Схватка

Александер Мешков
1.
Sands Casino. Event Center. Пансильвания, США. 14 ноября 2014 года.
- Бойцов прашу на середину! - выкрикнул судья международной категории Аромат Помоев, поправляя прическу и галстух-бабочку. Тяжело ступая, словно танк, вышел из своего угла под гром аплодисментов Карлос Вагинос. Подойдя вплотную к бойцу в центре восьмиугольника, Мошонкин Николай напряженно всматривался в горящие неземной яростью, раскосые, волоокие, выпуклые, словно при обострении базедовой болезни, глаза Карлоса. Четкий, квадратный подбородок. Сросшиеся брови. Редкие усики. Покатые, широкие плечи. Волосатые ноздри. Толстые ляжки. Мощная грудь. Все это почему-то казалось Николаю до боли знакомым. Он мучительно пытался вспомнить, где и когда-то он мог видеть все эти члены? Каракас? Мумбай? А, может быть, это Дежа вю? Мытищи? Варшава? Лагерь для репатриантов в Думбаке? Автогонки в Лобне? Фестиваль эротики в Барселоне? Чемпионат мира по шахматам в Оттаве? Скачки в предместьях Манчестера? Мак Дональдс в Челябинске? Нет, нет и нет! Тогда - Мичуринск, Женское общежитие станкостроительного завода? Барбекю в Сан-Диего? Чемпионат по сумо в Кейптауне? И вдруг его мозг болезненно пронзила, словно маленькая молния, резкая мысль. Сомнений быть не может! Оу! Йес! Узнал! Неприятный комок подкатился к горлу. Николай сглотнул комок, но комок не глотался.
- Ты? – прошептал Мошонкин Николай в изумлении, которому не было конца.
- Ха-ха-ха… - хрипло и, неестественно весело, как бездарный исполнитель роли Сатаны в опере Шарля Гуно «Фауст», рассмеялся в лицо ему Карлос Вагинос. - Узнал меня, гаденыш? – приблизив лицо почти вплотную к лицу Николая. Николай почувствовал знакомый, зловонный дурман дыхания.
- Fighters! Be attentive and polite! – напутствовал судья Аромат Помоев, - In title fights stings, breaking of fingers, farting in a nose expression of eyes - are forbidden. But there is a good news: blows are resolved by elbows (В титульных боях запрещается укусы, ломание пальцев, выдавливание глаз, пукание в нос. Но есть хорошая новость: разрешаются удары локтями!).
Да! Несомненно! Как бы это не было абсурдно, невероятно, но Мошонкин Николай знал это безобразное существо, с которым ему предстояло сразиться! Ему стало не по себе....
2.
- Йе! Проросшее! Проросшее! Йе-е-е-е-е! – доносился с улицы неистовый крик, переходящий в поросячий визг. Это так визжал каждое утро соседский мальчик-несмышленыш, кроха, названный Мокием. Мальчик болел каким-то неизвестным современной медицине неизлечимым психическим заболеванием и оттого умел только громко кричать «Проросшее!».
Мошонкин Николай поморщился, икнул, и с трудом отворил тяжелые веки. Нос был заложен густыми, затвердевшими, соплями. В тяжелой, словно курдюк пожилого барана, голове шумел камыш. Привычно, по утреннему обыкновению, нежно провел он рукой по паху, чтобы убедиться в репродуктивной мощи срамного уда, и обнаружил, что спит в брюках и в ботинках. Брюки были, к тому же, мокрыми в районе паха. Мошонкин Николай тревожно огляделся вокруг и вздохнул с облегчением: ну хоть что-то положительное есть в его земном пробуждении: он у себя дома! Опять! О! В который раз за год! Проклятый алкоголизм! Никакого сладу с ним нет! Да и онанизм донимает, после принятия алкоголизма! Опять, в который раз он не помнил, как добрался вчера ночью до дома. А начал-то, как всегда, с бокала красного вина в баре, куртуазно и духовно. Светская беседа, переходящая в петтинг, с элегантной дамой, владелицей брачного агентства. Обмен визитками. Виноградные улитки в прованском соусе. Сало в шоколаде. Фондю. Печень перепелки, гузка каплуна. Устрицы в лимонном соку. Потом бешенная схватка в огромной, как ринг, постели. Раз! Два! Три! Бокс! Мошонка опухшая и пустая, гудит и ломит! Так! Хватит! Пора кончать с этим распутством! Мошонкин Николай решительно вскочил и стремительно вошел в ванную, больно задев плечом дверной косяк. Там в огромном зеркале увидел свое отражение с синяком под глазом и брезгливо поморщился. Позор! Какой позор! Мощная струя, как из пожарной кишки при пожаре первой категории, золотыми брызгами разбивалась о стенки голубого унитаза, и разлеталась миллионами искр, создавая радугу.
Мошонкин Николай четким шагом, словно генерал перед наступлением, прошел на кухню, снова больно ударив плечом косяк,  и, увидев на столе початую бутылку Beaujolais Villages Nouveau, торопливо и жадно, на одном дыхании, опустошил ее до дна!
- Проросшее! Проросшее! Йе-э-э-э-э-о-о-о-о-э….– не переставая, хрипло, кричал на улице глупыш Мокий. Ему вторила горестно хриплым баритоном голодная ворона. Серые тучи заволокли осеннее небо. В желудке стало сначала тепло, потом горячо. В мозгу взошло невидимое солнце. Наступил рассвет сознания и Вселенной.
- Что я делаю? – думал он, свирепо, словно шпагу в гвардейца кардинала, вонзая штопор в пробку второй бутылки Beaujolais Nouveau, - Прожигаю свою жизнь в пустом стремлении рассмешить людей! Вместо того, чтобы заниматься настоящим мужским делом! Придет срок, я умру, и что останется после меня? Стопка юмористических книг! Интервью? Записи юмористических теле шоу и радио программ? И прах, и тлен! И все?! Но ведь он, Мошонкин Николай, в юности писал и серьезные вещи. Как это там у него….
«Свет перед тенью преклонит колени
Тень существует, пока есть Свет
А ты ушла, не оставив тени
Значит – тебя не было рядом, и нет
Умоляю! Солнце! Не заходи!
Замри на миг! Погоди немного!
Закат это то, что позади?
Или просто – кремация Бога?
Солнце! Послушай! Не угасай!
Слышишь: постыдный мужской плач!
Солнце лишь рядом с морем – рай
А в пустыне - бездушный палач!
Ярило беспечно вокруг разбросало
Лучи по Вселенной, как сонмы дорог
И Миру бесстрашному страшно вдруг стало
Оттого, что сгорел Всемогущий Бог
Так Мошонкин Николай, преуспевающий писатель-юморист, владелец сети международных юмористических агентств, Академик международной Аккадемии юмористов в Гааге, почетный член Ассоциации Юмора в Баковке, автор пяти юмористических сборников, в одночасье разочаровался в своем образе жизни, в творчестве и целесообразности своего существования.
2.
В отчаянии Николай Мошонкин, спешно собрал походный саквояж: трусы, носки, майка, презервативы, три бутылки текилы, и отправился в дальний сибирский скит к своему духовнику, старцу Мудославу. Сначала поездом до Тынды. Потом на попутном самосвале ЗИЛ до таежного поселка Моченая Дрынза. Там переночевал с бутылкой текилы в еще не остывшей бане мэра Моченой Дрынзы Карпа Хламидовича Блейера, на полке, накрывшись вонючим  и колючим тулупом. Утром, выпив на посошок горячего настою из пидры чернолистной и кочумахи полевой, он отправился в глубь тайги, к пророку Мудославу.
- Держись строго небесного ярила, пердило неразумное, фуянь прямо на юг, не боздырь никуда, ссыкуха! Не порчи белые снеги, лесо первозданныя желтизною зловонную. Шоб не как в прошлый раз, – ласково напутствовал его Карп Хламидович на своем певучем, таежном диалекте, заворачивая ему в полотенце шмат сала, буханку домашнего теплого хлеба, и бутыль зеленого, ядреного, елового самогона.
Долго шел Мошонкин Николай быстрым шагом по Сибирской тайге на самодельных, широких лыжах. Солнце мириадами игривых искорок отражалось в белоснежном покрывале леса. Вековые сосны покачивали запорошенными снегом верхушками. Мелькнула в ветвях рыжая молния белочки. Где-то коротко повыл голодный волк. Мошонкин уже не впервой ходил к старцу, жрецу, Верховному птицегадателю, тайному иллюминату, Мудославу. Николай всегда обращался в трудные моменты своей жизни к ясновидящему волхву, старцу Мудославу. Старец, жрец, Мудослав никогда не ошибался в своих прогнозах. Это именно он предсказал революцию в Сирии, засуху и неурожай 1972 года, смерть Ленина, Ванги и Нельсона Манделы, денежную реформу 1991 года, войну в Чечне, обвал рубля, второй этап экономического кризиса, второй развод Мошонкина, и последующий его третий брак. Много лет жил пророк и Верховный птицегадатель, старец Мудослав в своем скиту без документов и прописки, в языческих молитвах, без общения с миром и оттого был мудр и светел. Бабы в Моченой Дрызне баяли, что де скрывается старец Мудослав от правосудия мирского, оттого и живет в скиту. Но Николаю Мошонкину была неважна социальная и уголовная составляющая жизни старца. Ему хватало его сакральной и вселенской мощи. Возле входа в скит Мудослава, выстроенном в виде пирамиды, на сучке висел лошадиный череп, символ благочестия и целомудрия и деревянный символ Миркабы. Мошонкин Николай, слегка пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолку, толкнул дубовую треугольную дверь. Дверь с противным, старческим пуком растворилась, впуская Николая в полумрак скита. Запах пота, мочи, трав, эля, брынзы, шаурмы, навоза, ладана, хвои, перегара, водки, селедки, солодки, говна, чернозема, протухшего трупа, собаки, скунса и гнили ударил ему в нос. Николай на секунду отпрянул, но, прищурившись, сжав губы и нос, упрямо втолкнул себя в скит.
- Забздеши двери, шмань! – раздался хриплый, похожий на кашель туберкулезника, голос из сумрака. Николай торопливо затворил за собой двери.
3.
Прорицатель, волхв, Верховный птицегадатель, тайный иллюминат, Мудослав, седовласый, долговолосый, долгоносый, долгоудый, бородатый старец, сидел в позе лотоса, на куче тряпья, в сером рубище, с алюминиевой кружкой в руце. На срамном уде, покачиваясь и тихонько позванивая, висел колокольчик, на столе смрадно коптила свеча из медвежьего сала, лежали опрокинутые бутылки, чашки, ложки. Большой, коричневый, таежный таракан безбоязно и неспешно ползал по жестяной миске, с остатками непознаваемой пищи, и насыщался ею.
- Ты? – удивился Мудослав, делая шумный глоток мутного пития.
- Я, - признался Николай, склонив голову в поклоне.
- Паки? – спросил Мудослав.
- Паки, – смущенно ответил Николай, выставляя на стол сало, хлеб, бутыль елового самогона и две бутылки текилы, прихваченные из Москвы.
- Пыхнешь? – спросил старец, безотрывно глядя в стену, на изображение Бофомета.
- Пыхну! – отвечал Мошонкин, безотрывно глядя на дерзкого, таежного таракана.
Николай протер носовым платком коричневое дно кружки, и, плеснув в нее елового самогона, протянул старцу. Тот не спеша, забил трубку травами лесными, живительными и веселящими, поджег ее, затянулся, выпустил дым чуть погодя, и лишь потом взял кружку. Но сразу пить не стал, а сделал еще пару затягов. Ароматный дым смешался со зловонием и обогатил его усладою. Самогон ласково гладил нутро. Сердцу стало веселей.
- Что делати, отче Мудослав? Я таки больше не могу жити! – в слезах обратился к старцу Мошонкин Николай, после третьего затяга. Но лишь рассмеялся Мудослав.
- Не смеши ужо меня-тко!!! Ха-ха-ха-ха…. – сказал он, выпуская дым широкими, приплюснутыми ноздрями, поросшими рыжими космами.
- Что делати, отче Мудослав! Я таки больше не могу жити? – через час, вдругорядь, спросил Мошонкин Николай, по новой разливая хмельную влагу. - Разочарован Я!
- О! У! Да исчадет от всякыя благочестивая мысли лжа и ласкание, жены легкоумныя. Такожде всяко неправодейство и кротость обуяет, – произнес отчетливо и поучительно старец Мудослав, подняв в небо грязный свой палец, откинув мощи нетленныя свои на зловонное тряпье.
- А можно попроще, отче Мудославэ? – осторожно и заискивающе, попросил Мошонкин, - Как в прошлый раз?
4.
