Поделись любовью Первая часть
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Я прожила счастливую жизнь, которую строила и своими ру-
ками. До сих пор я сохраняю её. Мечтаю, чтобы вы – мои три
сына – хранили всё по-настоящему ценное, что видели в жиз-
ни с нами.
В книгах моего любимого писателя Эриха-Марии Ремар-
ка можно найти немало строк о смысле жизни. На его взгляд,
это очень быстро проходящие годы, за которые важно успеть
сделать что-то хорошее и благое. «Что может дать один чело-
век другому, кроме капли тепла? И что может быть больше
этого?» – спрашивает он нас. Я желаю, чтобы вы всегда зада-
вали этот вопрос себе. И жить станет легче.
Моё послание написано для того, чтобы вы знали историю
семьи, помнили родословную, счастливые моменты, дни ис-
пытаний. Теперь вы уже взрослые и сами стали отцами, зна-
чит семейная книга будет интересна и вашим детям. Мы мо-
жем иметь всё, достичь желаемого, но при этом забывать о
связи поколений. Пусть живут в ваших душах воспоминания
об ушедших, о старших, думы о будущем детей. Опять проци-
тирую Ремарка:
«Вы не успели заметить, что мы живём в эпоху полного са-
морастерзания? Многое, что можно было бы сделать, мы не
делаем, сами не зная почему. Работа стала делом чудовищной
важности: так много людей в наши дни лишены её, что мыс-
ли о ней заслоняют всё остальное.
У меня две машины, квартира в десять комнат и достаточ-
но денег. А толку что? Разве всё это сравнится с таким летним
утром! Работа – мрачная одержимость. Мы предаёмся труду с
вечной иллюзией, будто со временем все станет иным. Никог-
да ничто не изменится. И что только люди делают из своей
жизни – просто смешно!»
Находите время для семьи, для любви, для понимания и
мечтаний. Дети мои, ничто не вечно под луной. Умейте быть
нужными друг другу. Заботьтесь о людях, которые ждут ва-
шего тепла и внимания. Помните свой долг перед теми, кто
вложил в вас всё самое лучшее, что имел. И получите ответ от
своих детей.
Я прошу, будьте целеустремлённы и настойчивы в благих
намерениях. Путь этот нелёгкий, но «пока человек не сдаёт-
ся, он сильнее своей судьбы» – так считал Ремарк.
Вера, надежда и любовь – три дороги к совершенству.
Я всегда говорила вам, мои любимые: «Сколько любви от-
дашь, столько и получишь взамен».
Пусть моё послание станет лишь маленькой толикой той
огромной любви, которую я испытываю к вам…
Ваша мама
ПОДЕЛИСЬ ЛЮБОВЬЮ
Помолимся за родителей,
За всех живых и небожителей.
Ангелам нашим хранителям
Помолимся, и когда-нибудь
Помолятся дети за нас…
Не зря говорится, жизнь прожить – не поле перейти. По себе знаю, как верна эта поговорка. Я счастливая мать: вы у меня умные, сильные, добрые, искренние и душевные. Вы всегда умели понимать меня с полуслова, чувствовать с полувзгляда, слышать биение моего сердца. И вам хочу рассказать о своём жизненном пути, мои любимые сыновья. Пишу историю нашей семьи как бы в назидание. Надеюсь, что вы сможете найти ответы на многие вопросы.
Милые мои, я хотела назвать свою книгу «Послание моим трём богатырям», и вы знаете почему, но читатель не догадывается. Вот и объясню. Когда я родила третьего сына, нашего малыша Фирдавса, первым ко мне в роддом прибежал (да, именно прибежал!) мой любимый отец, в это время уже овдовевший. Он искал меня взглядом в окнах роддома и, когда увидел, засветился теплом и радостью.
– Знаю, ты ждала дочку, но Бог сына послал, радуйся! У тебя сейчас три джигита, как в сказке «Три богатыря».
Успокоил, что дома у меня всё в порядке, и не стоит переживать за старших мальчиков Табриза и Хофиза. Муж мой и ваш папа Толиб Шахиди в это время был на съезде композиторов СССР в Москве и перед отъездом очень просил меня до его приезда не рожать. Но малышу пришло время, и он родился за два дня до приезда папы.
Ты – мой старший Табриз в свои 11 лет позвонил папе в Москву и сказал:
– Мама опять сына родила!
Ты рассмешил дедушку Гаффора до слёз. Потом он объяснил внуку, что мама ему родила маленького брата, которого надо любить и помогать растить.
Я знаю, что мои джигиты всех бабушек и дедушек очень любили, но именно к моему отцу у них было особое отношение. Наверное, потому что моя мама ушла рано, и он отдавал им двойную любовь и за неё, и за себя. Табриз и Хофиз бабушку помнили хорошо, она постоянно забирала вас к себе в Нурек – город гидростроителей, где в то время мой отец работал заместителем начальника всесоюзной стройки.
Если б я знала тогда, что маме дана такая короткая жизнь, и она рано покинет этот мир, я бы её больше жалела. А получилось наоборот, несмотря на свои болезни и переживания, мама жалела меня. Хотела, чтобы дочка-медалистка, Ленинская стипендиантка, как она гордо называла меня, получила красный диплом, а потом поступила в аспирантуру. И я училась, оставив всю тяжесть проблем с маленькими детьми на мою нежную, красивую голубоглазую, русоволосую, миниатюрную маму.
Она ушла после тяжёлой болезни, и боль в моём сердце никогда не утихнет. Я всегда буду корить и винить себя, что не сберегла её. Так и останется эта душевная боль до конца моей жизни. И ещё мама перед операцией, о которой никому ничего не говорила, попросила меня с ней сфотографироваться. Вскользь заметила, может последнее наше фото. Меня это очень обидело, и я отказалась. Она чувствовала, что после операции мы больше не увидимся… Я никак не могу себе простить этого. Такова жизнь – учит нас иногда поздно и жестоко...
Вашу бабушку все называли тётя Маша, или Мария Анваровна. Звали её Масрура, что в переводе с арабского означает «радостная». Она была из очень древнего и знаменитого рода, прапрадед, прадед и дед её были худжа и ходжи (поэтами-суфиями, совершившими паломничество в Каабу). Прапрадед ишан Ходжи Киёмиддинхуджа был учителем наследников эмира бухарского, прадед ишан Ходжи Бузрукхуджа – хранителем библиотеки эмира, дед ишан Ходжи Анвархуджа – хранителем печати эмира, ну а отец моей мамочки – учёным-востоковедом. Я видела лишь одну свою бабушку по линии мамы. Её звали Марфоахон. Ей я посвятила целую главу в своей книге «Соседушки» и включила сюда этот рассказ.
