Я свободна. Глава четырнадцатая

Анна Дудка
Пока Лена наводила в квартире Клавы порядок, сама Клава, как мы помним, вышла на лестничную площадку и встретила там соседа-забулдыгу Володю. Тот, облокотившись о перила, курил, стоя в трениках, пузырившихся на коленях, и в застиранной майке неопределённого цвета. Володя хитро улыбался Клаве, мол, я знаю, о чём ты хочешь спросить, но не скажу - лучше тебе этого не знать. Но Клава как раз была другого мнения:

- Володь, ты случаем не в курсе, что тут у меня стряслось прошлой ночью?

- В курсе… Обижаешь… Сын твой был. Кра-си-вый парень стал…

- Один или с кем?

- Не один, точно. Я к нему заходил, ближе к двенадцати – музыка гремела, хотел сказать, чтоб потише, значит, а то спать мешает… Да… Открыл он мне, значит, дверь-то, а там у него кочевряжатся друг да две девицы. Да… Молодые такие, расфуфыренные, ржут и скачут, как козы… Да… И поляна накрыта… Ну, я и спрашиваю его, твоего Лёху, значит, нельзя ли потише музыку, а он меня к себе приглашает, обнимает, за стол сажает… А девкам этим не нравится, что он меня в дом зазвал. А твой Лёха всегда был добрый парень, знает, что я выпить никогда не откажусь… Да… Так это, значит, сели мы с ним за стол, а эти трое – друг его, Витёк, я же его тоже вот таким ещё помню, с Лёхой они вместе в школе учились. Так этот Витёк с теми девахами ха-ха-ха да хи-хи-хи. Мы это, с Лёхой, на кухне, а они, значит, в комнате пляшут и гогочут. Я, значит, спрашиваю у Лёхи: ты, мол, уже отслужил, демобилизовался что ли? А он говорит, нет, в отпуск отпустили, наградили, значит, за дело там какое-то, он говорил, да я, чёт, забыл. Набрался я так, что себя уже не помнил. Не знаю, как и домой попал. Так что ты Лёху не ругай. Он у тебя добрый парень, а этот Витёк – жук ещё тот…

- Почему жук?

- А я тебе скажу, Клав, почему. Ну, во-первых, у него кажный раз новая деваха – одна хлеще другой. Потом это, как его… Я его часто вижу с бритоголовыми – знаешь, что на чёрных джипах ездят, а с ними не забалуешь, они тут крышуют все магазины, уж я-то знаю, можешь мне поверить. Не могу сказать, как они с Витьком связаны, но что связаны – точно. Может, он им задолжал, я почём знаю, на этих дев`ах деньги нужны, и вообще, а он же не работает, и от армии откосячил. Это Лёха про него ничего не знает, в дом его впустил как старого друга, а тот не дурак, я тебе скажу, Клава. Тому палец в рот не клади - откусит. Из молодых да ранних. Маму родную за рупь продаст и ни в одном глазу… Совести, конечно… Ну, ты меня понимаешь… Так что ты Лёху своего не ругай, он у тебя правильный и добрый… Я даже думаю, что он меня специально пригласил, чтобы Витёк сам с этими девахами разбирался, не по Лёхе такое веселье. А тот, опять же, когда меня Лёха за стол усадил, стал ему мозг выносить: зачем, мол, пьянь привечаешь… Меня то есть… Лёха передо мной ещё извинился за друга-то… А тот тут такое выплясывал да вытворял – мама дорогая… И по шкафам лазил, и в тумбочку зачем-то. Выделывался перед этими, будто всё ему тут позволено, хозяин хренов. А Лёха сидел со мной. Но я что было дальше – не помню… Я же уже пришёл того, а у Лёхи добавил, вот и получился коктейль «Кровавая Мэри»… Ну это я так, ты извини, для сравнения и убедительности. И сама, Клав, гони ты этого Витька от Лёхи подальше, а то испортит он Лёхе жизнь, вот что я тебе скажу. Не друг это – паскуда…

У Клавы ноги подкосились от рассказа Володьки-алкоголика. Чтобы её Лёша сидел с ним и пил за одним столом - такое и в страшном сне привидеться ей не могло. На непослушных ногах пошла она к себе, да на пороге и осела, в обморок грохнулась.

