Воскресенье. Ясное морозное утро. Сегодня нам должны привезти сено. Мне надо откопать ворота от снега. Трактор уехал, а я стою во дворе с лопатой и тоскливо смотрю на острые концы штакетник, выглядывающих из-под сугроба. Где-то тут посередине, под снегом, находятся ворота.
Во двор вышел дед. Сказал, что поможет мне. Принёс две доски и железный крюк. Этим крюком дёргают сено из стога. Дед положил доски на сугроб, встал на них и кряхтя от натуги крюком вытащил ворота из сугроба на целых полметра. Потом руками выволок их совсем. Дед сказал, что могу идти куда хотел, если не боюсь. Трактор мне уже не догнать, а в одиночку так далеко я даже летом не ходил.
Наш стог я увидел издалека; рядом с ним на заснеженном косогоре чернел гусеничный трактор. Отец страшно удивился, когда узнал, что проезд во двор свободен. Ещё сильнее удивился тому, что меня отпустили. Дед отпустил!
Пока укладывали сено, пока притягивали верёвками к возу бастрык, я успел пять раз скатиться с косогора. На этом косогоре я летом копновозил, а в обед поил коня в роднике. Родник замело снегом. До него сейчас не добраться.
Позвали на обед. Отец достал из трактора свою котомку. В ней хлеб, молоко, солёные огурцы и копчёное сало. Вчетвером всё умяли. Мужики достали свои кисеты с махоркой, скрутили газетные самокрутки и закурили.
Бежать на лыжах обратно домой было намного легче. Когда устал, разрешили забраться на сено. Солнце светит, трактор гудит, снег под полозьями саней скрипит. Мороз крепчает и меня берут в кабину трактора. Там тепло и пахнет махоркой. В село мы заехали уже в сумерках.
Тем сеном мы с дедом кормили Долинку и её телёнка. На ночь ложили в кормушку по два навильника пахучего сена. До сих пор помню тот запах, дух прошедшего лета.