- Ну, слушай, – легко согласился Мудослав, делая глубокую затяжку и задерживая дыхание, - Как-то раз, будучи удрученным постной, унылой, серой, как линялые армейские трусы, жизнью, в провинции, поехал я в Москву, к другу своему, Кольке, изнеженному мажору, сыну Министра Пищи. Был я в то время женат первым браком. Жена была красивая, но сволочь невероятная, настоящая ведьма. Тоже мажор, кстати. Батя у нее был Депутат. Мы находились с женой в состоянии перманентной войны. Устал я от ее наездов охуенно. Нужен был мне праздник. Иначе тронулся я бы разумом своим. Сказал я ей, что в командировку еду. «Тем, кто верен в любви – доступна ее сущность. Но трагедию любви познает только лишь тот, кто изменяет». Так сказал Оскар Уайльд, и я с ним согласен. В отпуск меня на работе не отпустили, поэтому я решил смотаться к другу лишь на выходные и вернуться в понедельник. Я тогда в редакции областной газеты работал. В промышленном отделе. Сел я в скорый поезд, приехал к другу. Прихожу, а у него дома этхоум. Музыка, вино, рулетка комнатная. Девочки – одна другой лучше…
- Что такое «этхоум»? – спросил осторожно Мошонкин.
- Это беспричинный праздник с бухлом и травой. Так вот сижу я на диване, портвейн попиваю, пыхаю потихоньку. Никому до меня дела нет. Друг мой девочку какую-то в спальню поволок. Потом другую. Не до меня ему…. А других персон я не знаю. Гляжу, передо мною крутится в танце небольшая, с пару шаров для боулинга, девичья попка. Я легонько, приветливо шлепнул ее и легонько усадил рядом. Она не противилась.
- Я приехал издалека, – поведал я, - и мне негде сегодня ночевать.
- У меня переночуешь! – хохотнула девчушка, худенькая татарочка, смеясь, чмокнула меня в алые губы, и вприпрыжку ускакала танцевать. У баб какая-то атавистическая страсть к танцами. Ты заметил? Это отголоски светлого язычества, когда танец носил сакральный, эзотерический смысл, был частью храмового культа Богов, частью древней культуры, обязательной традицией. Танец помогал людям излечится от недугов, танцем можно было вызвать дожди, беременность, болезнь, удачную охоту. Мужики, согласись, не так любят крутить жопой под музыку. Если они не пидоры, конечно.
- Это факт, - согласился Николай, потягивая через соломинку зеленый, еловый самогон из ендовы, - А вы ее любили?
- Кого? - насторожился Мудослав.
- Жену! Жену свою?
- Страстно! Безумно! Как волк! Ты знаешь, что волки живут только в одном браке? Если самка умирает, то умирает и самец! От тоски и одиночества! А она меня сжирала своей любовью, как самка Богомола. Так вот, этхоум длился бесконечно: всю ночь и весь следующий день. Девки глотали какие-то колеса и плясали без перерыва на обед. Время от времени их уводили в спальню. Я постоянно заполнял баки портвейном, паки ебля, по всей видимости, откладывалась на неопределенное время, и жрал пельмени – единственное не хмельное яство на этом пиру жизни. У меня слипались глаза, но я мужественно, словно часовой, боролся со сном. Я ведь и в поезде всю ночь не смыкал очей, поскольку на нижней полке плакало маленькое дитятко. Я хотел спать. И вот, наконец, моя танцовщица подошла ко мне уже одетая в пальто и сказала такие слова:
- Я ухожу. Ты со мной?
5.
- Я махнул портвешка ковшок на долгий посошок, и мы поехали к ней в Бибирево. Она там квартиру с подружкой снимала. Приезжаем, а там, у нее в квартире, тоже этхоум. Мужики, бабы, бухают, пляшут и поют, празднуют закрытие воскресного карнавала. Я ей говорю: Я две ночи не спал, давай уже в опочивальню пойдем - спати. А то мне завтра на самолет в 10 утра. И показываю ей билет. Она говорит: без вопросов, приятель. Только не вежливо так: приехали, не пообщались и сразу в койку! Мы пошли к гостям в комнату подруги. Стол полон яств. Пять бутылей портвейна, пельмешки, плавленый сырок, пепельница, полная бычков. Я, намереваясь сократить церемонию знакомства, представляюсь, накатываю штрафной стакан портвейна, закусываю пельмешкой, закуриваю. Спел пару песен на гитаре, ко всеобщей радости. У меня тогда был чудный хриплый голос в три октавы, примерно как у Дженис Джоплин после длительного запоя. Потом, с чувством выполненного долга, откланиваюсь, шаркаю кроссовкой, желаю всем доброй ночи, иду в душ, бросаюсь в койку и мгновенно засыпаю. Но тут чую: меня расталкивает моя танцовщица:
- Эй! Приятель! Как-то не по-людски это: сразу спать!
Ну, ладно, раз так. Стал я ее покрывать. Татарочка была худая, безгрудая, но неистовая, до бешенства. Она подняла такой жуткий визг, как если бы это был Джо Кокер, который сел афедроном на раскаленный штык трехлинейной винтовки Мосина. Через час я все-таки кончил и откинулся без сил. Принял душ. Зашел, завернутый в полотенце, в комнату к подруге, где вакханалия набирала новые обороты. Накатил стакан портвейна, закусил пельмешкой, покурил, спел песнь и вернулся в койку и мгновенно заснул, как спящая красавица из сказки Пушкина. Мне снилось, что я бреду по роще, а вместо деревьев вокруг качаются – ***. Крепкие, набухшие венами, жилистые стволы устрашающе покачивались на ветру и шумели пурпурными кронами. Через какое-то время я ощутил, что кто-то меня шлепает веткой хуя легонько по носу. С трудом, словно Вий, подняв отяжелевшими руками веки, я увидел склоненное над собой лицо прекрасной татарочки.
- Ну, ты че, глупыш, спать сюда пришел? Давай, давай, вставай, вставай! Ну-ка, ну-ка, ну-ка…. О те-те-те-те-те-те-те….
Она стала щекотать, кукожить, теребить мое срамное достоинство, лохматить, тормошить меня, как гуттаперчивую куклу. Мне пришлось снова принять ее в свои горячие объятия. Снова визги укушенного анакондой Луи Амстронга, снова кряхтение, потение, пыхтение, пукание…. О! Я, кстати, пердну, если ты не против? Спасибо… Вот так! Уф! Это ангел полетел! Так вот! Мне снова пришлось идти в душ, потом, по знакомому маршруту, в комнату к подруге, где вечеринка не сбавляла обороты, где песни, поцелуи и объятия слились в единый, синкретичный, первозданный хмельной коктейль. Стакан, сигарета, песня и новый «отбой».
- Ты знаешь, - ощутил я через миг хмельное дыхание на своей щеке, - Я ведь только после второго раза начинаю по-настоящему заводиться!
- Да ты что? – в ужасе, словно увидев удава, подскочил я на койке, - а до этого - что это было?
- Реконструкция! Ха-ха-ха-ха-ха-ха…. Иллюзия! Ха-ха-ха-ха-ха…. Имитация! Да, да! Симуляция! Да, да, да!!!! Ха-ха-ха-ха-ха…, – девчушка, смеясь, уткнулась мне непристойным отверстием рта своего прямо в пах.
6.
Она была неистощима и неуемна, словно матрос-первогодок, вернувшийся из дальнего подводного плавания.
- Знаешь, я потеряла девственность в 12 лет. – тяжело дыша, говорила она, спустя полчаса, гладя меня по груди проворной ручкой, - Я возвращалась одна от подружки поздно ночью. Мы с ней изрядно выпили тогда после уроков. Мы уже тогда с ней, баловались: немного ласкали друг друга и целовались взасос. Автобусы уже не ходили. Там, на остановке стояла легковушка. Я попросила водителя подвезти меня. Их было в машине трое. Они насиловали меня всю ночь. Ты будешь смеяться, но мне понравилось. Я об этом мечтала. А потом – пустота! Восемь лет я была неебана! Мальчики не обращали на меня никакого внимания, потому что я маленькая, худая и грудь у меня нулевая. Я до двадцати лет удовлетворяла себя сама…. А сейчас у меня три ебаря. Разных возрастов. Ты – четвертый. Я их объезжаю каждый день. С одним утром, когда жена его уходит на работу, он писатель. К другому еду на работу (он бармен), а третий приезжает ко мне, он «мусорок». Но иногда сплю и с другими, потому что мне никогда не хватает.
- Тебе лечиться надо, - сказал я устало, и обреченно побрел в душ. Я понял, что сегодня мне спать не удастся. Потом, по обыкновению, завернувшись в полотенце, явился в комнату к гостям, где ассамблея по-прежнему набирала обороты, хотя, казалось бы, куда дальше-то? Уж кто-то молнией слетал за новой партией портвейна. Уж пайка новых пельменей дымилась томно на столе. Накатил стакан портвейну, съел пельмешку, покурил табачку, спел песню, и пошел из последних сил попирать свою татарку. Я попирал ее из последних сил еще восемь раз.
- Восемь? – воскликнул Мошонкин недоверчиво.
- Восемь. Я пердну, если ты не против? О! Спасибо, сынок. Под утро, я делал это уже из этикета, лишь бы не заснуть. Мне ж на самолет в 10! А если я засну, то вряд ли встану. Чтобы возбудить меня, она танцевала домашний стриптиз. Лучше бы она этого не делала. Вы видели, как танцует скелет в мультиках ужасов? Так вот, если бы она в майскую ночь станцевала бы на кладбище, у сторожа непременно бы случился понос и падучая, а из могил восстали б мертвецы.
7.
- Да-а-а-а… - протянул Мошонкин Николай, - Эк, не повезло вам, Учитель...
- Это еще почему? – зело удивился старец Мудослав, - Как раз наоборот! Если бы не неутомимая татарка, я бы не развелся с первой женой, самкой богомола, сжирающей меня, и был бы сейчас сытым, женатым, скучным трупом, толстым мудаком, сидящим вечерами возле телевизора в трениках, с бутылкой пива и сухариками.
(А так ты вроде бы в порядке! – усмехнулся про себя Мошонкин Николай, глядя на раскрасневшегося, захмелевшего оракула, на груду мусора возле двери, на грязную посуду на столе, на бесстрашного, отважного таежного таракана, по-видимому, не собирающегося уходить с тарелки к своей семье)
- Да! Она поехала провожать меня в аэропорт. – продолжал захмелевший иллюминат, - Но на рейс мы, конечно же, опоздали. Я переделал билет на следующий рейс, отправляющийся через три часа. И стал дремать в зале ожидания.
- Мы что: три часа без ебли, как дураки, будем сидеть? – спросила капризно она, и, мгновенно сориентировавшись, потянула меня в рощицу, неподалеку от аэропорта. Там она овладела мною еще два раза. И все-таки, на следующий рейс, я успел. И сразу, из аэропорта, бегом отправился на работу, в редакцию. Работа – это святое! Ты можешь себе представить, в каком виде я вошел в кабинет. Завидев меня, все коллеги в ужасе привстали. Женщины-сотрудницы в голос заплакали.
- Если бы меня спросили, как выглядит смерть, я бы сказал: вот так! – сказал дрожащим, хриплым, лирическим тенором мой друг Лева Рязанцев до этого говоривший всегда густым левитановским басом. Я взглянул на себя в засиженное мухами зеркало. Круги под заплывшими, мутными глазами, тонкая шея, заросшая щетиной по самые уши. Некрасивый, незнакомый человек смотрел печально на меня. Тут ожил телефонный звонок. Жена у аппарата:
- Ой! Кутюшечка моя! Вернулся мой сладкий! Я так соскучилась! Я тебя сегодня съем! Ам! Ам! Чавк! Чавк! Я приготовила пельмешек! Купила вина! Портвейн, как ты любишь….
Меня громко и некрасиво вырвало прямо в кабинете. В одиночестве, человек почему-то блюет как-то более изящно и изысканно.
8.
- Похоже, ****ец тебе, - предположил Лева, после того, как мы с отвращением влили в утробы по стакану портвейна, дружески положив мне руку на плечо, отчего ноги мои подкосились.
- Это факт, - согласился я.
- Давай вечером я позвоню ей и скажу, что ты случайно набухался в жопу, и я тебя к себе домой отвез? Отоспишься у меня! А?
- Да, нет, спасибо, Лева, я как-нибудь сам…. Она все равно догадается… Это же ведьма…
В коридоре меня остановила Дашка, из отдела образования и, как ей показалось, незаметно и ласково, погладила по ширинке:
- Приехал, мой хороший! – проворковала она, - Пойдем скорее ко мне в кабинет. Я одна до четырех часов, у меня есть портвейн, твой любимый…
Я схватился за голову и побежал по коридору, чуть было, не сбив главного редактора, некстати шедшего мне навстречу.
А вечером мой аватар явился домой. Жена бросилась мне на шею! Мне в тот миг показалось, что это Николай Валуев вошел со мною в клинч. Я чуть было не грохнулся на ринг, и еле сдержал свой правый апперкот!
- Душ и в койку! – сказал я, - Устал, как собака! Еле доехал….
- Нетушки, нетушки! Хуюшки-хуюшки! Смотри, как я тебя жду! – она потащила меня на кухню. О Ужас! Три бутылки портвейна! Чашка пельменей. И главное – свечи! Это признак долгого романтического ужина и признак моего бесславного конца.
- Ровно два года назад, в этот день, мы с тобой впервые поцеловались! – радостно провозгласила жена. Для меня это звучало, как приговор суда. Глаза ее сияли счастьем. Она уже приняла на грудь. – Помнишь, где это было? Ну? Давай, вспоминай! Не помнишь?
