Как-то раз один мой знакомый удивленно спросил меня: «Ну и работка у тебя, то уголовники, то больные, а что середины нет?»
Я сразу вспомнила свою школу, и как мы писали сочинения о героях, проявивших свой характер в экстремальных ситуациях, с годами взросления эти «экстремальные ситуации» перерастали в «катарсис», «наивысшую точку», «кульминацию раскрытия личности» и т.п. заумные синонимы, значение которых никто толком не разъяснял, по принципу боязни остаться наедине с голым королем. Слова способны творить чудеса, ибо именно назвав какое-либо явление мы приучаем себя поверить в правильность рассуждений, даже не подозревая при этом, насколько мы отодвигаем тем самым от себя необходимость проникнуть на глубину того самого туннеля, имя которому истина.
Мое столкновение со страданиями человеческого организма произошло по двум направляющим: субъективно, поскольку мне пришлось значительную часть своей жизни быть свидетелем немощности, обреченности очень близкого мне человека, и объективно, поскольку мое профессиональное становление началось именно со столкновения с беспомощностью группы слепых врачей, для которых я в течение нескольких лет, каждодневно, была поводырем в их жажде не бросать свое любимое дело.
С одним из них мне приходилось беседовать даже вне моего рабочего времени, я наслаждалась его обществом, невообразимым богатством оттенков его настроений, проникновенностью его философии и неподкупностью его суждений.
Мы сидим с ним на его террасе, он предлагает мне поиграть с ним «в слова», как в детстве... «Я буду описывать какую-нибудь ситуацию, а Вы должны будете как можно быстрее произнести слово, которое рождается при этом в Вашем воображении, договорились?»
Я соглашаюсь, с долей некой самоуверенности, подумаешь, что тут такого особенного, детская забава, ну хочется человеку позабавиться, почему бы и нет...
«Начали? Комната, в середине камин, портреты предков в манере Пикассо, запах сигар, звуки Дебюсси, вдали шум ветра, пустынно, полное отсутствие человеческих голосов, тиканье часов...
Я молчу, сосредоточившись в ожидании какого-то подтекста, неожиданного фейерверка, диссонанса, но тут мой игрок замолчал и спрашивает: «Так что же Вы меня не перебиваете?»
«Но у меня еще не родилось нужное слово, мне еще нечем парировать Вам»
»До сих пор...? До сих пор ничего не откликнулось в Вас? Поразительно! Тогда мы попробуем иначе: я буду говорить, а Вы закроете глаза, начали?»
Я погрузилась в темноту, свет остановился, темнота стала постепенно приобретать какие-то причудливые оттенки, я стала слышать звуки, неожиданно наполнившие окружающее меня пространство, при этом само пространство потеряло для меня объемность, оно стало ощущаться в совершенно иной проекции, постепенно набирая контуры и силу, в то время как я сама эти силы теряла. Еще через некоторое время, сколько его прошло мне понять было невозможно, ибо оно также превратилось в нечто далекое, я перестала ощущать свои формы, свои изгибы, ощущения переросли в четкое осязание бытия, положения себя в пространстве, все замерло, мой игрок продолжал молчать, будто передав свой скипетр некоему образу, которому подчинялось теперь все мое существо. И тут мой голос произнес «НЕПОСТИЖИМОСТЬ»
Мой игрок захлопал в ладоши, как ребенок, увидевший чудо. «Прекрасно, вот это мне и было нужно! Замечательно!»
Абсолютно ничего не понимая, как выходя из гипнотического транса, я раскрыла глаза и стала пытаться осознать произошедшее и разгадать причину столь искренней радости моего игрока....
Спросить его напрямую? Да а что, собственно, спросить, почему ему понравилась моя реакция – нет, более скучного вопроса невозможно придумать... Тогда что? Как, с какой точки отсчета нужно отправить стрелу-вопрос, чтобы она долетела до самой сердцевины?
Хм, а ведь это и в самом деле – НЕ ПОС ТИ ЖИ МО!