У Марины Цветаевой есть краткая формула «Разлука, как ни кинь, всегда смерть».
И здесь, в стихах Лилит Козловой, разлука метафорически обозначена, как «смерть». Более того, издали представляется, как адская «геенна», и примысливается, что огненная.
Я ошиблась - разлука не ад,
Не огонь и совсем не геенна.
Это - тяжесть щита и лат,
Неотступность могилы и тлена.
Это - стойкость даже во сне,
Пробуждения слезные муки...
И ни в музыке, ни в вине
Не забыть, не избыть разлуки... [28, с. 11]
Это стихотворение всё пронизано метафорами: отметается «ад», «огонь» и «геенна». Более подходящим видится другой метафорический образ «тяжесть щита и лат».
Возникает образ воина, готового к сражению – но безоружного. И не имеющего возможности отойти от места, где разлукой удалось убить любовь, от её, любви, «могилы». И «тлен» – это состояние души, которой просто дальше жить нечем.
Знаменательно, что это состояние настолько пронизывает героиню, что даже во сне это стойкое стояние воина помнится, и, скорее всего, для того, чтобы утром, при пробуждении, снова не упасть в реальность. Но реальность всё же снова подкарауливает и опять бьёт сознание своей безысходностью. И вот – развёрнутый эпитет: «пробуждения слёзные муки».
Пассивная оборона всё же отказывает. И, видимо, героине никак не обойтись без пересмотра своего отношения к этой беде.
Так безоружный воин в тяжёлых доспехах и двигается по жизни, пока не вырастает внутренняя возможность простить.
НАВСТРЕЧУ 1971-му
Поклонимся всему
безжалостно распятому,
И пусть -
как не бывало...
Ну, что ж!
Простим ему,
семидесятому -
И жизнь начнем
с начала... [28, с. 9]
Метафора связывает благодарностью образ смерти-разлуки с новым, конкретным: не просто смерть, а насильственная, мучительная, медленная – распятие.
«Поклонимся « всему безжалостно распятому». И прощение – как цветок в руки воину, вместо меча или копья. Теперь начнётся новая жизнь.Как же она хочет жить, начавшая жизнь с начала лирическая героиня? Вот её жизненная установка.
«БЫ»
Только бы не застыть
Болотом,
Только бы не остыть
К походам!..
Жизнью бы быть всегда
Пьяным,
Гейзером - в облака,
Фонтаном!
Жемчугом, янтарем -
Раскрыться,
Тайным ночным стихом..
Литься!..
[28, с. 12]
Сплошное метафорическое уподобление! Стать «болотом»? Нет! Героиня видит себя «фонтаном», «гейзером», достигающим облаков, - явная гипербола, - а душу свою полной драгоценностей, раскрывающей себя людям «жемчугом», «янтарём» и, конечно же, стихами. Проходит время, много лет…Любовь, глубоко запрятанная в обоих, снова оживает.
После порога -
Водоворот и плес.
В жизни так много
Острых камней и слез...
Мчатся потоки,
Вдруг, замерев кружат.
Кончились сроки -
Можно взглянуть назад...
[28, с. 18]
Стихотворение-метафора. Множество новых образов. После бурного «порога», что с ними случился, долгое время вода тихо кружилась на месте - «водоворот и плёс». Кажется, теперь не страшно всё осмыслить заново.
Но любовь снова выпрямляется во весь рост.
Знать, навсегда
нерукотворный
Запечатлелся
образ твой,
И взгляд -
потерянный, упорный,
И рот
с закушенной губой.
Твои ласкающие
руки,
И сам ты -
распростертый ниц,
Глаза,
исполненные
муки,
С широкой щеточкой
ресниц.
Весь погрустневший
и поникший,
Исполненный мольбы
немой,
Такой
незнаемый -
и близкий,
И вновь,
как прежде,
не чужой... [28, с.17]
Стихотворение полно печали и ласки, оно протяжно и напевно, исполненное нежных эпитетов: «погрустневший, поникший, незнаемый, близкий, не чужой».
Высвечиваются лирические детали, являющие страдание героя: «твои ласкающие руки», «глаза, исполненные муки», «рот с закушенной губой».
И начинается оно с поистине обожествления того, кто причинил когда-то такую боль: «Нерукотворный образ твой». И запечатлён он навечно. Чем не икона! Сам Бог…
Но – ах, этот страх жизни! Всё равно герои не соединяются, снова разные города, снова решение – продолжения не будет. Поток любви вновь уходит под землю… И горькое осознание:
Ты стал в ряд
Моих прошлых бед,
Я -
Умножу твои.
Десять лет,
Двадцать,
Тридцать лет
Ты твердишь
О любви.