- В общаге? – предположил я. Мы тогда напились на вечеринке в зюзю, и у нас случился слюнявый, безобразный петтинг в мужском сортире, пока не пришел ее тогдашний арабский парень Амин, и не забрал ее к себе.
Жена запрыгала и захлопала в ладошки от восторга. Вот что за необъяснимый телячий восторг? Ну, допустим, вспомнили мы, что поцеловались впервые в сортире университетской общаги? Почему я не прыгаю от восторга? Я еще разок пукну? А? Сынок?
- Конечно, конечно! – торопливо согласился Мошонкин Николай, уважительно привстав в скорбном молчании. Старец напрягся, покраснел и с треском выпустил газы.
- Уф! – выдохнул он с облегчением, - Однажды я вот так обосрался в штаны! Так вот! Мне пришлось в этот незабываемый вечер выслушать все десять ее тостов! На подкашивающихся ногах я добрел до койки, притворившись пьяным, рухнул, даже не сняв штанов. Но я чувствовал, как жена снимает с меня брюки, и начинает, начинает, начинает… Но что это? Вдруг слышу ее истошный крик: «Сука! Скотина! Гондон!» – это были самые невинные эпитеты из ее обвинительной речи. Она била меня по морде мощными джебами, как оба брата Кличко и Федор Емельяненко одновременно. Я вскочил с одра, растерянно глядя на эту, ослепленную яростью бабу, которая носила мою фамилию. Вид ее был ужасен. Глаза, налились кровью, уши горят гневом, волосы стоят дыбом, словно ядерный взрыв в Хиросиме!
- Ты свой *** видел? Мудак! Скотина! На! Вот тебе! Гадина!!!! – орала она хрипло на весь дом, - Откуда там раны? Кто тебе его сосал? Отвечай, гад…
Как будто от того, что я бы назвал имя неуемной татарочки, ей стало бы легче. Я заперся в туалете, и внимательно, словно ученый серпентолог, кропотливо стал изучать свой срамной уд, скукожившийся от стыда, труда и унижения. Да. После бурных московских похождений он напоминал Брюса Уиллиса в финале фильма «Крепкий орешек», по которому еще вдобавок проехал асфальтовый каток.
- Это я лез через забор, когда опаздывал на самолет, - неумело, ненаходчиво и неловко соврал я жене, выходя из своего убежища, - и поцарапал слегка свой срамной, детородный ***….
- А хорошо, если бы я к тебе пришла в таком виде? – спросила она, вытирая кровь с моей губы, осознав, что слегка погорячилась. Я подумал, что это было бы весьма скверно. Мы после этого еще повоевали с женой полгода. Но сосуд дал трещину, наш утлый семейный челн, наш подбитый сейнер «Безнравственный», дал течь и стал стремительно идти ко дну. Я успел выскочить на очередной островок полужизни, чтобы залечить раны и снова идти в бой за выживание….
- Ну, хорошо, а, мне-то, все-таки, как мне дальше жить? – снова спросил Мошонкин Николай после многочасовой паузы, - у меня все ***во! Я разочарован в жизни!
- Ты, сынок прослушал притчу?
- Ну…
- А выводы ты уж делай сам! В этой притче – великая мудрость есть. Найди ее.
Мошонкин задумался. Через час он поднял голову и печально изрек:
- Нет! Ничего не получается, отче Мудослав. Не могу вникнуть в суть вашей притчи.
- Глаголю тебе предрече, сыно мой, - снова вошел в образ волхва, Верховного птицегадателя, старец Мудослав, - Смени сынэ мый, коня, дом, разъебися с постылой женой, и займись МИКС ФАЙТИНГОМ! Иди на рать! Надоть тебе ратитися! – рек Мудослав, по старинной языческой традиции, возложив Мошонкину на голову свой утлый уд. А Мошонкин по старинной языческой традиции возложил Мудославу на пах тысячу баксов сотенными купюрами.
- Ну хорошо! *** с ней с женой. Хуй с ним, с домом и машиной. Но почему микс-файтинг, отче Мудославе? – в некотором отчаянии и недоумении спросил Николай уже в сенях, - Почему не дартс, или синхронное плавание? Почему не керлинг, не сумо, и не шашки?
- А *** его знает, сынок! – развел растерянно руками и ногами старец Мудослав, пряча смущенно взгляд свой - Голос мине был! Бафомет мине явился! И Ахура Мазда с ним! И рече он мине: нехай Мошонка (он так тебя кличет) микс фатингом займется! Это его Путь! А потом Бафомет стал покрывать Ахуру Мазду! Это Небесный Знак! Когда Бафемет **** Ахуру Мазду – значить Истина спустилась на Землю! Так мине прет с ентой, твоей зеленой вонючей самогонки…. Вот тебе адресок, - он протянул Мошонкину мятую, грязную, визитную карточку, - Это Рафаэль. Мой ученик. Скажи, что я просил тебя натаскать. Особенно, пусть обратить внимание на перевод в партер, на сайд маунт, хил хук и перевод на гильотину! Для тебя партер, как я вижу, пока единственный шанс стать чемпионом мира.
- Чемпионом Мира? – польщено рассмеялся Мошонкин, - скажете тоже, чемпион мира!
- А что тут такого? – нахмурился Мудослав, - Наши возможности ограничены только лишь степенью нашего желания! Запомни это, говнюк!!!! – и он дал Николаю магический, традиционный, отеческий, языческий, пендаль под зад.
Просветленный, обторченный и окрыленный надеждой неясной, Мошонкин возвратился в свой постылый особняк на песчаном берегу Карибского моря в селении Плайя дель Кармен, недалече от столицы мексиканского штата Кункун, на полуострове Юкатан. Продал он постылый особняк вместе с участком в шесть соток, сжег все свои книги, а заодно и собрание сочинений Ленина, Маркса и Энгельса. Постылую жену Аглаю отправил обратно к ее маме, в Адыгею. А сам вернулся в Москву, где записался в секцию микс-файтинга, к именитому тренеру Рафаэлю Ароновичу Штопману, двукратному чемпиону мира по микс-файтингу.
9.
- Ну, рассказывай, в каком виде спорта ты преуспел? – тонким голосом кастрата, спросил Рафаэль Штопман, (ему в четвертьфинале чемпионата мира по боевому самбо соперник раздавил коленом тестикулы) толстячок с перебитым, кривым носом, в круглых очках, в ярком спортивном костюме, оглядывая хрупкую фигурку Николая Мошонкина, стоящую перед ним в тренировочных, сверкающих стразами стрингах, - Ты ведь догадываешься, что микс файт, это не петушинные бои, а синтез боевых искусств? Самбо? Карате? Сумо? Киокусинкай? Вольник? Ты ведь не борец? Не борец, ведь? – Рафаэль пощупал бицепс Мошонкина и недовольно поморщился.
- Не борец я! Но боксер! – ответил, смущенно Мошонкин Николай, и добавил тихо, - бывший.
- Боксеров бывших не бывает, запомни это, приятель! Ударник, значит, А ну-ка, давай-ка, защищайся! Оп! Вот так… Хорошо. Оп! Оп! Хап! Получи, щенок!!! Ха! Ха-ха-ха!
Рафаэль неожиданно резко встал в стойку, и, талантливо сделав уклон влево, нанес Мошонкину левый точный крюк в солнечное сплетение, потом легонько, не акцентируя удар, стукнул правый боковой в челюсть. Николай, слегка ошеломленный, несколько запоздало встал в стойку и произвел короткую серию: левой, правой снизу в корпус, левой правой в голову и завершил мощным правым джебом в нос. Все удары прошли. Из носа наставника хлынула фонтаном бурая кровь, заливая яркий спортивный костюм.
- Ну, ты, бля, молодец! – задрав голову в небо, потирая ушибленные места, сказал Рафаэль, - И какой же ты у нас Боксер?
- Я КМС, серебряный призер чемпионата Украины. – виновато ответил Мошонкин.
- Да-а-а-а-а-а-а?…. – протянул задумчиво Рафаэль, ложась на пол спортзала, рядом с Мошонкиным, и приложив к носу бурый от крови носовой платок, - Неплохо ты мне попал… Хороший удар...
10.
- Ты кем по жизни работаешь? – спросил Рафаэль через полчаса.
- Я? Я это… Я – юморист! – смущенно ответил Мошонкин.
- Юморист? Петросян? Что это за профессия – юморист? Хохмишь что ли? Дуркуешь? И за это платят?
- Не столько, сколько хотелось бы…. – замялся смущенно Николай. Ему было стыдно за то, что ему платили за придурковатость образа и абсурдность мышления.
- Ненавижу юмористов и прочих бездельников: писак, журналистов, бумагомарак! Вот ты всегда пишешь, то, что думаешь, или подстраиваешься под политику государства? Жопу правительству лижешь?
- Я свободная птица! – гордо сказал Мошонкин
- Дятел, что ли? – хохотнул по-птичьему, тренер.
- Напрасно вы смеетесь, Учитель! Я пережил череду государей, стариков и мумий: Хрущева, Брежнева, Черненко, Андропов, Ельцина… Никому жоп не лизал. Я был далек от политики Жоп. Я любил спорт и спортивных людей. И если руководитель страны – спортсмен, то я уважаю его априори!
- А если он – ворюга и лжец? – хитро, с подковыркой пропищал Рафаэль.
- Все Правители воруют и воровали всегда. Но пусть лучше спортсмен, чем алкаш, коварный интриган или гордец. Я не понаслышке знаю, что такое Спорт. Шесть лет радостно занимался боксом, под руководством замечательного тренера Германа Кондрационова. Тренировки, сборы, соревнования, травмы, кровь, синяки, ссадины, сломанные носы, вывихнутые мослы, радость победы, горечь поражения, и детские слезы, переходящие в юношеские. Был членом юношеской соборной воронежской области, потом серебряным призером чемпионата Украины. Спорт, это каторжный, но сладкий труд: тяжелый во время тренировок, и сладкий в бою, когда ты понимаешь, что не зря тренировался. Когда ты чувствуешь, как твой кулак впивается в лицо противника, когда слышишь хруст сломанных хрящей. У тебя есть соперники, есть тренера, есть друзья по команде, есть болельщики. Спорт – это модель нашей жизни. А спортсмен это всегда трудофил. И я – законченный трудофил! Однажды, после страшной травмы морды, я решил покончить с большим спортом. Малодушно перестал ходить на тренировки, не предупредив тренера. Герман лично пришел к моей матушке, и убедил ее, что я талант, что буду Олимпийским чемпионом, и должен продолжать тренироваться. Я потом тренировался через силу с перебитым носом, только из-за того, что сам Герман пришел ко мне домой. Я до сих пор боготворю этого человека. Эх! – закончил он горестно свою речь, - Вот если бы кто-то мог сказать и обо мне такое же!
- А никто не говорит? – спросил Рафаэль.
- Мне лично – нет!
- Ты – Москвич, а, Николай? Или…
- Я? Нет! Я рожден в промозглом Таллине, что на Эстонщине, возле самого синего моря, – неожиданно на Мошонкина Николая нахлынули теплой морской волной воспоминания мятежной юности, - Но смешно сказать: впервые искупался я в Понте Евксинском. Я приехал в Одессу, поступать в мореходное училище, когда мне едва минуло 15 лет. С маленьким рюкзачком и с 50 рублями, зашитыми матушкой в, потертые в районе мошонки и залатанные, штаны. В тот год юг России был объят холерой. Меня, как и многих прибывших в Одессу абитуриентов и туристов, поместили в карантин. Нас мыли с хлоркой на какой-то станции, а потом только отпустили. У меня была справка, что я прошел карантин. Я пошел Мореходное училище не сразу, (что ж Я больной что ли: сразу в казарму идти?) а сначала отправился прямиком по тенистой улице Чичерина купаться в Черное море, на пляж с красивым, потусторонним, магическим названием - Ланжерон. О! У! Ах! Нах! Впервые в моей жизни я купался в настоящем море. О, чудо! Волны-то - зеленые! Черное Море оказалось изумрудно зеленым, а не Черным. Оно меня поразило обилием плавающих в нем соплей, какашек, арбузных корок, окурков сигарет. Почему люди бросают в море арбузные корки и какают во время плавания: пытался разгадать загадку человеческого бытия я. Разве не удобнее бросать окурки в мусорную урну, а какать в туалете? Море было соленое и мутное, понял я, наглотавшись морских, соленых соплей, похожих на маленьких медуз. На пляже торговали сладким квасом в бочках, по три копейки за стакан. Я мог запросто позволить себе десять стаканов! Лишь только к вечеру я, слегка обгоревший на южном солнце, в соплях и окурках, пришел в мореходное училище. Там меня встретил командир строевой части, Герой Советского Союза Хендриков. Он зачислил меня в абитуриенты и поставил на довольствие. Я стал курсантом мореходки, без экзаменов, поскольку, как спортсмен-боксер, был вне конкурса. Во все времена спортсмены заканчивали учебные заведения, не прикладывая особых усилий, а если быть до конца точным – вообще не учась. И я, предполагая это, все свое детство, вместо того, чтобы бить балду, курить, и дрочить до изнеможения, подглядывая за девочками в школьном туалете, тупо, до изнеможения, занимался боксом. Мне выдали, пахнущую нафталином робу, штаны, фланку, гюйс, - символ морского флота, массивные морские ботинки «гады» с железными носами, мичманку с аллюминиевым «крабом» и пружиной, благодаря которой мичманка была нтянута, как батут.
