Усадьбу Лисья Нора трудно было назвать усадьбой в полном смысле этого слова. Это был небольшой охотничий домик, похожий на несколько точно таких же, расположенных неподалеку. Домик стоял на опушке леса, где обыкновенно велась охота на зайца и лису. Это было довольно однообразное, если не сказать, унылое место, по крайней мере, в это время года, когда в охотничьем сезоне было затишье. Время было не холодное, но слякотное и сырое, потому никто не спешил в эти места. Лисья Нора разместилась за невысокой оградой. Это было одноэтажное строение, которое, оказалось здесь как будто случайно, вдалеке от поселения, что находилось на расстоянии нескольких километров отсюда. Вокруг, насколько можно было охватить взглядом, кроме леса не было ничего сколько-нибудь примечательного, потому и складывалось впечатление некоторой отрешенности от мира. Дом был одноэтажный, и состоял из двух помещений. Прежде всего это была веранда, служившая одновременно кухней и передней. Здесь было светло и просторно от широких окон. Веранда вела в комнату, которая была единственной в доме. Здесь находился небольшой камин, книжный стеллаж, круглый стол с четырьмя стульями и две софы по обеим сторонам. Вместо окон в стенах были вырезаны небольшие отверстия, заставляющие проникать свет узкими длинными лучами, поэтому почти всегда здесь царил полумрак.
Франсуаза решила пройтись пешком от железнодорожной станции. Она выехала первым поездом, поэтому у нее в запасе было время. Накануне она так и не дождалась Себастьена, и это добавило волнения в ее из без того разыгравшуюся тревогу. «Может быть, он был с Изабель?» - не зная, что и думать, спрашивала она у себя, собираясь все выяснить, как только вернется в Париж. Однако куда бы ни направлялась ее мысль, она неизбежно возвращалась к предстоящей встрече.
Увидев издали дом, Франсуаза приостановилась, чтобы перевести дыхание. Она осмотрелась, с горечью понимая, что здесь все не так уж сильно изменилось с тех пор, как она была здесь в последний раз. Это было много лет назад, когда еще был жив Марсель. Тогда они только вернулись из Алжира во Францию. Майская природа встретила их радушно и щедро, одаривая теплом мягких лучей и сильной молодой зеленью. Франсуаза прислушалась. Нет, птицы тогда пели совсем по-другому. Может быть, потому что сейчас был всего лишь конец марта, или же просто счастливая молодость преображает все вокруг, раскрашивая обыденность самыми радужными красками.
Ворота были открыты, как и входная дверь. Франсуаза тихо вошла – на веранде было пусто. Старинная резная мебель была все той же, что и раньше, только на стенах гобелен сменился новыми обоями. Франсуаза затаила дыхание, пытаясь понять, был ли кто в комнате. Тихо подойдя к двери, она толкнула ее – та легко поддалась. Еще не до конца растворились утренние сумерки, и здесь было бы совсем темно, если бы не керосиновый фонарь, что стоял на столе.
- Я рада, что вы держите слово, - Анабель поднялась с софы.
- Вот и ты сдержи свое, - ответила Франсуаза.
Вместо ответа Анабель быстро подошла к двери, легко запирая ее на ключ.
- Не хочу, чтобы нам помешали, - заметила она, не глядя на Франсуазу, все так же продолжая стоять лицом к двери.
- В это время в такой глуши нет никого, - спокойно возразила та.
- Оно и верно, - отозвалась Анабель.
Франсуаза огляделась по сторонам, припоминая виденную когда-то обстановку. Она до сих пор не понимала, почему было выбрано именно это место. Она посмотрела на Анабель. Та точно заснула, прислонившись лбом к двери. Это молчание дышало чем-то недобрым и даже зловещим. Франсуаза начинала нервничать, Анабель же словно забыла про нее, но это напускное спокойствие было быстро нарушено.
- Как же я ненавижу тебя, Франсуаза де Монферрак, - проговорила Анабель.
