21
Дом на Васильковой – к радости следователя номер был крупно написан прямо на калитке – тонул в зловещем мраке. Спрятавшись в тени забора, Годунов зорко всматривался в детали представленной ему картины. Ветра не было, не шевелился ни единый листок на кусте жасмина, ночная тишина нарушалась только стрекотанием кузнечиков и кровожадным писком комаров... И тут, как назло, в кармане проснулся телефон. «Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…» -- завел он вдохновенно. Да, песни у капитана были правильные и соответствовали статусу. Но не сейчас же! Капитан сердито крякнул и выхватил бушующий мобильник:
-- Гражданин Годунов, я буду жаловаться на вас в высшие инстанции. Куда вы упрятали Алису Говоровскую? Я не могу разыскать ее с трех часов дня! – хорошо поставленным голосом прокричала в ухо прима местного театра Светлана Орлова. – Вы понимаете, что человек живет с пробитой головой? Что он не в адеквате? Может, моя единственная подруга лежит сейчас на дне какого-нибудь оврага и мужественно умирает…
-- Почему – мужественно? – искренне заинтересовался следователь, но ответа уже не услышал: на голову ему обрушилось что-то тяжелое, и он временно ушел в небытие, где не было ни бандитов, ни потерпевших, ни крикливых артисток, ни сбегающих из больниц жертв насилия…
-- Вот он, бандюга, принимайте, товарищ лейтенант. Я давно за ним наблюдаю: прячется в кустах, а в доме дитенок один, кто знает, что удумал, душегуб.
Алевтина Германовна кипела, как позабытый на плите суп. Хорошо, что Колбасу «душегуб» предусмотрительно оставил в машине: если собака кого и боялась, то именно вот таких ужасных старух. Через некоторое время Годунов пошевелился и открыл глаза.
-- Вы с ума сошли?! – морщась от боли, поинтересовался он у двух наклонившихся над ним фигур.
-- Лейтенант Филлипов, ваши документы, пожалуйста.
-- Вот, -- Алексей Борисович нащупал в кармане куртки удостоверение и протянул сержанту. -- Капитан Годунов… ваш коллега.. нахожусь на оперативном задании.
-- Поосторожнее надо, капитан, -- добродушно улыбнулся лейтенант. – На Васильковой такие бабки живут, ухо нужно востро держать! Я тут родился, но Алевтины Германовны до сих пор боюсь.
-- Я, конечно, извиняюсь, товарищ капитан. Рука у меня тяжелая, думаю: сейчас покажу этому гаду кузькину мать!.. – рассмеялась бдительная соседка. – Интересно, а какое такое задание может быть у вас здесь? Танька только что приехала, чужой человек в городе, бабушка ее умерла – и могу сказать, что за ней грехов нет. Может, какой наследник еще нарисовался, на дом претендует?
-- Да нет… А можно мне пройти к вам, вы мне все подробненько и рассказали бы, что тут за Танька такая..?
-- Да бога ради! Заодно и рану осмотрим, а то я свою вину чувствую…
-- Да нет там никакой раны, -- отмахнулся пострадавший, -- шишка – вот и все дела.
-- Помощь не нужна? – козырнул Филлипов.
-- Пока нет. Спасибо, лейтенант.
-- Если что, я вон в том доме живу, с синей крышей! Был рад знакомству!
За чаем, к которому провинившейся хозяйкой был подан пирог со щавелем, капитан Годунов услышал много всевозможных подробностей о жизни трех поколений Головиных. Про то, каким прекрасным человеком была Анастасия Ивановна, и что внучка явно пошла в нее.
--Хорошая девочка. Заходила, тоже интересовалась своей родней, историей дома, подземными ходами…
-- А тут что, и подземные ходы есть? – искренне удивился внимательно слушавший все гость.
-- А как же! – и Алевтина Германовна с радостью повторила капитану все, что накануне рассказывала Тане, тем более, что в последнее время старуху страшно мучила бессонница, а тут такое приключение.
-- Я Танюше, правда, не рассказала, что знаю один из ходов. В детстве с Настей мы в него, было дело, провалились – родители крику наделали, с милицией нас искали, потом лаз этот каким-то валуном приперли, из ближайшего леса привезли специально…
-- А рыжую женщину лет сорока-пятидесяти вы возле дома Татьяны в последние дни не встречали?
-- Рыжую? Нет, не встречала…Я ж в огороде за домом почти весь день копаюсь. Или на диване лежу, эти самые … «мыльные оперы» смотрю. Я не любопытная до соседской жизни. А, вот, ко мне ж за Таней мальчик приходил! Такой кудрявенький, красивый, ну точно ангел! Я поняла: ухаживает он за ней. Судьба человека везде найдет!
-- Паренек, говорите?! Ладно, пусть будет паренек. Ну спасибо вам, Алевтина Германовна …
-- За то, что по голове скалкой дала?
-- За это тоже! Умнее буду впредь, -- рассмеялся капитан и невольно потер шишку на макушке. – Засиделся я у вас, а у меня в машине собака. Голодная, наверное, и тоскует…
-- Борисович, так ты ко мне ее вези, -- уже совсем по-свойски обратилась старуха. – Я ее накормлю, а рассветет -- лаз тебе покажу. Давненько сама там не была, ну да найти его – пара пустяков.
22
Иван Терентьевич Антонов был человеком нерешительным и боязливым. Знакомые удивлялись: как только в редакторы попал? Но бывшему Алисиному однокурснику просто крупно повезло: «предыдущий оратор» специально придерживал Антонова в замах, так как на его фоне смотрелся особенно круто и незаменимо.
