Крысой она назвала себя сама. Потому что читала где-то, что после всяких там ядерных взрывов, или других катастроф, на земле выживут только крысы, да ещё тараканы. Но тараканов она сильно боялась, а крыс видела пару раз и страшными не считала.
А ещё она твёрдо решила выжить.
И не потому, что другого выхода ей не оставили - наверняка взяли бы в космолёт, приди она и попросись - а просто потому, что не хотела улетать с Земли и жить где-то там, на чужой экзопланете, где ничего похожего на здесь просто быть не может. И чем дольше продолжалась эвакуация, тем уверенней она себя чувствовала, потому что ни соседи, ни просто люди на улице, когда все бежали и грузились в транспорт, а она оставалась стоять, не сказали ей: «Пошли с нами», или хотя бы просто спросили: «А ты, чего же?». Все убегали и убегали, и оставляли Землю в одиночестве встречать тот космический булыжник, который летел из глубин космоса, неумолимо направленный именно сюда. И летел он с такой яростью, что при столкновении просто не мог не разнести любимую Крысой планету в звёздную пыль.
Она часто представляла себе этот булыжник каким-то рассерженным помидором, красным от злости и раскалявшего его трения, и заранее жалела — он ведь тоже вряд ли останется прежним и погибнет вместе с ними, с ней и Землёй.
И бегущих людей она жалела тоже. Особенно на рассвете, когда представляла себе тех улетевших, кто никогда этого больше не увидит.
Делать ей в общей суматохе было нечего, поэтому Крыса все месяцы эвакуации ходила и смотрела со стороны, как отъезжают транспорты к тем космодромам, откуда день за днём стартовали и стартовали челноки, нагруженные людьми под завязку. Сами эти старты она, конечно же, не видела, но представляла, что и там унылой вереницей стоят длинные очереди с чемоданами, сумками и большими узлами с тёплой одеждой, которую сложно было втолкать в чемоданы. Надеялась, что и там плачут по оставленным в квартирах хомячкам, попугайчикам, котам и собакам. И по Земле вообще...
Когда её дом полностью опустел, Крыса прошла по всем квартирам, ломая те двери, которые зачем-то заперли, и открывая шире те, которые оставались открыты. Она искала оставленных домашних любимцев. Под навес над парковкой вытащила все их миски и кормила найденной по холодильникам едой. Птиц выпустила на волю, а с хомячками долго не знала, как поступить, потом собрала всех в большую переноску и отнесла за город, в поле.
Потом город опустел окончательно.
К тому времени у неё собралась целая стая брошенных животных. Крыса до наступления зимы кормила их запасами из городских супермаркетов, а когда стало совсем холодно, перенесла кормушку в самую большую квартиру, занимавшую целый этаж. Там был камин, возле которого она сидела и грелась, и в свете которого читала найденные в этой же квартире книги.
Дни шли за днями, а космический булыжник всё не прилетал.
Когда на улице становилось теплее, Крыса надевала на себя мохнатую ушастую шапку, шубу из соболиного меха, валенки, которые нашла в подвале, и выходила на широкую террасу, охватывающую угол её дома. В хорошую погоду город отсюда был виден, кажется, до самых окраин, а небо над ним казалось куполом. Крыса смотрела на него и мечтала о том, что, если ей сильно повезёт и до весны этот купол никаким булыжником пробит не будет, она обязательно соберётся и пойдёт путешествовать. А лучше поедет на одном из тех чудесных велосипедов, которые стояли в супермаркете...
Булыжник не прилетел. И, как только сошла весенняя слякоть, Крыса наведалась в свою крошечную квартирку, выделенную ей городом, как бывшей воспитаннице детского дома, и, осмотревшись, забрала только клоуна-марионетку, подвязанного руками, ногами и головой к деревянному кресту-манипулятору. Вместе с ним добралась до супермаркета, выбрала велосипед и, посадив клоуна в корзинку перед собой, поехала.
Живность её к тому времени уже расползлась кто куда, только небольшая свора собак увязалась следом, что Крысу только порадовало. К своему велосипеду она подцепила небольшую тележку, куда сложила книги, укрыла их плёнкой от дождя и, устраивая привалы, громко читала собакам то одну историю, то другую.
Ей нравилось путешествовать. Особенно по ночам, когда небо над головой засеивалось бесчисленными звёздами. Крыса тогда останавливалась, задирала голову и пыталась представить, каково людям на новом месте, Хорошо ли им? Уютно ли? Она не могла вообразить себе человечество в целом и представляла в основном соседей и тех людей, которых по той, или иной причине запомнила. Самое смешное, что представить их в отрыве от своего дома, двора и города никак не получалось, поэтому Крыса всех видела только бесприютно стоящими на пустынной поверхности новой планеты с чемоданами, сумками и вязанками тёплой одежды, и плакала иногда от жалости к ним.
А время шло и шло. Сменялись дни, сменялись города, через которые она проезжала, менялись погоды, но всё, в целом, оставалось таким же, как всегда. Только без людей.
О том, что лето уже в разгаре она поняла, когда ползала по яркой тёплой полянке, собирая и отправляя в рот пригоршни алой, до рези в глазах, земляники. Потом, крутя педали, сказала клоуну и собакам, что, если сердитый «сеньор помидор» из космоса не доберётся до них до осени, они смогут, наверное, побывать в том красивом городе, фотографии которого рассматривали вчера на привале. Если верить книжке, где говорилось про этот город, там есть знаменитый музей с чудесными картинами, которые обязательно нужно посмотреть. И дома! И площади! И все те улицы, о которых упоминалось в другой книжке с такими интересными приключениями.