А она -
Так тиха
И бледна,
Как Луна
Меж туч -
Все ж
Заставила
Падать
Меня
С поднебесных
Круч…
[28, с. 17]
Изумительное сравнение любви с «Луной меж туч», как с этим однажды в стихах Л.Козловой мы уже встречались. И замечательная метафора о падении героини «с поднебесных круч».
И тут возникает ещё один образ-метафора-уподобление – «живого камня».
Как жизнь порой
стирает рубежи,
И я себя сама
не понимаю...
"Живые" камни
надо обходить.
Не тронь меня -
ведь я живая… [28, с. 16]
Образ заимствован из альпинистской жизни. «Живыми» там называют камни, которые так плохо лежат, что если их тронуть, они могут покатиться вниз. И вот, этот образ находит своё развитие
"Живые" камни
не надо трогать,
"Живые" камни
летят в ущелье,
Рождая брызги,
осколки, щепки,
И все живое
бежит, спасаясь.
Ты стронул камень,
а сам укрылся;
Летел он долго,
стуча о скалы,
А ты полетом
все любовался,
Тебе казалось -
ему не больно...
Героиня называет «живым камнем» себя, так легко покатившуюся в любовь… Всё стихотворение – это метафорическое повествование героини о самой себе. И до героя постепенно начинает доходить, что не у каждого Любовь «тиха и бледна», как у него… И он пишет в письме короткое «Прости» и при встрече это слово повторяет.
Из Светлой Выси дан ответ нам:
- Не все исхожены пути!
И тает в небе предрассветном
Твое негромкое "прости"... [28, с. 101]
Стихотворение-метафора. Замаячил выход и рассвет, и появилась надежда. И одновременно идёт новое видение этих сложных отношений, длящихся с девятнадцатилетия героев.
Без тебя моя жизнь
Так была бы бедна!
Скольких тягот и горестей
Я бы лишилась!
Не изведала новую
Божию Милость,
И в себя никогда б
Не спустилась до дна!..
Благодарна за "нет",
За "прости" и "спасибо"!..
Понимаю - иначе
Ты просто не мог...
Ты был с р е д с т в о м
Усилить мне Божий Урок...
Мы иначе с тобой
В эту жизнь не могли бы...
А теперь помолчим,
Постоим в Тишине...
И не надо дверей,
Роковых и закрытых...
Где зимуют слова,
Что тобою забыты,
И в каком несказанном
Скрываются сне?... [28, с. 35]
Стихотворение бесхитростное, просто размышление, всё проникнутое любовью, пониманием и благодарностью. Благодарностью универсальной - за всё, что дарит Жизнь, даже когда она отнимает, за её уроки…
Лирический пассивный тон. Появляется образ «дверей, роковых и закрытых» - метафорическое обозначение преграды между героями. И метафорическое олицетворение - «слова».
Они, как живые, «зимуют» и «скрываются» в той самой сказке-метафоре, «несказанном сне», одной из форм жизни-мечты. Начинаются нечастые контакты, письма, редкие встречи. И у героини постоянно идёт осмысление такой ситуации.
Герда!
Ты отогрела Кая
Не для себя
Так дай же
Уйти ему
К той,
Которая его
Не спасала... [28, с. 6]
Стихотворение всё метафорично. Так Герда шла с протянутыми руками за всё забывшим Каем. Так однажды она уступила его принцессе, пока не поняла, что рядом с принцессой – не её Кай. Так героиня постепенно принимает сложившиеся отношения.
И нежно просит:
Позволь нашим душам слиться,
В Господни отдайся руки!
Для пары нет горше разлуки
И хуже уже не случится...
Отдайся свободно Бездне -
Полету или паденью,
И каждому стихотворенью
Не дай, не явившись, исчезнуть.
И сон твой пусть будет нарушен -
Испей и печаль, и радость!
Как знать, сколько нам осталось
С Телами увязывать Души... [28, с. 42]
Здесь появляется образ Бездны – Любви неземной. В Бездне каждый попадает туда, где остановилось его духовное развитие. Получается полёт – или падение. Но в любом случае – это школа развития души, без этого не вырасти.
В стихах - призыв слиться душами, не телами. И параллельно родится лирический образ-метафора «Музея восковых фигур» - так практически неподвижно застыла их любовь…
Из раны сочится кровь,
Звеня, прорастает слезами,
Улыбкой цветет и стихами
И славит Царицу Любовь.
Нарциссом поникла боль
И ландыш лепечет чудесней,
И ввысь вырывается песня:
"Жил-был сероглазый король"...
И видит судьбу авгур,
И светится тихое пламя,
И полнится, полнится снами
Музей восковых фигур... [29, с. 10]
И, наконец, более светлоё видение, более определённое, сплошь метафоричное.