Лена, ничего этого не ведая, вернулась из больницы домой, развесила на балконе постиранное белье, пока на кухне грелась вода для пельменей, которые она купила по дороге домой, потом заварила чай, поужинала, закончила уборку в комнате, умылась, постелила и только хотела уже лечь, как зазвонил телефон. Звонил Лёша.

- Простите, с кем я говорю?

- С Леной. А вы – Лёша?

- Да, я – Лёша. Ради Бога, скажите, как дела у мамы? Она дома или в больнице? Что с ней случилось?

- Маму скорая увезла в больницу, потому что она от переживаний потеряла сознание.

- А вы – кто?

- Я её знакомая и пока у вас остановилась, так получилось. Лёша, расскажите мне, что же всё-таки здесь у вас произошло? Куда пропали деньги из коробки? Клава не знает, что думать, она настолько расстроена, что стала сомневаться в самом дорогом для неё человеке – в вас, Лёша. Она боится, что вы в армии очень изменились, ей страшно за вас. Завтра я поеду к ней в больницу, что мне ей передать? Она ждёт вашего звонка и объяснений.

- Простите, Лена, но я же вас не знаю, поэтому и объяснять ничего не буду. Я сам поговорю с мамой, когда она вернётся. Мне разрешили позвонить, но временем я ограничен. Лучше я обо всём напишу в письме. Передайте маме, чтобы она не волновалась и поправлялась. Скажите, что я её так же люблю и за неё тоже очень переживаю. Пусть она за меня не боится. А деньги я заработаю и верну, все до копейки, так ей и передайте, хорошо, Лена?

- Я обязательно всё передам, Лёша. Вы там тоже спокойно служите, мама вас очень любит и ждёт. Спасибо, что позвонили. Всего вам самого доброго!

- Спасибо, Лена! Не оставляйте маму одну, хорошо? Хотя бы пока она поправится. Я буду вам очень обязан.

- Хорошо, Лёша. До свидания.

- До свидания.

"Он будет обязан… Ишь ты. Не натворил бы делов, незачем было бы слова такие говорить: обязан. Нет, чтобы сказать нормально: помоги маме, она у меня одна", -  думала Лена. Она не знала, что скажет Клаве, чем её успокоит, когда и сама ничего не знает. Одно только поняла: Лёша не изменился, хоть и нашкодил, а маму свою любит и жалеет, переживает за неё - то есть как был хорошим сыном, так им и остался, а что с деньгами вышло – так в жизни всяко бывает, надо уметь прощать и идти дальше. Значит, зачем-то нужны были эти испытания и Клаве, и Лёше, и Лене, а может, и этому злополучному Витьке, которому, если он взял эти деньги, впрок они не пойдут, выйдут боком.

В чистой квартире, на чистой постели Лена быстро уснула. Она очень устала за этот шумный день. И теперь ей снилась радостная Динка, которая то протягивала сестре румяное яблочко, то убегала с ним и смеялась беззубым ртом. И Лена тоже смеялась, а мать задумчиво на них смотрела со стороны и грозила Дине кулаком.

Утром Лена проснулась от звонка мобильного. Звонила Ира.

- Представляешь, Лен, твоя мать так и не сказала мне, крещёная ты или нет. Она вообще не захотела со мной говорить. Я не знаю, как выудить у неё эту инфу. А ты не зацикливайся. Пойди и ещё раз покрестись – делов-то, если так тебе уж надо, не знаю зачем… Бабушка шлёт тебе привет, ей кажется, что ты так и сидишь голодная и холодная. Правда, ещё лето, но холода уже не за горами. Так ты будешь работать проводницей или нет?

- Наверно, буду, Лен. Жить на что-то надо.

- Вот и я говорю. А где ты будешь жить? У твоей Клавы, да?

- Пока да. Клава заболела, Ир, в больницу попала. Сейчас поеду её навещать.

- Надеюсь, не очень серьёзно?

- Кто знает. Вчера вечером положили. Она сознание потеряла.

- Не фига себе…

- Да уж…

- Ладно, подруга. Будешь проездом, звони, я подбегу, бабушкиных пирогов принесу…

- Ох, Ир, спасибо тебе! Я сегодня Динку во сне видела, и ты позвонила…

- А Динка-то тут при чём?

- Ты же ходила ко мне домой, с матерью говорила, вот и приснилась…

- Побегу я, пока, подруга!!!

- Пока!

Продолжение http://www.proza.ru/2017/10/09/1137