Осень состарила город. Поникли клёны плешивые.
И небо нынче расхристано. Одето в серую рвань.
А я одно только знаю: кроме тебя все фальшивые,
И между прошлым и будущим - реальность – хрупкая грань.
Но когда листья вдруг вспыхнули, я не заметил поджога,
И после бился о крыши дождь – как разлуки рефрен.
А я хочу лишь смотреть на тебя, как смертный смотрит на Бога.
Как язвенник на «Jack Daniel’s». И как Эрнест на Марлен.
Сезонное обострение. И все вокруг жутко бесятся.
Курсы валют снова прыгают. По новостям – сущий бред.
И мне - как Чехову - хочется то ли чаю попить, то ли повеситься.
То ли сбежать на Луну, то ли позвать тебя на обед.
Брошенный ветер напился, опять шумит в камыше.
Ты думаешь, я с сарказмом, только какие тут шутки?
Если в моей сто раз битой, больной и рваной душе
Без тебя пусто, как будто у попрошайки в желудке.
Июнь забыт и отброшен. Июль и август, ну где вы?
Не из-за вас ли тоскливо грустит покинутый сквер?
Лишь ты шагаешь по площади с изяществом королевы
И привлекаешь все взгляды на свой роскошный манер.
Заводит осень привычно свои невинные шалости.
Всех одевает теплее. Мол, голым шляться – грешно.
После тебя на всех прочих смотришь с позиции жалости.
А чтоб в кого-то влюбиться? Так даже думать смешно.
И листьев ворох о чём-то с метлою тихо шушукал.
Седой, улыбчивый дворник мурлыкал старый мотив.
Вот только ты так умеешь – в толпе искусственных кукол
Лишь оставаясь собою, затмить всех крашеных фиф.
Да, эта осень, должно быть, тебе завидует люто.
Тому, что мир добровольно готов тебе сдаться в плен.
Тобой живя и любуясь, я наслаждаюсь минутой.
И нас смогли бы понять сейчас только Эрнест и Марлен.