…Акимыч, усевшись на лавку возле печи, рассказывать не спешил. Наоборот, тщательно отряхнув треух от снега, он первым делом пару раз отхеркался, показывая этим насколько тяжело было собрание: мужики, мол, ну и он старый хрен вместе с ними весь табак выкурили, прежде чем председателя выбрали.
Аглая же, не желая заводить супруга ещё больше, делая вид, что колхозные дела её теперь больше не касаются, вяло возилась у печи, прислушиваясь, однако, к каждому звуку.
Не нарушая торжество момента, старик, вставши, принялся снимать парадное пальто, пошитое когда-то в аккурат на свадьбу.
- Такие дела…, - протянул словно бы невзначай Акимыч, так же тщательно как и треух отряхнув пальто и убирая его в одёжный шкаф. – Да…, - теперь уже многозначительно добавил он, видя, что супружница не обращает на его слова внимания.
- Так что, ужинать будем, что ли? – взвизгнул через пару минут от негодования на молчание жены старик.
- А тебе что, особое приглашение нужно? – у Аглаи всё вдруг оказалось на столе. – Только тебя старого и жду!
- Ну, так давай, - уже примирительно пробурчал Акимыч, но Аглая, чувствуя правоту за собой, тона не сбавила:
- И так всё на столе стынет, пока ты там руковОдишь…
Старик закусил губу. Но отыгрался по-своему: молча уселся за стол и, наложив в миску картохи, принялся всё также молча есть, похрустывая солёным огурцом.
…Слабо женское сердце. Не может оно вот так, по-мужски упорно ждать. Надо ему всё знать сразу. А потому присела Аглая за стол к мужу и спросила, сдавшись:
- Ну, что там, Вань? Кого выбрали-то?
Да и как бы не было крепко мужское сердце, но отстояв своё, видя жёнину тоску и печаль, не может долго радоваться своей очередной победе. Просыпается в нём то ли жалость, то ли любовь, то ли ещё что, что люди правильно называть не научились, и бежит уже оно на встречу, на помощь, желая поскорее примириться, отереть мозолистой ладонью слёзы с женского лица. Но старик упорно молчал…
- Ты что, старый? Оглох там, на собрании или сейчас подавился?
- Как тебе сказать…, - начал, было, Акимыч, но вместо продолжения вновь заткнул себе рот огурцом.
Раздался знакомый хруст.
Наверное, после того, что сказала Аглая, Акимыч и пожалел, что таким позорным образом избежал ответа, но было поздно: не дожевав, теперь он уже не мог схлестнуться со своей навязчивой старухой.
«Далось же ей, дурёхе», - думал Иван Акимыч, стараясь хрустом огурца заглушить нелицеприятные высказывания жены в свой адрес. Да уж… нелицеприятные – это чтобы городским было понятно, а о том, как умеет деревенская женщина выразить свою мысль, что муж её совершенно допёк, знают только сами мужья, да случайные прохожие, нечаянно оказавшиеся вблизи скандала.
«Ну погоди, старая тарахтелка», - Акимыч, едва не подавившись, проглотил последний кусок, мешавший самообороне:
- Томку выбрали! – выпалил он, освободившись от обузы.
В хате повисла гробовая тишина…
- Эту свиристелку? – вскрикнула Катька так, что корова, едва не опрокинув копытом подойник, подалась к стене. – Да она даже не замужем! Какой ей колхоз? Вот оставь вас, кобелей, без присмотра… ох ты ж, Господи!
- Кать, а Кать…, - попытался утихомирить жену Антон, - там ведь и бабы были. Капитолина Никифоровна, Фаина-агрономша…
- Ну, у Файки мозгов как у фуфайки, - вздохнула Катерина, подавая подойник мужу. – Стой, Зоренька, стой… Это я не тебя, радость моя, ругаю… дураков колхозных… А вот куда Никифоровна смотрела я не знаю: девке без году неделя, а туда же в председатели. Иван Акимыч вон сколько лет председательствовал, всю войну на горбу своём колхоз протащил, да и то нашли за что снять. А тут - свиристелка… Ох, горе, горе… Ну, давай, Зорька, оставайся. Руководи тут Борькой да скотиной, председательствуй… У тебя и ума и опыта поболе будет, чем у Томки…
Сняв с гвоздя «летучую мышь», Катерина осветила выход со двора. Хрюкнул на прощание поросёнок, да завозился в своём хлеву бычок Борька. Антон, неся подойник, вышел первым.
- А чем тебе Тома не нравится? – спросил он, дождавшись жену в сенях. – У человека высшее образование. Таких, как она, трое на весь район.
- Так уж и трое… - недоверчиво сказала Катерина.
- Председатель райисполкома сам сказал.
- И этот туда же…
- Да ладно тебе, Леш, наговаривать-то на Тамару. Молода девка, да не глупа. Образование опять же при ней теперь. Ум, значит, - выговаривала мужу своему агрономша, разбирая кровать. – Ну, что ты к Акимычу привязался? Тот больше по наитию правил, по справедливости, да как Иван Силаевич, счетовод колхозный, подскажет. То есть, как получится. А тут образование… Отстань, ирод, дети не спят… Вот слушай лучше…
- Ты тут райкомовские лекции кончай давай, - бурчал в ответ Лёха-тракторист, сбавив слегка накал страстей, но полностью не прекратив притязаний. - Заладила тут: Тамарка, Тамарка… да она нашему Саньке ровня по годам, а какой из него толк вышел? Вот и она такая же, тока девка. Чего от неё ждать, кроме брюха. А? Вот пусти вас, баб, на собрание… Не зря вы нас, мужиков, на малыгинское поле сплавили, чтобы юбку в председатели затащить. Да помяни моё слово: юбка эта скоро у неё на голове окажется…
Послышалась возня под одеялом.
- Тихо ты, Машка не спит!
- Фай…
- Говорю же: Машка не угомонилась.
- Да я о Тамарке!
- Нашёл о ком сейчас думать. Ну, вроде затихла. Лёш…, а Лёш… да потише ты! Вдруг ещё не уснула.
В это время Иван Силаевич обстоятельно заканчивал речь перед домашними:
- Вот я и говорю: районная власть за неё. Раз, - старик повёл пальцем словно отбрасывая кость на счётах. – Образование, заметьте, высшее, опять же за неё, - уже знакомый жест пальцем. - Родители: что Александр Николаевич, что Лидия Арсеньевна… кто про них худое слово скажет? Труженики. Старшие братовья Томины – тоже трудовая порода. Почему она должна быть другой? Это только три, - снова лёгкое на вид, но не по значению движение. В минусе же только молодость, - палец пошёл, было, в другую сторону, но посередине остановился. – А молодость быстро кончится. Особо на таком посту…
Тамара же Александровна рыдала на коленях у матери. Отец в это время сидел возле печи, пуская в открытую вьюшку русской печи клубы дыма.
- Угораздило же тебя, девка, на такое дело подвизаться, - вздохнул он, но продолжил: – Но раз народ выбрал, да сама взялась – тащи. Силаич с Акимычем не бросят. Да и райком сразу не снимет, а там видно будет, что из тебя получится…