Княжеские думы
«Брат наш Олег постригает власы главы своея во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа» – размеренно звучал негромкий голос игумена. Его лицо, посеребренное седой бородой, едва было видно в мерцании свечей. В третий раз принял он ножницы из рук князя и, наконец, совершил, крестообразно, постриг волос на его голове <Сноска: Во время монашеского пострига совершающий его игумен (им может быть и архиерей) три раза бросает ножницы на пол. Тот же, над кем совершается постриг, в знак смирения три раз их поднимает и подает игумену снова.> для которого все происходило словно во сне. Даже не так: Олегу виделось, будто вместе с Царскими вратами храма <Сноска: Находящиеся посреди храмового иконостаса Царские врата ведут к расположенному в алтаре Престолу. Входить в них может только священник. Во время богослужения они символизируют открытие для верующих врат в Царствие Небесное.> распахнулись для него врата в мир иной.
«Да и пора уже» – подумал про себя князь. Целая жизнь осталась у него позади. Целая жизнь… Полная тревог и сражений. Жизнь полководца, воина и правителя. И вот теперь все это, казалось, в прошлом. Медленно, поддерживаемый игуменом, поднялся он с колен. Тихое пение: «Господи помилуй» – сопровождало облачение новопостриженного в иноческие одежды, с мягким шелестом ложившиеся поверх кольчуги – ее князь не снимал уж больше десяти лет.
Носил ее Олег, словно вериги, дабы о прегрешениях своих помнить, и видел он в рубахе этой железной добровольно возложенную на себя епитимью <Сноска: Епитимья в переводе с греческого означает наказание, накладываемое священником, обычно, во время таинства исповеди для исправления кающегося.>. Князю вдруг подумалось: «Вот и умер Олег, и только вот что родился Иоаким» – таковым именем наречен был рязанский правитель при постриге.
Виделось Иоакиму житие Олега ныне закрытой книгой, в которой запечатлены все дела его: и добрые, и злые. И книга эта будет раскрыта Ангелами теперь только на Страшном Суде. При думах этих тяжко вздыхал Иоаким – всякое на земном пути его было. Всякое.
…Инок не спеша поднялся на стены основанного им – Господи, как будто вчера это было! – Солотченского монастыря. Тишина. Только осенний ветер шумит листовой соснового бора, темно-зеленой стеной окружившего обитель. Мнилось Иоакиму, будто время здесь остановило свой неумолимый бег и даже серые воды Старицы, и без того неспешные, словно зачарованные сотканным из пожелтевшей листвы ковром да склонившимися по берегам плакучими ивами, остановились в своем течении…
Вот уже битый час Иоаким неотрывно смотрел с белокаменной монастырской стены – то на рассекаемое крыльями сокола темное, от собирающихся туч, осеннее небо, то обращал взор в бескрайнюю даль степи, едва виднеющуюся за лесом.
Кости, изношенные в походах да сражениях, утружденные почти десятикилограммовой кольчугой, ныли. Князь-инок, впрочем, не замечал боли – привык. В последние месяцы он все чаще поднимался на монастырские стены. И подолгу стоял под холодным звездным небом, часто не шелохнувшись, только изредка поправляя накинутую на плечи старую, украшенную парчой, соболью шубу. И стоило закрыть ему глаза, как картины далекого прошлого оживали в его памяти.
… 6862 год от сотворения мира <Сноска: 1354 год от Рождества Христова. И далее, где в нашем повествовании будет представлена дата, соответствующая летоисчислению от сотворения мира, мы рекомендуем читателю самостоятельно вычислить соответствующий ей год от Рождества Христова.>. Наскоро насыпанные могильные холмы, перемежавшиеся со скудельницами – братскими могилами; наскоро же и грубо сколоченные деревянные кресты, некоторые – уже потемневшие да покосившиеся от дождя и времени. Да и поправлять кресты некому было.
И уже трудно было отличить кладбище церковное от места погребения заложных покойников <Сноска: Заложными покойниками на Руси называли казненных, самоубийц, утопленников – словом, всех, умерших неестественной, или, как считали наши предки – «нечистой», смертью. Таковых, вплоть до XX века включительно, не хоронили на церковном кладбище.>.
