними, словно соблюдая тишину, чтобы не нарушать скорбность момента.
Леонид Витальевич повернулся к жене.
Катя стояла, прижав руки к губам. Слёзы текли по её лицу, скатывались на пальцы и медленно продвигались вниз, скрываясь в рукаве короткой шубки. Она просто ревела, так её потряс этот случай!
- Кать! Это не из-за меня, мы с другой стороны ехали, ты же слышала! – тихо сказал Леонид Витальевич жене.
Екатерина молчала. Она вынула платок из сумочки, промокнула глаза и лицо.
- Знаешь, Лёня! Завтра наступит новый день, а человека, который жил и не собирался умирать, уже не будет. Мы будем, снег будет, всё будет – человека не стало. Не из-за чего-то безысходного, а из-за чьей-то глупости, спеси и ещё черт знает чего. Всё можно назвать какими–то словами. Оправдать нельзя. И дело не в том, что мы ехали с другой стороны. Мы сделали то, что нормальные люди делать не должны.
- А ты то тут при чём? Это я машину вёл, не ты!
- Так и я могла повлиять, но не захотела. Вернее, смирилась. С твоим упрямством, с твоим снобизмом, с твоей заносчивостью. А может сейчас ещё где-то скорая не успела? Не эта, а «та», самая, которую мы не пропустили. И тоже сгорела сирена? Мы-то живы, здоровы, рады, домой добрались. И что?
- Катя, перестань собирать всё в кучу! Я не виноват в том, что произошло здесь и сейчас, ты же слышала, что они ехали сверху, от кольца? А мы ехали снизу, из центра. Так что на моей совести этой смерти нет.
- Знаешь, Лёник! Страшно, наверное, не то, что на нашей совести этой смерти нет. Мне кажется, что дело в самой совести – она или есть, или её нет. Если бы ты хотя бы сказал, что ты что-то понял, если бы ты хотя бы внешне сожалел о случившемся – я бы поняла. Но ты и здесь ищешь оправдание себе, нам. Ты пытаешься успокоить, что всё не так, как выглядит. Так, Лёня, так! И водила этот правильно и просто определил название качеств таких водителей -«душонка грязная». Лучше не скажешь. Она, хоть и есть, но грязная.
- Катерина! Прекрати, пойдем домой и там, если захочешь, продолжим этот разбор полётов. Да, я виноват, да, моё упрямство было ни к месту, да, случай с соседкой страшный – при чём здесь я, ты, мы? Я действительно допустил ошибку. Но! Нет связи между тем, что я сделал и тем, что наступило здесь. Оправданий я не ищу – я тебя пытаюсь успокоить. Я давно всё понял, но я не буду рвать на себе волосы из-за того, что где-то с кем-то могло случиться из-за моей глупости. И ты, пожалуйста, не драматизируй события.
- Ничего я не драматизирую. Я испугалась, что на нас всю жизнь будет висеть смерть этой женщины А с этим как жить дальше? Мы могли бы пропустить машину скорой помощи, и ничего бы не произошло, понимаешь?
- Так ничего же и не произошло! – огрызнулся Леонид Витальевич. Ты просто начинаешь выстраивать свою логическую цепочку, в которой я становлюсь самым главным злодеем. Для чего тебе это?
- Ты знаешь, ещё страшнее мне от того, что ты или не понимаешь, или делаешь вид, что не понимаешь, что такие «ошибки», как ты говоришь, раскрывают человека с такой стороны, с которой ты никогда и не думал посмотреть на него!
- Ладно! Что мне сделать, что бы было ясно, что я действительно сожалею о своём идиотском упрямстве? Выпрыгнуть в окно? Пойти повеситься? Монашеский постриг принять? Что?
- Да ничего не надо. Пошли домой, уже ничего не исправить, - Катя глубоко вздохнула.
- Господи, к чему такие вздохи? Я ведь не виноват в том, что произошло здесь! – повысил голос Леонид Витальевич.
- Вот и благодари Бога, что «ничего» и «здесь». И что не из-за тебя. Просто ты так гордишься своим педантизмом, своей любовью к точности, что сам не понимаешь, что это зачастую приносит вред. И не другим – тебе! А, следовательно, и мне, и нам. Тебя, нас всех, окружают обычные люди, каждый человек со своими тараканами в голове, со своим виденьем этого мира. А ты стремишься сделать каждого похожим на себя – точность вежливость королей! Да не король ты, успокойся. Ты тоже обычный человек, только твои тараканы в твоей голове ходят строем и отдают тебе честь! И многие терпят твой педантизм исключительно в целях твоего сохранения. Или сохранения твоего реноме. Ведь ты не переживешь, если узнаешь, что это твое качество иногда занимает диапазон от смешного до безобразного. Но все не хотят тебя волновать, принимают и терпят такого, какой ты есть, что бы тебе, родному, было лучше и спокойнее! А ты принимаешь всё это за результат своей твёрдости и непреклонности!
Леонид Витальевич стоял молча, опешив от откровений, которые раньше Катерина никогда ему не говорила. Прожив 12 лет с женой, он никогда не предполагал, что его любовь к точности так её напрягает, и что она так давно это в себе носит, не смея высказать ему свои претензии!
Катя продолжила свой монолог – Ты думаешь, что какое-то качество человека, возведенное им же до небес, обретает свойство силы? Ошибаешься, глубоко ошибаешься, милый! Это обстоятельство делает его столь уязвимым, что в итоге может сделать его же не только слабым, но и сломает его, как сосульку на морозе! Мелкую такую сосульку, которая и сама при самом маленьком потеплении превратиться в ничто.
- И давно ты так думаешь? – спокойно спросил Леонид Витальевич.
- Я не думала никогда об этом. Просто сейчас и здесь это сконцентрировалось и сформировало то, о чем я никогда не задумывалась глубоко. Момент истины, так сказать. У меня всегда так – меня не замай, а замаял – не обессудь. Так что вот. Ладно, пошли домой, что ли. Устала я от всего этого…
И они молча пошли по коридору к лифту, столь же опрятному и чистому, как и весь дом.
Больше они к этому разговору не возвращались…
Только через год они расстались.
Причем, они так и не смогли сформулировать причину развода.
Ни для себя, ни для родных.
Вот такая случилась история…
2013 г Москва.