У нас у всех курсантов и преподавателей были клички, независимо от званий, регалий и статуса. Преподавателя теоретической механики звали Геморрой. Он, в молодости, плавая в Северном море, упал за борт, и навсегда стал инвалидом, тяжело ходил боком, словно краб. Меня называли Федя или Мошонка. Тогда в народе ходило выражение «Надо Федя, надо!» из всенародно любимого фильма «Приключения Шурика». Кличка Героя Советского Союза Хендрикова была Джимми Хнедрикс. Отчасти из-за фонетической схожести фамилии, и еще из-за хриплого голоса. Вряд ли он столь же виртуозно играл на гитаре. (А, может быть, и пилил, тайком, я не слышал. Он, наверняка, знал, в честь кого у него такой погонялово) ). Он был наш кумир, легенда. Мужик, со златой звездой на груди. Он ушел на фронт, когда ему было 15 лет. Был сыном полка. И в 15 лет совершил подвиг: он помог вывести из окружения целый полк.
Позже море стало для меня братом. Оно и сейчас для меня брат. Океан – старший брат. Клязьма-речка – сестричка. Ручаек – браток. Лужа, просто подружа. Вода из крана – сестра на... В ванной вода – тоже да. Каждое утро я бегал к морю, купался в нем, разговаривал с ним, делился радостью и печалью. Я бродил по берегу, собирал, выброшенные прибоем монеты, бутылки, посиневшие, распухшие трупы девчат да парубков, ракушки и камешки. Трупы - съедал. Бутылки сдавал, а выручку пропивал. Много людей в те времена бегали вдоль берега, кроме меня. Заболоцкий, Бабель, Бебель, Шлегель…. Потом они уехали в Израиль.
Люди в Одессе казались мне ужасно модными. Они ходили в расклешенных брюках и приталенных цветастых рубашках, с большими окладными воротниками и манжетами. А некоторые в тертых, синих джинсах и таких же куртках. Одесса, был портовый город. Тогда она еще сохраняла свой приморский, неповторимый шарм, свой особый язык и необъяснимое очарование одесского мышления. И там процветала фарцовка и бизнес: или, как тогда его называли – спекуляция. Там были чековые магазины, где можно было купить на чеки, красивые вещи. Ну, и моряки, конечно же, привозили шикарные шмотки из заморских стран, которые быстро продавали. Вообще, портовые города тогда были фартовыми и модными из-за моряков.
11.
- Одесса меня еще удивила своими общительными жителями, - продолжал Мошонкин Николай, как ни в чем не бывало, - Иногда идешь по улице, а из подъезда какой-то паренек выскочит и манит, манит тебя пальцем, что-то показывая рукой:
- Пыхнешь со мной? – спросит паренек, показывая тебе косячок. Отказать нельзя. Некрасиво. Не по мужски.
- Крутая трава, скажи? – спрашивает после каждого затяга паренек. И ты должен ответить:
- О! Да! Мазовая трава у тебя, приятель!
И никто не боялся стукачков. Хотя стучали в те времена многие.
В Одессе была канатная фабрика, где из конопли делали веревки. Боже мой: какое легкомыслие Советской власти! Сколько в Одессе было бесплатной конопли! Одесса провоняла насквозь коноплею. Но в одиночку никто в те времена не курил. Только в компании. Это же не бухло, которое можно накатить в винном подвальчике наедине с собой, перед танцами-шманцами в парке Тараса Шевченко. Эстетика курения конопли, марихуаны, предполагает общение и групповую ржаку. Марихуана не терпит бухла! В этом случае, побеждает бухло и ржака пропадает. Пили мы в Одессе в основном вино «Бiле Мицне», в то время как, вся прогрессивная Россия пила «Портвейн 777» и «Аромат степи». Хотя ярко выраженной органолептической разницы между этими напитками не существовало, ввиду технологической схожести. Эти напитки делались из гнилых фруктов с добавлением спирта. Пили мы и пиво в баре «Гамбриниус», где играл старичок-скрипачок. Правда, в пиво, по моде тех времен, мы непременно добавляли водку. Таков был неписанный гастрономический закон.
В моей группе со мной учились кубинцы, болгары и монголы. Хотя Монголам на фига мореходное образование? Вот уж непостижимая тайна монгольской души.
12.
Мы, курсанты мореходок, которых в Одессе было в те времена, как сегодня Мак Дональдсов, для решения своих сексуальных амбиций, ходили на танцы в Парк Шевченко. Там играл ВИА! Пели «Шизгару», «Кам тугезу», «Иволгу» на слова Есенина.
Цены на билеты были запредельные: 20 копеек! Это мог себе позволить только зажиточный курсант. Нормальный курсант покупал себе за 40 копеек стакан вонючей червивки или пачку демидроли и ждал прихода. Можно было дать тетке-контролеру на лапу 10 копеек и пройти без билета за полцены. Тетки-контролеры наваривали себе состояние на желающих потанцевать за пол цены. У многих уже в те времена были виллы на Сейшелах и Мальдивах. Они стояли у ворот, мощные, грудастые, с золотыми цацками на перстах, с золотыми зубами 96 пробы, в золотых рейтузах, в черных чулках с золотой нитью и собольих фуфайках. А менты?! О! Эти менты! Одесские менты ходили в золотых фуражках и с изумрудными палочками в руках!
Но за 15 минут до закрытия танцплощадки, ворота открывались и вся халявная толпа вваливалась на танцплощадку бесплатно. За 15 минут можно было ангажировать понравившуюся девушку на Па Де Грас, или на Джайв, на худой конец, получить решительный отказ, или же наоборот - обрести счастье согласия и последующего соития в кустах, на берегу моря, со всеми вытекающими через три дня последствиями. Благо венерический диспансер был недалеко от Приморского бульвара. В те времена, кроме холеры в Одессе царствовала Гонорея. Но бесстрашные, неуемные курсанты не боялись гонореи. Гондоны в те времена были толстые и неэстетичные. Именно тогда в моем молодом тогда еще мозгу родились прекрасные, бессмертные строки, ставшие впоследствии строчками припева гимна Российских венерологов: «Не грипп, не триппер, ни простуда, не отвернут народ от блуда!»
- Все? – спросил Рафаэль устало.
- Пока, да… - ответил Мошонкин Николай.
- Тогда – вперед! Иди, разминайся. Если старец Мудослав видит тебя чемпионом мира, будем работать! Лично я бы цента на тебя не поставил бы…. Только из уважения к Верховному птицегадателю Мудославу, сделаю тебя чемпионом мира!
13.
Так у юмориста Мошонки начался новый период в его жизни: трудный, однообразный, синячный, гематомный и кровавый. Поначалу у него не все получалось. Вернее ничего не получалось у него, если не считать, что ему выбили ногою во время спарринга все зубы, включая коренные, сломали ребра, руку, нос, язык и ногу. Постоянным спарринг-партнером у Мошонкина был знаменитый боец наилегчайшего веса, «мухач», Яша Кизяк, чемпион Европы по спортивному куннилингусу, двукратный чемпион мира по бразильскому джиу-джитсу, чемпион России по боевому самбо.
- Ты полегче с ним, Яша, - говорил всякий раз Рафаэль перед спаррингом. Яша отвечал: «Конечно, Рафаэль, конечно», но едва только начинался спарринг, он бил Николая с обеих ног, с такой злобой и неистовой яростью, как если бы перед ним был сам Адольф Гитлер.
- Ничего, - говорил он, помогая Николаю подняться с пола в очередной раз, - зато тебе не будут страшны никакие бойцы после меня.
- Ничего, - любил повторять он, унося на руках бесчувственного, после удушающего приема, Николая в раздевалку, - зато ты набираешься неоценимого опыта.
Часто, отлеживаясь в спортивной больнице, Николай вспоминал свои молодые годы, которые он считал в те времена невыносимо тяжелыми, серыми и унылыми. В те времена он получал травмы в основном душевные. Особенно в браке….
15.
Первая жена Николая могла бы стать отличным спарринг-партнером. Она кидалась в драку по любому поводу. Николай поражался ее агрессивности. Если Николай опаздывал после работы или приходил под «мухой» то получал короткий «хук» в морду. Ответить жене ему не позволяла гипертрофированная порядочность.
- И ты позволял ей избивать тебя? – спрашивал Рафаэль Николая, когда тот в редкие часы отдыха с девочками, в сауне, откровенничал с ним.
- Поймите, Рафаэль, не я это придумал, но социологи: в третьем тысячелетии женская агрессивность в семье и в обществе резко возросла. Отчего же: спросите вы!
- Да! Почему? – спрашивал Рафаэль, поглаживая головку прекрасной китаянки, лежащей у него на коленях.
- Да вы посмотрите на наши криминальные сериалы. Если раньше следователями были Глеб Жеглов и Володя Шарапов, то теперь следователь – сильная, волевая женщина. Мужики, коллеги, перед ней прогибаются как, кошки перед хлыстом Куклачева. (Ой! Да простят меня кошки Куклачева за столь смелое сравнение!) Сегодня существует социологическое понятие: «Эффект Лары Крофт». Он присутствует в нашей жизни, независимо от того, видели ли мы когда-нибудь эту компьютерную женщину, способную завалить в первом раунде Николая Валуева, Братьев Кличко (одновременно), Федора Емельяненко и самбиста Путина. Тот, кто придумал этот компьютерный образ, думал правильно: женщин на Земле больше, и успех этому образу, хотя бы математический, соответственно, обеспечен. Но не Лара Крофт виновата в падении авторитета Мужика. В 70 годах прошлого столетия американец Стайнеметц в своем исследовании «Синдром избиваемого мужа» ввел термин «избиваемый мужчина» Он впервые имел смелость насмехаться над нами, мужиками, сдавшими свои позиции, заложенными в нас Библией. Дожили! У нас, в России, такого исследования не проводилось. И оказалось, что современные девчата бьют современного мужика под Зад!
Вы знаете, Рафаэль, что сначала Бог создал Адама. А уже потом ему, из ребра или из чего-то другого, соорудил на сладкую, плотскую утеху нашу Еву с простым набором прекрасных органов для нашего наслаждения. Читаем классиков, уважаемого апостола Павла, Послание к Коринфанам, глава 11, стихи 3-10. (А это стихи, вообще?) «Хочу чтобы вы знали: что всякому мужу глава Христос, жене – муж, а Христу глава Бог» (а где рифма?). «Не муж создан для жены, а жена для мужа» «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу». Но современные жены Евангелия не читают и мужей так не почитают. Но добиблейская человеческая история знала великую эпоху матрицентрировного общества. Да! Увы! Мы, мужики, были полностью подчинены этим прекрасным существам с набором органов, созданных, якобы, для нашей услады. Мазохизм родился раньше Захера Мозоха! Мы знаем, что один из подвигов Геракла, после победы над Лернейской гиброй, заключался в том, что он завладел поясом амазонки, царицы Ипполиты. Да ты бы еще чулками ее завладел, Геракл! Отнять у бабы пояс! Ужас!
И если мы, мужики, отдали знамя власти в прекрасные, и порой, жестокие, руки Евы, причину ищите в себе. И, у них для этого есть очень веские основания. Пустота всегда заполняется. И, иногда, не в нашу пользу.
- Это факт, - подтвердил Рафаэль, кряхтя от удовольствия, -ты позволишь пососать?
- Да без проблем, мастер!
2.
- С самого начала нашего мужского существования мы зависим от женщины. Мы сосем материнскую, а потом и просто, женскую, прекрасную, грудь. Какаем в безмятежном детстве, а потом, в старости, тоже под ее строгим присмотром. А ну-ка: вспомните, когда это вас папка держал над ночным горшком? Да, женщина всегда доминировала в нашей, почти мужской, жизни. Женщины- амазонки, дочери Ареса, это не легенда. Эта легенда существует у всех народов по всему миру. Есть такая гипотеза и у скифов. Они, легендарные бабы-мужики, заслуживают уважения. Эти девчата отрезали себе левую грудь, чтобы удобнее было натягивать тетиву! Кто из нас, мужиков, отрезал бы себе грудь для натягивания тетивы? Агрессивность женщины заложена в истории нашей Планеты, в истории общественных отношений. Но, сегодня, ты сдал: мужик! (Я не Вас, Учитель, имею в виду!) Ты надел на себя сверкающие стринги в стразах, отрастил себе длинные волосы, вставил кольцо в пупок и в нос. Все! Ты сам себя погубил.  Женщина тебя добьет! Ойорпатами называли женщин, мужеубийц, ненавидящих мужчин. Эти девы, разбивали новорожденным мальчишкам коленки, чтобы те, могли заниматься только хозяйственными работами. Сколько же мы от них натерпелись в прошлом! Независимо, откуда мы родом: из Узбекистана, Таджикистана, Эстонии, Аризоны, но у нас остался, панический, генетический страх перед этими прекрасными существами. Сегодня, от Днепра до Дона откопано 150 захоронений Амазонок. Женщин без левой груди и с ненавистью к мужикам. А теперь смотрим: отчего сегодня такая агрессия женщин к, нам, нормальным мужикам?