Вот уже второй год свирепствует на Руси чума, не миновавшая и Рязанскую землю <Сноска: Бубонная чума пришла на Русь из Европы в 6860 году от сотворения мира. В саму же Европу страшная эпидемия, незваной гостьей, была занесена купеческими караванами из Центральной Азии.>. Никого не щадит. Целые деревни, куда ни глянь, стоят пустыми да посеревшими, сложенными, где из сосны, а где и из ели, срубами, с прохудившимися крышами, крытыми давно не поновлявшейся соломой, а в некоторых избах, что побогаче – тесом. Впрочем, это уже было неважно – смерть уровняла всех: и старых и малых, и богатых и бедных. Не щадила чума ни боярина, ни простолюдина. Вот и москвичи недавно схоронили своего князя Симеона, прозывавшегося Гордым.
Медленно едет князь со своими дружинниками. Не боятся его ратники гибели в открытом бою, но здесь, в округе, смерть словно разлита незримым ядом, готовая, подобно прячущейся в высокой траве змее, внезапно ужалить. Крестятся воины, сжимают древка копий и рукояти мечей, прячут лица за обтянутыми кожей деревянными щитами – да только не помогут они против чумы-то.
А вокруг скрипят на ветру двери, в которые некому уже входить. Нежилые дома, да пустые сараи. Даже столь привычного для деревни собачьего лая не слыхать. Повсюду только и белеет земля разбросанными на пожухлой траве истлевшими скелетами, вперемешку – людей и животных. Не всех успевали хоронить. Шарахаются от костей кони, обходят стороной, не ступают на них копытами – не только люди, но и животные чуют смерть.
На самом краю деревни, у покосившейся кузни, в которой давно уже никто не раздувал меха, увидел князь сидевшую на пне согбенную фигуру, одетую в черный подрясник и с лицом, закрытым капюшоном, накинутом сверху подрясника <Сноска: Подрясник не подразумевал наличие капюшона, который носят только монахи, принявшие схиму – высшую степень монашества.> – только седые волосы, спадавшие из-за плеч, и были видны. Юный Олег, тогда еще и в летах несовершенных, совсем недавно ставший Великим князем Рязанским, остановил коня, спросил властно:
– Кто ты, старик?
Не поднимая головы и не открывая лица, тот ответил слегка глуховатым и по-старчески скрипучим голосом:
– Священник я здешней церкви. Всю деревню свою на погосте схоронил, вчера вот кузнец наш помер. Теперь ожидаю, когда и меня Бог приберет.
– Ты можешь поехать с нами – произнес князь – тут на много верст ни одной живой души не осталось.
– К чему мне ехать с тобой, воля Божья помереть мне здесь, с моей паствой. Я тут – старик показал изъеденной морщинами ладонью в сторону кладбища да скудельницы – по ним каждый день панихиды правлю. Всех ведь по именам знаю. Всех!
Старик помолчал, а потом медленно произнес:
– А ты, князь, езжай в столицу свою и не печалься, отстроится, сызнова, твоя земля, оживет. И смерть тебя, до времени, не коснется; велик ты будешь, хоть и труден будет твой путь, князь; и клевета тебя на нем поджидает, и скорби немалые стороной не обойдут, но, если Бога не забудешь, все выдержишь.
С этими словами священник, едва приподняв голову и, не открывая лица, медленно и широко благословил Олега. После этого мир воцарился в юной душе князя, словно Покров Богородицы опустился на него. Посреди царствующей повсюду смерти он, еще вчера помышлявший и о скорой собственной гибели от чумы, вдруг осознал, что в благословении этого старого священника – воля Творца о нем, юном, покамест, правителе Рязанском.
И в самом деле, в скором времени отступила, милостью Божией, чума. А в заброшенных деревнях рязанских и пограничных сторожах застучали топоры, встали новые избы да храмы с их благовестом; отстроилась трудами молодого князя и его сподвижников, да и всего народа, Рязанщина.
А Олег всегда помнил о том благословении, и все чаще, с годами, ему казалось, что и не человек вовсе его благословил, а Ангел, ниспосланный Господом с Небес – лица-то он так и не увидел, да и не тронула, отчего-то, чума старика.
