Лет двадцать назад, будучи осенью в гостях у приятеля в одной из глухих деревень Архангельской области, довелось присутствовать на этой церемонии. Да именно так, другими словами данное действо назвать не могу.
Днем мы несколько часов заготавливали «смолье». Так называют выпиленные из ствола чурки с повышенным содержанием смолы. Смолистое полено зажигается от одной спички. Занятие не простое, требующее навыка и физической подготовки. В течение нескольких часов мы искали такие сосны, спиливали, выпиленные чурки таскали к реке, иногда за 300-500 метров (у самой то реки все смолье как правило вырублено в предыдущие годы). Кололи и укладывали поленья в лодку уже когда смеркалось. Как сказал, приятель, заготовили «коз» на 15, на ночь хватит. «Коза» - металлическое, незамысловатое приспособление для разжигания костра, крепящееся в носу лодки в метрах 2-х над водой.
Ну вот и чаю напились, сидя у костра на берегу. Стемнело. Пора и лучить. Костер в «козе» разгорелся моментально, осветив вокруг и берега и речку. Тронулись. В «осиновке» (лодки сделанные из ствола осины) сидеть и то нужно равновесие держать. А уж стоять с острогой всматриваясь в прозрачную воду, скажу я вам – занятие не для «поплавочников». Дал мне приятель острогу, а сам встал в другой конец, управляя лодкой с помощью деревянного шеста, для чего почти беззвучно отталкивался от каменистого берега.
Под водой жизнь шла своим чередом. Красота неописуемая! Красивейшие разноцветные камни и водоросли, снующие мелкие рыбешки…Я словно попал сам туда, пока меня не «разбудил» крик товарища. Оказалось, что он видит не хуже меня и благодаря опыту что-то заметил. Метрах в пяти впереди я тоже заметил еле еле шевелящего хвостом налима. Смотрю на него, и про то за чем едем в лодке и забыл.
Вывел меня из оцепенения опять же крик товарища. Медленно опустил острогу в воду, и … Вот оно рыбацкое счастье – налим извивался на остроге, прижатый к дну. Только вытащив из воды в лодку, понял, что килограмма 3 налим будет. Тем временем костер в козе стал прогорать, и мы причалили к берегу, чтобы наложить новых поленьев. Не знаю как передать чувство, которое я испытывал, когда перекладывал налима в лодке. Охотник, добытчик, мужчина. Чувство гордости вперемешку с радостью успеха. Приятель похвалил меня, сказал, что не каждый новичок сможет даже в налима острогой попасть.
На второй козе мы поменялись местами. Я уже толкал лодку шестом, а у козы стоял «мастер», как приятель любил себя называть. Через мгновение уже наблюдал за плывущими рядом с лодкой утками, как чайки за кораблем, еще подумал я. С улыбкой смотрел на хариуса, спрятавшего голову в траве. Наверное, думает, что спрятался от нас. А за это время мастер уже добыл двух щук по 3-4 кг каждая, хариуса с полметра. И снова пора перекладывать козу. Плывем дальше. Впереди шумит перекат, отсвечивают камни. Я от греха подальше присел, пока мастер провел стремительно летящую вниз лодку между камнями. Сидя в лодке, метрах в 10 от себя увидел на берегу лося. Тот спокойно стоял и смотрел на нас, как будто это он видел не первый раз. Порог постепенно закончился, течение стало спокойнее, и я выпрямился. Плесо. Река успокоилась, наступила тишина. И тут у берега раздался громкий всплеск Невольно я вздрогнул. Спустя несколько секунд я уже обалдело смотрел на приличного зверька, который очень старательно работая лапами, плыл под водой, параллельно с лодкой буквально в 2-3 метрах от нее. Бобер, крикнул приятель. Он казалось и не смотрел в ту сторону. Да уж, насмотрелся, наверное, живя в такой глуши. У меня слега дрожали коленки от всего происходящего. Закуривая сигарету, обратил внимание и на легкую дрожь в руках. То ли от легкого страха, когда по порогу неслись, аж головешки с козы сыпались в реку, толи от стоявшего как истукан лося, встретившись с ним взглядом, толи от размеренных действий бобра-пловца, но приятель заметил мое состояние и «успокоил». Сказал, что, если доведется семгу увидеть, то нынешнее мое состояние можно сравнить как трепет листочка с землетрясением.
Тут же на козе, вернее на том, что от нее осталось после порога, согрели чайку. Из-за слабого света от костерка, в трех метрах уже ничего не видать. Начинается темнота непроглядная. Луны нет, небо с вечера затянуто сплошной осенней серостью. На фоне еле просматривающего неба видны огромные силуэты елей. Они как солдаты-гулливеры в солдатских шинелях казалось, сомкнулись вокруг нас. Ощущение, что ты человек - властелин природы пропало напрочь. Попытка вырваться из темноты – я сделал движение, чтобы добавить поленьев в костер, закончилась неудачно. Мастер что-то буркнул то ли мне, то ли этим великанам, что без толку жечь смолье не нужно – и так хорошо. А ему и на самом деле было хорошо. Лежа на брошенной на прибрежные камни фуфайке, отпивая не спеша из эмалированной кружки горячий чай, он с наслаждением затягивался сигаретным дымом и медленно пускал колечки, глядя куда-то в темноту. Догорела сигарета и как из арбалета полетела в реку. Приятель потянулся, вскочил на ноги. Все, слава богу, конец темноте, да будет свет!