3.
- Ушло в прошлое анекдотическое понятие, когда жена отказывает мужу в близости, оттого, что у нее якобы, болит голова. Сейчас мужчина все чаще жалуется на головную боль. Мужики или горят на работе, или пьют пиво, после работы, возлежа на диване, дывясь на экран телека. Таких мужчин 5-7 процентов. 60 процентов мужчин до 50 лет – сформировавшиеся алкаши. Много это или мало? Это только могут сказать 60 процентов неудовлетворенных сексуальной жизнью девчат. По оценкам ведущих наркологов 70 процентов молодых людей (вдумайтесь в эту цифру, Учитель! 70 процентов!) имеют устойчивое пристрастие к алкоголю. И предпочитают эту кайфовую страсть сексу! Не до секса им! Нет, чтобы с утра предаться сексу на радость близлежащей даме, так нет! Бутылку ищут! И ведь находят!
В России идет массовая сексуальная деградация мужчин. Это не мой вывод. Это буржуи виноваты. Мужчины стали истеричны, флегматичны, прагматичны, как курсистки 19 века.
Я зашел как-то в магазин мужского белья. (Зачем: спросите вы, Рафаэль? Сюрприз даме хотел сделать на 8 марта и выйти к ней в сверкающих стрингах) Гляжу - мужики серьезно и деловито выбирают себе фасон трусов! Кружева! Рисунки! Узоры! Не все, что прикрывает твое достоинство, это - трусы. Дальше - больше. Аденомой простаты страдают 70 процентов мужчин в мире. Я хочу верить, в то, что Природа победит. И мужчины будут любить женщин, а женщины стонать в постели мужчин! - так пафосно и драматично закончил свою яркую речь Мошонкин Николай.
15.
Но шло время, раны заживали, появлялись новые. Мошонкин Николай набирался опыта и терпения. Он научился хорошо работать ногами, руками, неплохо владел подмышками, и даже мог своим тренированным пахом провести болевой прием на удушение.
Уже через год Николай в совершенстве овладел армбатом, бэк маунтом, удушением, кроссом, бурундуком, мог провести мгновенный фронт-кик, нижний фофан по яйцам, ножную саечку, амоплату, треугольник, паховую гипотенузу или слэм.
- А я тебе никогда не рассказывал притчу о доказательствах силы? – спросил Николая однажды мастер Рафаэль, относя его на закорках в раздевалку, после тяжелого нокаута от «хай кика» в висок, полученного на первой минуте от бразильского легионера Рауля Поскудата на чемпионате Европы.
- Нет, - ответил Николай, едва сдерживая глухие, скупые рыдания. Ему до сих пор было обидно проигрывать, после тяжелых изнурительных тренировок, травм и нокаутов. Редкая тренировка заканчивалась для него без хорошего нокаута.
- Ну, тогда слушай! – сказал благодушно Рафаэль.
14.
- Я ведь, Николай, не всегда был спортсменом и мастером единоборств, – начал свое повествование учитель, поглаживая Мошонкина, по окровавленному лицу, - Я начинал с настольного тенниса, потом были шашки, макраме, школа изобразительных искусств при Дворце Юных Пионеров. Играл на скрипке и флейте пикколо концерты Ридинга и Карлхайнца Штокгаузена. Потом поступил в университет, на факультет Романо-германской филологии, на отделение французского и испанского языков. Потому что я в то время увлекался поэзией Франсуа Вийона, прозой Ромена Роллана, Жана Ануя, Шарля Набздуя и Луи Аргона. «Коммунисты» Арагона читал?
- Нет, - прошептал Николай окровавленными губами.
- Почитай! Так вот, я поступил на факультет Романо-германской филологии, где учились в основном девчонки. И естественно, что сразу оказался в центре их внимания. Я не обладал внешностью Адониса, к тому же, был от природы стеснителен, но в таком окружении мне пришлось надеть маску циника, бабника и неутомимого ебаря. И таким образом, у меня появились сексуальные объекты, весьма прехорошенькие. Молодые девчонки прекрасны уже одной своей молодостью, жизнерадостной энергетикой юности. Они смеются лишь потому, что молоды и здоровы, лишь потому, что у них вся жизнь впереди! И вот однажды я, влюбленный и любимый, сытый, пьяный и неутомимый, задержался допоздна в женской общаге, и остался ночевать на узкой койке с очаровательной, кудрявой толстушкой. В комнате, вместе с ней жили еще три крошки, но никто, слышишь, никто не имел ничего против, если иногда мужчины, оставались с кем-то из них. Ведь завтра, если повезет, и к другой, возможно, придет, такой же сердцеед, и целколом, как я! И вот, просыпаюсь я как-то, ранним утром оттого, что у меня переполнен мочевой пузырь, от вчерашнего пива, и к тому же еще, и позывы большой нужды, готовы порвать к чертям собачьим нежный сфинктер. Я с полузакрытыми глазами, в одних труселях, иду в туалет. А все общежития у нас были типовые, и туалеты расположены в одном месте, что в женском, что, в мужском. Без труда я нахожу туалет и усаживаюсь гордым орланом в кабинке. И то-о-о-о-лько я уселся срати, как вдруг слышу, как в соседнюю кабинку кто-то садится. И о, ужас! Начинает кряхтеть женским голоском! Это же – женский туалет, запоздало осознал с ужасом я! Дальше-больше! Только я собрался стремительно, словно спринтер и незаметно, как ниндзя, выскочить из кабинки, как вдруг эфир туалета в одночасье заполнился женскими голосами! Это девчонки проснулись по будильнику на занятия! У всех же лекции начинаются в одно и, то же время! А туалет – совмещен с умывальником. Поэтому некоторые девчата шумно со смехом, чистят зубы, умываются и подмываются. Ко мне в кабинку стали нетерпеливо стучаться.
- Эй, там! Ну что ты там застряла? Никак не просерешься? – хрипло кричала какая-то анонимка. Я сидел в ужасе. Мало того, что ко мне применяли части речи, впервые в жизни, в женском роде, так еще с разных сторон раздавалось кряхтение, пердение, мочежурчание и катяхопадение. Я впервые оказался в женском туалете. Оказывается, они при дефекации издают почти такие же запахи и идентичные звуки.
- Задолбала ты - засранка! Открывай уже! – продолжала сердито стучаться ко мне в кабину какая-то будущая училка иностранного языка. И тогда я понял, что от меня не отстанут, они сломают двери и вытащат меня из моего зловонного укрытия. Я натянул трусы, ногой открыл двери и гордо вышел из кабинки. Моим глазам предстала прекрасная картина: юные красавицы, топлесс, мыли под кранами свои перси, лядвеи, лона и ланиты. Другие стояли полуголые, в ожидании: когда освободятся кабинки и краны умывальников.
- Доброе утро, красавицы! – чарующе воскликнул я голосом шпрехштельмейстера, несколько смущенный и потрясенный живописным видением, поспешно продвигаясь сквозь голую толпу полусонных, лохматых, прелестниц, к выходу. Раздался чудовищный, многоголосый визг сирен, в меня полетели куски мыла, а чья-то нежная ножка дала мне точного и болезненного пендаля. Вот чем мы, все-таки, отличаемся от женщин. Уверен, что если бы из кабинки мужского туалета вышла утром красавица, то мы, мужики, встретили ее более приветливо. Ложная весть о том, что я провожу время в женском туалете, подглядывая за девочками, мгновенно разнеслась по гуманитарному корпусу Университета. На переменах я слышал за своей спиной ехидное хихикание и жуткое слово: «Онанист! Онанист!» Смеркалось. Так продолжалось много дней.
- Ты не в туалет собрался? – спрашивали меня, держась от смеха за животики, студентки, встретив меня в коридоре. А, однажды, после лекций меня пригласили в кабинет декана факультета Святослава Анусовича.
- Ты что же это такое устраиваешь? А? Это же позор! – вскричал он, в праведном гневе воздев руки к небесам, как Святитель Николай на канонической иконе, едва я появился на пороге.
- Нет-нет! Что вы! – забормотал я, сгорая от стыда, - Я просто ночевал у одной студентки, и спросонья пошел в туалет, забыв, что я в женском общежитии.
Декан на минуту задумался оценивая информацию, потом громко рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
- Девчонка-то хоть красивая? – спросил он, отсмеявшись.
- Классная крошка, кудрявая толстушка, - ответил охотно я, облизывая пересохшие в одночасье губы.
- Уэл! Итс хос оф эназа колар! – сказал декан, благодушно.
Мне впоследствии пришлось очень сильно напрячься, чтобы разрушить это заблуждение женской половины университета, в том, что я онанист и задрочник несчастный. Я стал бессистемно и повсеместно вступать в беспорядочные половые схватки, сексуальные поединки, со всеми студентками университета, толстыми и худыми, страшными и красивыми, русскими и монголками, африканками и китаянками, отличницами и двоечницами. Через какое-то время за мной закрепилась прочная слава человека, лишенного вкуса, моральных и нравственных устоев, а так же расовых предрассудков, готового переспать даже со Статуей Свободы. Вот так-то, Николай! Теперь ты понял, что для того, чтобы добиться любого высокого звания – надо очень много трудиться?
- Спасибо, учитель, - прошептал еле слышно Мошонкин, - Я все понял.
15.
Мошонкин Николай, следуя наказу мудрого старца Мудослава, тренировался с полной самоотдачей до изнеможения. Дрался самоотверженно, отважно и безрассудно. Он провел 127 боев из которых проиграл 121. Из них нокаутом - 96. Но он все равно верил в удачу! Промелькнули, словно серия быстрых джебов, три, наполненных упорными тренировками, года. И, наконец, выпала и Мошонкину Николаю великая радость защищать честь Отчизны своей, выступать в титульном бою, на Белаторе. Противником Николая должен был в этом бою американский россиянин, Карлос Вагинос, по кличке Моменто Море. Николай вместе с Рафаэлем, несколько раз внимательно смотрел видео записи боев Карлоса. Тот был ударником, нокаутером, но не в боксерском понимании, а прекрасно владеющим проникающими ударами из арсенала Карате Киокусинкай: гяку-дзуки, иппон-кэн-дзуки и сэйкун-теку-дзуки (прямой удар запястьем). Он провел 290 боев из них 289 боев выиграл нокаутом. Причем, 200 соперников покинули клетку, восьмигранник, и этот мир одновременно.
15.
Мошонкин Николай две недели тренировался в жаркой, пустынной деревеньке Эппл Вилле, под Лас Вегсасом, среди искусственных озер, со своим тренером Рафаэлем. Спарринг партнером у него был сам Руффо «Бешеный Член». Правда, Руффо уже был не тот, что достойно бился десять лет назад с Федором Емельяненко, но все же мастерство не пропьешь.
На взвешивании, после того, как Мошонкин сошел с весов, комментатор спросил его:
- Никольяй! Завтра ви встречайтсос с известыйше нокаутрес Карлос Вагинос! Как ви думает спасать свой скин?
- Это для меня не проблема, - просто ответил Мошонкин, - Я встречался со многими нокаутерами, и валил их! Победит сильнейший. То есть – Я!
Крепыш Карлос Вагинос, который взвешивался после Мошонкина, был более категоричен. Он жестко и коротко сказал:
- Я сделаю из него бельяшик!

23.
Sands Casino. Event Center, Пансельвания, США. 21.00.
И вот, наконец, решающий день наступил. Мошонкин Николай выходил всегда на бой в клетку под песню Серафима Туликов «Хлеб всему голова» в исполнении хора имени Пятницкого. Он шел в атласном халате с капюшоном, вдоль рядов поклонников и друзей и рассеянно улыбался.
- Держись, брат! – крикнул ему Аттила Вэй.
- Не бойся! – крикнул Эдди Альварос.
- Врежь ему! – прошептал одними губами Даниэль Штраус.
- Сделай из него котлету - попросил Брут Купер.
- Всыпь ему по первое число! – рявкнул Джо Кокер.
- Уделай его, чтобы мама родная не узнала! – пропел Стас Михайлов.
- Сделай ему Север-Юг, как я тебя учил! – гаркнул Джефф Монсон.
- Вытяни его на себя и коленом снизу в подбородок в прыжке – пропел Николай Басков.
- Откуси ему ухо, чтоб знал! - по доброму посоветовал Майк Тайсон и хлопнул Николая дружески по плечу.
Публика встретила его выход весьма сдержанно: свистом и злобным улюлюканием. Кто-то меткий, ловко бросил через сетку тухлое яйцо.
- Ничего! – успокаивал Николая Рафаэль, вытирая махровым полотенцем с изображением Мошонкина Николая желток со лба Николая, - так иногда бывает…Когда выступаешь не у себя на родине. Но с нами Россия! Россия – вперед!