Вот только часто сожалел князь – имени-то священника он так и не узнал. «Видать, Промысел Божий в том был» – утешал себя Олег, в сотый раз думая, что, может, вестник небесный предстал перед ним, а не человек вовсе.
Так ли это было – Ангел ли явился князю? Один Бог ведает. Но только сбылось в точности все, сказанное тем таинственным стариком: и земля Рязанская отстроилась, и великим Олег стал, и клевета его не миновала, и скорби стороной не обошли. Да только все он выдержал, укрепляемый Христом, Божией Матерью и молитвами святых.
… 6873 год от сотворения мира. Кажется, конь волновался больше своего хозяина, нервно перебирая копытом, взрыхливая податливую землю. А позади молча, не издавая звука, стояла, изготовившись к сражению, немногочисленная конная дружина <Сноска: Дружины русских князей, начиная с XI века, были конными и, вплоть до создания Российского царства – немногочисленными, состоявшими из профессиональных воинов. Скажем, в крупнейшем сражении русского Средневековья – Куликовской битве, численность войска благоверного Димитрия Донского вряд ли превышала пять тысяч воинов, у беклярибека – в Золотой Орде так именовался командующий армией и правитель области, а также, фактически, главный судья – Кичиг-Мухаммада, более известного на Руси под именем Мамая, их было немногим больше.>
Олег на секунду прикрыл рукой глаза, словно хотел сбросить наваждение. Страх, живший где-то в закоулках сознания, будто раненая птица в клетке, яростно хотел вырваться наружу, окутать незримой липкой паутиной все тело.
«Господи, не оставь» – одними губами прошептал князь. И страх отступил. Не испарился подобно утреннему туману – нет. Но отступил.
Ох, не просто это было – схватиться с татарами. Решился. Хотя бояре и воеводы отговаривали. Помнились слова верного и храброго стольника Глеба Васильевича:
– За пол столетья семь князей рязанских пало. Восьмым хочешь стать!?
Помнил Олег и свой ответ боярину:
– Если сейчас не выступим, татары не оставят нас в покое и нашу землю в степь для выпаса своего скота превратят.
Не нашелся тогда стольник с ответом. Хотя на его памяти пять раз подвергалась земля его разорению. Некогда славный красотой Успенского собора стольный град – Старая Рязань – вообще брошен. Выжжен. Превращен Батыем в братское кладбище. Только память о нем и осталась. Да вот ютятся возле остатков вала со рвом бедные деревенские домики.
И вот сейчас – внезапно, словно нежданный ураган, снова напали-налетели татары, ворвались в новую уже столицу – Переславль Рязанский. Разорили да пожгли город, народу уйма поубивали, а многих в полон увели. Оттого и шли татары обратно медленно, обремененные добычей. Соединившись в пронской да козельской дружинами, догнал их Олег. Схватились разъезды рязанцев с ордынцами; предводитель последних, храбрый и решительный бек Тагай – властитель мордовских лесов, чеканивший даже свою монету, приказал изготовиться к битве.
Перекрестился князь. Непростое это дело – биться с Тагаем. Как же, наслышан был Олег не только о смелости ордынца, но и об умении его ратном. А тут еще пришло на память князю, как его, девятилетнего мальца, возводили на рязанский стол. Кровь да разорение – вот что помнил юный совсем еще правитель. Почему-то тогда хотелось расплакаться и убежать. Куда? Да хоть в лес за Окой. Только из этого города, вечно грабимого да сжигаемого, подальше. Слезы чуть ли не сами из глаз Олега готовы были тогда закапать.
Но тут ладонь невзначай легла на холодную рукоять небольшого меча – аккурат для юного совсем тогда князя выкованного. Сжал его Олег, до боли в маленькой ладони сжал. И вот делись куда-то, пропали и страх, и слезы.