Франсуаза вздрогнула, не узнав ее голоса. Анабель повернулась, показав лицо – оно было искажено небывалой ненавистью. Не дав Франсуазе опомниться и возразить что-то, она продолжала, медленно наступая на нее:
- Я ненавижу тебя так, что своими руками готова содрать с тебя кожу. Знаешь, о чем я мечтала все эти годы? Видеть, как ты корчишься от боли и мук, как заживо горишь в адовом пламени. Люди называют сатану антихристом, для меня же его имя – Франсуаза де Монферрак. Говорят, что ненависть испепеляет и иссушает душу, мне же она давала силы. Я жила только ею, мечтая, что придет день, и ты заплатишь за все сотворенное тобою зло. Сколько же я ждала этого дня! – воскликнула она, делая еще один шаг навстречу Франсуазе. – Я буду отмечать его как самый великий праздник, а твои предсмертные вопли будут для меня сладчайшей музыкой. Ты можешь молиться, Франсуаза, потому что иного времени сделать это у тебя не будет, - она злорадно улыбнулась, сжимая кулаки.
Франсуаза почувствовала за спиной книжные полки – дальше отступать было некуда. Придавленная злобной решимостью Анабель, она на время потеряла дар речи.
- Почему? – наконец, смогла вымолвить она.
- Почему?!
Крик Анабель больше походил на вопль. Налившиеся кровью глаза, казалось, были готовы выпрыгнуть из орбит.
- Вильфор. Аделина Вильфор, - отчеканила Анабель. – Тебе неизвестно это имя?
Франсуаза вздрогнула, побледнев еще больше. Это не могло укрыться от Анабель, и, торжествуя, та продолжала:
- Ты вычеркнула это имя и это воспоминание из своей жизни, вырвала эту черную страницу, но ты ничего не забыла. Совершить грех чужими руками значит не совершить его вовсе? Так считаешь ты? На твоих руках кровь, и сегодня ты смоешь ее своей собственной.
- Так значит… ты… - Франсуаза не могла продолжать, только сейчас угадывая в лице Анабель увиденные когда-то черты.
- Дочь той, которую ты убила.
- Я ее не убивала! – вскричала Франсуаза. – Тебе ли не знать, как все было? – она простерла вперед руки, точно молила о пощаде.
Вместо ответа Анабель достала спрятанную на груди крошечную записку. Бумага была старая, наполовину вытершаяся от времени. Она развернула ее, бросая в лицо Франсуазе: «Франсуаза де Монферрак отняла у меня счастье и жизнь» значилось в ней.
- Этого не может быть, - прошептала Франсуаза, роняя из дрожащих рук записку. – Я не хотела этого, Анабель…
- Не хотела?! – Анабель не дала ей договорить. – Убивать своего сына ты тоже не хотела?
- Что ты сказала? – надеясь, что ослышалась, проговорила Франсуаза.
- Я не хочу знать, как он оказался там, но он пошел туда вместо тебя, и потому ты убила его! Убила человека, которого я любила!
Оглушенная услышанным, все еще многого не понимая, Франсуаза почувствовала, как слабеют ноги. В какой-то момент они подкосились, и она стала оседать на пол, скользя спиной по холодному стеклу библиотеки. Анабель отошла на несколько шагов и остановилась, бросая на Франсуазу исподлобья взгляд, в котором ни на миг не угасала лютая ненависть.
- Подземелье старой часовни Сен-Урбен. Он там, но я не дам тебе похоронить его останки, - произнесла она. – Он любил меня, и мы хотели уехать и быть вместе. Я мечтала, чтобы ты подохла, точно крыса, в тех стенах, но ты вновь все испортила! – вскричала она. – Нет, я больше не позволю тебе ломать мою жизнь.
Конверт с пустым письмом, отъезд – незначительные детали стали приобретать смысл, но легче от этой правды не стало.
- Ты больна, - прошептала Франсуаза. – Ты убила моего сына, - прошептала она, поднося руку к сердцу – впервые она узнала, где оно находилось. – Если хотела наказать, ты уже сделала это, - она тяжело задышала, чувствуя при каждом вздохе болезненную тяжесть в груди.
Анабель сверлила Франсуазу взглядом, сомкнув губы в злой усмешке.
- Мне сладостна твоя боль. Пусть она уменьшит мою, - прошипела она. – Ты отняла у меня все, но последнее слово останется за мной. Изабель не будет счастлива. Альфред давно уже мой, а с Себастьеном ты скоро встретишься.
