Глава 4. На пыльных тропинках далёких миров.
Дорога, скорее напоминающая широкую тропинку, выходила из коридора и, пересекая наискосок комнату, исчезала в стене справа от окна. Выглядела она так, словно была здесь всегда. Правда, пользовались ею, по всей видимости, не часто. Хоть и хорошо утоптанная когда-то, теперь была она покрыта изрядным слоем пыли. Именно поэтому очень хорошо оказались заметны свежеотпечатанные следы недавно прошедшего тут отряда солдат во главе с хрипатым центурионом.
Немного смущала стена квартиры, преграждавшая путь. Однако внимательно присмотревшись своим новым зрением к ней, Козорезов обнаружил, как словно занавеска на сквозняке колышется она над дорогой.
Муз придержал, уже было двинувшегося вперёд писателя.
- Запомни, в этом мире многое совсем не так, как в вашем материальном, - предупредил он. - Тут и время, и пространство ведут себя иначе.
- Я смотрел «Кто убил кролика Роджера», - улыбнулся Валерий.
- Кстати, я был лично знаком с музой автора сценария, - не преминул сообщить грек. – Помнишь, что произошло в конце с главным героем?
- Он навсегда застрял в Мультауне, сам став мультяшкой.
- Верно, - подтвердил Муз. – Так вот, в моём мире с человеком может произойти нечто похожее. Поэтому береги своё материальное тело.
- Перестань его запугивать, - потребовала Муза, - пошли. – И она первая шагнула в дрожащую пелену стены.
Последовав за ней, Козорезов почувствовал лёгкое сопротивление зыбкой преграды, не сдерживающее, а скорее предостерегающее. Его будто предупреждали – ты здесь чужой, будь осторожен. Однако через пару шагов всё прекратилось.
Прислушавшись к своим ощущениям, писатель пришёл к выводу, что дышится здесь легко, ибо воздух значительно чище, чем в покинутой квартире. Гравитация в норме. Дневной свет не режет глаз, так как солнце, если оно тут вообще есть, скрыто за плотной серой пеленой не то облаков, не то высоко поднявшегося над землёй тумана.
- Не останавливайся, - мы тут не ради туризма, - одновременно с лёгким толчком донёсся из-за спины голос грека. – Надо быстрее добраться до большого тракта и посмотреть, какая там ситуация складывается.
- Ты же говорил, что все дороги забиты, - Валера указал себе под ноги, - а по этой явно не до, не после легионеров никто не проходил.
- А это и не дорога, а так – тропинка, - ответила за него ушедшая уже на дюжину шагов вперёд Муза. – Таких тропок тысячи. Они то идут параллельно, то пересекаются, то объединяются, как и сюжеты разных авторов.
- В итоге, - подхватил за девушкой Муз, - все они вливаются в одну из тридцати шести дорог по количеству существующих сюжетных линий.
- И куда ведут эти дороги? – поинтересовался Валера.
- Никто не знает, - пожала плечами Муза, продолжая уверенно шагать вперёд. – Между музами ходит легенда о некой Колыбели, в которой зарождаются сюжеты и, подхваченные на дороге музами, по тропинкам отправляются к авторам.
- Вот только сейчас, - снова вступил в разговор грек, - все движутся в обратном направлении.
- Мама, роди меня обратно, - пробормотал себе под нос Козорезов.
- Ты о чём?
- Ни о чём. Забудь. Просто присказка дурацкая.
- Музы прибывают в растерянности, - пожав плечами, продолжал Муз. - Мы всегда встречали сюжеты своих авторов на дороге непосредственно у своей тропы. Никто из нас никогда не ходил по самой дороге, да ещё в обратном направлении.
- Вот и понадобился я.
- Вот и понадобился человек из материального мира, обладающий редчайшим даром – способностью проникать в мир идеальный, и не просто проникать, а влиять на происходящее в нём.
Валера уже обратил внимание, что его спутники используют известный и эффективный приём, периодически перепасовывая его внимание друг другу, поддерживая, таким образом, на максимуме уровень восприятия. Так поступают, к примеру, на телевидении в новостных и прочих информационных передачах, где участвуют, как правило, сразу двое ведущих.
И вот снова настала очередь девушки просвещать его. Увы, он так привык к ней, что не в состоянии был воспринимать иначе, как девушку, хотя и знал теперь, что скрывается за этой милой внешностью.
