Пролог
В детстве Фёдор очень боялся темноты. Когда он лежал в своей кроватке и пытался заснуть, ему казалось, что из-за серванта обязательно выглянет ночное чудовище с горящими глазами.
Самое страшное, если оно встретится с ним взглядом. Тогда произойдёт что-то настолько кошмарное, о чём даже и помыслить невозможно.
В этой ситуации оставалось одно – отвернуться к стенке. Тогда он точно ни с каким чудовищем глазами не встретится.
В этой позе был ещё один плюс. Отвернувшись к стене, он оказывался лежащим на правом боку. А мама говорила, что такая поза для здорового сна была особенно полезной.
Так что, получается, отвернись к стене – и проблема решена?
Да нет… К сожалению, нет…
Дело в том, что в этом случае ничто не мешало чудовищу окончательно вылезти из-за серванта, пересечь комнату и встать около кровати.
Засыпать с мыслью, что ты лежишь, а оно вот около тебя стоит, было очень страшно. Но не это было самое худшее.
Ведь он мог чисто машинально перевернуться на другой бок, открыть глаза и встретить торжествующий взгляд чудовища. А это…
Это означало что-то настолько непоправимое, что аж дыхание перехватывало.
Всем известно – если человек сильно нервничает – он заснуть не может. Вот и тут – Фёдор по полночи не мог даже задремать. Правда под утро всё-таки засыпал – но ненадолго.
Нет ничего удивительного, что после такой ночи он чувствовал себя отвратительно. Как будто всё тело было чем-то избито.
Иногда в дополнение ко всему ещё и голова болела. Это совсем никуда не годилось, потому что с больной головой нормально учиться невозможно.
Вот и получалось: ночью – страшно, утром – больно, а днём – тяжело. Ну что за жизнь?
Был правда, ещё один способ успокоиться: поговорить немного с мамой. Ведь родители тогда спали в той же комнате, что и он, - только за шкафом.
Нет, про чудовище ни к коем случае говорить было нельзя! Однажды он об этом заикнулся – но увидел, что мама ни капельки ни поверила! Даже всерьёз не восприняла! Лишь сказала, что он уже взрослый мальчик и не должен быть таким фантазёром.
А вот если он просто говорил, что ему страшно, мама воспринимала это гораздо серьёзнее! И начинала успокаивать его, говоря, что она тут, рядом, и поэтому бояться ему нечего.
После этого были возможны два варианта. Или он засыпал, убаюканный маминым голосом. Или продолжал лежать без сна, но чувствовал, что чудовище рядом уже не стоит. Вероятно, маму оно всё-таки боялось…
И тот, и другой варианты были одинаковы хороши. Но они происходили только в одном случае: если отец к этому времени уже заснул. А вот если он не спал, имел место третий вариант. Гораздо худший.
Отец начинал ругаться на Фёдора, говоря, что мужчины так себя не ведут. И что ему должно быть стыдно того, что он уже такой большой, - а темноты боится.
Хм, в других-то ситуациях он не говорил ему, что он большой. Шесть лет – это ни с какого бока не большой. Но Фёдор давно уже заметил, что взрослые любят вольно обращаться со словами, выпячивая то, что им выгодно, и не замечая того, что невыгодно.
Но это так, к слову. Важно другое – сделав сыну нотацию, отец минут через пять засыпал. А Фёдор начинал нервничать ещё больше – и уж, конечно, заснуть никак не мог.
Разве это справедливо?
Самым неприятным в третьем варианте было то, что чудовище отцовского голоса, похоже, совершенно не боялось. Наоборот – стихийно возникший скандал его радовал и как будто придавал сил. И оно не просто стояло у кровати, а наклонялось над Фёдором, пытаясь заглянуть ему в лицо. А мальчик замирал в страхе и закрывал глаза с утроенной силой.
С учётом всего этого к маме за помощью лучше было не возвращаться. Стоящее чудовище ещё можно было стерпеть, а заглядывающее в лицо… Б-р-р!
Нет уж, тут легче молча полежать, ни к кому не обращаясь! Целее будешь!
Ночь уходила – а обида на отца оставалась. Ну почему он так грубо общался с ним, почему? Даже не пытался понять или хотя бы выслушать.
Лишь через несколько лет Фёдор понял, насколько был несправедлив. У отца именно в то время были большие проблемы на работе. Говоря по-научному – кризис. А если говорить по-простому – ситуация “или пан, или пропал”. При благополучном завершении отца должны были повысить в должности. А вот при неблагополучном...
Лучше было бы сразу самому уволиться – потому что на этом месте ему больше ничего бы не “светило”.
Так что он жутко уставал на работе. А ещё – жутко нервничал. Поэтому, когда ложился спать, в голове начинали крутиться всякие чёрные мысли. А тут ещё малой со своими проблемами. Поневоле сорвёшься!
К счастью, кризис разрешился благополучно. И наглядный результат этого не заставил себя долго ждать: родители приобрели-таки собственную квартиру! Залезли в ипотеку, но приобрели!
Новая квартира была гораздо больше, чем старая. Старая была однокомнатная, а новая – двухкомнатная. Но это чисто формально.
Фактически новую квартиру можно было с чистой совестью считать трёхкомнатной. Во-первых, в ней кроме прихожей был ещё и коридор, в который выходили двери всех помещений. Во-вторых, кухня в квартире была очень большая. Настолько большая, что в ней, кроме типично кухонной мебели, вполне можно было поставить ещё кое-что ещё. Например, диван и книжный шкаф. В-третьих, имелась лоджия очень приличного размера.
Всё вместе это вполне тянуло на лишнюю комнату.
Да, не зря родители так долго выбирали подходящий вариант квартиры! Совсем не зря!
Первый день в новой квартире был настоящим праздником. Радовались все трое – и трудно сказать, кто больше.
Но после первой ночёвки можно было совершенно точно сказать: больше всего рад был Фёдор. У него была своя, совершенно особая причина для радости.
Ночной гость на новом месте его совершенно не беспокоил! Трудно сказать почему – то ли дорогу в новую квартиру потерял, то ли на новом месте ему что-то помешало. А, может быть, счёл для себя более удобным остаться в старой квартире – “развлекать” её новых хозяев.
Время шло. Фёдор переходил из класса в класс. Новая квартира оказалась настолько удобной, что теперь даже было трудно представить, что они когда-то жили в другом месте.
Старая квартира вспоминалась всё реже и реже. И совсем редко вспоминался ночной гость.
Теперь-то Фёдор понимал, что никакого гостя на самом деле не было. А что было? Страх. Его собственный страх. Настолько сильный, что сумел персонифицироваться. В его воображении, конечно.
А если так – зачем об этом вспоминать? Вовсе незачем.
Фёдор и не вспоминал. Даже не подозревая, что этот детский кошмар “вспомнится” сам собой. Причём в самый неожиданный момент.