Франсуаза подняла на Анабель обезумевшие глаза. В секунду забыв о боли она вскочила с криком «Чудовище!», готовая накинуться на Анабель, но та, в мгновение ока схватив лежащий рядом на софе револьвер, что до того было накинут плащом, увернулась, и в следующую секунду, замахнувшись, сильно ударила Франсуазу рукоятью револьвера прямо в висок. Удар был неожиданным и точным. Франсуаза потеряла сознание, по щеке потекла кровь. Недолго думая, Анабель схватила горевший фонарь и со всей силы разбила его об пол. Керосин вспыхнул в доли секунды, запылала скатерть. Тогда, бросившись к двери, Анабель выскочила на веранду. Она закрыла на ключ все двери. Выбежав на улицу, она оглянулась на дом.
- Вот и все, - прошептала она напоследок.
Франсуаза очнулась, чувствуя жар. Голова гудела, и она не сразу поняла, что происходит, увидев огонь, что уже охватил половину комнаты. Она закричала, инстинктивно зовя на помощь. Было тяжело дышать, дым резал глаза, жег горло. Закричав еще раз, как если бы кто мог услышать, она поползла к двери. Та, конечно же, была заперта. Взглянув на крошечные окна под самым потолком, Франсуаза почувствовала, как начинает вновь терять сознание, как в какой-то момент, мысль, быстрая, точно вспышка, осенила ее уже начавшее мутиться сознание. Это же Лисья Нора! Она была здесь раньше. С трудом встав на ноги, она бросилась к книжному стеллажу. Когда-то здесь был потайной ход в маленькую комнатку для тайных встреч. Оттуда же дверь черного входа вела на улицу, выходя прямо к лесу. Стеллаж был своего рода дверью, что вела туда. Губы шептали молитву, когда она пыталась нащупать руками выступ, за который можно было отодвинуть эту массивную дверь. Вдруг проснувшееся желание жить придало силы. Ей казалось, что на ней уже пылает одежда – до того было жарко. Задыхаясь от дыма, который заполнил все пространство небольшой комнаты, Франсуаза закричала, почувствовав, как огонь лизнул ей ноги, и в этот момент дверь поддалась. Франсуаза оказалась в темном помещении. Хоть глаз выколи – до того здесь было темно. Закрывая за собой тайную дверь, чтобы хотя бы на время не подпустить к себе огонь, она бросилась вперед, интуитивно вспоминая, где находился выход. «Только бы она была не заперта», - шептала Франсуаза, спотыкаясь в темноте. Она нашла ее и толкнула. Дверь распахнулась. Франсуаза потеряла равновесие, но упала не на землю, а на чьи-то руки. Уже теряя сознание во второй раз, она увидела перед собой Себастьена. «Наверное, я умираю», - такова была ее последняя мысль, прежде чем сомкнулись ее веки.
Наверное, он действительно был отмечен Божьей благодатью. Он шел на возможную смерть, не имея иного оружия, чем сила своей веры. Ранение пришлось не в самое сердце, как подумала Анабель, но рядом, лишь поцарапав кожу. Едва ли серебряный футляр для Евангелия мог остановить пулю, если бы она была направлена точно в сердце, но пуля застряла именно в нем, пройдясь по коже, точно ножом. В то мгновение, когда Себастьен падал к ногам Анабель, у него действительно пронеслась мысль, что он убит, но уже в следующий миг он понял, что это не так. В ту самую секунду он замер, затаился, забыв о боли, решив в подходящий момент выхватить оружие у Анабель и остановить злодейку, но когда понял, что его заворачивают в ковер, ему пришла другая идея. Нет ничего опаснее врага, которого считаешь побежденным, а отныне он был злейшим врагом Анабель. Он знал, что она будет готовиться к предстоящему событию и не станет караулить погреб. Конечно, он не мог сразу же покинуть своего укрытия. Нужно было ждать, и он стал ждать. Много раз, когда он уже готов был выбраться наружу, наверху вдруг раздавались шаги, замирающие совсем неподалеку. Так длилось несколько часов. Он торопил время, боясь, что не успеет, и даже готов был, пренебрегая опасностью, больше не ждать, но тогда бы он уже точно не смог бы помочь Франсуазе. Судьба не была бы так милостива к нему во второй раз, и он снова ждал. Разорвав сорочку, он плеснул на рану содержимое из первой попавшейся на глаза бутылки, стиснув зубы, чтобы не закричать, после чего перевязал ее, как мог. Он выбрался без труда, одним ударом тяжелого бруса сорвав изнутри замок. Крадясь по темным коридорам дома, он ждал каждый миг, что его разоблачат, привлеченные шумом, потому как вероятнее всего шум был слышен, когда он выбирался из погреба. Однако этого не происходило. Себастьен был внизу, спеша быстрее покинуть дом. Он не знал, который был час. Взглянув в окно, он увидел, что уже начинало светать. Близилось утро. «Сколько потеряно времени», - подумал он, направляясь к выходу, как вдруг, откуда ни возьмись, в коридоре возник Альфред. Он шел по направлению к кухне, накинув на плечи халат. Устало почесывая затылок, он морщился, точно у него болела голова, и даже не сразу заметил Себастьена. Оба не могли скрыть изумления при этой странной встрече.