Вдруг налетел порывистый ветер, развеял думы да воспоминания – не место им сейчас, не до них. Дул ветер рязанцам в спину, татарам в лицо. Оглянулся Олег. Рядом наставник – стольник Глеб Васильевич, чуть поодаль учителя князя в ратном деле – воеводы Тимофей да Давыд Шиловские. Учили они юного князя биться на мечах. Преуспел он в этой науке – позже и учителей своих одолевал. А рядом с воеводами, поседевший да не раз раненый их отец – Александр Владиславович Шиловский.
Он наставлял Олега в полководческом искусстве. И вот сегодня, можно сказать, сдавал князь экзамен. А учитель был строгий да опытный. С Киевщины пришел Шиловский, служил Станиславу – последнему независимому правителю «Матери городов русских». Участвовал Александр Владиславович в битве на реке Ирпень с литовцами – битве <Сноска: Битва на реке Ирпень состоялась в 6832 году от сотворения мира.>, положившей конец свободному Киеву. И ныне он – в составе Великого княжества Литовского. А славные бояре Шиловские перебрались на Рязанщину и князю ее верно служат.
Верит им Олег, в их отвагу и опыт верит. А еще больше уповает на помощью Божию. Нащупал князь ладонью на груди крест, наскоро прочел молитву и произнес, обращаясь к Глебу Васильевичу, уже надевавшему на голову шлем с полумаской и бармицей <Сноска: Шлемы с полумаской и бармицей получили распространение на Руси, начиная с XII века. Полумаска закрывала лицо воина и имела прорези для носа и глаз, бармица представляла собой кольчужную сетку, защищавшую лицо, шею и, бывало, плечи ратника.>:
– Начинай, с Богом.
И будто камень спал с души князя, испарился страх при звуке сурн – боевых труб рязанцев. Двинулись пронские, козельские да рязанские дружины на врага. Слился звук сурн с татарскими барабанами, под гром которых ордынские всадники натянули тугие луки и выпустили в русских град стрел с костяными наконечниками, после чего пришедшие из мордовских лесов всадники, по приказу Тагая, выступили навстречу дружинам Олега.
Так началась жестокая сеча под Шишевским лесом. Одолели тогда татар дружины Олега – милостью Божией, молитвами Богородицы и рязанских святых одолели. Храбрый Тагай и множество его воинов пало на поле брани, а пленники, уже было смирившиеся с горькой своей участью – освобождены.
…6893 год от сотворения мира. Олег долго осматривал поржавевшие от времени крови и пропитанные кровью – русской и иноземной – ворота Коломны <Сноска: Деревянные стены средневековой Коломны, равно как и ее ворота, не сохранились. Современный коломенский кремль был возведен в XVI веке. После того как он утратил свое военное значение, его разрушение местными жителями, растаскивавшими кирпич со стен для собственных нужд, было остановлено указом императора Николая I в 1826 году.>, не один раз объехал ее древние деревянные стены, видевшие на своем веку не один приступ. А ночью князь битый час стоял на берегу Оки. Уже скоро двести лет как здесь, на ее крепком заснеженном в зимнюю пору льду, в жестокой сече сокрушили монгольские тумены <Сноска: Высшая тактическая единица в армии Монгольской империи. Обычно в литературе пишут, что тумен насчитывал 10 тысяч воинов, но на практике его численность была значительно более низкой.> владимирские и рязанские дружны.
Об ожесточенности битвы напоминала гибель сына Чингиз хана Кюлькана. Князь так и видел мысленным взором атаку, под градом монгольских стрел с бронебойными наконечниками, тяжелой, закованной в латы, владимирской конницы, прорвавшейся к окруженному нукерами <Сноска: Телохранителями.> Кюлькану. Смерть Чингизида в бою – немыслима в глазах ордынцев. Ведь потомки Чингиз хана, в представлении монголов – сыны Неба. В это просто и твердо верили степняки <Сноска: Так было до хана Узбека, правившего Золотой Ордой с 6821 – 6849 от сотворения мира; при нем монголы приняли ислам.>.
