Я часто вспоминаю знакомые с детства, широкие улочки. Дома с красными крышами. И серая, неровная дорога, ведущая, как мне всегда казалось, в прошлое. В ту страшную, и совсем другую жизнь, о которой здесь предпочитают не упоминать. О которой здесь все лишь украдкой вздыхают. О которой все здесь предпочли бы забыть. Но ту жизнь, которая так часто повторятся страшным сном; чуть слышными криками и взрывами ; беспокойными днями раз в несколько лет и запахом смерти. Как по расписанию. Чтобы не забыли. Чтобы никто не смог позабыть.
Красные крыши и высокие готические заборы всегда увлекают тебя вниз. Туда, где, кажется, останавливается время и никогда не светит солнце. Крыши из багрового, кроваво-красного оттенка от дома к дому становятся на тон светлее, пока не переходят на выцветавший оранжевый. Там даже средневековые заборы стыдливо прячут свою строгость. Будто вся улица боится своего начала. Своей истории. Израненного и все еще истекающего слезами и кровью города. Здесь, на покосившихся, полуразрушенных домах все еще виднеются надписи: «Здесь живут люди». Надписи, которые должны были спасать жизни, но они так и оставались ничего не значащими буквами.
За этими надписями виднеется колючая проволока, предупреждающие знаки о том, что дальше дороги нет. Там начинается территория тех, кто охраняет жизнь города. Города, за жизнью которого неустанно наблюдает смерть, спрятавшаяся недалеко в горах. Каждый проезжающий мимо этих развалин останавливается, складывает руки в молитве и шепчет, каждый на своем языке. Кто-то крестится. Кто-то роняет скупую слезу. Кто-то читает суру. Каждый здесь погружен в свое горе. Каждый молчит о жизни, и каждый ненавидит смерть.
То самое место, за колючей проволокой, будто тоннель между жизнью и смертью. Оно сдерживает натиск гор и противостоит горю местных жителей. Оно заставляет горожан не слышать пронзительных взрывов, доносящихся, откуда с заснеженных вершин и жить дальше. Оно учит матерей прощаться каждую ночь со своим ребенком. Учит детей храбрости и мысли о том, что однажды папы может не стать. Учит всех и каждого принимать смерть.
Каждый уголок этого города пронизан молчанием. Молчанием, от которого хочется кричать. Сколько не проси, не умоляй, но ни один из жителей не нарушит его, не расскажет о том, как это страшно. Ты и сам не поймешь как это страшно, пока однажды не взорвется дом на твоей улице, а отец твоего друга не погибнет. Ты и сам не поймешь как это страшно, пока не будешь стоять в очереди, чтобы пожертвовать свою кровь пятилетнему ребенку. Пока не будешь спокойно проходить мимо израненного мертвого тела. Пока не будешь жить в бомбоубежище день за днем и потеряешь счет времени. Пока твои уши не заложит от взрывов, а ты будешь считать их ударами сердца. Пока не вспомнишь о боге и не поймешь, почему надо об этом молчать.
Слова не смогут передать и капли истины, ведь настоящую войну можно понять, только увидев ее со всей ясностью и прикоснувшись к ней руками.