Зато, когда вышел Карлос Вагинос, многотысячная толпа словно с ума сошла, взорвав пространство спортивного зала громом аплодисментов и криками «Уррррррааааа» на английском языке. Карлос Вагинос вышел под песню «Зачем вы девушки красивых любите» исполняемую группой Rammstein вживую на идише.
Судья Аромат Помоев, смеясь и подмигивая, уморительными жестами пригласил соперников на середину ринга. Николай, взглянув в глаза Карлоса вблизи, содрогнулся!
18.
В комментаторской будке было весело и оживленно. Запах Jack Daniels будоражил, бодрил и манил.
- Итак, дорогие друзья! Любители выпить и повеселиться под изумительный, чарующий, пленительный, аккомпанемент ударов, кряхтения и стонов бойцов микс файтинга! – легко и непринужденно после двух стаканов виски, комментировал спортивный обозреватель Аркадий Пуклер, - Сегодня мы увидим тяжелый, непредсказуемый, титульный бой, которого мы все ждали с нетерпением два года. Два великих бойца сойдутся в восьмиугольнике. Со мной сегодня этот бой будет комментировать чемпион Мира и Европы Сергей Каломазов. Сергей! Какие прогнозы на бой?
- Думаю, Мошонкин Николай будет стараться работать на дистанции. Мы знаем, что Вагинос - мастер ближнего боя, борец и драчун. Он ходячий ****ец, в хорошем смысле этого слова. Он будет навязывать Николаю ближний бой и партер. Он очень силен в партере. Не забывайте, что он абсолютный чемпион мира по бразильскому джиу-джитсу.
- А Николай? Николай-то наш, что будет делать?
- Команда Мошонкина Николая настроена на бой в средней дистанции, где Николай всегда чувствовал себя прекрасно. Лоу Кики, удары с разворотом по лицу, по челюсти, по носу, по харе, его безобразной, тварь позорная, фул маунт, мощные броски, слэм, узел ноги, хил хук, треугольник, тартл гард, черепаха: это все у нас отработано. Мы это все отрабатывали в совершенстве. Николай как уебет, так уебет!
- Сергей, вы же встречались в 2002 году с Вагиносом. И позорно проиграли нокаутом. Что Карлос может противопоставить нашему бойцу?
- Там тоже не все просто. У Карлоса кроме ударной техники, очень хорошо отработана омоплата. Болевой на руки. Я на нее попался. Но у нас против этого есть кимура, сайд маунт и маунтпах! Нижний болевой на пах!
- А на пах, разве можно?
- В титульных боях можно!
- А, правда, что Карлоса, за глаза, дрязнят, Кларос?
- Да! Но никогда не назовите его так. Он очень сердится по этому поводу.
19.
- Бойцы! Будьте внимательны и вежливы! - еще раз напомнил судья, - Пожмите друг другу руки!
Мошонкин Николай протянул свои руки для пожатия, но Вагинос рассмеялся и плюнул ему в лицо. Николай ловко увернулся. Плевок попал в ухо судье. Судья укоризненно покачал головой.
- Негоже так вот.... Не по-спортивному. – вытирая вязкую слюну Вагиноса с уха, покачал головой Аромат Помоев, - Кстати, я вам не рассказывал притчу об армейском рок-н-ролле?
- Нет! – ответил Мошонкин Николай, не отрывая взгляда от зрачков Вагиноса.
- Я коротенько, пока вы оба живы,  - сказал судья, - так вот. Я ведь не сразу стал судьей на Белаторе. Сначала был прокурором в международном суде в городке Гаага. Потом как-то вдруг неожиданно увлекся рок-музыкой. И достиг немалых высот. Во время срочной службы в ВВС СССР, я долгое время был фронтменом нашей военно-воздушной рок-группы до тех пор, пока наш ВИА не разогнали из-за низкой воинской дисциплины и употребления запрещенных жидких препаратов высокой крепости. Величайшими фронтменами рока в свое время были Ян Гиллан, Бон Скотт, Мик Джаггер, Джимми Хендрикс, Роберт Плант и Оззи Осборн. Они как мы тоже употребляли разогревающие препараты. Я, примерно, как и они, обладая высокой харизмой и мощным вокалом (когда я, стоя на посту, ранним утром распевался – вороны в панике разлетались по окрестностям на расстояние до 20 миль) добился сумасшедшей популярности. Правда, в масштабах нашей войсковой части номер…. Впрочем, номер я вам ни за что не скажу!
Жизнь рок-музыканта в советской армии 70-х годов была интересна и непредсказуема. Гастрольный график был насыщенным и плотным. Нас частенько вывозили на концерты в подшефные колхозы и совхозы. Сотни доярок и механизаторов, неизбалованных рок-музыкой, затаив дыхание, открыв глаза и рты, внимали нашему пению, открывая для себя музыку Буржуазного Запада. Репертуар нашего ВИА утверждался сначала заведующим клубом, потом замполитом роты, а потом самим замполитом полка. Но для офицеров мы играли песни ВИА «Пламя», «Самоцветы» и «Голубые гитары», а когда выезжали на гастроли в колхозы и совхозы Тульской области, то исполняли уже жесткие композиции Джо Кокера, Лед Зеппелин, Эрика Клептона, Дип Пепл, Битлз, Извините что не в порядке субординации. На редких концертах в воинских частях нашего гарнизона, мы пели песни про березки и рябины, про куст ракиты над рекой, про верную девушку, ту, что ждет солдата и не ходит в кино с пьяным, разнузданным, неуемным, наглым раздолбаем, закосившим от армии. А уже потом, после небольшого локального фуршета, на танцах играли Creadence, Suzi Quatro, Grand Funk и, конечно же нестареющую, нереально популярную среди доярок - «Smoke on the Water» Deep Purple!
Однажды мы, как всегда перед выездом на гастроли, укладывали аппаратуру, шнуры, стойки, микрофоны. По традиции, в один из ящиков, под провода, микрофоны и удлинители, мы укладывали запрещенные в армии тонизирующие военных рок-музыкантов напитки. Но что это? Я никак не мог найти этого драгоценного ящика! Где он? Это катастрофа!
- Где ящик с проводами? – кричал я взволнованно и громко, зная, что без проводов, ровно, как и без тонизирующих напитков, концерт может и вообще не состояться! Сотни механизаторов останутся сегодня вообще без «Smoke on the Water»!
- Здесь он! Заходи! – крикнул мне зловещим, не предвещающим ничего прекрасного, голосом, начальник клуба, капитан Пудило.
Войдя в кабинет, я увидел на столе наш заветный ящик, а рядом – пять бутылок тонизирующего пойла.
- Что это? – указал он перстом на бутылки.
- Это водка! – воскликнул в искреннем удивлении я, мгновенно узнав эти бутылки. Их вообще трудно спутать с молочными. Мне казалось, в звании капитан пора бы уж научиться отличать водку от молока.
- Но я не буду пить! И не уговаривайте! – наотрез отрекся я.
- Тебя никто и не просит! Откуда они в вашем ящике? – спросил голосом следователя СМЕРШа, капитан.
- Думаю, что их подсунули фанаты поклонники нашего творчества во время последнего концерта! – четко отрапортовал я.
И тогда капитан, совершил такое коварное кощунство, от которого набегут слезы у многих солдат того трудного, скудного, унылого времени. А рок-музыканты той «безроковой» эпохи вообще будут биться в истерике. Так вот: он дал нам молоток и заставил каждого, по очереди разбить по бутылке над ведром, а потом вылить содержимое прямо на снег, возле входа в клуб. Стиснув зубы, в скорбном молчании, мы подчинились приказу. Мы ведь солдаты! Нет! Мы не плакали. Мы вовсе не ели жадно и торопливо загребая ладонями этот снег, когда ушел капитан. Мы были выше этого. Мы только слегка так покушали и все. Мы знали, что в каждом сельском клубе, куда мы приезжали на гастроли, фэны нас все равно встретят чаркой и хлебом-солью. А потом в перерыве, сраженные наповал звуками «Smoke on the Water», они будут с криками носить нас на руках прямо в буфет и обратно. Такова непостижимая сила РОКА! А потом нас разогнали, оставив селянок без скупой солдатской ласки, а механизаторов без «Smoke on the Water». Вы поняли: зачем я вам все это рассказал?
- Нет, - признался Николай в недоумении, пытаясь постичь суть услышанной притчи.
- А то, что вы должны понять, в какое прекрасное время вы живете! Вы можете слушать и исполнять любую музыку, которая вам нравится! Вы можете заниматься любым спортом! Вы можете есть любую колбасу и носить любую одежду! Вы можете вызвать на дом проститутку или поехать в бордель! Это великое счастье! Все это было недоступно нам при социализме! А сейчас – Файт! – и Аромат Помоев взмахнул рукой в белой перчатке перед носом Мошонкина Николая.
17.
- Теща! Вы? – одними губами спросил Мошонкин Николай.
- Зять?! – сдавленно прохрипел Вагинос. – Это я, Зять! Ya! Ya!
- Но как же так? – прошептал Николай в лицо Вагиносу, едва только схватка началась.
- А вот так! – криво ухмыляясь, ответил Карлос Вагинос, - Узнала, что ты стал заниматься микс файтингом, я сменила пол, и тоже стала заниматься, чтобы встретиться в смертельной схватке на Белаторе с тобой, гадьеныш, и убить тебя!
- Не смейте называть меня «гадьеныш», невежда!
- Ой-ой-ой! – с убийственной иронией воскликнула Вагинос и гулко расхохоталась, словно стая диких, обезумевших сов и изловчившись провела удачный Хай Кик, попав в челюсть Николая. Николай охнул, прикусил капу зубами, пошатнулся, но удержался, и волчком закружил вокруг тещи, в стремительном и страшном танце…
16.
- Граждане судьи! Ваша честь! Я Мошонкин Николай, неожиданно для себя сегодня встретил в легендарном восьмиграннике свою тещу Клару Исааковну Зашибейц! – кружа по восьмиграннику думал Николай, обращаясь к воображаемым судьям, - И теперь, настала пора расставить точки над «И». Итак, если быть объективным, все было вот так. Меня жестоко наебали. Моя девушка, Софа, с которой я имел постоянные и необыкновенные, половые сношения, циничная и беспринципная деревенская красавица, однажды сказала:
- Колька! Поехали ко мне, в деревню! Отдохнем! Там красота! Там чудо! Речка! Лес! Рыбалка! Грибы! Ты же любишь рыбалку?
Ваша Честь! Клянусь котомкой Агасфера: я ненавидел рыбалку. Скука! Тоска! Сидишь, на берегу с удочкой, а ни *** не клюет! Я в своей жизни пару раз ловил. Однажды в Керчи. Голодный был, как собака. Пришел на причал в Аршинцево, это пригород Керчи, где причал новый строился. А там мужик на старом причале сидит. И у него с полкило ставриды в сумке. Я сел рядом. «Дай, - говорю одну рыбку!». Он ответил, как Христос: «Хуй тебе, я тебе лучше, дам удочку. Потом ее спрячешь здесь, под камень. Мне на смену надо итить!». Клевало прекрасно. Я пять штук выловил, каждая с ладонь. Потом дельфины подошли, ставриду испугали. Ушла. Я удочку, как сговорились, под камень спратал. А удочка - это леска и крючком и грузилом! Пять штук рыбин тут же съел в сыром виде. А грибы никогда не собирал, только предпочитал есть. А в тот раз я впервые покривил душой.
- Да! Я люблю РЫБАЛКУ! Сказал я тогда своей девушке Софе. (У меня была в то время любовница по фамилии Рыбалко! То есть я, теоретически, не лгал! Хотя, у нас любви с РЫБАЛКОЙ и не было. Я девушку Софу любил). И вот я собираюсь ехать в деревню к своей девушке Софе, на рыбалку. Но перед этим надираюсь, как свинья! Лежу на кровати у нее полумертвый, и жду, что она скажет: «Эей! Парень! В таком состоянии я не возьму тебя!» Я, признаться, не хотел ехать. У меня было дурное предчувствие. И все вроде идет к тому, чтобы я не поехал. Но она говорит: «Вставай, свинья позорная, пьянь вонючая! Поехали! Едем!» И это так о своем любимом парне! Ужас! Шесть часов едем! Я протрезвел. Приезжаем в деревню, а там полный двор родственников! Столы накрыты! Бухло стоит! Мужик, ее отец, депутат местного собрания, подходит и говорит: «Я тебе, мужик, такую жизнь устрою, если ты не женишься на ней! Мало не покажется!» Женился я. А куда, на *** денешься? Чудная курчавая дочурка родилася у нас. Дальше – больше. Стоим, как-то, теща я и жена на берегу речки Усманки. Я только что вернулся с командировки из Москвы, где непредумышленно за****овал со страшной силой. Не могу понять: почему? Жена – юная красавица! Равной ей нет! Она на 16 лет была моложе меня. Но, почему я повелся на 40-летнюю продавщицу овощного магазина? Не понимаю! И сейчас не могу дать объяснения! Мы сошлись с ней в ванной комнате. Потом я, в ужасе и в сраме, закрыв лицо руками, убежал в слезах на вокзал. Приехал в родной, провинциальный, городок. И мы стоим с тещей Кларой Исааковной и родной женой Софочкой (а перед этим уже сошлись в половой схватке один раз в водах Усманки и вдругорядь - в деревянном домике. Я в то время был безумен по части секса). У меня в руке веточка, допустим, родондрона. И я так спокойно, обмахиваюсь от комаров. Бью себя по ляжкам оголенным. Я же в шортах стою. И Теща говорит: «Вот если бы ты, гад, любил мою девочку, то ты бы ее, в первую очередь, обмахивал!». Да как ****ет меня по харе своей веточкой, как бы играясь, но в этом ударе я почувствовал, лютую ненависть и ярость. У меня и в мыслях тогда не возникло: обмахивать мою молодую жену. Дурак, наверное, был.