- Святой отец? – пробормотал Альфред. – Боже мой, привидится же такое. Зачем она снова напоила меня?
Он махнул рукой, точно перед ним возникло видение или галлюцинация, но, сделав пару шагов, замер на месте и резко обернулся.
- Отец Себастьен? – повторил он, начиная приходить в себя. – Что вы здесь делаете?
Хладнокровно заставляя себя отбросить эмоции, Себастьен кратко рассказал Альфреду все, что знал, беспощадно развенчивая в том образ его возлюбленной. Альфред не хотел верить, кричал, проклинал Себастьена, но рана на груди многому была доказательством, и, в конце концов, он сник, покорно принимая жестокую правду.
- Но она ждет от меня ребенка! – он предпринял последнюю попытку защиты.
- И вы верите ей? – воскликнул Себастьен. – Я же не прошу убивать ее, но помешать!
Они прибыли в назначенное место вскоре после того, как туда приехала Франсуаза. Недалеко от железнодорожной станции они взяли лошадей, чтобы быстрее добраться до Лисьей Норы. Наверное, то же самое на рассвете сделала и Анабель, потому как в одинокой всаднице, что мчалась от Лисьей Норы, они без труда узнали ту, за которой гнались. В семье полковника Бальмонта всегда ценилось оружие, и Альфред с детства умел стрелять, а с годами до совершенства отточил это умение. Он выстрелил в лошадь. Несчастное животное упало, сраженное пулей. При всем желании Анабель не могла бы убежать от Альфреда.
Тем временем Себастьен, издали увидев дым, окутавший Лисью Нору, мчался туда.
- Посмотри, нет ли там черного хода! – крикнул ему вслед Альфред.
Несколько минут промедления – и могло бы произойти непоправимое. В какой-то момент Себастьену показалось, что время остановилось на месте. Как бы то ни было, главным было то, что он успел.
- Потерпите, Франсуаза. Еще немного, вы только потерпите, - произнес он, подхватывая Франсуазу на руки, чтобы унести ее подальше от дома, который в любую секунду мог оказаться охваченным пламенем.
Он остановился на безопасном расстоянии от дома, держа на руках еще не пришедшую в сознание Франсуазу. Опустившись на одно колено, чтобы немного передохнуть, он вдруг поднял голову, услышав издалека топот копыт.
Анабель со связанными руками и каменным лицом стояла напротив, гордо глядя перед собой. На Альфреда было страшно смотреть: он был чернее тучи. Несколько секунд Себастьен и Анабель смотрели друг другу в глаза. Он – снизу, затаив немое негодование, она – сверху, не пряча в глазах злую насмешку.
- Зря я для верности не пустила тебе пулю в лоб, святоша, - процедила она сквозь зубы.
Прежде чем отдаться в руки правосудия, Анабель изъявила желание говорить со всеми участниками этой истории. После прибытия в Париж прошло всего часа два или три. Себастьен хотел отговорить Франсуазу от этой затеи, видя, что женщина едва держится на ногах, но, кажется, ей было необходимо еще раз посмотреть в глаза Анабель. Она не отходила от Себастьена, опираясь на его руку, иначе не выдержала бы и упала. За немногие часы она заметно постарела, точно за один день могло минуть несколько лет. Даже голос ее больше не был прежним. В нем не было ни уверенности, ни знакомого чуть насмешливого задора. Он надломился, став глухим. Глаза ее потухли, они не просыхали от слез, и под ними легли сильные тени. Молодая и сильная еще вчера, сегодня она превратилась почти в старуху.