Представилось князю – будто сам он участвовал в той битве – как с сообщением о гибели Кюлькана вздрогнуло лицо командующего монгольским войском железного Субудэ <Сноска: Субудэ был выдающимся монгольским полководцем и соратником Чингиз хана. Именно под его командованием монголы разбили русские дружины на Калке в 6729 году от сотворения мира, и именно Субудэ руководил походами на Русь. Бату осуществлял только номинальное руководство войсками, выполнял административные и жреческие функции, о чем – соответствующая работа Ю.Р. Почекаева, представленная ниже в списке библиографии.>. Казалось, вот-вот и вырвут победу русские дружины, но численное превосходство монголов, их колоссальный боевой опыт и полководческий талант Субудэ сделали свое дело – сокрушили тогда ордынцы владимирские и рязанские дружины. Пал в твой битве и предок Олега – коломенский князь Роман Ингваревич <Сноска: Коломна входила тогда в состав Великого княжества Рязанского.>
В эту ночь князю не спалось, не шел сон, бередили душу тревожные мысли, не давали голове отдохнуть. Новая война с Москвой не страшила – Олег ведь был прирожденным воином. Но чувствовала благородная душа князя неправду, чувствовала, что неправда эта – корень его размирия с Дмитрием – правителем Московским.
Так и не заснул в ту ночь князь. Только под утро погрузился в тревожное забытье. Снилось ему, будто тонет он в Оке, уже захлебывается, тянет тяжелая кольчуга на дно, и вот уже вода сомкнулась над головой, а сил закричать нет. Вдруг чья-то рука вырывает князя из пучины. И только-только начинает он тяжело дышать, как кто-то хватает его за плечо. Уже наяву Олег слышит:
– Вставай князь, радонежский игумен приехал.
Протирая глаза и быстро поднимаясь с полатей, Олег, чувствуя волнение в сердце, произнес:
– Проси.
–Так в соборе он, служит уже.
В соборе… В Успенском, выстроенным Дмитрием, его теперешним врагом. На дворе было еще темно, сквозь створки терема виднелись бледнеющие к утру звезды.
В шубе, накинутой поверх рубахи с кольчугой, отправился Олег в храм. Под его холодными и с утра нетопленными еще сводами еле мерцали огоньки лампадок, едва освещая темные лики икон. Храм был почти пуст. Только при входе, без шапок и в накинутых на плечи шубах стояли с заспанными лицами и попеременно зевающие дружинники князя. Да в глубине собора, на клиросе, прибывший с Сергием послушник монотонно читал Часы – его бледное и безусое лицо освещалось свечкой.
Вскоре началась Литургия, неспешно она шла – как всегда Сергий служил благоговейно. Его немного согбенная фигура, как казалось князю, парит над землей. После службы Олег последним подошел ко кресту. Все хотел он оттянуть неприятный разговор. Это не была их первая встреча. Здесь же, в храме, на старой деревянной скамье решалась едва ли не судьба Москвы и Рязани – двух сильнейших русских княжеств. Быть войне или не быть.
Понимал Олег, что в недобрый час затеял он ссору и привел в Коломну <Сноска: В XIV веке Коломна входила в состав Великого княжества Московского.> свою дружину. Сейчас на Москве стук топоров, заново строится Дмитриева столица после учиненного ханом Тохтамышем разгрома да пепелища. Знал и Олег, что московский князь обвинят его в вероломстве, а по Руси уже идет молва: – мол, указал броды татарам через Оку, привел поганых нашу землю.
Эти слухи приводили князя в ярость: как доказать, как?!, что не показывал он никаких бродов Тохтамышу. Уж не раз и не два переправлялась степная конница через Оку, и броды через нее знал каждый татарин. А Дмитрий – разве не он, словно Мамай, повел войско на Тверь? Да что Тверь? Не он ли, Дмитрий, выгнал Олега из родной Рязани за девять лет до Куликовской битвы!
И ведь мог тогда сразиться Олег с Боброком <Сноска: Князь Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский – один из воевод Дмитрия Донского и герой Куликовской битвы. Именно он возглавлял Засадный полк, решивший исход сражения.>, пришедшим с московским войском к стенам Переславля Рязанского и желая сделать его властелином Владимира Пронского. Но не хотел Олег проливать русскую же кровь. Потому и ушел тогда добровольно. Ушел с терзавшей душу обидой.
