Это одно из тех мест, где уютно проводить вечера и только. Здесь мысли не боятся вырваться вслух:
М: «Тут терпкую атмосферу создает ансамбль приглушенного света, который наши сны переносит в реальность. Сквозь дым сандала, как во вчерашнем сне появляется лошадь. Она несется, разрезая воздух, но резко тормозит около девушки, которая танцует в пестром цыганском платье, шелестит подолом пышной юбки, поет грубоватым голосом, а затем взбирается на коня. Он уносит ее вдаль. На его пути стеной вырастает лесной пожар. Девушка кричит, пытается остановить коня, но путается в платье и попадает в пламя». От предательства не спастись.
Ж: «Здесь воспоминания расцветают, как эти массивные цветы в необъятных горшках, что стоят на полу для интерьера. Припоминаю, как мы случайно попали на один и тот же сеанс фильма. Когда нам было чуждо слышать смех друг друга во время ироничных моментов - мы контролировали эмоции. Когда нам было некомфортно во время сцен близости, показанных на экране - мы рефлексировали чувствами. Но когда съемка замедлилась, и сквозь фиолетовые цветы, навстречу друг другу ринулись влюбленные, не сумевшие расстаться, мы проиграли - я захлебнулась слезами, он увидел это и вышел из зала». Есть то, что не забывается.
М: «Обивка стен этого зала необычного цвета влюбленной жабы. Когда на улице осадки, этот оттенок становится особенным, он будто контактирует с внешним миром. Я прячусь здесь от дождя. Сижу один за столом, и меня не покидает ощущение, что кто-то войдет и сядет за стол со мной. Осенью я слышу стук в окно, это делают капли дождя, а не твои пальцы. Я думаю, что ты тоже была проливной, раз так же постучала и ушла. Я продолжаю ждать, а в магазине напротив ремонтируют часы, но не минуты, не секунды и не отдельные мгновения. Зимой отсюда я вижу, как подоконник покрывается снежными хлопья, они напоминают мне пушистые крошки бисквита, оставшиеся на скатерти после праздника. Хочется собрать их в охапку и вытряхнуть вместе с мыслями о тебе». Время не лечит, оно идет дальше.
Ж: «Когда Она позвонила мне, я уже догадалась, что встреча будет здесь. Тут у тебя не попросят для знакомства оставить свой номер телефона на руке официанта. Все понимают, что на месте шрама ничего уже так просто не написать, можно лишь набить татуировку, но это больно». На боль соглашаются добровольно?
За столиком для двоих мы сидели напротив друг друга, и потускневшая, бледная, выцветшая со временем наша детская близость то вызывала нежные воспоминания, то провоцировала скользкие недопонимания, которые мы старались качественно скрыть под снисходительными улыбками.
Она рассматривала страницы меню, а я ее. На ней было много украшений: изящные серьги, браслеты с тонким плетением, длинная цепочка, три кольца с большими камнями на левой руке, и одно кольцо на безымянном пальце правой. Было ясно, что подруга вернулась в наш город только для того, чтобы разнести приглашения на свадьбу.
Я была искренне рада за нее, Она выглядела любимой и счастливой, мне хотелось отпраздновать ее новый статус невесты, и тогда я спросила:
-Ты выпьешь?
-Я давно уже бросила,- ответила Она.
Меня не удивил ее ответ, он же меня и не смутил. Я заказала коктейль. В ожидании заказа мы болтали ни о чем и обо всём. Она вспомнила, как однажды мы стояли на светофоре, перед нами горел красный свет, а на соседнем перекрестке зеленый, и чтобы не было скучно ждать, мы стали прогуливаться туда и обратно по соседнему переходу, пока цвета не сменились. Это было так глупо, но доставляло столько радости. Она улыбалась, рассказывая этот случай, а потом застыла: неожиданно появился чужой родной для нее человек и подставил к нашему столу свой стул.
Человек застал её врасплох. На фоне банальных разговоров, которые в таких случаях идентичны и односложны его глаза набирали скорость. Они превратились в часы и пошли по ее лицу, оно мгновенно сморщилось, как ткань под раскаленным утюгом, затем прошагали по сережкам, она сняла их и положила в пустую тарелку, дальше соскользнули по цепочке - та тоже оказалась в тарелке, затем в поле зрения были браслеты, которые сами рухнули в это «драгоценное блюдо», словно сброшенные оковы. В тот миг, когда мишенью для сканирующих глаз стал её безымянный палец, мне принесли алкоголь. Ошарашенная Она схватила мой бокал правой рукой и победно выпила до дна.
Он ушел сразу, а стул остался. Такой несуразный, другого цвета, другой формы, из другого комплекта стул небрежно стоял за нашим столиком. Я, наблюдая за тем, как Она еле дыша- то снимает, то надевает обратно кольцо, спросила:
-Ты его еще любишь?
-Я давно уже бросила,- ответила Она, всматриваясь в витрину окна, за которым на парковке одинокая машина в глухой темноте то включала, то выключала фары…