18
- Эх! Хэ! Хэу! Опа! Иди сюда! - шептал сквозь слезы Мошонкин Николай, подбадривая сам себя, - Я тебе сейчас навешаю! Вот так! А вот так! Маунт! Ага! А вот Лоу кик? А? Съела? А вот Фул Гильотину съела? Тварь позорная? А вот тебе Джеб в ухо! А вот тебе, сучка, клиебар! А вот тебе падла, болевой на обе руки!!!! А кимауру не хотела, падла рыжая? Иди сюда! Я тебя уделаю! Ишь, вона как ты! Ой! Гадина- говядина! Что ты делаешь? Больно-о-о-о-о-о-о-о-у-у-у-у-у-у-у!!!!! А вот тебе хули тут, собака позорная! На тебе! О! Больно! Да что ж ты! Да мне???? В харю? У-ю-ю-ю-ю-б-б-б-б-пп-п-п-пп-п! ****ьки-и-и-и-и-и! Хватит! Тпру-у-у-у-у! Вот тебе в рожу! Сучка! Съела? А вот тебе фронт кик! Падла! Удушение и кросс! Съела? Бэк маунт!
Николай знал, как построить бой. Тактика была выработана вместе с Мудославом и Рафаэлем уже давно. Вспомнил Мошонкин Николай слова старца Мудославу. (Нашел время перед боем, смотался на денек в Сибирский скит, чтобы получить последнее напутствие мудрого волхва)
- Скажи старче! Как же мне одолеть Карлоса Вагиноса с его разрушительной ударной техникой? - спросил его тогда Николай.
- Аще восхощать якоже снидутся Вознюхаше почитати Карлосу рассказ свой юмористический смешной на ушко! – инструктировал Николая Верховный волхв, птицегадатель  Мудослав, - Штобы уссался паче чания неистово от смеха!
- Рассказ? Карлосу? – удивился юморист Мошонкин Николай, - Но как это можно?
- В партере, - лаконично ответил старец Мудослав, - Рече Пророк Бафолет: «Почитаем братия рассказ ворогу, словоблудный, смешной яко штобы врагъ наш уссался до смерти!». Вспомни сыно, яко ты мине рассмешил рассказами, и я уссалси прямо на одр! До сих пор воняе! Писано есть: рассмеши ворога твоего, неистово пса, чтобы он уссалси и сдох в блевотине своей.
Задумался тогда Мошонкин Николай. Крепко задумался. Не отпускало его сомнение в правильности пророчеств иллюмината Мудослава. Но через пару часов сомнения растаяли во мгле, словно звездочки на рассветном небе.
- А может быть, ты и прав, отче Мудослав, - задорно подумал Мошонкин Николай, - может и правда ошарашить противника юмористическим рассказом? Ведь до меня такого никто и не делал!!! Вспомни бой нокаутера Кости Глухова и борца Миши Газаева. Газаев провел почти весь бой в позоре, на карачках, одной рукой упираясь в пол, другой - прикрывая корпус и лицо. По правилам в таком положении Мишу нельзя бить. Он на секунду вскакивал, наносил пару слабых ударов и снова падал на карачки. До него тоже так никто не бился, на карачках. Все считали, что Газаев выбрал тактику труса, надеясь таким образом протянуть до конца поединка. Но Костя не выдержал и уебал Мишу, послав его ногой в длительный нокаут. Отчего же Николаю не удивить Белатор новой тактикой?!
Продумал, прикинул так Николай, и решительно вернулся в Пансильванию, на Белатор, за поясом Чемпиона мира. Тогда он даже в кошмарном сне представить себе не мог, какой сюрприз его там ожидает.
15.
Sands Casino. Event Center. Пансильвания. США. 21.03.
Николай поудобнее устроился сверху на Карлосе, обхватив  рыхлое туловище противника своими сильными, волосатыми ногами:
- А теперь слушай! Сюда давай! Слушай Сюда! Падла! - и Николай зашептал теще на ухо, время, от времени нанося сопернику удары сверху и сбоку по ушам, по вискам с обеих рук:


Скатерть-самобранка

Один мужик поймал как-то щуку на опарыша. Или опарыша на щуку. Да! Точно! Опарыша! А опарыш ему молвит человечьим голосом:
- Мужик! Имей совесть! У меня сейчас нерест! Отпусти меня в зад! Дай икру метну хоть напоследок. А я тебе скатерть самобранку подарю.
- Зря я енту траву курил! Эк меня раскумарило! – с грустью подумал мужик. А опарышу на всякий случай сказал.
- Ладно, давай свою скатерть-самобранку.
Хлопнула опарыш плавниками (у него были небольшие такие плавнички!) и в руках у мужика появилась замечательная скатерть-самобранка. Добротная такая, из тончайшего виссона, со стразами. 
- Ты когда захочешь, чтобы она появилась – хлопни плавниками как я, и она тут же появится, проинструктировала щука на прощание, уже из под воды. Мужик расстелил скатерть, а она ему говорит хриплым, прокуренный и пропитым голосом:
- Ну и мудак ты, еб твою мать! Хули ты ****ь таращишься! ****ый ты лох! Тебя же наебали, как последнего укропа. Голимый целоофан втерли! А ты умняка замакарил? Да?
Мужик никогда еще в своей долгой и противоречивой жизни не видел говорящей скатерти, и оттого слегка обомлел. «Экий кумар мине пепер! А я –то думал что трава безмазовая!»
- Форсунку закрой свою!  Бидон ****ый!  Шиза гуляет по чердаку? Да? Кумарит тебя, тимуровец? Глиста, ****ь, на ***  отпустил! Очкуешь, пудель ебаный?
- Ну, че ты бранишься? – виновато пробормотал смущенно мужик, ошарашенный потоком грязи, неожиданно выплеснувшийся на него.
- Так я же, епмть, скатерть самабранка! Вот я сама и бранюсь!   
«Вот это торчикоз!  Никогда! Никогда, боле не буду курить эту дрянь!» поклялся мужик, частой трусцой убегая в неведомую даль, прочь от скатерти-самобранки.» Уж лучше я токсик забодяжу, сухоту заварганю. Или трактором въеду по вене!»
Слово он свое сдержал. И сразу его отпустило. С тех пор мужик, никогда не разговаривал со скатертями и с глистами. Только с трусами и  мандавошками. 
19.
- Ха-ха-ха-ха! – хохотала теща Клара Семеновна, - Ой не могу! Ну хватит же! Гаденыш! Ты же знаешь, как я ржу всегда с твоих рассказов! Судья! Что он делает! Я не могу…. ОЙ! Я не могу так бороться! Я сейчас обоссуся!
Но судья (который сам смеялся от души, слушая рассказ Мошонкина, пристроившись на полу рядом с Кларой Семеновной) растерянно развел руками в разные стороны в немом недоумении, словно говоря:
- А что я смогу сделать? Ведь правила Белатора не предусматривают такой нештатной ситуации. Щекотать нельзя да! А передвигаться на карачках и юморески читать можно. Пока можно. Это прецедент. По нему будет особое совещание и приняты поправки в правила. Может быть.
- Стоп! – крикнул он. Первый раунд закончился. Судя по всему в пользу Николая. Ведь он почти весь раунд был в выгодной позиции сверху Вагиноса, и нанес достаточно точных, хотя не очень сильных ударов. Теща, Клара Семеновна, пошатываясь, отправилась к своим секундантам. На правом виске у нее было небольшое рассечение.
20.
Клара Исааковна Зашибейц, теща Николая Мошонкина, она же Карл Вагинос, знала с кем она идет в схватку. И не строила себе воздушных замков, и призрачных надежд. Она знала, что уделает Николая, даст ему взбучку, как уделала его десять лет назад, когда еще не занималась микс файтом, а была просто его тещей. Она так же знала, что и Николай захочет ее поколотить, задать трепку. Но у нее был легендарный, мощный удар, от которого падал и годовалый телок и меринос! Она на него, на удар, надеялась, а не не мериноса! А тут он вдруг начал читать свои мерзопакостные рассказы! Сволочь! Такой подлой тактики Клара не ожидала. Не ожидала и вся команда Вагиноса. Тренер был явно удручен.
- Значит, дывись Карлос! Теперь твоя главная задача не дать ему возможности для фул маунта. Будь внимательнее. Работай в стойке! Слышишь? В стойке! Функционалка у него, как ты видишь, в норме. Боюсь, что придется драться все пять раундов. Экономь силы.
16.
- Бойцы! На середину! – крикнул судья. – Бокс!
Мошонкин едва успел прикоснуться к перчаткам Карлоса, как тот с первой же секунды внезапно бросился на Николая, и нанес без подготовки несколько точных ударов по корпусу и один, боковой, в челюсть. Николай «поплыл», но тут же спохватился, сосредоточился, сдал назад, сделал несколько кругов в восьмиграннике. Вагинос пытался его догнать лоу киками. Сделал вертушку, с завершением удара тыльной стороной кулака, но не попал. Удары прошли по воздуху. И в это время Николай, словно барс, бросился под жирные ноги Вагиноса, и успел схватить его за толстые ляжки и опрокинуть на пол ринга. Вагинос крякнул, пкунул и пытался преревернуться со спины, на живот, но получил два удара сверху и закрылся руками. Николай молотил из всех сил по вражеской морде, но большинство ударов попадало по перчаткам. Вагинос умел отлично защищаться. В какой-то момент он вдруг ловко вывернулся и, перевернувшись, встал на колени. Николай, мертвой хваткой сдавил ему шею, обхватив своими ногами корпус Вагиноса, прошептал ему на ухо:
- Теперь – слушай дальше, скотина!
- Не-е-е-е-е-е-е-е-е-т! – в панике, по-свинячьи, завизжала Вагинос.
- Не кричите! Вы что?!!!! – строго воскликнул судья, - На Белаторе нельзя кричать! Я сниму с вас очко! Продолжай, приятель! – и присел на пол, рядом с борцами, весь превратившись в слух.
- Так вот! – продолжил Мошонкин Николай перехватывая затекшие руки, - Рассказ называется: «РВОТУШКА-БЛЕВОТУШКА!»
- Рвотушка… Ха-ха-ха-ха… Блевотуш-ха-ха-ха…. – ржала во всю глотку Вагинос…. – Ой, прекрати сейчас же….. Я сейчас обоссусь….
«Сборная России по футболу опять проиграла. И кому? Юношеской сборной Уганды! – в отчаянии думал писатель-реалист Владислав Пуканюк, - А до этого – детской сборной Адыгеи! А до этого – сборной Монголии. На Кипре заморозили счета. Коррупция в России достигла апогея! В Египте снова беспорядки!!!» Писатель-реалист Владислав Пуканюк еле сдерживал слезы. Столько накопилось негатива в мире, что писатель Владислав Пуканюк из-за всего этого здорово набрался в Доме Литераторов. Писатели, как сконцентрированная совесть общественного сознания, всегда особенно остро переживают тяжелые для страны времена. Начал Пуканюк с безобидного Шато в доме Литераторов. А кончил обидной водкой в общественном туалете. Он еще помнил, как подрался с драматургом Гомозадовым, как долго и мучительно попирал в подсобке уборщицу Галиму Турсунвагиновну, но, не помнил, как добрался до дома, как оправился, не снимая штанов, не снимая пиджака, галстука, как лег спать, не помыв ног, и не снимая носков. А так же и туфлей. С утра его мутило, крутило, тошнило, выворачивало, корячило. И вдруг, в один момент, все, что его переполняло – стало с напором вырываться наружу и Владислав, постанывая, рванулся с низкого старта в туалет, где, упав на колени, склонился над очком. Страшная, небывалая рвота исказила его и без того обезображенное болью за Россию лицо. Он блевал без перерыва, десять мучительных минут, показавшихся ему Вечностью. Он блевал от обиды и отчаяния, от безысходности и от отравления паленой водкой. «Как мы, в сущности, бессильны перед Вечностью! – с горечью думал он.
Наконец приступ рвоты ослаб и Пуканюк сделал паузу, как уставший спринтер, чтобы немного отдышаться, перед следующим рывком. Вдох-выдох, вдох, еще раз вдох…
- Да-а-а-а-а…. Ну, что? Плохо тебе, брат? – услышал он чей-то дружеский, исполненный заботы хрипловатый женский голос.
- Нет, я тащусь!!! – с разрушительной издевкой, ответил Владислав, но, опомнившись, вздрогнул. В доме никого не должно было находиться. Жена, собрав вещи, ушла еще неделю назад, когда сборная России проиграла сборной Ватикана.
