| Предисловие.
Во вселенной Мелькерон, в созвездии под именем Бурма, набухает переворот. Террористическая организация с радикальными идеями угрожает континенту Каэль, осколку когда-то существовавшей планеты Юлэй. Власти Каэля собирают добровольцев, готовых подавить террористов.
Что бывает, когда ты остался наедине с армадой врага? Поражение и гибель? Но, неужели свету надежды нет места в самый темный и густой час? Эта история о боевом крещении и случайной дружбе - фермера и танцора.
Они называют себя мерконеры.
На них надеты длинные черные куртки, называемые куртками-мантиями. Придуманные неизвестно когда, неизвестно где, и тем, кого никто никогда не знал. А на спинах мантий, закручена в круг малиновая, сверкающая блестками, ящерица.
И это не просто украшение, это - вездесущий Меркон. Создатель вселенной, ее суровый отец, который, будто космический зверь в слепой древности поглощал миры, чтобы вскормить, и преподнести на ладонях галактике своего собственного ребенка. Вселенную, имя которой Мелькерон.
Мерконеры считают себя очистителями. Рукой Меркона, которая должна вырвать всех несогласных из континента Каэль, и смять их в кулак полного повиновения. А затем, когда дело будет сделано, и все виновные будут сжаты, закинуть жадную руку и до остальных континентов.
Мерконеры делят народ невидимой нацистской линейкой на согласных с их идеями и религией, и на черное отребье, которое необходимо вжать в землю с острием наточенного клинка.
Радиопрограмма «Каэльская птица: в курсе событий». Ведущая Альрен Кааринофракан. В гостях, действующий лидер группировки «мерконеры», Горн Лантрикан.
— Какие вы преследуете мотивы? — спрашивает ведущая, внимательно следя за каждой черточкой на лице необычного гостя.
— Мы хотим создать мир с единой религией. Созвездие Бурма – единственное место во вселенной, где нет полного поклонения Меркону. — Отвечает Горн.
Он показательно помотал головой, будто что-то взвешивая:
— Ну, и… мы хотим это исправить.
В глазах ведущей, как в загоравшемся костре, появлялись искорки несогласия.
— Но… вы ведь должны согласиться, что у каэльской нации есть право на самоопределение. Получается, что вы просто лишаете, пытаетесь оторвать серафимов от свободы выбора.
Серафимы, о которых сейчас говорит ведущая, это население всего созвездия. Каждого его жителя или жительницу можно причислить к серафиму. Или серафимке.
Лантрикан хмыкнул. Сейчас его глаза явно накачены издевательством. Он провел рукой по прилизанным волосам.
— После наших действий… — с придыханием начал он, — в мире не останется ни одного серафима с таким болезнетворным изъяном, как «самоопределение».
Он бросился в нее самоуверенной, белой, но жгуче ледяной улыбкой.
Этот выпуск «Каэльской птицы» сейчас прослушивает серафим Рофко, охранник на складе по производству успокоительных средств «Сестры Минитрин». Рядом с ним, за плетеным столиком сидит носитель Речи Каэля: такие ходят по домам и общественным заведениям, раздавая буклеты с туристическими предложениями по религиозным местам континента. Обычно их равняют с надоедливыми мухами, и стараются обойти до того, как они тебя увидят, но для Рофко он, кажется, был исключением: он чуть ли не насильно заставил носителя остаться на чай. Наверное потому, что работа охранника ведет за собой крепкий минус одиночества, а все сканворды им давно решены, и сборник с юмором заучен до конца жизни.
— «После фильтрации…» — Цитирует он, крепко толкнув носителя для внимания. — Моя двоюродная сестра живет в Дельне. Она сказала, ее мужа выловили эти фанатики и засунули руку в ледоизмельчитель.
Глаза носителя округлились, и он едва сдержал в себе порыв не подавиться булочкой.
Рофко продолжал:
— Просто потому, что он поздоровался со служителем каэльской церкви.
«Радио Каэльская птица. — Афишировало радио. — Ее не нужно кормить; она кормит вас свежими новостями».
На старых башенных часах аэропорта города Акн было пробито девять. Этим утром, аэропорт превратился в потревоженный палкой муравейник: серафимы в изумрудной униформе работали у высоких ангаров, нагружая воздушные корабли, выдвинутые из них. Корабли стояли на длинных и тонких, покрашенных в лимонный цвет полосах, а палки, примкнутые к отверстиям снизу с каждого борта, были блокираторы, которые не позволяли кораблям упасть.
В больших ящиках, которые поднимались кранами, явно лежала провизия, а квадратные коробки в руках у некоторых рабочих, скорее всего батареи для аккумулятора кораблей, которые заносили на борт вручную, быстрыми заходами.
Члены экипажей сидели в кафе и были завернуты в уют. Но их лица были каменными, а в глазах, будто темные озера, в которых их как костлявой рукой затягивало раздумье. Над каждым из серафимов за столиками, висели черные тучи, из которых периодично сверкали молнии, ударяя в головы разрядом плохих предчувствий.
Все, кто здесь был – это добровольцы на подавление мерконеров. Возможно, сегодня они будут в последний раз махать своим матерям, женам, сестрам и детям. Ведь мир, как сложная модель механизма, все больше находился сейчас в руках буйного ребенка, которым являются набирающие соки мерконеры.
— Лун...
Серафим в охровом пальто стоял с сумкой перед входной дверью своего дома. Из кепки-треуголки вытекали к плечам длинные пшеничные волосы. Его лицо не было видно, оно было повернуто к выходу. Крепкой руки серафима, сжавшей дверную ручку, хватилась тонкая и белая. Рука его жены, Аснин.
— Все равно я тебя не отпущу, — твердо заявляла она. В воздухе чувствовалось, как снова поднимается осадок страха и отчаянья. Столько раз на неделе она пыталась отговорить его, но в уголке сердца понимала, что за нее все давно решено.
— Ты должна, — понимая ее волнение, спокойно отвечал Лун. — Дельну нужны силы.
— Если что-то произойдет, — тихо говорила она. — Что мы будем делать без тебя?..
Ее глаза засверкали: они были чистого, ярко аквамаринового цвета. Лун, глядя в ее глаза, всегда вспоминал байку о чистоте каэльских глаз. «Чем чище и ярче глаза каэльца – тем он добрее». Лун никогда не говорил жене, что он сначала полюбил ее только из-за этих, «добрых» глаз.
— …Что буду делать без тебя Я?