Карий глаз выглянул из дверного проема детской спальни. Он принадлежал обеспокоенному Еккину, - их сыну, которому совсем недавно исполнилось двенадцать.
Еккин не хочет, чтобы его отец летел на подавление мерконеров. Он боится за него, ведь он его очень любит. Еккин просто хочет, чтобы все было как раньше, как хотя бы полгода назад. Но радио, будто укушенное каким-то зверем, теперь всегда не унимается, и все кричит о новых жертвах в примарате Дельн.
Лун положил руки жене на плечи. Она, не выдавая ни звука, ни эмоций, вдавилась в его грудь.
— Все идет крахом… — говорила она. — Каэль, он будто сломан…
Она подняла голову. Ее глаза были круглыми, будто она узнала какую-то космическую тайну.
— Вдруг это просто прелюдия какого-то… нового мирового порядка, а мы возимся как муравьи перед тенью нависшего над нами сапога…
— Аснин, — внезапно, с веселой примесью в голосе, обратился Лун. — Тебе бы с такой фантазией книги писать.
В глазах Аснин проблеснул веселый огонек. Она даже натянула призрачную струнку улыбки, но та быстро порвалась и утонула в озере напряжения и страха.
— Пообещай, что вернешься. — Снова вжалась в его грудь Аснин. — Дай обещание.
Он убрал волосы с ее гладкого, любимого лба, и поцеловал в него.
— По-другому и быть не может.
В комнату неуверенно, со сбитым шагом зашел Еккин. В руках мальчик держал, мял для себя какую-то важную вещь. Его глаза горели, будто он хочет что-то донести.
— Пап?
Лун выглянул из-за плеча Аснин.
— Ты вырезал новую игрушку? — С веселым наскоком спросил отец. — Я видел, ты пытался сделать слона.
Еккин отрицательно помотал головой.
— Нет. Это не игрушка.
Он вытянул руку. Разжав кулак, на ладони встала на обозрение угловатая, грубая фигурка, у которой не было локтя на правой руке. Еккин сообщил:
— Я сделал тебя.
Пусть фигурка выглядела не из лучшей десятки, для Луна, это было лучшее творение в мире.
— А что случилось с локтем? — заинтересовался Лун, взяв фигурку с его ладони и рассматривая на свету.
— Я дал посмотреть Кламальну.
Кламальн это их пес. Пес, который будто живет на вечных батареях. Молодой, игривый, кружащийся возле ног, не сидящий на месте, и зачем-то ворующий у соседской кошки котят, чтобы накормить их из своей миски.
— …Кламальн понюхал тебя и утащил в зубах.
Лун улыбнулся сыну. И, кажется, эту улыбку заряжало само солнце.
— Спасибо тебе, Еккин.
Он положил фигурку в карман, и посмотрел на жену:
— Мне нужно идти, Аснин.
И Аснин отпустила его. Отпускать его, переплетенного с ней по жизни прочным, тугим плетением, отвязывать родную нить было так же тяжело, как будто жгущей рукой почти что вырывают сердце, срывая покровы вен и сосудов.
Аснин закусила губу.
— Возвращайся. — Тихо прошептала она суховатым голосом.
Лун повернулся к выходу. Дернув за дверную ручку, он открыл дверь, и белый свет ясного дня осветил его лицо. Помимо длинных пшеничных волос, у него были и голубого цвета глаза, с какими-то сероватыми примесями. Его глаза, пусть и выделялись на фоне лица, но были не такие яркие, как у жены.
— Пап, подожди. — Остановил его голос Еккина за спиной.
Лун развернулся, чтобы его послушать.
— Я хотел рассказать, что один мальчик из школы. Его отца взяли мерконеры, потому что он поздоровался со служителем каэльской церкви, и…
Еккин нахмурился и потемнел. Было видно, как он отмахивался от мыслей, которые были ему неприятны. Он хотел продолжить, но кажется, решил оставить все недосказанным.
— Просто постарайся задать им жару. — Произнес он в путь.
Лун, под тревожные взгляды близких выходил из дома. Кламальн, сидевший в конуре, скучающе сложивший лапы крестом и бросивший на них свою морду, вынырнул из конуры, и, виляя хвостом, поспешил смерить шаг со своим хозяином.
— Решил проводить меня, задира? — Натянув слабую улыбку, Лун присел и почесал пса за холкой. Кламальн смотрел на него черными блестящими глазками и пыхтел открытым ртом.
Лун открыл калитку и пропустил пса вперед. Тот кружился под ним, и чуть ли не сбивал Луна с ног. Они шли поперек по гладкой, серой широкой дороге, на которой было тихо и не видно ни одного серафима. Только соседская девочка устраивала розовое чаепитие с куклами в своем дворе. Котенок из окна, пышный комок шерсти, с глубинным интересом, с большими округлыми глазами наблюдал за ней.
Переходя с Кламальном широкую дорогу, Лун заметил выходящую из-за угла кальеру. Кальера - это небольшая, похожая на каплю, повозка, закрытая толстым стеклом. На ее колесах каплевидной формы, уверенно держалась резина. Эту маршрутную кальеру несла лошадь, у которой была белая грива и светло-бирюзовые глаза.
Лун поднажал в скорости. Он, быстро перешагнув через бордюр, оказался на противоположной стороне дороги.
— Мне пора идти, дружок. — Сказал он псу, когда кальера начала останавливаться перед ними. Кламальн, казалось, даже состроил хмурую гримасу.
— Будь хорошим псом, и защищай Еккина и Аснин. — Нашептал он ему указание, присев и почесав собаку за ухом. — Защищай их.