- Кто здесь? – Пуканюк в тревоге оглянулся.
- Это я, твоя Блевотушка! Или Рвотушка, как хочешь меня называй, я не обижусь, - раздался тихий женский голос из унитаза. Владислав заглянул в унитаз. Там, в желто-зеленой, зловонной жиже, плавали остатки не переработанной пищи: капуста, свекла, петрушка, горох, сырок «Новость» в фольге, кусочек семги и почему-то окурок сигареты…
- О! Нет! Только не это! Дьявольщина! - Воскликнул в отчаянии Владислав, воздел руки к Небесам, - Довели Россию! Уже и Белочка пришла на святую Русь!
- Да не белочка я, а твоя Блевотушка! Белочка какая-то! – обиженно колыхнувшись, воскликнула рвотная масса в унитазе.
- Блевотина не разговаривает, - осторожно напомнил Пуканюк.
- Не скажи! Ты же сам в своих рассказах писал о говорящем говне, наделенном разумом. Так почему ты отказываешь Блевотине в толике разума?
- То Говно в моей новелле было одной из форм существования космической материи.
- Так и я тоже типа форма оттуда! - Блевотушка многозначительно показала пальчиком вверх. – Я – сестра говна! Да, да! Родная сестра. Только нетрадиционной ориентации. Говно выходит через жопу! Так ведь?
- Так! – удивленно согласился Пуканюк.
-  А у вас ведь в России все через жопу! Так ведь?
- Так! – обрадовался Пуканюк новой образной метафоре.
- Я не хочу через жопу! Не хочу!!!! Не хочу и баста! – Блевотушка решительно хлопнула рукой по унитазу, - В жопе невыносимая вонь! Ты был когда-нибудь в жопе?
- Ну… В метафизическом значении я и сейчас… как бы…
- Жопа существует для быдла, для говна! – прервала его Блевотушка, - А нормальная, уважающая себя субстанция, личность, идея, выходит через рот! Вы же высокие истины изрекаете не жопой?
- Я бы и тут не стал бы так безапелляционно…. – растерялся Пуканюк, пораженный глубиной критической мысли Блевотушки.
- Вот я и сменила ориентацию, - не слушала его Блевотушка, -  Теперь я ориентируюсь  исключительно через рот!
- Так, получается, что вы, по сути то же самой говно, только ротовое! – заметил Владислав.
- Это демагогия! – скривилась в презрительной ухмылке Блевотушка, и тут же скорчила гримасу гордости, как маска греческой трагедии - Мы Рвотные, Блвотушка, Рвотушка и Рыготушка, отчасти и Отрыжечка, в отличии от Вас и Говна, еще обладаем уникальной способностью к пению! Вы наверняка слыхали, как мы поем по утрам?! Бля-я-я-а-а-а-а-а-а-а-а-а… - рявкнула Блевотушка, голосом Джо Коккера.
- ФУ! Какая гадость! – сплюнул в унитаз Пуканюк.
- Только не надо вот этого! Зачем вы плюетесь? – Блевотушка вытерлась от зеленой, тягучей слюны Пуканюка, - А если я в вас? Если не как у вас, так значит – гадость! – Она беззлобно, с наигранным драматизмом, и даже как-то кокетливо, погрозила Пуканюку пальчиком.
- У тебя это что - пальчик? – в панике воскликнул Пуканюк и ущипнул себя за ногу.
- И не только пальчик! – хихикнула Блевотина и, раздвинув ручками масляную пленку, показала ошеломленному Пуканюку самое сокровенное местечко, которое до замужества не показывает чужеземцу ни одна чукотская девушка. Пуканюка снова вывернуло, и он выдал на гора еще кучку Блевотины. Раздались аплодисменты, свист, радостные визги, звуки объятий и чмокание поцелуев. Пуканюку показалось, что прежняя Блевотушка обнимается с Новенькой, только что свалившейся с Небес в унитаз.
- Тьфу! – сморщился снова Пуканюк, будучи убежденным натуралом, – Да вы еще извращенки!
- А вот и нет! – ответила Блевотушка, отрывась от объятий, - Дело в том, что у нас, у Блевотин, в отличии от Вас и Говна -  матрилинейный промискуитет. У вас – видимость вынужденной, навязанной общественным сознанием, религией и моралью, моногамия, а у Говна – примитивная форма промискуитета. Короче, у нас мужиков не хватает. Вот и получается нестыковочка. Но ты мне нравишься! Я,- кстати, еще девственница! – сказала вдруг Блевотушка и покраснела, - У тебя, Владислав, была когда-нибудь девственница? Ха-ха-ха-ха-ха… - расхохотались обе Блевотушки.
- Прекратите сейчас же! Я вам сейчас морду набью! Я… Я вас смою!
- А Еще, Владислав, мы Рвотные, в отличии от Говна, обладаем уникальной способностью к левитации! Смотри! Эге-ге-е-е-е-е-ей….
И Рвотушка-Блевотушка с хулиганским визгом и свистом, словно баллистическая ракета, выскочила из унитаза и припала всем своим трепетным существом к лицу Пуканюка.
- Пойми ты, дурачок! - успокаивала она его, поглаживая по мокрым волосам, через полчаса, когда все было кончено, - Все мы по сути, частички единого целого. Ты, я, небо, горы, океан, планета Земля, Солнце... Мы все - по сути - братья и сестры! И в то же время - Вселенское говно!
- Любопытная теория, - думал про себя Пуканюк, пытаясь очистить безнадежно испорченный пиджак, - Надо сегодня в Доме Литераторов ее двинуть...
14.
- Повторяешься! – надсадно прохрипрел откуда-то снизу Карлос Вагинос и, неожиданно резким рывком, сбросила с себя, расслабившегося Мошонкина Николая. Николай отлетел к сетке.
- Где я повторялся? Там у меня говно, а здесь – блевотина! – стал оправдываться Мошонкин Николай!
- Никогда, слышишь? Никогда не оправдывайся в своем творчестве! – нанося удары с обеих рук, коленом в подбородок, сквозь защиту Мошонкина Николая, хрипела теща, - Если читатель тебя не понял - значит он не твой читатель! Только ты и Бог могут судить тебя за твое творчество! Только ты да Бог! Толь-ко ты, да-Бог! Вот тебе! Гадь-е-ныш! Вот тебе! На! Получи! Сколько я из-за тебя натерпелась! Да! Да! Да! Сколько страдала и мучалась! О! Я любила тебя, сволочь! Любила безумно, базрассудно, безответно и безнадежно! Ну, как? Как можно любюить такого заморыша? Такое чмо! А ты любил мою дочу Софу, натирал до крови ее дырочку и совсем не обращал на меня никакого внимания, будто нет меня вовсе! О! Как часто я стояла возле вашей спальни и слушала сладострастные стоны своей дочи, представляя себя на ее месте! О! Я даже проделала длырочку в ванной и часто наблюдала, как ты моешься под душем, как ты трешь свой стержень. Если бы ты знал, сволочь , что ради одного твоего взгляда я наняла косметолога, стилиста, массажиста, визажиста и имиджмейкера. Меня в то время стали сравнивать  с Леди Гага. Но ты словно ослеп! Из-за тебя, мразь т акая, моя жизнь пошла под откос! Я развелась с мужем, ушла из семьи на панель, в бордель, потому что не могла так больше жить. В каждом клиенте я видела тебя. Я знала, что ты шляешься по борделям и мечтала об одном, что ты придешь, обнимешь меня и вопьешься в мои губы страстным поцелуема! А потом ты ушел из нашей семьи, но не ушел из моей жизни! Ты стал вести аморальный образ жизни: меняя женщин, как трусы. А тут еще и это чертов микс файтинг! Тьфу! Я сделала операцию по смене пола и стал самозабвенно заниматься микс файтом. Мне хотелось убить тебя! Мне хотелось касаться тебя! И, как видишь, я добилась этого! Я – касаюсь тебя! Получи! Пришел час расплаты! Получай, гаденыш! Оп! Уп! Оп-пачки! Лови джеб!
Она успешно провела «тейк даун», потом резко подпрыгнула, с сатанинской легкостью на секунду преодолев земное притяжение, всей громадной тушей, словно тайфун, обрушилась на Николая. Технично перешла на удушение гильотиной, одновременно проведя кимуру. Мошонкин Николай закатил глаза, захрипел от боли, высунув окровавленный язык и бешено заколотил рукой по ковру.
- Аа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…. – слышал он угасающим сознанием хриплый, победный крик Карлоса Вагиноса. Николай заснул....
ЭПИЛОГ
- Нет! Не буду! Нет и нет! Не сработала моя тактика! - задумчиво и огорченно бормотал в раздевалке окровавленный Мошонкин Николай, когда главный врач и, одновременно, уборщица и носильщик российской сборной Абдуй Мочоев, накладывал ему гипс на сломанную в двух местах руку, - Больше никаких боев! Никаких микс файтинга! Хватит!...
- Это потому что ***вые у тебя рассказы! Не смешные! Не уссался Карла! – успокаивал Николая Абдуй Мочоев.
- Брошу все! Уеду в деревню! Буду себе где-нибудь в лесной чаще писать рассказы, повести, романы…. Как лев Толстой! – размазывая слезы вперемежку с кровью, по лицу, говорил сам себе Николай.
- Ха-ха-ха! В лесной чаще! Как Лев Толстой! – от души рассмеялся Абдуй Мочоев, - Да твоему Льву Толстому в наследство достались деревни Ясная Поляна, Ясенки, Ягодная, Пустошь Мостовая, Крапивенский уезд и Малая Воротынка Богородицкого уезда Тульской губернии. В общей сложности он получил 1,47 тыс. десятин земли и 330 душ мужского пола. Лев Толстой! Да ему, отличии от тебя, было «на что жить»! А на что ты будешь жить? А? Колька? Что ты умеешь делать, кроме как писать свои никому ненужные рассказы?
- Тренером пойду… Детишек тренировать буду… - предположил Мошонкин Николай.
- Хреновый из тебя выйдет тренер. Нет в тебе победного огня! Да и не Толстой ты вовсе! Твоему Толстому в «дополнение выгод» братья выделили 4 тысячи рублей серебром. Живший безалаберно, без службы, без занятий, без цели, он целиком отдался проклятой страсти к игре в штос. Проигрыши становились все более впечатляющими: 850 рублей, 3 тысячи, 5 тысяч рублей... Чтобы расплатиться с долгами, он без сожаления спустил Малую Воротынку за 18 тысяч, а Ягодную почти за шесть тысяч рублей...
И учти, Николай, что Лев Толстой был всегда разный, а ты – всегда одинаковый.. Уже в 1860 - е годы он уже не беспутный игрок, а богатый и рачительный барин. Около трехсот свиней, десятки коров, сотни породистых овец, тьма-тьмущая птицы. Плюс пасека, винокурня и огромный фруктовый сад. Ты же, Колька, так не сможешь! Твоя судьба – это микс файтинг! Получать гонорары за синяки на харе! А Толстой затеял маслобойню, продукция которой, прекрасное масло, бойко шло на московских рынках по 60 копеек за фунт. Ты вот можешь маслобойню затеять?
- Нет, - потупился Николай, - маслобойню не смогу....
- То-то! Если Достоевскому с трудом удавалось выбивать из редакторов журналов и книгоиздателей по 150—250 рублей за печатный лист, то Лев Николаевич в полном соответствии со своей доктриной «драть» продал «Русскому вестнику» эпопею «Война и мир» по 500 руб. за лист. Его собственный ежегодный доход составлял в те последние годы от 600 до 1,2 тысяч рублей. Кроме того, на черный день он берег около 2 тыс. руб. А потом вдруг ему вдруг сытая жизнь стала отвратительна. Шопенгауэра, похоже, начитался. Тыв, Колька, не читай Шопенгауэра!!! В 1883 году Лев Николаевич выдал жене доверенность на ведение всех имущественных дел, а спустя 9 лет «подписал и подарил то, что давно уже не считал своим». По раздельному акту вся недвижимость, оцененная в 550 тысяч рублей перешла жене и детям. Себе ничего не оставил. И от гонораров за переиздания своих произведений отказался. Чтобы наследники не передрались за наследство! Ты понял, зачем я тебе все это рассказал?
- Чтобы я верил в чудо?
- Не только! Чтобы ты, Колька, делом занялся. Всяк на этой Земле должен заниматься тем делом, для которого он пришел на эту Землю.
Воцарилась неловкая пауза. Было слышно, как воздухе летают невидимые ангелы. Мошонкину показалось, что Ангелы иронично похахатывают над притчей, прикрыв крылышками рты. Николаю вдруг стало спокойно и правильно на душе. Он вдруг понял, как надо жить. Он вдруг понял, зачем он нужен этой Планете. И тогда Мошонкин Николай набрал полные легкие воздуха и закричал во всю мощь своего голоса:
- Проросшее! Проросшее! Бздоху! Проросшее! Бздоху! Бздоо-о-о-о-о-о-ху-у-у-у-у-у-у! – кричал что есть мочи Мошонкин Николай, словно далекий, одинокий и больной, мальчик-несмышленыш, Мокий.