СКАЗОЧНИЦА БИБИДЖОН
БАБУШКА МАРФОАХОН
Весь двор называл ее бибиджон – бабушка, потому что она была старше всех. Когда она выходила во двор погулять, опираясь на свою тросточку, все детки сбегались в предвкушении услышать интересную историю. Бибиджон слыла у нас сказочницей. Сказки её были многосерийные и рассказывала она их при условии, если дети наводили порядок во дворе, ухаживая за деревьями и цветами. А ещё учитывалась их помощь старшим и дома, и в огородах. Ребятишки готовы были на всё, только бы слушать бибиджон.
Жила она вместе с семьёй своего сына, четыре дочери были замужем и по очереди приезжали навещать её. Иногда они забирали её погостить с собой, но она быстро возвращалась на радость детворе.
Звали бибиджон Марфоа. Дома она сидела у окна и смотрела вдаль, как будто кого-то ждала. Ребята в первую очередь наводили порядок перед её окнами, чтобы она их увидела и вышла с очередной сказкой.
Мы, старшие, тоже с интересом слушали рассказы о жизни этой удивительной старушки. Она была ровесницей двадцатого века, пережила Бухарскую революцию, потом Великую Отечественную войну, одна воспитала пятерых детей и дала им высшее образование. Но всё по порядку.
Чаще всего она вспоминала своего мужа Сироджа. Он был русый и светлоглазый, очень похожий на русского. Знал много языков, по-русски говорил почти без акцента. Даже имена их звучали как русские: Марфоа все называли Марфой, а Сироджа – Серёжей. В конце 20-х годов с группой молодых учёных Сироджа послали в Германию на учебу, где он выучил немецкий язык, да ещё пристрастился к фотоделу.
Сироджа с Марфоа поженили очень рано. Дети приходились друг другу родственниками. Дед их был хранителем печати и библиотеки эмира бухарского. Красавицу-внучку как мог оберегал. Он знал, что шпионы эмира всюду выискивали красивых девочек, воровали и приводили в гарем эмирата. Вот и решил внуков – кузена с кузиной сосватать и сыграть свадьбу. Невесте не было и десяти, а жениху только исполнилось тринадцать. По сути, они долгое время только назывались мужем и женой, а жили по-прежнему, как все дети. Потом Марфоа родила первую дочь, вслед за ней ещё трёх девочек и, наконец, сына.
Революцию бибиджон вспоминала как дурной сон. Богатых считали тогда главными врагами и мстили по полной: грабили, убивали, издевались. Многие бежали кто куда. Сиродж с молодой женой были грамотными и, как ни странно, пришлись по нраву новой власти. Доверили им учить детей в школах. Вроде жизнь стала налаживаться, а тут вдруг арест Сироджа. Срок ему определили 5 лет тюрьмы. А пострадал он из-за своей доверчивости.
После приезда мужа из Германии Марфоа стала замечать в их доме приятеля, загоревшегося желанием выучиться фотоделу. В комнате, где проявляли фотографии, шустрый ученик обнаружил в коробке золотые монеты и десять слитков золота. Три слитка украл, а на друга написал донос. Сироджа сразу же вместе с золотом забрали люди из органов. На допросах он написал правду о наследстве от родителей и перечислил всё, что было. Трёх слитков не хватало. В результате друга тоже привлекли и осудили за воровство и сокрытие этого факта.
Осталось Марфоа одна, без мужской поддержки, а в то время в семье уже было пятеро детей. Мужа отпустили через пять лет, но радость была короткой. Началась Отечественная война, и Сироджа, несмотря на льготы многодетной семьи и возраст, отправили на фронт вместо сына местного чиновника. Перед отъездом он попросил сына Фируза поговорить наедине. «Теперь ты главный мужчина в доме. Держись, сынок! Береги маму и сестёр. А если меня убьют, никому не говори. Пусть мама ждёт и верит, что я вернусь». Так и случилось. Сироджу недолго пришлось воевать – он пал смертью храбрых на рубежах советской границы где-то на Украине.
Фируз не разрешал сестрам вскрывать письма с фронта, потому похоронка попала в его руки. Он порвал страшное известие, а клочки бросил в реку. Так и не сказал маме о том, что отца больше нет.
… А бибиджон ждала своего мужа до последнего своего дня. Все соседи видели, как она сидела у окошка и смотрела вдаль. Верила, что отец её детей жив. Иногда шутила, что похоже Сироджу понравилась на стороне какая-нибудь голубоглазая и русоволосая девушка, вот он и остался. А надоест на чужбине, вернётся ко мне, деткам, внукам и правнукам.
ПОХОЖИЕ СУДЬБЫ
Бибиджон была ровесницей соседа своего – Григория Семёновича и дружила с ним и его женой Матрёной. Много у них оказалось общего в судьбе. Бибиджон называла соседа Гриша-ака, а Григорий Семёнович – сестрой Марфой. Он всегда садился рядом с ней, шутя обнимал за плечи, а бибиджон ласково гладила его руку. Им было всегда что вспомнить и о чём поговорить.
– Много у нас общего, похожего в судьбах, а, сестрица Марфуша? – начинал Григорий Семёнович беседу. – Всё сказки рассказываешь детворе, а наша жизнь, небось, самая правдивая сказка на свете. И грустная, и поучительная.
– Да, Гриша-ака, мы с тобой свидетели истории, – поддерживала разговор бибиджон. – Вспоминаю детство своё, как сказку. Подняла меня судьба так высоко и так жестоко скинула… Столько испытаний выпало… Вы меня можете понять.
– У меня детство тоже было беззаботное, жили безбедно. А в одночасье остались не только без копейки, но и без самых близких людей, – задумчиво продолжал Григорий Семёнович.
– В конце недели нас, женщин, возили в фаэтонах на пятничный базар. А перед этим каждой давали по горшочку золотых монет, и мы покупали себе красивую одежду, обувь, украшения. Я была очень молодая и не знала нужды, – вспоминала не раз бибиджон.
– Больше всего я любила ходить в книжную лавку, потому что была грамотной. Мой отец очень баловал меня. После старшего брата несколько детей родилось в семье, но, не дожив до года, они умирали. Я осталась жить. Отец часто возил меня в библиотеку эмира и там научил читать, писать, считать. Библиотека стала моей школой. Мама тоже помогала мне. Она была знатоком поэзии, и, наверное, от неё в моём сердце любовь к великому поэту Ходже Хафизу на всю жизнь.
Марфоа, рассказывая о своём жизненном пути, всегда подчёркивала, что именно образование, которое ей дали в семье, очень помогло в дальнейшем.
В революцию от прямого попадания снаряда сгорел их большой дом и всё добро. Что смогли в руках унести, то и осталось. Большая семья в одно мгновение распалась на маленькие группы, теперь каждый мужчина должен был самостоятельно решать свои личные семейные проблемы. Старший брат бибиджон сбежал в глубинку. Муж решил с семьёй переехать в Самарканд, где жила его сестра. Детей уже было пятеро. Они сразу пошли учиться в новые школы. Сиродж устроился работать в издательство. Потом с группой молодых представителей новой восточной интеллигенции побывал в Германии, вернулся с большим багажом знаний. И опять работал с радостью, пока его не осудили по доносу друга.