Изабель все узнала в тот же день. Не верила, плакала, кричала, но, как и Альфред, сдалась. Странно, но в этот день они с Себастьеном почему-то избегали смотреть друг другу в глаза. Быть может, Изабель мучило чувство вины, что она невольно потакала злу, пригрев на своей груди коварную змею, или было что-то еще, терзавшее ее, но так или иначе они едва ли обменялись парой слов. Так же согбенная горем, она стыдилась смотреть на мать, пряча глаза.
Себастьен остановился перед приоткрытой дверью гостиной, куда с минуты на минуту должны были привести Анабель. Услышав голоса, он невольно прислушался, выхватив краем глаза картину: Изабель сидела на стуле, а перед ней стоял на коленях Альфред. Он говорил глухо и сбивчиво, голос его срывался. Наверное, он даже плакал, спрятав лицо на коленях Изабель.
- Если бы я мог повернуть время вспять, Изабель, - говорил он. – Не прощай, но я все равно буду просить прощения. Я мог бы тебе сказать, что это было затмение, наваждение, но я сам шел к тому. Не знаю, как мне дальше с этим жить, как искупить свою вину перед тобой.
- Ничего, Альфред, - устало произнесла Изабель, отрешенно кладя ему руки на затылок. – В конце концов, на мне самой не меньше греха, чем на тебе. Я нисколько не лучше.
Она улыбнулась сквозь слезы, заставляя Альфреда поднять голову. Прикоснувшись ладонями к его щекам, она стерла с его лица слезы.
- Точно марионетки. Сами не ведаем, что творим, - повторила она свои недавние слова, устремляя взгляд куда-то вдаль, в несуществующую точку.
«Вот и все», - с горечью подумал Себастьен, отшатнувшись от двери, чтобы больше не слушать чужой разговор. В груди ныло и щемило что-то. Он глубоко вздохнул, чтобы отогнать подступивший к горлу комок. «Значит, так распорядился Бог», - сказал он себе, и разве мог он утешить себя как-то иначе?
Вскоре в гостиной все были в сборе. Анабель стояла посередине. Ей развязали руки, проверив прежде, что при ней нет ничего, с чем она могла бы выкинуть еще какой-нибудь фокус. Она переводила ледяной взгляд на всех по очереди, кто находился перед ней. Франсуаза сидела в кресле, плотно сцепив пальцы в комок. Рядом стоял Себастьен. Время от времени она поднимала голову, чтобы взглянуть на него, и он отвечал ей ободряющим взглядом, кладя ей руку на плечо. По другую сторону гостиной на краешке стула сидела Изабель. Она мяла в руках платок, изредка поднося его к глазам. Она почти не поднимала их, глядя в пол, и лишь в тот момент, когда чувствовала, что ее никто не видит, осмеливалась осмотреться, больше всего боясь встретить чьи-либо глаза. У окна, скрестив руки на груди и опустив голову, стоял Альфред. Он тяжело дышал, а когда поворачивался к остальным, на его лице можно было увидеть выражение крайней досады. И только одна Анабель сохраняла странное спокойствие, бесстрастно глядя вперед. Она заговорила, не дожидаясь, пока к ней обратятся:
- Месть это блюдо, которое подают холодным. Кажется, так гласит старинная английская поговорка? Возможно, и все же не совсем так, поскольку вы говорите «месть», а я говорю «возмездие». Легко считать себя праведником и даже быть им, не зная подлинной цены жизни. Я узнала ее с детства. С самых первых лет она была исковеркана, и я до последнего пыталась собрать нечто единое из ее осколков. Я всю жизнь занимала чужое место, потому как меня лишили моего собственного. Ты опускаешь глаза, Франсуаза, значит, тебе есть чего стыдиться. Этот камень до конца твоих дней будет лежать на твоей душе, иначе бы ты не стала исповедоваться. Я узнала обо всем, когда чуть подросла. Тогда мне рассказали, что в вещах моей матери, оставленных в той меблированной комнате, была найдена записка. Я