- Автор гораздо сильнее любой музы, - говорила она, - хотя мы и симбионты, но в этой паре мы более слабое звено. Автор – человек. Он может существовать без музы. А некоторые особо сильные могут даже творить без вдохновения, пусть и не так ярко. Писатели называют это «халтурой».
- Мы же без автора, - условный мяч перешёл опять к Музу, - как ты теперь знаешь, даже собственной формы не имеем, и создать её не в состоянии. А со временем просто хиреем, если долго остаёмся невостребованными.
Живо представив себе тающую у него на глазах Музу, Валера в полной мере осознал, на какие жертвы и риск пошла она ради любви к нему, добровольно от места. Ему этот её поступок стоил лишь года мытарств, а ей мог стоить самого существования. Но сейчас она, как ни в чём не бывало, шла по тропе на несколько шагов впереди него и продолжала говорить, в который раз перехватив инициативу.
- Муза не может как-либо повлиять на сюжет, - объясняла она. – Мы лишь помогаем ему кратчайшим путём попасть к автору и побуждаем его к работе. Вы называете это вдохновением. Но только автор при помощи своего таланта способен создать из голого сюжета полноценное произведение, оживить его, наполнить красками, напитать чувствами! Автор способен даже перекраивать его по своему желанию, что абсолютно не доступно музам.
- Поэтому с неизвестной силой, которая стоит за происходящим сейчас, может потягаться только автор, - подвёл итог Муз.
Ликбез был закончен как раз вовремя, впереди показалась дорога. То, что это именно та самая дорога Козорезов понял по толпам неясных издалека фигур различных цветов и размеров, медленно бредущих в едином направлении куда-то в туманную даль. Со стороны тракта долетали до спутников обрывки унылой мелодии и неразборчивый тысячеголосый гомон. «Этот стон у нас песней зовётся», по ассоциации всплыли в его памяти стихи Некрасова. Тут девушка резко устремилась вперёд, и им с греком пришлось тоже прибавить шаг.
Довольно приличное, как казалось на взгляд расстояние, они покрыли не более чем за минуту. Вот уж точно, пространство и время ведут себя в этом мире своеобразно, подумал Валера. Но тот же самый миг представшее его глазам зрелище, оттеснило все прочие мысли далеко на задний план.
Прямо мимо него по дороге двигалась довольно многочисленная группа рыдающих женщин. Большинство из них были хорошо, если не сказать, шикарно одеты и увешаны драгоценностями с головы до ног, хотя попадались и несчастные в простеньких платьицах и даже просто в одном белье. Временами часть группы, прервав рыдания хором восклицала: «Как он мог так со мной поступить!» и снова заливалась слезами. Теперь оживлялась другая часть, и истерично прокричав: «Вернись, я так тебя люблю!», также возвращалась к мокрым платкам. Эстафету подхватывала очередная компания: «Мой ребёнок! Где мой ребёнок? Верните мне моё дитя!» - заламывая руки, голосили они с десяток секунд и продолжали рыдать.
Отдельной стайкой шли молодые женщины с напряжёнными лицами. Они не рыдали, но как-то боязливо озирались по сторонам. Реплик никаких не произносили. И вообще имели вид затравленный и забитый.
Следом не в пример женщинам стройными рядами двигалась столь же многочисленная группа мужчин. Часть из них была в смокингах, часть в дорогих костюмах, часть в джинсах и растянутых майках. У тех, что в костюмах поголовно на руках сверкали золотом огромные Ролексы, а пальцы растопыривались от обилия перстней. Те, что в смокингах держались так прямо, словно вместо позвоночника им вставили железный лом. Зато парни в джинсах положительно выделялись чудовищной мускулатурой и обилием татуировок. Но объединяло всю эту разношёрстную публику одно – заплаканные лица.
«Ты никогда не любила меня», - время от времени констатировала одна часть «фрачников». «Прости, это было ошибкой. Я люблю только тебя!» - всхлипывая, утверждала вторая. «Ты пожалеешь! Я тебя уничтожу!», - выкрикивали некоторые обладатели Ролексов. «Ты ни копейки не получишь!», - вторили им остальные перстненосцы. «Ты променяла нашу любовь на его деньги», - хныкали качки.
И замыкала бесподобное шествие толпа разновозрастных детишек обоих полов. Вот уж где не было единодушия. Кто-то плакал, кто-то заливисто смеялся. Одни девочки, размалёванные, как куклы, с презрением смотрели на окружающих, другие, скромно, но добротно одетые, смотрели себе под ноги, стесняясь поднять глаза. Мальчишки дрались, дурачились. Те, что постарше, хором клялись отомстить за честь сестёр и матерей. А парочка совсем уже взрослых громко обещала покарать своих отцов.