А еще Иван Терентьевич, сам того не подозревая, был стеной между шефом и излишне резвыми сотрудниками, которые так и рвались выхватить редакторское кресло и подсунуть его под себя… Но получилось все иначе: судьба – еще та шутница.
Незадолго до Дня Победы газета вышла со страшной ошибкой, за которую босса вывели под белы ручки из высокого кабинета и скромно, без лишнего шума отправили на пенсию. В редакции шептались, что кто-то специально вставил в текст вместо «немецко-фашистские захватчики» «советско-фашистские», таким образом подготовив неминуемый крах «незаменимого». Скандал с трудом замяли, а в высокие инстанции потянулись ведущие журналисты города – так, намекнуть, -- что они не против возглавить, направить, надоумить и вообще взять на себя тяжелое бремя руководства изданием. Но в верхах решили особо не напрягаться, вызвали к себе Антонова и когда он был уже готов упасть в обморок от ответственности визита, вручили ему знамя из рук «павшего бойца».
Иван Терентьевич вернулся в редакцию, тяжело опустился в кресло босса, и тут же в кабинет впорхнула Раечка, решившая не терять драгоценные минуты. Учитывая, что нынешний редактор был холостяком, его можно и даже нужно было оперативно поддержать, накормить и обогреть, а потом заботливо отвести в загс. Что собственно и произошло буквально через полтора месяца.
Раечка быстро освоилась на редакторских жилых квадратных метрах, заявила, что у нее аллергия на уборку, а готовить она не может априори, и занялась более важными делами – интригами в редакции и романами на стороне. Домой она прибегала поздно, ужинала тем, что приготовил Иван Терентьевич, и жадно выслушивала все, что произошло с ним за день: полученные сведения она переваривала и делала выгодные ей выводы.
В тот день, когда у мужа побывала в гостях старая Головина, Раечка поначалу кинулась упрекать мужа: мол, на что тебе эта дряхлая кошелка, нам тираж нужно делать, вон, говорят, на Граевке маньяк завелся… И тогда Иван Терентьевич не выдержал и сдался: рассказал законной супруге о том, какой необыкновенный раритет хранится в адмиральской семье уже третий век подряд…Та в результате головой милостиво кивнула, но особого внимания сказанному не уделила – стоявший рядом ноутбук ожил, пискнул, и уволок законную супругу Антонова в плотно свитые интернетовские дебри.
23
Над улицей Васильковой нехотя просыпалось жаркое летнее солнце. «Светить всегда, светить везде до дней последних донца», видимо, было делом нелегким, поэтому сначала оно сердито прикрылось тучками и подремало « еще пять минуточек». Потом напустило туману на реку, берега и ухоженные васильковские огороды, чтобы выгадать еще секундочек триста, и наконец выкатилось ослепительным оранжевым шаром, вспугнув зазевавшуюся под речной корягой щуку.
Антон Гусаров, надежда местной журналистики и заложник темного подземелья, мог только примерно догадываться, который час пробил на старых редакционных часах, украшавших здание последних лет пятьдесят, если верить старожилам. Больше всего Антон хотел бы оказаться сейчас там, в родном отделе новостей, где все всегда жаловались на тесноту и духоту. «Эх, хорошо, -- думал он, лежа на сырой земле с замлевшими руками и ногами, -- сидеть бы сейчас на любимом разломанном стуле и подкалывать репортера криминального отдела Жоржа Смолина (на самом деле Петьку Кобылкина), вдохновенно расписывающего «страшное» преступление какого-нибудь жалкого пьянчужки, перепутавшего свой дом с соседским». Светочка Гончарова, милая блондинка, небось, вызванивает сейчас погоду на предстоящие дни и одновременно подпиливает ногти. Иван Терентьевич то и дело заглядывает в отдел и рвет на себе волосы: в номер нет «бомбы», которая взорвала бы тираж. «Бомбу» надо срочно искать всей редакцией, иначе «придется убить кого-то самим, чтобы было, что поставить на первую страницу!» -- стращает редактор.
Сегодня у редактора хороший день: вот она, сенсация, сидит под землей и буквально рвется на обложку! Бомба! «На улице Васильковой неизвестными преступниками были коварно похищены и спрятаны под землей трое отважных жителей нашего города, среди них – лучший сотрудник редакции Антон Гусаров, чьи репортажи…»
-- Ну что, гаврики, будем говорить или молчать, как партизаны? Где сабля?
Тот из бандитов, который был покоренастее, подошел и пихнул связанного Антона ботинком на толстой подошве.
--Нет, конечно, можно и помолчать. Посмотреть, как мужественно расстается с жизнью вот этот, например, отважный герой. Да, кудрявенький? А как мамочка будет плакать, представляете? Бедная женщина!.. И все только потому, что у некоторых людей нет никакого чувства жалости к другу!
--М-м-м – замычала Таня, у которой, как и у ее друзей, рот был заклеен скотчем.
-- Неужели проснулась совесть? – подошел к ней коренастый, поставив фонарь на пол. – Наконец-то! Нельзя же быть такой меркантильной девочкой, ценить саблю дороже жизни друга… -- и он сорвал со рта Тани омерзительную липкую ленту.
--Пожалуйста, не трогайте его! – заплакала Таня. – Он вообще ничего не знает, и лиц ваших мы не видели. Забирайте вашу саблю и оставьте нас в покое! Правый коридор, третий камень от входа, десятый снизу,-- там тайник…
-- Хорошая девочка! – погладил Татьяну по головке коренастый. –Сейчас проверим, научила ли тебя бабушка говорить правду…
Две темные тени подняли с пола фонарь и скрылись в глубине правого коридора.
23