Брат Марфоа, узнав о тюремном сроке Сироджа, позвал её с детьми к себе. Он был директором школы, где грамотных учителей не хватало, особенно женщин. Так семья оказалась в далёком кишлаке Ходжентской области. Марфоа работала в три смены в школе брата учительницей начальных классов.
– Каково было мне, знаем только я и Бог! Всегда своим детям говорила: учитесь, это ваше настоящее богатство. Сколько есть сил и средств буду тратить на ваше образование. Станете у меня врачами, учителями, экономистами, – неторопливо вела беседу бибиджон. – Мои надежды сбылись, все дети закончили высшие учебные заведения, получили дипломы. Достойно живут, вырастили мне 22 внука. Уже и правнуки есть. Вот оно – богатство! – с гордостью заканчивала она каждый раз рассказ о своей нелёгкой доле.
– Как же похожи наши судьбы! – вторил ей Григорий Семёнович. – Донские казаки всегда были зажиточными. Любили волю. Умели работать и зарабатывать, в домах всегда был достаток. У всех дворы, скот, земли. С детства нас учили быть смелыми, преодолевать трудности, не бояться правды и беречь честь смолоду. Только вот золото нам горшочками не раздавали. Для нас конь был дороже золота.
Произнося эти слова, Григорий Семёнович затихал, смотрел куда-то вдаль, вспоминая свою лихую юность, широкие раздолья родной стороны и оставшихся лежать в донской земле родных и близких.
– Вот, Марфа, ты сидишь у окошка и ждёшь своего ненаглядного, думаешь, что он вернётся. Правильно, жди. До конца будь верна ему, ведь вера и надежда даёт нам силы. Как сказал Ремарк, «пока человек не сдаётся, он сильнее своей судьбы», – повторял он бибиджон, а она улыбалась. – Значит, очень Сиродж у тебя был хороший. Знаешь строки из стихотворения Константина Симонова «Жди меня и я вернусь, только очень жди»? Это про тебя и про таких женщин, как ты. Моя Матрёна меня дождалась. Была писаной красавицей, а я вернулся с фронта весь седой, да контуженый. Не верил, что примет меня, а вот уже скоро сорок лет, как мы вместе. У всех свои испытания. Ты всё ждёшь мужа, а у меня нет детей. Ещё неизвестно, что лучше. Твой Сиродж оставил тебе в наследство деток. Да, ты мучилась, было трудно, но дети – это достойная память о нём. Не тужи, радуйся, что столько рядом с тобой его кровиночек.
Мы всегда с удовольствием слушали поучительные рассказы из жизни наших стариков. Они были для нас примером достоинства и стойкости.
Помню, спускалась бибиджон со второго этажа, а все от мала до велика бежали ей навстречу, чтобы поддержать её и довести до топчана. Иногда она приносила старый альбом и показывала фотографии, сделанные в давние времена её мужем Сироджем. Как же надо было любить, чтобы столько лет хранить эту семейную реликвию?
Много хорошего она рассказывала нам о своём Сироджхоне. И он стал для всех родным и близким, хотя мы видели его лишь на старых выцветших фотографиях.
Так и осталась в памяти наша дорогая и мудрая соседка бибиджон – бабушка, сидящая у окна и смотрящая вдаль. Она всё ждала своего любимого, не пришедшего с фронта мужа…
Всё, что я привела выше в художественном тексте, взято из жизни вашей прабабушки по её рассказам. Я решила, что она достойна была стать одним из интереснейших персонажей моей книги «Соседушки».
Милые мои сыновья, я так рада, что вы видели и бабушек, и дедушек, а двое из вас даже прабабушку Марфоахон, которую называли тутаджон. А дочь её, ваша бабушка Масрура, прожила хоть и короткую, но очень достойную жизнь. Она одна из первых женщин в Таджикистане получила высшее экономическое образование по специальности «товаровед пищевой промышленности». Приехала из Самарканда работать в Душанбе в райпищеторг, а там служил экспедитором мой будущий папа – жгучий красавец, полюбивший её с первого взгляда. Именно мама, взяв основные тяготы семьи на себя, заставила его закончить вечернюю среднюю школу, потом уехала с ним на высшие торговые курсы в Ленинград, а затем помогала мужу закончить экономический факультет Таджикского госуниверситета. И папа из простого экспедитора, имея такую опору в личной жизни, успешно преодолел ступени профессионального роста, стал министром торговли Таджикистана. Лучше меня о вашем дедушке Гаффоре Юсуфовиче Саттарове рассказал мой дядя, ваш двоюродный дедушка Фируз, единственный брат моей мамы. Я его очень любила за высокую порядочность и интеллигентность. Наверное, никто из всех моих родственников не был так близок мне по духу, как мой дядя Фируз. Дяди Фируза Киямова уже много лет нет на этом свете, и потому его воспоминания ещё более ценны для всех нас.
ФИРУЗ КИЯМОВ
О ДРУГЕ И НАЗВАНОМ БРАТЕ
Ещё в детские годы, когда мне было особенно трудно, я думал, почему Бог не дал моим родителям старшего сына? У меня четыре сестры, а я – младший ребёнок и единственный сын. Мы рано лишились отца – он погиб в 1942 году в горниле Великой Отечественной войны. Именно тогда, в суровые военные годы, я особенно остро почувствовал, как мне не хватает старшего брата – защитника и советчика.
Ребёнком я слышал, что зять – муж сестры может стать таким старшим другом. Мне повезло с зятем. Это Гаффор Юсуфович Саттаров. Познакомились мы в 1950 году. Я уже преподавал в Самаркандском мединституте. Моя средняя сестра Масрурахон после окончания торгово-экономического института Самарканда была направлена в Таджикистан и трудовую деятельность начала в Душанбинском райпищеторге. Она регулярно писала нам письма, в которых подробно рассказывала о своей работе, о коллегах, о том, что её очень хорошо приняли. Это успокаивало и радовало нас с мамой. В одном из таких писем сестра вскользь отметила, что у них работает сотрудник, который своим характером похож на отца – такой же серьёзный, требовательный в работе. А в жизни очень добрый и весёлый, с тонким юмором, внимательный и даже опекает её. Позднее Масрурахон написала, что у них складываются серьёзные отношения. Просила меня и маму приехать в Душанбе, познакомиться с этим человеком и, если он нам понравится, дать благословение на их брак.