Думая обо всем эти, рязанский князь едва сдерживал себя, чтобы дерзкое слово не слетело с языка. Сергий долго молчал, не спеша перебирая четки и неслышно, одними губами, шепча молитву. Мало-помалу и Олег успокаивался – мир, словно предрассветный туман осенние поля, заполнял его душу. Тихим, но твердым голосом Сергий произнес:
– Первый раз в этом храме служу и в Коломне тоже до того не бывал. Красиво здесь, благодать, можно сказать, благорастворение воздухов.
Не такого начала разговора ждал князь. Не нашелся он с ответом. Сергий, продолжая перебирать четки, вдруг спросил:
– Сколько сейчас твоему сыну, Федору?
– Двадцать пять – ответил Олег, все не поднимая глаз на игумена.
– Родственные узы – самый ведь крепкий союз – произнес Сергий, улыбнувшись. И продолжил, положив ладонь на плечо князя:
– Я благословляю твоего сына взять в жены дочь Дмитрия Софью.
Олег и оторопел и нахмурился. Да, к миру он готов был, но вот породниться с московским правителем… Он ведь не просто считал Дмитрия врагом, это стало его чувством, въелось в плоть и кровь. И дело не в московском князе даже. Сама Москва считалась враждебной. И не только им – всей Рязанью. Ясно было уже, что не успокоится Москва, пока не поставит под свою руку соседей. Вот и строптивая Тверь уже сломлена, и в Новгороде Великом гадают – то ли к Москве ближе быть, то ли к набиравшей силу Литве отложиться. А его Рязань между Москвой и Ордой как между молотом и наковальней. И союз, о котором говорит Сергий, не будет равным.
Но перечить игумену не хотелось, да и понимал Олег – это едва ли не единственный путь к миру в череде бесконечных усобиц... Устал от них князь. Устал. Хоть и не хотел в этом признаться.
…Холодный осенний моросящий дождь словно стряхнул с Иоакима воспоминания. Он посмотрел на свинцовое, скованное тучами, небо. Вокруг стояла тьма, а в монастырском храме вот-вот должна была начаться Полунощница <Совершающаяся ночью – обычно в полночь – монастырская служба. >. Зябко. Иоаким поправил шубу на плечах и, тяжело ступая, стал спускаться вниз, медленно перебирая зернышки четок <Сноска: Молитва – главное делание инока; для большего сосредоточения она, нередко, совершается по четкам, вручающимся монахам при постриге и символизирующим духовный меч.>.
А преподобный Сергий помирил тогда двух святых благоверных князей. Федор женился на Софье. Но Рязань ох как нескоро стала частью Московской державы – последней из русских земель вошла в ее состав. Было это в 7029 году от сотворения мира. Инок Иоаким прожил в Солотческой обители двенадцать лет и, приняв схиму с именем Иона, отошел в мир иной в 6010 году от сотворения мира.
Библиография
Преподобный Сергий Радонежский. / Сост. Архимандрит Никон (Лысенко). – М.: Вече, 2011.
Двуреченский О. В. Холодное наступательное вооружение Московского государства: конец XV – начало XVII века: диссертация ... кандидата исторических наук : 07.00.06 / Двуреченский Олег Викторович; [Место защиты: Ин-т истории материальной культуры РАН]. – С-Петербург, 2008.
Почекаев Р.Ю. Бату, который не был ханом. – М.: АСТ, АСТ Москва, Евразаия, 2007.
Почекаев Р.Ю. Мамай. История «антигероя» в истории. – М.: Евразия, 2010.
Каинов С.Ю. Древнерусский дружинник второй половины X века // Военный сборник. Статьи и публикации по русской военной истории до 1917 года. – М.: Альманах по русской военной истории, 2004.
Храпачевский Р. П. Военная держава Чингисхана. – М.: АСТ, 2005.
Житие Олега Рязанского http://www.oocities.org/edinulus/oleg_rjazanski.html
Кондрашов А.И. Сражение под Шишевским лесом на Воино-Родина первых русских побед.
Железная рубашка Олега Рязанского.http://www.history-ryazan.ru/node/11510
Наконечники стрел из раскопок Золотаревского городища http://swordmaster.org/zolotarevka_arrow_heads.html