Неотъемлемая и любимая часть моего стоквартирного тех лет – ближайшие соседи. Дядя Володя, тётя Света, Лариса и Серёжа живут в квартире напротив. У них такая же двушка как у нас, только в зеркальном отображении. Дядя Володя работает на заводе сварщиком, тётя Света в отделе сбыта, Лариса, невозможно красивая, учится в школе, а мы Серёжей, пока ещё безработные и беззаботные друзья – не разлей вода. Большую часть времени двери между нашими квартирами не закрываются. Мы играем в разведчиков, банду «чёрная кошка», «жителей», нарисованную страну, роботов, Бабу-Ягу и непослушных детей, марки, пробки, фантики, индейцев и ковбоев, инопланетян. С таким другом можно обходиться и без подружек, но вот в кукол Серёжка играть отказывается и мне приходится дружить и с девочками. Впрочем, с девочками у Серёжи отношения нормальные, он никого не дёргает за волосы, не обзывается и, самое главное, умеет прощать и не обращать внимания на девчоночьи закидоны. Иногда дядя Володя, Серёжкин папа беспокоится, что сын вырастет недостаточно мужественным и собирает пацанские команды для игры в хоккей и тому подобные игры для мальчиков. Я обожаю эти игры, у меня есть своя клюшка и хоккейные ободранные коньки старшего брата. Не знаю, насколько эти игры добавили Серёже мужественности, но мне пацанских замашек добавили определённо. Я ловлю ящериц, не боюсь мышей и высоты, с лёгкостью залезаю на любые деревья, прыгаю с крыши самого высокого гаража и придумываю сюжеты для игр в войнушку.
По прошествии лет тридцати с того счастливого времени тётя Света рассказала, что в их семье звали меня «придачкой». Поначалу мне это показалось обидным, но вспомнила: соседи на речку - и я с ними,соседи в лес - и я с ними, соседи в гости к родственникам, к деду Феде и бабе Сане на Барашево – и я тут как тут. Конечно, как им не пошутить между собой «и Татьяна в придачу». Слава Богу, что согласны вы были, мои дорогие, на такую «придачку», фантазёрку, не по годам серьёзную, капризную в еде и привязанностях. Я воспринимала соседскую семью, как часть своей семьи. Одна часть – мои мама и папа – много работала, часто ездила в командировки, другая часть семьи, недосягаемая и притягательная, мой старший брат – училась и развлекалась по-взрослому, с мотороллерами, гитарами, танцами и драками, зато мне доставалась часть семьи в виде соседей. Я согласна была ездить с ними стирать паласы, окучивать картошку, собирать грибы, ловить щеглов, стоять в очереди за карпами, которых все брали в больших количествах и солили на зиму в нержавеющих бачках.
Мои бабушки жили далеко, а у Серёжки под рукой были целых две бабушки и один дед. Да ещё какие колоритные. Дед Федя постоянно надо мной подтрунивал:
-Кто это к нам пришёл?
- Таня…
- Кто? Не слышу!
- Таня…
- Кто-кто? Марфа?
-Нет, Таня!
- А-а-а, Фёклаа..
- Ну, нет же, Таня!
- Таня? Не знаю такого имени…
Я верещала и твердила, что в орфографическом словаре есть такое имя, а дед Федя с высоты своего немаленького роста снисходительно улыбался и качал головой. Баба Саня носила бордовое вельветовое платье и раскладывала по окнам цветы из поролона. Интересней всего была баба Нюра, которую дети брали к себе жить по очереди. Она, как белоруска, звала нас исключительно Серожа и Танка. Мы, будучи взрослыми, вспоминали: «Серожа, иди, к тебе Танка пришла». Когда все уходили на работу, она ставила тесто для пирожков, а мы, балбесы эдакие, считали наивысшим шиком, стащить у неё из кастрюли кусок сырого теста и, быстро запихав его в рот, съесть. Она бегала за нами с мокрым полотенцем (до сих пор не могу понять, как можно было бегать по кухне «хрущёвки), норовила хлопнуть по рукам или по спине и пугала, что у нас обязательно животы заболят. Животы у нас не болели, они были приучены и к более интересной пище в виде вишнёвого клея, кусков гудрона, зелёных яблок с солью, конского щавеля и всяческого подножного корма. Баба Нюра ругалась на нас, обещала пожаловаться родителям, но мирилась, как с неизбежным. И вот однажды, в праздник, мама, как обычно усадила меня подписывать поздравительные открытки для родственников, друзей, соседей. Когда она продиктовала обращение: «Уважаемая Анна Трофимовна!», удивлению моему не было предела. Я абсолютно точно никого не знала с таким именем. Мама объяснила, что баб Нюра – это и есть Анна Трофимовна, что баб Нюра жизнь прожила нелёгкую, растила детей в войну, работала у известного хирурга Быстрова и достойна не только уважения, но и почестей. Тогда я очень призадумалась. Много лет прошло, как баба Нюра обрела вечную прописку в Белоруссии. Светлая память Вам, Анна Трофимовна, за Ваши пирожки, труды, ворчанье и прощенье наших шалостей, а главное, за Вашего сына Владимира Ивановича, моего обожаемого крёстного, всеми любимого соседа и просто редких душевных качеств человека.