Мама тогда захворала, и я, взяв кратковременный отпуск, отправился в Душанбе. На вокзале меня встретили моя сестра и её избранник Гаффор – смуглый молодой человек среднего роста с пышной шевелюрой и чёрными, очень умными и проницательными глазами. Время было обеденное, и Гаффор повёл нас в привокзальное кафе. Я представлял себе первую встречу напряжённой и трудной, однако молодой человек повёл себя так просто и непринуждённо, что мне показалось, что мы знаем друг друга давным-давно. Он не назойливо, а очень деликатно спрашивал о здоровье мамы, о родственниках, о моей работе. А вечером, в сквере у театра оперы и балета у нас состоялся разговор один на один. Гаффор сказал, что у него серьёзные намерения, он хочет создать новую современную семью. И будет не только супругом Масрурахон, но и преданным другом. Надеется стать мне хорошим братом, а маму будет любить, как свою родную, так как очень рано лишился матери и рос сиротой. С увлечением он говорил о перспективах, которые видел в Душанбе, и предлагал жить и работать вместе, держаться друг за друга. Через несколько лет так и случилось. Но не будем забегать вперёд.
Через несколько дней состоялась свадьба. Гаффор Юсуфович в то время уже занимал пост заместителя директора райпищеторга, имел однокомнатную квартиру барачного типа. На торжество собралось человек двадцать, в основном сотрудники, несколько близких друзей и родственников. Сидели на полу на курпачах. Дастархан был очень скромный, свадьба прошла непринуждённо и весело. Друзья вспоминали детство, отрочество, юношеские годы, смешные эпизоды из жизни. Где-то достали граммофон и пластинки. Один из друзей пел юмористические песни, персонажами которых были многие присутствующие.
После свадьбы я собрался домой в Самарканд. Меня на вокзале провожали Масрурахон, Гаффор Юсуфович и несколько его товарищей – Фатхиддин, Сулаймон и Абдурахим, простые и искренние друзья. Дома я успокоил маму, рассказал, что наш зять – человек современный, умный, серьёзный и перспективный, на работе его очень уважают. К Масрурахон чувства его искренние, так что впереди у них должна быть интересная и счастливая жизнь. Из скупых слов Гаффора я понял, что он, не окончив школу, стал учеником продавца в центральном универмаге. В то время он жил у сестры в кишлаке (ныне совхоз «Варзоб»), расположенном в 18 километрах от центра, где он работал. Просыпаясь в три-четыре утра, позавтракав на скорую руку, когда пешком, когда на осле соседа, а если повезет, то и на велосипеде он добирался до города и как штык в 8.30 стоял у ещё закрытых дверей универмага. В 17 лет Гаффор был мобилизован в армию, прошёл артиллеристом Германию и Болгарию. Вечернюю школу закончил после демобилизации, уже работая заместителем директора райпищеторга.
Я почти каждый год в отпуск приезжал в Душанбе, жил у них, был свидетелем его успехов в учёбе. До поздней ночи Гаффор сидел за книгами, составлял подробные конспекты, готовился к экзаменам. По окончании школы он был награждён грамотой «За трудолюбие и упорство». Действительно, всех поражали эти качества Гаффора Юсуфовича, а ещё усидчивость, целеустремлённость и стремление постигать новые знания.
В 1952 году он стал директором горпищеторга. Когда ему предложили учёбу на высших курсах в Ленинграде, с радостью согласился. После успешного завершения учёбы он возвратился на прежнюю работу. В 1956 году без отрыва от производства он поступил на вечернее отделение экономического факультета Таджикского государственного университета, а в 1961 году стал аспирантом. Аспирантуру он закончил уже будучи министром торговли республики.
Однажды в личной беседе секретарь ЦК КП Таджикистана Султан Бабаевич Эргашев сказал мне, что Гаффор Юсуфович за относительно короткий срок сумел поднять культуру и профессиональный уровень работников торговли Таджикистана.
С первых дней работы министром Гаффор Юсуфович изменил кадровую политику: на руководящие должности министерства, областных и городских торгов привлекал молодых и грамотных специалистов с высшим образованием. Особое внимание он уделял учётной работе в отделах и управлениях торговли. Гаффор Юсуфович часто повторял: «Нет чёткого бухгалтерского учёта – жди растраты и хищения».
Молодым сотрудникам он показывал личный пример серьёзного отношения к своим обязанностям. Все поступающие на имя министра документы рассматривал тщательно, можно сказать, дотошно и своевременно сам подготавливал к ним ответы. Кстати, все свои выступления на заседаниях, совещаниях и съездах он также писал сам, иногда по несколько раз переписывая, сидя ночами напролёт, а потом отдавал печатать. Почему я об этом пишу подробно? Просто я в тот период уже переехал в Душанбе, не имел квартиры и жил вместе с мамой у них и так же ночами писал диссертацию.
Он всегда с удивительным терпением и деликатностью разъяснял сотрудникам их ошибки и промахи. Однажды сестра Масрурахон позвонила мне в конце дня на работу и попросила, чтобы на обратном пути я захватил с собой зятя, а то он так заработался, что даже на обед не приезжал. После восьми часов вечера я приехал в министерство. В кабинете Гаффор Юсуфович беседовал с человеком, долгое время возглавлявшим управление торговли в одном из городов республики, который был снят с должности за недостатки в работе. Он приехал к министру, чтобы тот помог восстановить его в должности. Когда Гаффор Юсуфович увидел меня, он вышел из кабинета и попросил немного подождать. А провёл я в приёмной более полутора часов. Что объяснял Гаффор Юсуфович провинившемуся сотруднику, я не слышал. Но по окончании беседы, пока Гаффор Юсуфович одевался, тот человек с улыбкой сказал мне, что министр провёл с ним «вторую коллегию», но душевную. И добавил: «Ну, ничего, карьеру будем начинать заново». Когда мы ехали домой, я спросил Гаффора Юсуфовича, стоило ли столько времени тратить и будет ли толк? На что он ответил: «Человека надо поддержать, ему необходима помощь. Чувствуя такое отношение, он будет лучше и добросовестнее. Неплохой руководитель, но часто допускал промахи, иногда сознательно, иногда несознательно. А в окружении были недобросовестные люди, которые подталкивали его к каким-то решениям, а потом «свалили» с поста».
От многих работников торговли я не раз слышал: «Такого честного, скромного, требовательного, но в то же время справедливого министра торговли, как Гаффор Сатторов, в республике не было и вряд ли будет». Отмечали его тактичность в общении с людьми не зависимо от ранга, должности, а также культуру поведения, речи, манеру одеваться. Я часто думал, откуда у горного мальчика-сироты, ученика продавца такие качества? Ведь работников торговли недалёкие люди зачастую называли «торгашами» и считали всех поголовно ворами и растратчиками.
Нарком просвещение А.В. Луначарский – потомственный дворянин, в начале 20-х годов часто посещал коллективы рабочих и проводил беседы не только о политике, но и о культуре, образовании, искусстве. Как-то на одном заводе рабочий задал ему вопрос: «Какой институт надо закончить, чтобы стать культурным, образованным, интеллигентным человеком?»
Луначарский ответил: «Нужно окончить три института: один – Ваш дед, другой – Ваш отец, а третий – это Вы». Получается, семейные традиции и законы жизни передаются из поколения в поколение.