прочла твое имя, и она словно клеймо прожгло мою душу. Оно жгло меня день за днем, лишая сна и покоя, и тогда я поклялась перед самим Богом, что восстановлю справедливость. Око за око, зуб за зуб. Да, именно так. Каждый должен нести наказание, и я стала жаждать возмездия. Много лет я следила за вашей семьей по слухам и газетным статьям, и только несколько лет назад решилась выйти на сцену. Тогда меня звали Аньес де Блоссар. С этим именем у меня нет ничего общего, как и со многими другими. Несколько безработных актеров, снятое на время жилье – вот и все, что должно было обеспечить мой успех. В ту пору я даже не думала влюбляться. Тогда мне просто нужны были деньги, чтобы дальше продолжать войну. Патрик мог мне в этом помочь. Я не знаю, как во мне произошла перемена. Я долго убеждала себя, что увлечение пройдет, как только закончится спектакль, и Патрик исчезнет из моей жизни. Не знаю как, но во мне родилась любовь. Наверное, она и погубила меня. Я смотрела на него и начинала бояться саму себя. Я полюбила сына моего злейшего врага. На какой успех могла я рассчитывать после этого? Я была больше не властна над собой. В жизни моей не было более счастливого времени, чем то, когда со мной был Патрик. Он был единственным для меня, единственным и останется. Когда же стал подходить неизбежный финал, я отрывала его от моего сердца, оставляя на нем незаживающую рану. Не знаю, надеялась ли тогда, что у этой любви есть будущее? Скорее всего, нет. Тогда я верила, что смогу забыть. Вот только не забыла. После я должна была затаиться. Этому были причины, о которых я скажу позже, - Анабель сделала паузу. – И вот прошлым летом вы приехали в Труа. Я прибыла туда за две недели перед тем, как объявилась в вашем доме. Объявление в местной газете – мне казалось, сам Бог послал его мне тогда. Анабель Лоти – еще одна выдумка. Моя цель была проста. Прижиться в доме, чтобы, следуя развитию событий, иметь возможность действовать так, как мне будет подсказывать ситуация. Я наблюдала за вами, изучая ваши нравы и повадки, делая выводы и узнавая о ваших планах. Провинциальная история двух влюбленных, - при этом Ада устремила насмешливый взгляд сначала на Себастьена, потом на Изабель. – Мне она пошла только на руку. Я сразу распознала, в чем дело. Я сбегала тайком из дома, прекрасно зная, где хранятся ключи, чтобы следить за молодой хозяйкой. Я следила за вами, когда вы встречались близ церкви или в церковном саду. Старая часовня стразу привлекла мое внимание, и я решила изучить ее. Вот тогда-то мне и стало известно о подземелье. В моей голове зародился план, поначалу туманный, но после долгих размышлений начавший принимать все более определенные очертания. Отношения же тем временем стали заходить все дальше, пугая меня своей серьезностью. Да-да, Альфред, твоя жена не столь безгрешна, как тебе всегда казалось, - Ада бросила на мужчину беглый взгляд, ловя одновременно растерянность в глазах Изабель. – Я понимала, что это может повлечь непредвиденные события, которые способны помешать мне. Еще при первой встрече я интуитивно почувствовала исходящую от Себастьена угрозу. Тогда-то мне и пришла в голову мысль разлучить вас. Я написала Себастьену письмо, в котором от имени неизвестного заставляла его уйти от тебя, Изабель, под угрозой разоблачения. Он сделал это исключительно ради любви, подруга, а ты же была разочарована, убита горем! Я убивала одним ударом нескольких зайцев. Избавилась от Себастьена, заставила тебя страдать, а тут еще появился Альфред. Я страстно желала как можно быстрее уехать в Париж, который мог полностью развязать мне руки. Все складывалось очень удачно. Мне мешала только Франсуаза.
