Суворовы

Анна Теллер
Вы во что в детстве играли? Мы вот с Танькой в резиночку прыгали, в классики, салки-ножки-на-весу, а еще в казаков-разбойников. Последние были для нас почти недостижимым удовольствием. Потому что с местными девчонками мы не водились, они нас не принимали играть и дразнили "москвичками-в-попе-спичками". Было обидно, но что поделать. Зато местные пацаны были не так вредны и иногда даже звали играть вместе. Была зима, мы дружной колонной пошли играть в "недострой", т.е. в наполовину построенное и заброшенное здание двухэтажного трехподъездного дома. Какое это было место! По некоторым версиям, там водились приведения, там жили какие-то "дикие" люди, там можно было найти клад, но самая актуальная версия, там было можно отхватить неиллюзорных ****юлей от любого взрослого, кто нас там узрит. Тогда ведь не было всякого вот этого "а что это вы на мою деточку не так посмотрели, вы ей теперь всю психику испортили". Тогда было так, что практически любой взрослый, а в поселке все всех знали, мог взять ивовый прут и дать всем казакам, которые готовы там себе ноги переломать, по жопам, и никто бы ему из родителей ничего не сказал, кроме благодарности. Но то, что нас взяли в игру было сильнее страха быть наказанными. Притоптав сугробы на первом этаже дома, пацаны натаскали прутьев и щепок, мы развели костер, достали черный хлеб, надели его на палочки, жарили над огнем, а потом, посыпав серой комковатой солью, дышали на пальцы и ели, заедая взятой из дома луковицей, которая делилась на всех. Как это было вкусно! Бабушка моя, Галина Леонтьевна, дай ей бог доброго здоровья, пережившая много чего на своем веку, никак не могла понять почему при полном холодильнике дома, мне было вкусно все, хлеб с солью и подсолнечным маслом, лук, пустые щи из старой капусты и пирожное "сахарное" из черного хлеба, макнутого в воду, а потом в сахар, которые делала мама соседский пацанов, горькая пьяница Галка. А густой украинский борщ и вареники дома елись только когда бабуля вставала возле двери, сложив руки на немалой груди, и произносила "пока не поешь, гулять не выйдешь!". Так вот, поели, затушили костер, и решили не играть, а прыгать! Со второго этажа. На который вела полуразрушенная лестница, обледеневшая и осыпающаяся. Перед домом был вечно неубираемый сугроб, так что вариантов разбиться насмерть почти не было. Только сломать руку, как Санек Иванов, или ногу, как Васька Мерзляков. А так сущее приключение. И мы полезли. Танька, это бедный ребенок, на свою голову друживший со мной и всегда, ежедневно, за это огребавший, предчувствуя кару, пыталась меня отговорить. Но куда там! Мне же сказали волшебное слово "слабо?" А это было куда как серьезнее, чем забыть дома пионерский галстук. Пыхтя и обдирая руки, цепляясь мохеровыми мокрыми рейтузами за снег, мы шли к вершине. Падали вниз и снова шли. Пацаны уже туда влезли и первый даже уже прыгнул и ничего не сломал, и я сделала это!!! Я смогла. Танька не полезла и пошла ждать меня внизу. Стоя на втором этаже перед сугробом, я была счастлива. Не слабо! Ха! Приложив руку ко лбу, я смотрела в даль. Там серело январское небо, похожее на застиранную простыню, где-то гавкали местные тузики, виднелась водокачка, а внизу... перед сугробом стояла моя бабушка и мама одного из пацанов, тетя Надя. Тетя Надя причитала, плакала, уткнувшись в плечо моей бабули, а вернее в накинутую набыстро дедову синюю телогрейку, повторяла "да как же это.. да они ж убиться могли, теть Галь!" А моя бабушка, этот монументального характера человек, пристально смотрела на нас. Тут бабушка отстранила рыдающую маму, подошла поближе и мы узнали что, "как же ты мне душу всю вымотала, сволочь, да когда же ты уймешься, да у всех дети как дети, а у меня бисово отродье, вот завтра позвоню матери, пусть заберает тебя к чертовой матери, а ну быстро слезайте оттуда, суворовы ***вы!" Пришлось слезать. Потом нас за оба уха отвели домой, дома дали супа и ремня, а потом мой любимый дедушка Костя и рассказал про Суворова, который не хуев, а самый настоящий и молодец.