Козорезов смотрел на это округлившимися от потрясения глазами и открытым ртом. И только когда его миновал последний карапуз, смог выдавить из себя:
- Что, чёрт подери, это было?
Девушка и Муз улыбались. Было видно, что они очень довольны произведённым на писателя эффектом.
- Неужели сам не догадался? – поинтересовался грек.
- Это сюжеты женских романов и сценарии мыльных опер! – объяснила Муза.
- А почему они все рыдают?
Валера никогда не читал женских романов и не смотрел сериалов, причём ни любовных, ни детективных, предпочитая старые добротные художественные картины.
- Просто, они уже давно запутались, кто с кем спал, кто от кого родил, где чей ребёнок, кто кому какой родственник и кто кому чего теперь должен! – рассмеялся Муз.
- А те девушки?
- Которые? Те пугливые? – уточнила Муза. – Это потерявшие память. В каждом сериале такая непременно есть, да и в романах хватает.
- Хорошо ещё, что Мексика в другом полушарии, - высказался грек, - там можно хоть месяц у тракта простоять, а они всё будут идти и конца не видать!
- Да, - подтвердила девушка, - среди муз мексиканский и бразильский кланы самые многочисленные, хотя и самые примитивные. Берут, как говориться, не мытьём, так катанием. У их авторов словарный запас, как у дикарей племени Тимбукту. Вот и льют воду в прямом и переносном смыслах.
- Много ли таланта и вдохновения надо, чтобы главные герои сериала за целую часовую серию, раз по десять произносили одну и ту же фразу, лишь переставляя местами слова, а оставшееся незанятым время, заливали слезами, - усмехнулся Муз.
Последние замечания Валера слушал уже в пол уха. Его взгляд приковала дорога. Ещё слышны были стенания и всхлипы героев только что прошедших мимо сюжетов, а слева уже клубилась пыль вперемешку с дымом. Частые вспышки разной яркости время от времени подсвечивали это облако, на редкость быстро приближавшееся к замешкавшимся на обочине спутникам.
Довольно сильный толчок в плечо вывел писателя из транса. Беспокойно оглядевшись вокруг, он, наконец, сфокусировал свой взгляд на имевшей весьма озабоченный вид физиономии грека. Муз явно нервничал.
- Надо спешить, - он ухватил своего автора за рукав халата и потянул за собой. – Стоя здесь, мы никого не догоним и ничего не узнаем.
- Ковбой прав, - согласилась Муза, - если прибавим шаг, быстро наверстаем часа три-четыре, ещё и римлян обгоним.
- А отсюда надо уносить ноги, - настаивал Муз, продолжая пытаться сдвинуть с места своего симбионта.
Рядом с ухом Козорезова что-то пронзительно просвистело, едва не задев мочку . И тут же земля в паре метров от его ног превратилась в долину маленьких пыльных гейзеров.
- Ложись, - заорал, падая грек.
- Ложись, дурак! – услышал он за спиной.
И в то же мгновение Муза всем телом навалилась на него сзади, и, ударив под колени, вынудила упасть. И он рухнул, едва не подмяв под себя своего античного друга.
Пылевые гейзеры снова и снова пробуждались то слева, то справа, то перед самым носом Валерия. В отдалении пару раз ухнуло. Третий раз ухнуло совсем рядом, и комья разорванной почвы забарабанили по тем частям тела, что не смогла прикрыть собой девушка. А один изрядный ком так ударил его в затылок, что зрение на несколько долгих мгновений превратилось в кино про разнообразное рождение, превращение и пересечение световых кругов. Каково было лежавшей на нём сверху спасительнице, он и представить себе не мог.
- Не двигайтесь, может пронесёт.
Валера с трудом разобрал слова грека. Немного повернув голову, он увидел причину столь невнятной речи. Челюсть Муза оказалась раздробленной, вся левая часть лица превратилась в один большой отёк. Подобное он видел только раз в жизни. Тогда хулиганы, перевернув старенький «москвич» его бывшего тестя на крышу, забросали того обломками кирпича, когда он вышел из подъезда, чтобы навести порядок. Один из обломков угодил аккурат в левую часть лица, сломав с этой стороны обе челюсти.