Мои родители довольно часто уезжали в командировки, иногда случалось так, что командировки совпадали и ребёнка, т.е. меня тогдашнюю, не с кем было оставить. Бабушки жили в разных концах Советского Союза, в двух днях пути от нашего благословенного городка, затерянного в российском чернозёме. Я росла девочкой серьёзной, ответственной, вдумчивой не по годам, знала чуть не всех пассий старшего брата, песни Высоцкого и Вилли Токарева, правила игры в преферанс и принципы дворовой чести. Друзья брата, позволяющие себе иногда «по пивку», научили меня классифицировать и мастерски чистить сушёную рыбу, но, пожалуй, на этом мои практические кулинарные навыки заканчивались. Умные и интеллигентные родители не рисковали, с взрослым братом надолго не оставляли, уезжая в командировки, отправляли меня ночевать к соседям. Для меня существовал немалый выбор: пойти ночевать к маминой заместительнице Аллочке на соседнюю улицу, к бабе Поле и Татьяне Андреевне в соседний дом, к главбуху Валентине Ивановне в соседний подъезд, к Ларисе Густавовне и дяде Саше этажом ниже или к соседям напротив. Самый частый и предпочтительный вариант – самые близкие соседи. Не нужно было собирать с собой никаких вещей, надолго разлучаться с братом Санькой, привыкать к новому укладу, ведь соседи – часть семьи. Если честно, то мне до сих пор не очень понятно, как мы все размещались в их «двушке», где вдобавок к людскому племени постоянно обитали рыбки, птички, а то кошка или собака. Собака, кстати, доставляла мне порой неприятные моменты. Не помню, откуда в квартире взялся этот чёрный брехливый лохматый комок, но помню, как этот шпиндель с гордым именем Ричард загонял меня на табуретку и, прыгая снизу, старался тяпнуть меня за щиколотку или хотя бы за большой палец ноги. Впрочем, уживались все мирно.
Не забыть совместных праздников. Так уж было заведено в нашей большой семье, что праздник отмечался в двух квартирах сразу. Половину праздника проводили в одной квартире, половину в другой. Может из-за тесноты, а может из-за каких-либо ещё соображений, сейчас уже никто сказать не может. Например, Новый год встречали у нас, после боя курантов шли гулять, а возвращались уже к соседям смотреть «Голубой огонёк» и домашние постановки. Или начинали застолье у дяди Володи с тётей Светой, а танцевать шли к нам. Неизменные атрибуты – крутящаяся ёлка, бенгальские огни, маленькие хлопушки с сюрпризами, маски из папье-маше, самодельные костюмы. Маме очень удавалась роль лисы, Серёже шёл костюм ковбоя, мне же очень хотелось быть и Красной шапочкой и Снежной королевой и чертом сразу. Сценки, танцы и гулянье чередовались с застольем. И, хоть шли времена дефицитные, столы наши радовали неизменно обилием всяких вкусностей. Мама делала салат из варёной говядины с чесноком и грецкими орехами, тётя Света запекала свинину. Мама делала форшмак, тётя Света жарила карпа. Папа приносил из подвала компот вишневый, дядя Володя ставил на стол компот клубничный. Мама делала ароматнейшие фаршированные перцы, тётя Света изумительные голубцы. Папа тушил или жарил вкусную картошку, дядя Володя солил невероятное сало, от которого нам разрешалось отгрызать самые мясные кусочки, оставляя жирок взрослым. Думается мне, что взрослые за столом выпивали, но не помню, ни одного раза, чтобы кто-то был пьяным.