Долго живя рядом с Гаффором Юсуфовичем, я понял, что среди людей бывают самородки, которые, рано оставшись сиротами, сами себя «творят». Ведь Гаффор Юсуфович вырос в кишлаке, где не имел возможности даже окончить школу. Значит что-то в родословной было, о чём он из скромности никогда не говорил. Он сумел впитать в себя из окружающего мира всё самое лучшее, что должно быть у человека. Благодаря наблюдательности, непомерному желанию учиться, упорству, трудолюбию, зять мой стал не только профессионалом, но и знатоком таджикской, мировой литературной классики и современности, музыки. В общении с людьми он был настоящим дипломатом.
Как-то рано утром в воскресенье Гаффор Юсуфович позвонил мне домой и попросил приехать на своей машине. Дома у него сидели Сафар Ниязов – начальник треста «Таджикгидрострой» и секретарь одного из райкомов горного региона (к сожалению, не помню его фамилии). Гаффор Юсуфович мне объяснил, что нужно поехать в правительственную больницу, навестить Джаббора Расулова – первого секретаря ЦК. В выходной день использовать служебные машины нехорошо. Уже в больнице Джаббор Расулович сказал с улыбкой, что на одной машине можно везти несколько министров и в придачу Гаффора Юсуфовича. Шутка шуткой, но все знали, что Гаффор Юсуфович был очень миниатюрным – при среднем росте он весил чуть более шестидесяти килограммов. В народе говорили, что Саттаров самый лёгкий министр торговли во всём мире.
В тот день посетителей в больнице было немало. Расулов готовился к выписке, и настроение у него было бодрое. На веранде, где он принимал посетителей, собрались высокопоставленные чины. Он подходил к каждому и интересовался настроением, делами. Наблюдая за всем этим, я сравнил Гаффора Юсуфовича с другими посетителями и с удовольствием заметил, что не было у него никакого низкопоклонства. На вопросы руководителя он отвечал чётко и лаконично. Я понял, что Расулову это понравилось.
Бывший председатель президиума Верховного Совета республики, позднее чрезвычайный посол СССР в одной из африканских стран, Мирзо Рахматов как-то сказал мне, что Гаффор Юсупович говорит и поступает как дипломат высокого ранга. Он никогда не говорил на темы, в которых не разбирался, терпеть не мог, когда рядом кто-то сплетничал, обсуждал кого-то и считал, что это не мужское дело. Помню, крепким здоровьем мой зять не отличался, но активно участвовал на семейных мероприятиях родственников и друзей не как почётный гость, а как близкий человек. Поэтому и стар, и млад по всем вопросам приходили к нему за советом.
Сущность многих людей выявляется особенно чётко в двух случаях: когда они высоко поднимаются вверх по служебной лестнице и когда резко теряют высокий пост. Сколько я наблюдал в жизни перевоплощений. Получил человек высокую должность, и тут же меняется голос, походка. В разговоре с подчинёнными – скучающий вид, при этом он обрывает их на полуслове, всех называя на «ты», невзирая на возраст и опыт работы. Вдруг перестаёт общаться с менее «важными» родственниками, друзьями, сотрудниками и старается «приблизиться» к более высокопоставленным чинам. А понижение в должности воспринимается таким человеком как трагедия, в которой обвиняются все – руководитель, система, строй, друзья и даже семья. Обида заливается алкоголем, а там и до беды недалеко.
Когда Гаффора Юсуфовича незаслуженно освободили от должности, честно говоря, я беспокоился за его здоровье. Он давно страдал пороком сердца – следствие тяжёлой малярии в детстве, хотя всегда работал до изнеможения за десятерых. Я думал, что под таким тяжёлым психологическим стрессом он сляжет. Ничего подобного. Он был сильным человеком не физически, а морально и психологически. Часто повторял, что в этом решении ЦК КП Таджикистана много субъективного. Ни на кого из членов ЦК он не был зол, ни о ком плохого не говорил, а только верил, что власти разберутся. Дело в том, что «серьёзные ошибки», за которые Гаффора Юсуфовича освободили с должности, были совершены работниками не его ведомства, и он надеялся, что будет повторное рассмотрение вопроса. Так и случилось. В проверку подключились люди из Москвы. Заключения компетентных органов о невиновности прекрасно известны многим бывшим членам бюро ЦК. Иначе Гаффор Юсуфович до конца сроков не оставался бы членом ЦК и депутатом Верховного Совета. Оказалось, в тех «нарушениях» были замешаны слишком высокие чины, и по известным причинам их нельзя было до поры до времени трогать. Когда Гаффора Юсуфовича сняли с высокой должности, он держал себя достойно. Все знали, что это незаслуженно, но разговоров было много. Человека по фамилии Саттаров – племянника руководителя высшего ранга посадили в тюрьму на 10 лет. Были люди, которые думали, что это и есть Гаффор Юсуфович.
Но всё это минувшие дни. Мы, родственники, очень часто вспоминаем добрым словом Гаффор Юсуфовича. Для этого его любимая дочь Гульсифат собирает всех близких родственников у себя – она живёт в доме отца. И в доме Гаффора Юсуфовича постоянно горит свет, я думаю, душа его видит это и радуется. Высокие человеческие качества я наблюдаю в его дочери и внуках. Достойная жизнь продолжается…
Душанбе, 2001 г.
Мне сегодня очень грустно читать эти воспоминания. Не часто теперь я приезжаю в Душанбе, и в окнах квартиры отца все реже вечерами горит свет. А друзей его, многих родных и близких уже тоже нет в живых… У моего любимого писателя Ремарка есть фраза, что скромность и добросовестность вознаграждаются только в романах. Всегда понимала, что прекрасные качества характера моего отца очень многими были оценены позже. Но для самых близких и настоящих друзей папа всегда, во все времена оставался добродушным, открытым, честным и добропорядочным. Также считала и его жена – моя мама. А отец называл её лучшей женщиной на свете.
Мама прожила недолгую, но очень достойную жизнь. Она ушла в 50 лет. Я знала, что все уважали и любили её, но никогда не ожидала, что проститься с ней придёт так много людей. Во всех комнатах и во дворе было столько народу, что невозможно было вынести её носилки. Этот день я не забуду никогда! На работе мне дали отпуск, и я сорок дней встречала и провожала последних маминых гостей. Среди толпы чувствовала себя одинокой. Как жить без мамы?! Не будет больше её улыбки, нежной ласки, тихого голоса, враз успокаивающего и обнадёживающего. Кто даст мне теперь совет? Кто прижмёт меня к груди?
Маме многое пришлось пережить. Двенадцатилетней девочкой в военные годы она работала учётчицей на хлопковом поле. Кто знает, может уже тогда она подорвала своё здоровье? Ведь всю жизнь она мучилась лёгочными и сердечными заболеваниями. Часто рассказывала, что похожа на отца, это в него она светлоглазая и русая. Отец её очень любил. Везде на сохранившихся пожелтевших фотографиях она запечатлена или на его коленях или рядом. Она вспоминала своё детство и сожалела, что мало времени судьба дала побыть отцу с семьёй вместе.
