Захватив Смоленск, моторизованные части фашистской Германии продолжили свое наступление в направлении Москвы. Немецкое командование ликовало. По их мнению, задача по разгрому главных сил сухопутных войск русских на центральном направлении была выполнена. Но это было не так. Подойдя к городу Ярцево, фашисты встретили ожесточенное сопротивление Красной Армии. Восемь раз холеные немецкие части врывались в город и столько же раз под натиском советских войск отступали на прежние позиции. На подступах к городу и в самом городе плечом к плечу сражались как регулярные части Красной армии, так и горожане. На протяжении трех месяцев они, ведя оборонительные бои, оказывали упорное сопротивление немецким частям. Лишь 5 октября фашистам удалось окончательно выбить советские войска из города. Через два дня после этого немцы появились в деревне Устье.
Перед самым приходом немцев Устинья получила долгожданное письмо от сына. Николай писал, что он жив, здоров и в настоящее время призван в армию. В конце письма он просил мать надежно спрятать от немцев все его вещи.
Устинья выполнила просьбу сына. Все вещи сына вместе с гармошкой своего зятя она закапала глубокой ночью в сарае. На следующий день, договорившись с председателем колхоза, она сдала корову и овец в колхоз, попросила соседа зарезать кабанчика, заколотила избу и перебралась к дочке. К приходу в деревню немцев в доме их было уже четверо: Устинья, Евдокия, Зоя и Валя.
Когда в деревню вошли немцы, она словно вымерла. Первыми на центральную улицу въехали мотоциклисты. Они проехали по улице до конца деревни, возвратились обратно и остановились напротив сельсовета. Затем в деревню въехало несколько бронемашин и легковой автомобиль, после которого показалась пехота.
Автомобиль остановился возле сельсовета. Из него вышел офицер и показал на красное полотнище, развивающееся над входом в сельсовет. Двое немцев, как преданные псы, бросились на крыльцо сельсовета и сорвали полотнище. Через некоторое время уже на его месте развивался немецкий флаг с черной свастикой. Офицер поднялся на крыльцо и на немецком языке приказал солдатам собрать перед сельсоветом всех жителей деревни. Подчиненные приступили к выполнению приказа командира. Солдаты силой выгоняли из домов перепуганных женщин, стариков и детей. Если кто-то пытался бежать, немцы открывали по ним стрельбу. Так было убито несколько человек.
К собравшимся жителям деревни обратился все тот же офицер. Он оглядел собравшихся людей и сразу перешел к делу. Русский язык он понимал, но говорил только по-немецки, поэтому к жителям деревни он обратился через переводчика, который стоял рядом с ним.
- Жители деревни, доблестные немецкие войска пришли сюда, чтобы освободить вас от большевицкого ига. Теперь все вы – подданные великой Германии и должны выполнять все приказы немецкого командования. Кто этого не будет делать, будет расстрелян. Кто из вас хочет служить великой Германии, выйти вперед.
Из собравшейся толпы вышли несколько человек, среди которых был и Маркел, муж двоюродной сестры Михаила.
- Очень хорошо, - переводчик перевел обращение офицера к мужикам, вышедшим из строя. – Теперь вы будете служить на благо Германии. Господин офицер спрашивает, есть ли среди жителей деревни коммунисты?
- Теперича нет, господин офицер, - ответил Маркел. – Был один коммунист, председатель колхоза, да сбег.
Переводчик перевел сказанное офицеру.
- Хорошо, – офицер продолжил. – Мы назначим из вас старосту деревни, которому будут подчиняться все жители деревни. Ваша задача работать, как и раньше, в колхозе и обеспечивать доблестные войска Германии продовольствием и фуражом. За неподчинение – расстрел. Сейчас солдаты будут расквартированы по домам. Вы должны их кормить и слушаться. А теперь можете расходиться по домам.
В течение следующего дня немецкое командование назначило старосту и сформировало отделение полиции во главе с Маркелом. Старостой стал уже не молодой, но крепкий дед Афанасий. Новое руководство деревни разместилось в здании сельсовета. Всем полицейским выдали форму и винтовки. Они ходили по деревне и следили за порядком. На старосту была возложена задача контролировать работу колхозников и своевременно в соответствии с планом осуществлять сдачу немецкому командованию сельхозпродукции.
По деревне с утра до позднего вечера расхаживали немецкие солдаты, нагоняя страх на местных жителей. Везде была слышна чужая речь и игра на губных гармошках. Солдаты, одетые в серо-зеленую форму, служили в одной из частей тыла, которая занималась поставкой продовольствия на фронт. Они ездили по деревням и забирали у колхозников всю домашнюю живность: кур, гусей, уток, овец, свиней. Неприкосновенными пока оставались коровы на фермах, от которых фашисты получали молоко.