Ада на секунду смолка, переводя дыхание. Она нервно теребила кулон, висевший на груди, сделала несколько шагов перед камином, после чего продолжала:
- Узнав о прибытии Патрика, я покинула на время дом. Вы сами посадили меня в поезд, но я сошла на следующей же станции. Я ни на миг не оставляла особняк своим вниманием, наблюдая со стороны, но в день свадьбы я не могла не прийти в церковь, сделав все, чтобы остаться незамеченной. Мне нужно было только увидеть Патрика. Я ошиблась, надеясь забыть его. Я думала о нем, мечтала, теряя способность мыслить трезво и расчетливо. Мы столкнулись с ним сразу после венчания. Он был первым и единственным, кому я сказала свое настоящее имя. Ада Вильфор. Я должна была как-то связать мое настоящее с несуществующей Аньес де Блоссар и придумала историю о шайке шарлатанов и мошенников, которая гналась за мной. Я поклялась, что это будет моя последняя ложь перед ним. Он простил меня! Он любил меня все эти годы, как я любила его! – воскликнула она со страстью. – Мы должны были уехать в Марсель, он и я, чтобы навсегда остаться вместе. На моих глазах его лицо вновь стало светиться от счастья. Мне нужно было только избавиться от тебя, - она вперила на Франсуазу острый взгляд. – Не знаю, каким образом то письмо попало ему в руки. Не он, но ты должна была оказаться в подземелье! – вскричала она. – Я опоздала туда. Его не было три дня, но я не могла и предположить, что произошло на самом деле. Я пришла туда, надеясь застать там тебя, а нашла его! – она отвернулась, спрятав лицо в ладонях. – Мне не забыть того ужаса, что открылся мне, - глухо проговорила она. – Я думала, что невозможно ненавидеть тебя больше, чем ненавидела я, но я ошибалась. Я возненавидела тебя так, что ненависть эта стала для меня воздухом и пищей. Я решила объявиться в Париже. Сблизиться с тобой, Изабель, было несложно, и я быстро вошла к тебе в доверие. Ты была откровенна со мной и сама подсказала, как причинить тебе боль. Потери! Вот что преследовало тебя, и я решила сделать Альфреда еще одной твоей потерей. Я захотела, чтобы он возненавидел тебя, чтобы ты опротивела ему. Ты как раз ждала ребенка в это время, и это было еще одним препятствием на моем пути. Альфред, ты неплохой человек, не лишенный совести. Я неплохо сумела убедить тебя в том, что влюблена, но, увы, для меня ты был лишь пешкой в моей игре, - она обратилась к Альфреду, что все так же, не шелохнувшись, стоял у окна, неподвижно глядя на улицу. – Некоторые лекарства при их сочетании дают неожиданный результат, оттого тебя, Изабель, то и дело мучило то чувство сонливости, то необъяснимо возбужденное состояние. Я без труда добавляла их в твою еду и питье. Ты становилась сама не своя, раздражая и утомляя Альфреда. Конечно, это не могло не сказаться на ребенке. «Беременность не болезнь, но волнение может сделать ее таковой». Помнишь, эти слова, Изабель? Письма, платок с инициалами Себастьена – незначительные детали, но зато какой эффект! – она деланно рассмеялась. – Ты потеряла ребенка, а Альфред оказался в моих объятиях. Все шло, как по нотам. Я никогда не была беременна, милый, - сказала она, вновь обращаясь к Альфреду. – По сути, у женщин есть только один козырь, и я не могла им не воспользоваться. Но самой главной болью моей души оставалась Франсуаза. Я была даже рада тому, что мы невольно должны были оказаться наедине в Лисьей Норе. Я не могла и предположить, что снова появится он, - она зло сверкнула глазами на Себастьена. – Он словно заноза в пальце, вечно путает мне все карты. Я была уверена, что пристрелила тебя, святоша.
Она снова отвернулась, упираясь руками в стойку камина. Вероятно, она не хотела показывать своего лица, но можно было угадать немалое волнение по той мелкой дрожи, что охватила ее тело. Изабель оглянулась по сторонам. Франсуаза, почерневшая от услышанного и потерявшая на время дар речи, сидела, покачиваясь от горя. Себастьен присел рядом с ней. Он наклонился, прошептав ей что-то на ухо, на что Франсуаза отрицательно покачала головой, чуть похлопав ладонью по его руке. Посмотрев туда, где стоял Альфред, Изабель удивилась – там не было никого.
- Альфред? – она встала, осматриваясь по сторонам.
Альфреда в гостиной не было. Казалось, никто не обратил на это внимание. Неприятно заныло в животе. По телу пробежала дрожь, словно повеяло студеным ветром. Изабель подошла к дверям.
- Альфред! – она выглянула наружу, но не увидела никого.
Тогда, не сказав ни слова, она тихо вышла из гостиной.
- Оставьте меня, Себастьен, - попросила Франсуаза.
- Мадам де Монферрак, вы уверены? – он повернул голову в сторону Ады.
Она кивнула, отстраняя его рукой.
- Я буду за дверью, - тихо сказал он.
Как только за Себастьеном прикрылась дверь, Франсуаза поднялась, тяжело опираясь на подлокотник кресла. Она подошла к Аде, остановившись у той за спиной.
- Ты отняла самое дорогое, что у меня было в жизни, - произнесла она. – Даже если ты и считала меня виновной все эти годы, теперь мы квиты, - горько добавила она.