Мама была немногословной, рассудительной, с чувством юмора, которое мой отец очень ценил. Говорят, я похожа на маму характером. Сомневаюсь, куда мне до неё? А вот чихаю точно по-маминому – боюсь стёкла в окнах вылетят. Предупреждать надо, а то инфаркт недолго получить.
Работала моя мама в Октябрьском райпищеторге Душанбе. Помню, когда только появился бразильский растворимый кофе в железных баночках, она предложила отправить ящик в редакцию газеты «Комсомолец Таджикистана», где я начала работать. Знала, что журналисты кофеманы. Баночка кофе тогда стоила 2 рубля, и этот дефицит моим коллегам приходилось покупать с рук дороже. Они очень удивились тому, что мама передала целую коробку кофе без надбавки. А она никогда и мысли не допускала использовать дефицитный товар для собственного обогащения.
Честность и скромность были главными чертами характера мамы. Про неё говорили, что у неё сытые глаза. Она никогда никому не завидовала и не любила выделяться. Главным богатством считала свою семью и детей. Она могла бы, будучи женой министра торговли, иметь шикарный дом, самую лучшую мебель, прекрасные персидские ковры, носить бриллианты и дорогую одежду. Нет, ничего этого не было. Квартира наша была самая обычная, всё скромно. И даже ковёр, один единственный с изображением Ленина в зале был подарен папе на 50-летие. Зато у нас была хорошая библиотека – двести томов Всемирной литературы, Детская энциклопедия, серия «Литературные памятники» и собрания сочинений известных поэтов и писателей. Все в доме любили читать.
Мама моя была очень мудрая. Как-то я пришла вся в слезах, жаловалась, что мне трудно и что больше не вынесу тяготы быта. Она успокоила меня и попросила выйти с ней во двор погулять. На улице она показала на окна соседей и спросила, все ли одинаково живут.
– Вот у себя во дворе тоже посмотри на окна соседей. И сравни. Я не думаю, что все они живут лучше тебя. А у твоих коллег и подруг разве как в сказке жизнь складывается? Тебе трудно, потому что ты молода и неопытна. Я тебе помогу, но никогда не забывай, что есть окна, за которыми жизнь намного тяжелее, чем у тебя.
До сегодняшнего дня эти слова мамы в памяти, они для меня стали большим жизненным мудрым уроком.
У мамы было три сестры – Махбуба, Махсума, Маргуба и брат Фируз. Все очень образованные и дружные. Четверо поочерёдно переехали в Душанбе, а одна из сестёр – Махсума вышла замуж в Самарканде и переехала жить к мужу. Она прожила дольше всех своих сестёр и брата. Трое – Махбуба, Маргуба и Фируз – стали врачами, сестра Махсума – учительницей, а мама Масрура – экономистом. От них у меня двадцать двоюродных братьев и сестёр, не говоря уже о большом количестве племянников и племянниц и внучатых тоже.
Когда не стало вашей бибичон – моей мамы, отец старался, чтобы мы, дети, не чувствовали так глубоко эту утрату. А мне он стал и за маму, и за папу. Именно в эти годы он, наконец, рассказал нам о своих именитых предках, о славном роде, о котором столько лет молчал. Тогда написать в своей анкете «сирота» (а он и остался сиротой) было безопаснее и даже помогало в карьере.
Прапрадед отца ишан Ходжа Сулаймон был родом из Багдада, из круга тасаввуф суфием. Эмир бухарский пригласил его преподавать богословие в знаменитое медресе Кукельдаш в Бухаре. У него было много почитателей суфийского толка. Наверное, поэтому папа назвал моего младшего брата именем знаменитого поэта-суфия Джалаладдина Руми. Бабушка тоже этого хотела. Мой брат Джалол характером очень напоминает мне настоящего приверженца этого жизнеутверждающего направления в поэзии и религии.
Эмир отправил моего прапрадеда в далёкую провинцию восточной Бухары (нынешний южный Таджикистан) своим представителем. Тысячи его приверженцев также покинули Бухару и последовали за ним. Там и родился мой прадед Сатторходжа. Отец даёт ему прекрасное образование, отправляет в лучшее медресе Багдада, совершает с ним паломничество и по возвращении женит на местной красавице – дочери одного из мюридов Гулбиби-ханум. От них рождается мой дед, которого называют Мухаммадюсуф Ходжа. Он постигает науки в Бухаре, возвращается в родные места и женится на девушке, которую полюбил не только за красоту, но и за образованность и любовь к поэзии. Звали её Аноргуль. За доброту и щедрость дедушку Мухаммадюсуф Ходжу все называли Эшони дасткушод, что в переводе с таджикского означает «господин – щедрая рука». Он был очень благородный, справедливый, помогал многим, кто обращался к нему за помощью. Вот в этой семье и родился мой отец. У него было два брата – Сулаймон и Абдуджаббор и две сестры – Гульхоним и Гульсифат.
В тридцатые годы прошлого столетия моего деда расстреляли как кулака и распространителя «опиума для народа» прямо на глазах у моей бабушки. Бабушка тоже прожила недолго после этого, она умерла от сердечного приступа. Папа в пять лет остался сиротой и заботу о нём приняла на себя его сестра Гульсифат. Началась война, и братья ушли на фронт, оба пали смертью храбрых. Мой папа 16-летним ушёл на фронт, добавив к своему возрасту два года. Он надеялся найти братьев живыми, но тщетно. Кода полк, в котором служил мой отец вошёл в Берлин, объявили победу. Он всегда шутил: «Меня дождались в Германии, и война кончилась». Потом ему пришлось ещё четыре года прослужить, прошагать всю Европу только в обратном направлении.
Когда он возвратился домой, то узнал, что любимая сестра Гульсифат не дождалась его с фронта – она умерла от туберкулёза. Отец всегда вспоминал, как сестра провожала его на войну в ненастную погоду, без обуви, дрожа от холода, она улыбалась ему, радовалась, что смогла увидеть его и попрощаться. Это была их последняя встреча. От неё остался сын Мурод – мой двоюродный брат, которого отец долго искал, вернувшись с фронта. И только через семь лет нашёл его в детском доме-интернате в Казахстане, так как родной отец от мальчика отказался. Мурод вырос в нашей семье. И сейчас он проживает в Душанбе.
Старшая сестра отца Гульхоним тоже прожила не так долго. От неё осталось четверо детей – Бибигуль, Аноргуль, Рахматулло и Ибрагим, которые всегда были очень близки с нами. Такое отношение сохранилось и сейчас у их детей и внуков. Особенно близка была нашей семье папина племянница Бибигуль. Папа всегда говорил, что она похожа на его сестру Гульсифат – такая же заботливая и добродушная. Я помню её красивую улыбку и постоянное внимание. Жила она с семьёй в совхозе «Варзоб» рядом с Душанбе. Все плоды из её сада и огорода, зелень, вкусные кисломолочные продукты первыми пробовали мы. Её старшая дочь Хадича, в настоящее время самая близкая к нам из папиных родных, узнав, что я буду писать моим сыновьям послание, попросила меня включить её воспоминания о дяде Гаффорджоне. Он ей был двоюродным дедом, но все дети тётушки Бибигуль называли его дядей.