Пусть те двое идут и идут,
Просто рядом идут облаками,
Яркой радугой, лунными снами,
Мотыльками на майском лугу.
Отпускаю их петь и лететь
И нести Неизбывное Пламя,
Осыпая хмельными цветами
Нас, что будут ходить по земле.
Ненарушенный древний уют
И асфальтовый рай под ногами,
И собаку по шерсти руками...
А те двое идут и идут… [29, с. 10]
Такая трудная любовь родит у героини ряд новых ассоциаций. Идёт осмысление своей жизненной роли.
Мне не нашлось
Задачи потруднее,
Мне не нашлось задания
Прекрасней...
Вершиной горной
В поднебесье реять -
И быть тобой
Пронзенной ежечасно.
Быть тонким лучиком
Весеннего рассвета -
И тем плечом,
Что небо подпирает,
Горы тревожить
Эхо - без ответа, -
И водопадом
Обрываться с края...
Надеяться,
Плодом на солнце зрея...
Мне не нашлось
Задачи потруднее… [28, с. 73]
Ряд ярких метафор-уподоблений. Героиня чувствует себя «вершиной горной», «тонким лучиком весеннего рассвета», дающего надежду на окончание тьмы, «плечом, что небо подпирает», то есть Атлантом, от которого многое зависит.
Свою любовь, в тот период аналогичную любви Герды, она обозначает «горы тревожить эхо – без ответа».Её жизнь порой напоминает водопад, а не плавное течение реки, как у многих других людей.
И вот – образ «водопадом обрываться с края». Совершенно очевидно, что в такой трудный момент не прожить без надежды, и без постоянного внутреннего роста, изменения своего отношения к происходящему.
И вот – образ-аналогия с естественным природным процессом. Она чувствует себя постоянно меняющейся, растущей, «плодом на солнце зрея» - тем, что задумано самой природой и в свои сроки.
И приходит ко всё более явственному ощущению Бога.
Слышу Голос: "Тише, тише!
В Первозданности Миров
Можно Бога не услышать
Средь лихих земных пиров!"
"Тише, тише!" - затихаю
В Первозданности Миров...
Всё теряя - сохраняю
Благодатный Дом и Кров... [28, с.61]
Обычная земная круговерть у героини обозначена «средь лихих земных пиров». А далее, в последних двух строчках кроется основная духовная мудрость: нельзя иметь всё и Бога в придачу. Бог приходит, когда всё потеряно, на пепелище.
Так мы читаем у Марины Цветаевой: «значит, Бог в мои двери, раз дом сгорел».
В чем же смысл такой трудной любви наших героев?
Мы с тобой живем
В других сердцах,
Мы с тобой живем
Во многих судьбах...
Радость! На скольких
Земных листах
Ты оставишь след
Исканий трудных!..
Радуйся! Не даром
Столько слез
Пролито ночами и утрами
И цвело улыбок
Сквозь мороз...
Радуйся!
Господня Радость -
С нами!... [28, с.61]
Интуиция поэта подсказывает – в доброй отдаче всего светлого, что можно подарить любому, кто сможет и захочет взять. Всё то, что проросло сквозь препятствия и отворачивание любимого – «сквозь мороз».
И Радость как результат всей предшествующей Печали…
Но Радость – особенная
Радость-Перевертыш,
Акробатка,
Тот Плясун, что вечно
На канате!..
И тетрадка,
Верная тетрадка
Даст тебе приют,
А слово - платье...
Прилетай, кружись
И кувыркайся!
Мы с тобой
Так крепко подружились!..
Трудная моя!
Замена Счастью!..
Приходи почаще,
Сделай милость!... [28, с.64]
«Радость-Перевёртыш, акробатка». Она родится из Печали, появляется естественно-непонятным, почти волшебным, образом, как в сказке Лягушка оборачивалась Василисой Прекрасной. Мудрость сказки донесла до нас такую психологическую возможность.
В стихах она «Плясун, что вечно на канате», кувыркается и пляшет – постоянное движение, динамика преобразования негативной энергии Печали в позитивную энергию Радости. Теоретически, с точки зрения физики, для энергии возможны вообще ЛЮБЫЕ преобразования.
Сказочный тон поддерживается вполне живыми героями – Радостью, с которой героиня разговаривает, как с равной, и дружит, и тетрадкой, что даёт «приют» её стихам, «а слово – платье». Эта метафора-олицетворение проходит через весь опус, как впрочем, и через следующие два - тоже.
Следующее стихотворение показывает постоянное присутствие обеих форм эмоционального состояния души в жизни героини.
- А над чем ты гнездишься, Радость моя?
- Над Печалью разрозненных судеб
И над плачами чаек в далеких краях,
И над стонами вдовых голубок...
- А над чем ты летаешь, Радость моя?