Новый год приближался с массой волнительных мелочей. Мамы по вечерам и ночам шили нам костюмы для утренников, крахмалили марлю, нашивали мишуру, мы рисовали плакаты и клеили на них битые ёлочные игрушки для блеска. За неделю до праздника родители приносили из профкома приглашение на ёлку в заводской дом культуры, это приглашение на открытке со штампом являлось и пропуском для получения подарка. Примерно в это же время начинали заготавливать ёлки. Почти во всех семьях с детьми в нашем стоквартирном это выглядело, если не одинаково, то очень схоже. Папа приходит с мороза с зелёной, чуть заиндевевшей сосёнкой и через всю квартиру проносит её на балкон, где она будет дожидаться своего часа, чтобы не пожелтела. Ближе к празднику папы извлекают деревца с балкона и осматривают на предмет ущерба. Очень часто требуется в одном месте ветки подрезать, в другое подбить, ствол подтесать для крестовины, ну и что-то там ещё подправить. Потом в центре зала на клеёнку водружается конструкция, у кого-то в ведро с песком, у кого-то в крестовину, а дядя Володя всегда ставил ёлку так, чтобы она вращалась. Умельцев на Химмаше было много и конструкции для этих целей сооружались самые разнообразные. Наша ёлка славилась самодельными гирляндами, которые собирал брат под моими восхищёнными взглядами. Самое заманчивое, пожалуй, в подготовке – это поход пап в подвал за коробками с ёлочными игрушками. Открываешь такую и дыхание замирает от предвкушения. Мои родители как люди занятые и очень умные, безоговорочно доверяли украшать ёлку мне самой. Только гирлянды контролировали папа или брат. А размещение игрушек – моя привилегия, как младшей. Я своей привилегией пользовалась с удовольствием и желательно дважды. Наряжая свою ёлку и участвуя в украшении Сережиной ёлки. У них на эту церемонию собиралась вся семья. Даже сейчас помню тот восторг открывания коробки, где сверху лежит газета, под ней слой ваты, а ниже разноцветное великолепие со сверкающими боками: шары разных цветов и размеров, домики, фигурки животных и людей в национальных костюмах, космонавты и ракеты, колокола и шишки, диковинные фрукты и овощи, сказочные герои. Их нельзя было развешивать, как попало, мы с Серёжкой буквально священнодействовали. Потом под ёлкой или возле неё можно было играть и столько всего придумывать. Там же, рядом подписывались поздравительные открытки, там ставились Деды Морозы, переходящие из поколения в поколение. У Серёжи Дед Мороз был старинный, как мне тогда казалось, а у меня обычный, из магазина Детский мир, поэтому мне тоже хотелось чего-то особенного. Здесь придётся признаться в одном не совсем благовидном поступке. Возле заводской проходной, где сейчас стоянка машин, в то время ставили огромную ёлку, окружали её заборчиком, наряжали c вышки. Одним из элементов украшения были дешёвые пластмассовые фигурки Дедов Морозов и Снегурок, на улице они теряли свой цвет и выглядели ледяными. В один их вечеров, когда дядя Володя собрал мальчишек играть в хоккей на катке возле завода, естественно, я там тоже присутствовала, в наших головах родился план «особый дед Мороз». Мы с Серёжкой под прикрытием хоккейной команды кидали ледышки в ёлку до тех пор, пока не сшибли одного из Морозов. Этот Дед Мороз и вправду стал особенным, он четвёртый десяток лет ежегодно охраняет подарки под ёлками в моём доме. Конечно, взрослые нас ругали тогда, прочли лекцию о недопустимости подобного поведения, о том, к чему приводят такие поступки, пришлось даже временно спрятать добычу, чтобы родители успокоились. Потом, когда наше безобразное поведение подзабылось, я раскрасила Деда лаками для ногтей. Он и сейчас красавец.
Воды с тех пор утекло много. Нет уже в живых моего любимого папы, болеет тётя Света, давным-давно все мы переехали из стоквартирного. Закадычный друг мой Серёжка живёт в Майами, у него замечательная семья, пятеро детей и жена Света, бизнес и вроде всё хорошо. Мне тоже на жизнь жаловаться не приходится, она может быть и не богатая, но моя, с моим счастьем и моими проблемами. Мой старший брат уже на пенсии, красавица Лариса стала бабушкой. Дяде Володе удалось воспитать хоккеиста, пусть не из сына, а из внука Якова: Яков радует нешуточными успехами и победами. Моя мама трудится уже не на благо завода, который недавно еле выбрался из очередного банкротства, а на Совет ветеранов нашего городка. Всё по-другому, о нашей большой общей семье вспоминаем лишь иногда, за праздничным столом. Чаще всего в мой День рождения. Только и без воспоминаний они, члены нашей семьи – в сердце и в душе на все времена.