Дом Денисовых, стоящий ближе других к сельсовету, занял немецкий офицер. Два дня Зоя вместе со своей сестренкой, как мышка, сидела в соседней комнате за ширмой, а на третий день утром, осмелев, вышла в горницу. За столом сидел немец и завтракал. Зоя подошла к нему и, дернув за рукав, сказала: «На этом месте всегда сидит моя мама, слезай с него!» Немец заулыбался и стал что-то говорить на своем басурманском языке, но девочка не поняла его. Она вновь схватила немца за рукав кителя и стала тащить со стула. Тогда немец расстегнул кобуру, достал пистолет и нацелил его на Зою. Девочка испугалась и сильно заплакала. На плач внучки из сеней прибежала бабушка, которая потрошила курицу. В руках она держала нож.
- Изверг, что же ты делаешь с ребенком?.., - закричала она.
Увидев в руках женщины нож, офицер выстрелил. Устинья осела, прижав испуганную внучку к себе, а затем, выпустив ее из рук, рухнула на пол. Зоя еще сильнее заплакала.
- Руссише швайне, - выругался немецкий офицер и, засовывая пистолет в кобуру, направился к выходу из дома.
Бабушку похоронили на кладбище рядом с внуками, а Зоя после случившегося слегла. Она ничего не ела, не пила, по ночам громко плакала, и все время звала к себе бабушку. К концу второй недели под утро Зоя умерла. Каково же было Евдокии, потеряв сразу двух родных и до глубины души близких для нее человека.
Не успела Евдокия оправиться от навалившегося на нее горя, как из облвоенкомата пришли сразу два извещения. Ее отец Тимофей Иванович и муж Михаил Калистратович, находясь на фронте, пропали без вести.
- Господи, за что же мне такое горе? Чем я прогневила тебя, Боже? - причитала Евдокия, увлажняя подушку горькими слезами. – Как жить дальше?..
Деревенские бабы, давно переставшие завидовать Евдокии, как могли, утешали ее, старались хоть чем-то помочь ей. Но были и такие, которые давали ей глупые советы. Среди таких был и Маркел, муж двоюродной сестры Михаила. По каким-то непонятным причинам его не призвали в армию, а с приходом в деревню немцев он пошел в полицаи. Каждый день Маркел вместе со своим корешем Генкой прогуливался по деревне с целью поддержания надлежащего порядка, установленного немецким комендантом. Одеты они были в черную форму с белыми повязками на рукаве. На плече у каждого висела винтовка. Чего-либо дурного по отношению к своим землякам, конечно, они не делали, тряслись за свою шкуру, но и пользы от них не было никакой.
Как-то раз, проходя в очередной раз по деревне, Маркел приметил у дома Евдокию.
- Здорова, родственница. Слышал о твоем горе. Прими соболезнования.
- А тебе-то, Маркел, что до меня? Ты вот сыт, обут, одет и жена при тебе. Вот только служишь убийцам.
- Ну, Дунь, не тебе об энтом судить. Кажон приспосабливается в энтой жизни, как может. Ты бы тоже, пока мужика подходящего не нашла, могла бы что-то придумать.
- Энто ты что предлагаешь?
- Не предлагаю, а советую. Ты баба видная, можно сказать красавица. У тебя в хате живет офицер. Сама понимаешь, мужика завсегда к бабе тянет. Соображаешь, о чем говорю? Смотришь, и жизнь потечет по другому руслу: и ему в удовольствие, и тебе в радость...
- Ах ты, паршивый негодник! Ты что мне предлагаешь? Чтобы я с немчурой в постель легла?! Да как у тебя язык поворачивается такое говорить. – Евдокия схватила палено и замахнулась на Маркела. – Уходи с моих глаз, а то зашибу, некому будет Рипочке немецкий паек таскать.
- Погодь, а то и в правду зашибешь. – Маркел отскочил в сторону. – Дура, ты дура, Дунь. Я к тебе со всей душой, а ты...
- Иди, иди своей дорогой... Вижу, какая у тебя душонка...
- Какая?..
- Подлая... Вот придут наши, тебе не поздоровится, так и знай.
- Не тебе судить, - огрызнулся Маркел, смачно сплюнул и пошел дальше.
В деревнях царила немецкая диктатура. За любое непослушание, не выход на работу или еще какую-то провинность колхозникам грозил расстрел. Провинившихся привозили в Устье, пытали, после чего вели на кладбище и прилюдно, поставив у сосны рядом с могилами родных Евдокии, расстреливали. Хоронить убиенных разрешали только спустя несколько дней.
Евдокия продолжала жить, но, наблюдая за всеми бесчинствами фашистов, стала еще больше ненавидеть их. Чтобы не видеть лощеную морду немецкого офицера, проживающего в ее доме, она еще до рассвета вместе с дочерью уходила из дома и возвращалась домой только поздно вечером. Женщина не верила, что ее отца и мужа уже нет в живых, и ждала от них хоть какой-то весточки с фронта.