Ни собаки, ни клоун не возражали. И они доехали.
В музее все вели себя очень достойно, хотя и устали ходить от картины к картине с толстым и тяжёлым путеводителем, где объяснялись сюжеты и немного говорилось о художниках. Но за неделю удалось обойти все залы и даже постоять долго, долго перед окном, за которым печалился осенним листопадом покинутый город.
Встречать тут зиму Крыса не захотела.
«Если булыжник не прилетит, доеду лучше до моря, где родилось столько моих любимых сказок, - говорила она собакам и клоуну. - Там тепло и много фруктов. И я почитаю вам эти сказки на горячих камнях сказочного города, а потом будем смотреть на звёзды под белыми колоннами храма. А если успеем, то, может быть, посмотрим на звёзды и над пирамидами. А если совсем повезёт, доберёмся и до той стены, что видна из космоса».
Собаки не возражали. Клоун тоже. Он был счастлив. В одном из городов Крыса зашла в маленький магазинчик, где висели сотни всевозможных марионеток - пыльных и печальных. Она долго ходила между ними, смотрела на их лица с нарисованными улыбками, на тряпочные ладошки со стигматами узлов от веревочек, потом вздохнула: «У каждого свой крест», и разыскав в другом каком-то магазине ножницы, избавила своего клоуна от ненужного манипулятора.
Они ехали и ехали, меняя уже третий велосипед. Вернулось лето, потом пришла новая зима... Булыжник всё не прилетал, хотя Крыса всё так же смотрела и смотрела на небо и, ставя новую цель, повторяла, как мантру: «Если он не прилетит, то мы, скорей всего, поедем ещё и туда-то...». Она побывала в королевских дворцах, в храмах, похожих на пирамидки из мокрого песка, в местах сакральных и, вроде бы, таинственных. Но для неё никаких тайн уже не существовало. В дупле старого дольмена она почувствовала тоску, похожую на далёкий, далёкий зов, и, глядя оттуда на звёзды, уже не думала о том, как обустроилось на новом месте человечество, а все мысли сосредоточила на булыжнике. Человечество было теперь само по себе, всё же существование Крысы зависело только от этого летящего камня.
«Если он не прилетит в течение этого года...»
Она уже не заходила в супермаркеты в поисках еды. Во-первых, это было опасно даже в отношении консервов и всяких готовых завтраков, а во-вторых, вполне хватало того, что росло вокруг. Избавленные от выхлопных газов и промышленных испарений, сады щедро родили сочные плоды, которые Крыса обожала. А, наблюдая за собаками, она научилась вынюхивать в густых лугах всякие вкусные травки и ягоды.
Ей хватало, и было вкусно.
Когда окончательно сломался третий велосипед, она решила новый не добывать и ходить пешком. И лучше не по асфальту. Дикие звери Крысу не беспокоили. Собачья стая надёжно защищала и, кроме того, всегда предупреждала о какой-нибудь опасности, вроде змеи, заснувшей на тропинке, или о безобидном гнезде где-нибудь в поле, которое следовало обойти, чтобы случайно не раздавить.
Однажды они вернулись в родной город и не узнали его. Сквозь дома проросли деревья, сквозь асфальт трава. С запылённого супермаркета, откуда был взят первый велосипед, трухой ссыпалась облицовка, и весь он словно просел и обмяк, кренясь и клонясь под тяжестью всего в нём брошенного.
Разыскав знакомый дом, Крыса с интересом заглянула в свою квартирку, где не осталось никаких других цветов, кроме пыльного, увидела двух сонных кошек на подоконнике, постояла немного, прислушиваясь к ощущениям, и ушла.
Во дворе над её головой пролетело несколько горластых попугайчиков.
Крыса подошла к намертво проржавевшим качелям. Потрогала рукой остов сиденья и не решилась сесть. Нежные травинки уже пробили бетонное основание, из-за чего ноги качелей перекосило так же, как у самой Крысы, хромой с рождения.
«Если булыжник не прилетит через год, - подумала она, - я приду сюда и уберу всё, что рухнет. А что не рухнет через год, уберу потом. И буду приходить и приходить. И везде, где окажусь, буду убирать ненужное. На остатках асфальта сожгу всё, что горит. Что не горит, закопаю поглубже. А то, что вредит...» Крыса мечтательно закатила глаза «Если булыжник не прилетит ещё лет десять, найду вулкан и сброшу в него всё вредное. Надеюсь, там переварится».
Она посмотрела на высокий, запылённый дом, пожала плечами. «А ведь через десять лет и его придётся убрать».
Ночь Крыса встретила в поле, в окружении собак. Клоун, лишённый своего креста и верёвок, смотрел нарисованными глазами в небо, где далеко, далеко над звёздами улетал в темноте космический булыжник, неизвестно почему изогнувший траекторию своего полёта. Одна из собак дёрнула было ушами и задрала голову, другая глухо заворчала во сне, но не проснулась. А вскоре и первая вернула голову на лапы, причмокнула и, зевнув, затихла.
Крысе же приснилось, что все люди, намыкавшись в космосе, вернулись, вдохнули родного воздуха, убрали всё ненужное, да и зажили себе...
Как люди.