- Над провалом, над озером слезным.
И рассвет золотит Неземные Края,
Обещая не зваться морозным... [28, с.83]
Здесь Радость видится какой-то птицей, она летает «над озером слёзным», метафорически вмещающем все слёзы людей. Она и гнездится, значит, где-то у неё есть дом. Оказывается, её гнездо над всевозможными бедами, объединёнными Печалью, - неподвижной, каменной и безжалостной глыбой.
Радость всегда выше Печали, она живёт высоко в небе. Стоит только приобрести способность посмотреть на события по-новому - на «плачи чаек», на «стоны вдовых голубок», - переменить к этому отношение – и Радость оказывается рядом. Это очень высокий уровень развития души.
Радость, ты откуда?
Светлым взглядом
Растворяешь
Беды и печали...
- Я всегда, всегда
Стояла рядом,
Просто вы меня
Не замечали!... [28, с.63]
В человеческом обиходе этот процесс энергетически-психологического перехода «Печаль-Радость» выглядит несколько иначе.
Мне Лилит рассказывала, что однажды она услышала от женщины, которой, видимо, часто приходилось несладко: «Он в меня камнем, а я в него – хлебом».
И у неё есть стихи с таким эпиграфом.
Где тот камень,
Из которого сегодня
В глубине души
Созреет хлеб,
Обернется
Радостью Господней,
Солнцем,
Что реального чудесней,
Поднебесной,
Несказанной Песней,
Гимном Вседержителю Судеб?..
Я приму в объятья
Этот камень,
Я прижму его
К груди руками,
А потом метну
Душистым хлебом -
И над миром
Распахнется Небо... [28, с.65]
Здесь Радость подана рядом метафор-аналогий: «Радостью Господней», «Солнцем, что реального чудесней», «Поднебесной, несказанной Песней», «Гимном Вседержителю Судеб».
Процесс преобразования камня в хлеб видится героине Всемирной благодатью – метафора-иносказание «Над миром распахнётся Небо» передаёт это ощущение. Однако, по мере течения времени всё больше нарастал внутренний протест героини – сколько можно Герде идти за уходящим Каем!.
Н е о т т а я в ш е м у К а ю
Когда-то у Герды опустятся руки,
Когда-то она потрясенно поймет,
Что шепоты сердца, свиданья, разлуки
Начертаны д в у м, растопляющим лёд...
Начертаны утра и лунные ночи,
Цветенье сердец и могучий прибой, -
И, может быть, скоро она не захочет
Шагать за твоей равнодушной спиной.
И станет не Гердой, а женщиной жаркой,
Джульеттой Ромео, Лаурой Петрарки, -
Лаурой, всегда выходящей из храма,
Аидою древней, Изольдой Тристрама… [29, с.79]
Ни на что не претендующее стихотворение, рисует отношение героини к «равнодушной спине» - образ-аналогия «неоттаявшего Кая», уходящего всё дальше.
Сам по себе образ Кая и Герды – тоже метафора-иносказание, иногда появляющаяся в стихах Лилит. Наступает момент прощания. И вот он – финал.
Я на уровне вулкана,
Ты - на уровне свечи...
Мы прошли свою Нирвану,
След, не гаснущий в ночи... [29, с.73]
Стихотворение-иносказание через метафоры-аналогии передаёт различие в выраженности огневого начала любви обоих героев. «Вулкан» и «свеча» встают рядом символом гротескности таких отношений. Однако, их «Нирвана» всё же состоялась - у каждого по-своему, как получилось. И остался «след, не гаснущий в ночи» - неизгладимое сияние блаженства некоторых счастливых моментов их встречи.
И подводится итог.
Сколько было -
Все испито,
Что не выпито -
Изъято...
Не построены
Палаты -
Жизнь двоих
В Заре омыта... [29, с.73]
Снова иносказание, опять образ-аналогия: «всё испито». Вспоминается известное «испить эту чашу до дна». На земле не получилось ничего – «не построены палаты», но зато души прожили необычную жизнь, получили новый душевный и духовный опыт. Именно в этом смысле понимаются последние две строки.
«Жизнь двоих» окуналась в розовое сияние «Зари» – на общепринятом в начале ХХ века языке цветов, их души искупались в Нежной Любви.
Теперь Лилит начинает делать акценты не на внешних событиях, а на ступенях своих внутренних изменений.
Оставляю все окна и двери открытыми,
Пусть летают синицы, скворцы, журавли!..
Наполняю стихами Весну и молитвами,
Что неведомым облаком в сердце пришли.
Из такого обычного, в чем-то нежданного
В сердцевине загадок и тайн Бытия,
В бесконечности белого моря туманного
Несгораемым Фениксом - новая я…
[27, с.158]