Коза разгорелась как никогда ярко. Ехали медленно – яма метра 3 глубиной была под нами. Свет едва пробивался до самого дна. У меня шест до дна не доставал, греб им как веслом. Толща воды не была уже той веселой и привлекающей внимание. От ощущения бездны под нами, разбавленной стальным оттенком реки, повеяло чем-то жутковатым. Ярко горящий костер, только усиливал ощущение неизвестности. И тишина. Хорошее смолье, когда горит, не трещит в отличие от обычных дров. Приятель концом остроги показал куда-то в сторону вглубь ямы. Ничего не вижу, но подгребаю в ту сторону. Футболка начала прилипать к спине, вспомнил слова мастера о семге, вспомнил рассказ Астахова о царь-рыбе. От этого, почему то стало слегка потряхивать. На лбу тоже выступил пот, о господи, скорее бы уж. Но тут приятель махнул рукой и шумно стал сам грести острогой. Минут через десять яма закончилась, река снова стала приветливой и веселой. Мелкие рыбешки, радуясь свету, выпрыгивали из воды, убегали в сторону, возвращались обратно к лодке и снова убегали. Под лодкой полметра воды. Опять впереди послышался шум порога. Сейчас переложим «козу», а потом уж по порогу спускаться будем. Так думал только я. Больше так не думал никто. Мастер еще дальше отвернул передний нос лодки от ближайшего берега. Вот чудак. Сейчас при слабом свете, точно...
Больше толком ничего не помню. Машинально присев в корме на четвереньки, ухватившись за борта лодки руками, забыв о том, что капитан-то я, я слышал лишь биение своего сердца, причем громче, чем шум проносящего под нами порога.
В полной темноте мы причалили к берегу. И снова, все как всегда у него оказалось просто. Нет смысла перед порогом менять козу, так как вероятность, что новые поленья в нем потеряешь, слишком высока. Вот так. Поленьев жалко, а себя? Приятель, слегка посмеявшись над моими умными рассуждениями, ответил, что все пороги знает не хуже, чем я свою двухкомнатную квартиру, по которой я ночью хожу в туалет, не включая свет.
А в яме оказывается и на самом деле семга была, но рано еще, не стоит она на месте, не подпускает, отходит в сторону, а на яме в таком случае ее не взять. И хотя я и не понял этого невидимого состязания между мастером и рыбой, и почему она сейчас не стоит, и почему будет стоять позднее, но в тот момент со знанием дела, кивнул, выслушав его пояснения.
Несмотря на все происходящее сон стал меня уже одолевать. На часах час ночи. Проходя мимо лодки, увидел еще два больших хариуса. Оказалось пока мы по порогу неслись, приятель умудрился их заколоть, а мне казалось, что он только то и делал, что отворачивал лодку от летящих навстречу камней.
Наверное, у меня мое сонно-усталое состояние было видно на лице, поэтому приятель разжигая новую «козу», сказал, что на сегодня, пожалуй, хватит, рыбы и на уху и на соленье есть, а за поворотом избушка – там и поспим.
Острогу он мне не дал, сказал, что, в моем состоянии, можно вместе с острогой улететь в воду, а купаться осенью, ему не хочется. Почему ему, я тогда не понял, но спрашивать не хотелось.
Понял, лишь спустя несколько лет, когда уже сам стал неплохим рыбаком, и выпав из лодки в ледяную реку, из-за того, что напарник устал, оступился и нечаянно сильно качнул лодку.
Но это было потом. А тогда. Тогда добрались до избушки, затопили печь, перекусив, разлеглись на полатях. Вот это – рай. Проснувшись уже засветло, с удивлением ощутил, что снова хочется, чтобы скорее наступила ночь. Чтобы снова была непроглядная тьма. И снова плыть по реке с «лучом», встречая на пути незнакомую лесную и речную жизнь. Вот тебе и острога.
И тогда я понял, что, не смотря на все запреты и ответственность перед законом, меня уже от этого счастья не отвернуть. И чувства меня не подвели. Каждый год осенью я езжу в ту деревню, в которой и при советской власти никогда не было света от электричества. Езжу, и зажигаю там свой свет. Свет на реке, который дарит столько ощущений и событий, которых не испытать ни при какой другой рыбалке. А острога? Так, мне дед из той деревни подарил острогу, которой бил рыбу его прадед! И дед колол, и отец, и он сам. И я теперь с ней охочусь. И на мне, я думаю, лученье рыбы с острогой не остановится. А законы? Так это ж люди их придумывают, они же и отменяют их, поняв всю глупость происходящего.
2001 год