- Что же, ты предлагаешь мне перемирие? – не поворачивая головы, ответила Ада.
- Предлагаю раскаяться и скорбеть вместе со мной. Я верю, что ты любила моего сына, как бы ни было горько мне это признавать. Ты знаешь сама, что тебя погубила не любовь. Она спасает. Ты не захотела жить ни настоящим, ни будущим. Ты погрязла в прошлом, и оно затянуло тебя, точно трясина.
Вместо ответа Ада усмехнулась, но было что-то безрадостное и тоскливое в этой усмешке.
- Думаешь, мне не было для чего жить? – сказала она, наконец.
- Наверняка было, но что теперь с того.
- Да, что теперь с того, - как-то непривычно обреченно вздохнула Ада. – Дайте мне стакан воды, - неожиданно попросила она.
Франсуаза отошла к столику, где стоял высокий графин с водой. Она протянула стакан Аде. Отвернувшись, та сделала несколько больших глотков. Поставив стакан на стойку камина, Ада повернулась к Франсуазе. В ее глазах блестели слезы. На лице застыло странное выражение, точно она долго боролась с самой собой – такая на нем была написана мука. Она заговорила торопливо, словно боялась опоздать.
- Хотите, я верну вам его? – спросила она, и на ее губах задрожала незнакомая дотоле улыбка.
- Вернешь? – у Франсуазы от этих слов похолодела душа.
- Приют Сен-Лазар. Спросите Эвелин Дюрбо, она знает меня. Мальчику скоро исполнится пять лет. Мне кажется, Пьер точная копия отца. Увидите сами. В моем доме вы найдете документы на имя Агаты Монтегю. Дайте ему имя его отца и скажите, что его мать любила его, хоть он ни разу так и не назвал меня этим словом, - произнесла она, прижимая к груди ладони.
- Твой сын? – воскликнула Франсуаза. – Сын Патрика? – ахнула она, поднеся к губам ладони, чтобы сдержать возглас.
- Да, - выдохнула Анабель.
Она хотела добавить что-то еще, а Франсуаза спросить, но в эту самую секунду раздался выстрел, вслед за которым все услышали душераздирающий женский крик.
Забыв о всякой предосторожности, Франсуаза бросилась вон из комнаты, оставляя Аду. Двери кабинета были распахнуты, и вбежавшие почти одновременно Себастьен и Франсуаза застали там жуткую картину. Рыдающая Изабель стояла на коленях перед Альфредом. Он лежал, все еще держа в руке револьвер. На виске его зияло ужасное отверстие от пули.
- Альфред, Альфред, - заикаясь от ужаса, повторяла Изабель, потеряв дар речи – увиденное парализовало ее.
Франсуаза медленно опустилась рядом на пол. Обняв дочь, она прижала ее голову к своему плечу.
- Она была права. Совесть, дочка. Все дело в ней. Зря он сделал это, - добавила она.
Себастьен смотрел на открывшуюся его глазам картину, не находя в себе сил приблизиться к Изабель и увести ее отсюда.
- Где Ада? – он первым вспомнил о том, кого они оставили в гостиной.
- Ада? – встрепенулась Франсуаза.
Он бросился в гостиную. Подбежав, Себастьен застыл на пороге. Когда вслед за ним прибежала Франсуаза, он преградил ей рукой дорогу, не пропуская дальше. Ада лежала у камина на спине. В ее открытых глазах и чертах лица застыло выражение того, будто она в самое последнее мгновение обрела, наконец, то, к чему так долго стремилась – это был долгожданный покой.
- Что с ней произошло, Себастьен? – шепотом спросила Франсуаза, заглядывая через его плечо.
Себастьен прошел в комнату. Осматривая Аду, взгляд его остановился на золотом кулоне, что висел на ее груди. Кулон был выполнен в форме раковины и состоял из двух открывающихся половинок. Он был раскрыт.
- Кажется, она отравилась, - сказал он, поворачиваясь к Франсуазе. – Скорее всего, яд находился здесь, - он кивнул на кулон. – Посмотрите, мадам де Монферрак!
Франсуаза не смотрела и не слушала. Она точно окаменела, глядя в одну точку. Это был стакан воды, что продолжал стоять на стойке камина. Стакан, что она своей рукой подала Аде Вильфор.