ХАДИЧА ИКРОМОВА
ЛЮБИМЫЙ ДЯДЯ
Дядю Гаффорджона в нашей семье всегда встречали как самого любимого и желанного гостя. Работники совхоза «Варзоб» приходили повидать его и выразить своё почтение. Все родственники собирались у нас. Отец обязательно резал барана, а мама готовила лучшие блюда. Устраивался праздник!
Дядя Гаффорджон был со всеми наравне. Мы, дети, рядом с ним чувствовали себя очень взрослыми и ответственными. Он всегда поддерживал нас, хвалил за то, что мы делали. А уж мы перед ним старались показать все свои достижения. Дядя был лучшим учителем жизни. Если что-то не ладилось, он никогда не ругал нас, говорил, что в следующий раз получится лучше. Всегда с интересом слушал и никогда не перебивал. Его советы были очень поучительными и доброжелательными. Даже в личных беседах уважительно к нам обращался, поощрял на добрые и полезные дела. Об этом постоянно вспоминают мои сестры и братья.
Мой дядюшка и его жена – моя янга Масрурахон как будто были созданы друг для друга. Все с восхищением смотрели на эту красивую и любящую пару. Для нас она была идеалом женщины: нежная, умная, образованная, любящая. Настоящая хранительница очага и заботливая мать. Я многому у неё научилась.
Мы жили во времена тотального дефицита. Дядя был министром торговли и мог позволить себе обеспечивать дом и семью хотя бы иногда дефицитными товарами. Но он жил на зарплату, ничего лишнего себе не позволял, и его дети никогда не выделялись внешним шиком. Дядя учил скромности своих детей и всех нас.
Женскую мою судьбу тоже помог устроить дядя Гаффор. После окончания школы мне исполнилось 18 лет, и он вместе с семьёй моего будущего супруга пришёл сватать меня. Родители не могли им отказать, знали, что дядюшка желает мне счастья. Жених был племянником янгаджон, сыном её старшей сестры. Звали его Халим. Выпускник Бауманского университета Москвы, перспективный молодой человек. Позже я от супруга узнала, что во время его учебы в Москве мой дядя Гаффорджон каждый свой приезд навещал его, помогал как мог и морально, и материально. Дядя искренне верил в его большое будущее. Так мои дети стали родственниками с двух сторон для семьи моего дядюшки. Я сегодня благодарю Бога за такого мужа, с которым мы вырастили добрых и умных детей. Даже мои внуки знают о моём любимом дяде.
Когда дядю Гаффора сняли с высокой должности, он держал себя достойно. Я поняла, что в жизни надо оставаться человеком сдержанным и гордым, как бы тебя не испытывала судьба. Сняли его с занимаемой должности незаслуженно, но разговоров было много. Человека с фамилией Сатторов – племянника руководителя высшего эшелона власти посадили в тюрьму. Многие приходили и спрашивала: «Это не ваш дядя?» А когда он приехал в гости, я позвала своих вездесущих соседей к себе, чтобы они посидели и побеседовали с ним.
Судьба всё время испытывала меня. В один год я потеряла и отца, и мою янгачон Масруру. Мама спрашивала дядюшку Гаффорджона, почему они одновременно остались, как птицы с одним крылом. Дядя, успокаивая её, отвечал, что хорошие люди и на том свете нужны. Он рано овдовел, но больше не женился. Через двенадцать лет я потеряла любимую маму, а на другой день – своего родного дядюшку.
Говорят, время лечит. Не знаю, может быть, и так. Но я часто вспоминаю своего дядю Гаффорджона, и сразу глаза мои в слезах и не стихает боль утраты. Вечная память тебе, мой дядя Гаффорджон!
2015 г.
Мои дорогие сыновья! Эти письма-откровения прислали близкие, родные и друзья вашего бободжона, когда узнали, что я буду писать биографическую книгу. Спасибо им за бесценные свидетельства!
И мне хочется рассказать о папе очень многое.
Я любила, когда бободжон играл с вами в шахматы или ходил в парк покататься на машинках. А с тобой, Фирдавс, он часами мог гулять по парку, угощать шашлыком и мороженым, ждать пока ты не настреляешься в тире. Дети мои, даже представить трудно, что бы я делала без его помощи?!
Когда я готовилась к защите диссертации, папа постоянно спрашивал, нужна ли помощь с детьми. Мы жили на девятом этаже, и в доме часто не работал лифт. Ваш бободжон не торопясь, медленно поднимался по лестницам, хотя страдал сердечной недостаточностью. Когда я узнавала, что он поднялся без лифта, начинала его журить, а он улыбался и повторял:
– Вот защитишься, я не только ходить наверх, но и бегать, даже летать буду. Мама очень хотела быть на защите твоей диссертации, да не дожила. Вот я за двоих и буду поддерживать тебя и у меня вырастут крылья!
На защиту он пришёл не один. Были дядя Фируз с супругой, тётя Маргуба с супругом, из Ташкента приехала близкая мне тетя Джумагуль, и это было для меня сюрпризом. В тот день после защиты бободжон ваш был очень горд за вашу маму. У него как будто на самом деле появились крылья. Вспоминаю – плачу, не могу сдержать слёз…
А папины подарки? На моё тридцатилетие он принёс мне новомодную электрическую мясорубку – тогда она только появилась – и большую мантыварку. В такой большой можно было бы устроить пир горой. Я обрадовалась, ведь вы у меня уже подрастали, папа ваш всегда всех своих гостей и друзей иногда даже без предупреждения приводил домой. А самое главное – ваш бободжон всегда вспоминал про то, как хорошо готовила бибиджон, она славилась своими кулинарными изысками. Всё у моей мамочки было вкусно. Друзья папы специально приходили отведать её фирменный плов и отменную самбусу.
– «Вкусные руки» были у мамочки твоей. Ты тоже, Гульсифат, похожа на неё, все блюда у тебя удаются. Теперь я буду приходить почаще, чтобы вместе обедать и вспоминать нашу мамочку, – сказал мне отец, поздравляя с юбилеем.
Я и в выделенную нам квартиру на девятом этаже с боем заселилась, только чтобы жить рядом с вашим дедушкой. И посылать вас с вкусняшками к нему домой. Вообще-то все наши переезды-переселения были не без приключений. Расскажу только про один случай.
Нашей семье по распределению выделили квартиру в центре города в двенадцатиэтажном доме. Я была рада, так как в старой квартире было уже тесно и сыро. Но вдруг узнаю, что квартиру по согласию вашего папы отдают другому человеку. Оказывается, ему сказали, что будет строиться пятиэтажный дом, в котором на втором этаже он сможет получить жильё. Даже показали фундамент. Узнав об этом, я пошла прямо к мэру и настояла, чтобы выделенная квартира осталась за нами. Как в воду глядела. Тот дом так и не построили – началась война, а потом на его фундаменте построили гостиницу «Гранд-отель».