А, прикрывавшая его собой Муза, и вовсе молчала. Однако Валера, следуя совету раненного, решил пока не выяснять её судьбу. Он лишь пытался спиной почувствовать, бьётся ли у девушки сердце. Хотя абсолютно не представлял себе, а есть ли вообще сердце или нечто подобное у абстракций.
Когда облако поравнялось с невзрачным бугорком, в который превратились, засыпанные землёй и пылью путники, стали видны некоторые детали его содержимого. Там густой массой, сея вокруг себя огненную смерть, шли танки и бронемашины всех известных и неизвестных моделей и модификаций. Некоторые выглядели так нелепо, что описать подобный механизм мог только графоман-двоечник из пятого класса какой-нибудь глубоко провинциальной школы. Другие походили толи на блины, то ли на летающие тарелки, поставленные на три, две, или даже одну, но широкую гусеницу. Это явно подсуетились футуристы.
Следом двигались громоздкие неуклюжие конструкции, напоминающие роботов-трансформеров, но с нервно дёргающимися среди рычагов, педалей и зубчатых колёс человеками. Некоторые из них периодически вопили героическим голосом: «мой экзоскилет вышел из строя, поддержите огнём, отхожу». Другие, продолжая пытаться совладать с неработоспособным от рождения, а потому непослушным механизмом, цедили сквозь плотно сжатые зубы, но очень громко: «мы проникнем в их логово и всех уничтожим». Уничтожаемые были тут как тут. Десятки ящероподобных, кальмароподобных и прочих слизистых ползли и шагали рядом, деловито подставляя себя под удары лазерных бластеров и радостно повизгивая, горели, источая непереносимую вонь.
Девушка, прикрывшая Валеру, слегка пошевелилась. От радости он чуть было не вскочил, но очередной взрыв явно пристрелочной мины буквально в трёх метрах позади них, его мгновенно отрезвил. Он продолжил лежать и наблюдать.
Теперь по дороге, через шаг, приседая на одно колено, и обводя взглядом и автоматом окрестности, двигались парни, как две капли воды похожие на качков из когорты сюжетов женских романов. Некоторые из них оказались почему-то абсолютно голыми, только с касками на голове и оружием в руках.
- Сюжеты неопытных авторов или бесталанных графоманов, - прокомментировал появление вооружённых нудистов Муз. – «На нас надвигался отряд в касках натовского образца и с винтовками М-16 в руках», - процитировал он. – Вот и идут бедолаги в касках и с винтовками.
Огромные бицепсы, окружность которых дважды превышала окружность их бритых голов, все идущие, включая голозадых, держали в постоянном напряжении. По всей видимости, им хотелось, чтобы всем оказались видны их наплечные тату: орлы, медведи, кинжалы и особенно раскрытый парашют со страной аббревиатурой под ним – «би-ди-би».
Сказать по правде, эти «бидибишники» показались Валере самыми адекватными на фоне прочих вариантов рекламы протеинового коктейля. Они, хотя бы, не палили, бес толку вокруг себя. Наверное, берегли дефицитные патроны. Или ждали августа. Половина из них несли в руках кирпичи различных модификаций. Вторая половина тащила авоськи с бутылками толстого зелёного стекла.
Следом за амбалоподобными стрелками на дороге появилась такая процессия, что Козорезов для лучшего обзора вновь попытался привстать хотя бы на локтях. Нестройной группой – каждая сама по себе – шли амазонки всех цветов радуги, встречались и вовсе разноцветные. Некоторые бес сомнения происходили родом не с планеты Земля. Были среди них длинноволосые, коротко стриженные, лысые, пупырчатые, с костяными гребнями и даже рогатые. Объединяло дам лишь наличие большой, а то и огромной груди, тонкой талии, упругой накачанной задницы и почти полное отсутствие одежды. В виде исключения из правила, несколько особ оказались затянуты в облегающие костюмы. Хотя костюмы облегали их так, что девушки выглядели ещё более обнажёнными, чем их полуголые товарки.
- Глаза сломаешь, - подола голос Муза.
- Почти в каждом сюжете, а уж в кино в каждом без исключения, присутствует подобная фемина, - снова влез с комментарием грек, не смотря на то, что каждое слово давалось ему с трудом.
- Вот уж не подозревала, что тебя привлекает подобное обилие силикона, - проворчала девушка.
- Не беспокойся, - успокоил её Муз, - то, что его привлекает в женщинах, воплощено в тебе. Ведь это его подсознание придало тебе форму.
- Какого дьявола? – прошептал Козорезов, глядя на слезящиеся от боли глаза Муза, лежащего справа от него.