А бободжон ваш теперь не только сам стал приходить к нам, но нередко приводил друзей, заранее предупредив меня. И я с радостью готовила его любимые блюда. Друзья и близкие говорили, что у меня получается так же вкусно, как у мамы. Но я-то знала, что мне до неё не дотянуться. Профессию мама не зря выбирала – товаровед пищевой промышленности. Знала, что полезно, а что – нет, какие ингредиенты подходят друг другу. Всё делала на глаз.
Хотелось бы привести вам, дорогие мои, воспоминания одного из близких друзей папы. Я рада, что он в здравии и полон творческих и жизненных сил. Это Шавкат Ниязи, известный писатель, литературовед, профессор, лауреат многих литературных премий.
ШАВКАТ НИЯЗИ
БОГАТ Я БЫЛ ДОБРЫМИ ДРУЗЬЯМИ
(Памяти моего друга юности Гаффора Саттарова)
В жизни каждого из нас есть особо незабываемые дни, годы, которые оставляют глубокий след на всю жизнь. Моё поколение считается детьми Великой Отечественной войны. Четыре года её были трагическими, суровыми, тяжёлыми. Война коснулась всех – от малого до старого, а её свинцовая тяжесть одинаково давила и на тех, кто воевал на поле брани, и на тех, кто до изнеможения трудился в тылу. Мои ровесники пережили всю тяжесть того времени. Многие днями и ночами трудились за своих старших братьев и отцов, ушедших на фронт защищать Родину от фашистских полчищ.
Как миллионы мальчишек того времени, я тоже днём учился, ночами работал в редакциях газет – сначала подчитчиком, ревизионным корректором, затем литсотрудником. Мы, дети войны, слишком рано повзрослели. Голод, холод, годы лишений научили нас многому, формировали в нас чувство ответственности и дисциплину. А милосердие, доброта, дружба стали для всех неотъемлемой частью духовного мира. Вот почему я, убелённый сединами, проживший три четверти века, повидавший много хорошего и плохого, высоко ценю своих учителей-друзей периода Великой Отечественной войны и по-особому тепло отношусь к ним.
Один из таких дорогих моему сердцу – Гаффор Юсуфович Саттаров. В годы нашей юности мы обращались к друг другу не по имени, а звали душевно родным словом «джураджон», что значит «душа, ты мой друг». Такое отношение продолжалось до конца его жизни.
С Гаффором мы познакомились, так сказать, в житейской обстановке. Напротив нынешнего парка культуры и отдыха в Душанбе располагалась большая благоустроенная зелёная территория с десятками одноэтажных домов, где проживали ответственные работники Совнаркома и министерств. Здесь же находилась обслуживавшая их спецстоловая. Существовала или нет эта трапезная до войны, не могу сказать. Во время войны к столовой с небольшим продмагом были прикреплены и деятели науки, культуры и члены их семей. Кстати, многие воевали в действующей армии. Семья моего брата, писателя Фатеха Ниязи, который в 1941 году добровольцем ушёл в ряды Красной Армии, а до того работал заместителем главного редактора партийной газеты, была прикреплена к этому учреждению. Надо сказать, что обслуживание было скромное, соответствующее тому сложному времени. Спозаранку мы занимали очередь, как в столовую, так и за продуктами. Эту почётную работу выполнял я – единственный мужчина в доме. Вот в очереди я и познакомился с моим другом детства и юности Гаффором.
Гаффор был сиротой и жил у своего дальнего родственника, ответственного работника Совнаркома Гаюрова. Хотя нас, мальчишек 13–14 лет, было много, не все дружили между собой. Среди других парней Гаффор выделялся и своей внешностью, и поведением. Он был небольшого роста, сухопарый, смуглый, с красивыми тонкими чертами лица. Глаза его были чёрные-чёрные и волосы тоже иссиня-чёрные, густые, вьющиеся. Он мало разговаривал, был сдержанным, скромным, всегда очень вежливым – одним словом, воспитанным в чисто восточной манере.
Мы с ним сразу подружились. Пока очередь подходила к заветному прилавку, мы рассказывали друг другу всякие небылицы. Говорили, конечно, и на серьёзные темы, делились новостями о последних событиях на фронте, грезили о радостной счастливой послевоенной жизни, обсуждали учёбу и выбор профессии.
В 1944 году мой 16-летний друг всё же подался на фронт, поменяв в документах свой год рождения. Прошёл армейскую подготовку и с артиллерийским полком прошагал до Берлина.
И вот она – долгожданная Победа. Та весна нам казалась особенно прекрасной. Мы светились счастьем, несмотря на то, что были истощены и измождены четырьмя годами войны. Гаффор, отслужив в армии, вернулся в 1949 году возмужавшим парнем. Окрылённые Победой, мы окунулись в новую жизнь. Многие наши друзья поступили в высшие учебные заведения, а кто-то совмещал учёбу и работу. Гаффор некоторое время работал в центральном универмаге, который находился на углу проспекта Ленина и Путовского. Сейчас на этом месте находится салон «Зиннат». Гаффор заведовал отделом культтоваров. Я часто заходил повидаться с ним. Друг предлагал мне новинки, нередко дарил что-нибудь: то альбом, то оригинальный чернильный прибор и даже пластинку с речью Сталина на торжественном собрании общественности Москвы 6 ноября 1941 года, которое состоялось на станции метро «Маяковская».
Гаффор поступил на высшие торговые курсы в Ленинграде, работал на ответственных постах, заочно закончил экономический факультет Таджикского государственного университета. Долгие годы был министром торговли республики. Я же уехал на учёбу в Москву, где остался жить. Но моя работа в Союзе писателей СССР, Литературном институте им. Горького, МГУ, ГИТИСе и Театральном институте им. Щепкина всегда была связана с родным Таджикистаном, с её литературой и культурой.
В каждый мой приезд в Душанбе я обязательно старался встретиться с моим другом юности. Для меня он всегда оставался джураджоном Гаффором, а я для него – джураджоном Шавкатом. Время и расстояния не были для нас помехой. Хотя и в Душанбе, и в Москве мы встречались нечасто, зато при каждой встрече нам было что вспомнить, о чём поговорить, так что расставались мы духовно обогащёнными.
Для меня Гаффорджон всегда был яркой, чистой, доброй, честной, светлой личностью. Таким он и останется в моей памяти – смуглоликий, улыбчивый, черноглазый, кудрявый.
Я рад, что многие его высокие человеческие качества, его духовная красота, милейший образ передались по наследству его детям и внукам. Воистину это щедрый божий дар для нас всех, для потомков.
Буду всегда помнить тебя, джураджон, душевный мой друг Гаффорджон!
Переделкино, 2001 г.