После того, как Кила ушёл вслед за Альяром, Шнырю тоже неохота стало оставаться в пустом доме. Хотелось есть, но в их хижине ничего съестного не осталось, а идти побираться у лютоборов было неудобно. Шнырь глотнул ещё браги и отправился на пристань, глазеть на рыбаков да корабельщиков, надеясь найти там что-нибудь наподобие кабака.
Кабака пристань в Лисьем Носе не предусматривала, равно как и других увеселительных заведений. На пристани было почти пустынно, только один урманский корабль стоял у причала.
Корабельщики готовились к отплытию, грузили тюки с поклажей, вяло и угрюмо переругивались. Ими командовал немолодой уже урман с обвислыми усами. Погода явно портилась, с берега задувал противный ледяной ветер. До вечера было ещё далеко, но тучи висели так низко, что казалось, уже наступили сумерки.
Судя по говору матросы на урманском корабле были из Арконы. В Аркону Шнырю возвращаться не хотелось, особенно после того, как он переметнулся от Гинды к Альяру. Его пробирала дрожь от одной только мысли о том, что ему возможно ещё придётся встретиться со жрецом.
Но и с Альяром, похоже, ему становилось не по пути. Волки перехватили инициативу с Камнем, княжна нашлась, теперь ей помогут вернуть престол, а его услуги, как умелого вора более не нужны. Надо было думать, что делать дальше. Можно было, конечно, вернуться к старому ремеслу, но события последних дней почему-то отбили у Шныря охоту до прежней жизни. Он подумал, что неплохо было бы уйти на корабле в Урманию, устроиться в тамошнюю дружину, посвятить остаток жизни военным походам.
Один из корабельщиков – худой, с рыжей клочкастой бородой приблизился к нему и присел рядом.
- Видал? – сказал он, обращаясь к Шнырю, - Погода к хренам, заветрела, того глади буря разыграется, а этот что удумал. Говорит, утром идти надо. Им, урманам, сам чёрт не страшен, лишь бы денег срубить.
Шнырь согласно покивал головой. Рыжий почесал свою клочкастую бороду. – Раньше я сам ходил на своей-то лодье, а сейчас… Урманов просить приходится, да втридорога, - он махнул рукой и замолчал, глядя вдаль.
- Рыбой торговали? – спросил Шнырь, чтобы поддержать разговор.
- Какой рыбой? Нет никакой рыбы, на х...! Пенька да мёд, что с прошлого году осталось, за бесценок отдали! Ещё чёрту этому усатому платить! – рыжий плюнул с досады, закашлялся и пошёл снова на корабль.
Шнырь снова остался один на причале, погружённый в раздумья.
В море показалась одинокая рыбацкая лодка. Человек в лодке выгребал изо всех сил против ветра, мало-помалу приближаясь к берегу. Почему-то вид этой одинокой, швыряемой волнами лодки, захватил Шныря и он взволнованно следил за тем, как лодка отчаянно боролась с волнами. Это одиночество и неприкаянность чем-то напомнили ему его собственную судьбу, его безрадостное детство, лишённое родительской заботы, отверженность и беззащитность юности.
Лодка тем временем подошла уже довольно близко к причалу, но у рыбака, сидевшего в ней, видимо закончились силы, и судёнышко стало сносить ветром в сторону скал. Шнырь отыскал на причале среди канатов и верёвок старый железный крюк, с обрывком бечевы, и побежал вдоль причала вслед за уплывающей лодкой. Причал закончился и далее Шнырь уже карабкался по камням вдоль берега. Наконец, лодка подошла настолько близко, что можно было кинуть крюк на верёвке.
- Эй, берегись! – крикнул он рыбаку в лодке и сильно размахнулся, забрасывая крюк. Ему посчастливилось зацепить лодку, и он стал тянуть её, что было сил, по направлению к берегу. Шнырь весь промок до нитки, руки от ледяной воды занемели. Наконец, и лодка и человек, сидевший в ней, оказались на суше. На дне лодки блестела рыбой спутанная сеть.
- Спасибо тебе, добрая душа, - услыхал Шнырь звучный женский голос. Рыбак скинул с головы капюшон плаща, и бывший вор с удивлением узрел обветренное, но приятное лицо молодой ещё женщины.
- Кто ж тебя одну в море пустил? – вырвалось у него.
- А с кем ещё-то? – устало вздохнула рыбачка, - Муж два года как в море сгинул, ребята малы ещё. Жить как-то надо. Вот и хожу в море за мужа-то.
Она принялась выгружать из лодки сеть. Шнырь взялся ей пособлять.
- Пойдём, пообсохнешь хоть, да рыбу поможешь донести, - предложила рыбачка.
- Рыбу-то? Давай донесу. Сказывай куда. – охотно согласился он.
- Вон за пригорком, ближе к лесу, изба моя. - показала рукой хозяйка, - Сам-то из лютоборской дружины будешь?
- Вроде того. - неопределённо ответил Шнырь.
Дом оказался добротным, но отсутствие хозяина сказывалось. Покосились ворота и в ограде зияли прорехи. Чурбаки были свалены у забора – колоть их было некому. Половица на крыльце треснула, а резной столбик сломался и был перевязан ремешком. Вдобавок ветром, наверное, сорвало ставень и он болтался на одной петле.
Во дворе обнаружился малец лет пяти, который что-то строил из песка и деревянных чурбачков. Вокруг мальца горделиво расхаживали тощие куры. В избе хлопотала девчушка, чуть постарше мальца. Завидев мать, она достала из печки чугунок с кашей и стала собирать на стол. В доме пахло уютом, сытным теплом, сладко зевал свернувшийся калачиком кот. Разложив на столе немудрёную снедь, девчонка ушла на двор и вскоре послышался её строгий голосок, отчитывавший брата.
- Сымай мокреть – то, - сказала хозяйка, - Я тебе мужнину одёжу подам. Оденешь пока. Да оставайся с нами вечерять, я рыбу изготовлю.
Шнырю стало неловко и он начал было отнекиваться. Но женщина не стала слушать его возражений, а стянула с него мокрый кожух, который одолжил ему кто-то из волкодлаков и раскинула его на печи. Потом достала из сундука порты, рубаху, свиту и положила это всё перед Шнырём на лавку. Он замешкался, стоя посреди избы в своей мокрой одежде.
– Ты отвернись, что ли, - попросил он женщину.
- О, ладно, чего я там не видала, - хозяйка кокетливо откинула со лба волосы и отвернулась, качнув бёдрами.
Пока доспевала рыба. Шнырь вышел во двор, поколол дрова. Потом поправил, как мог, покосившийся забор. Малец, ковыряя в носу, пристально наблюдал за его работой, затем подошёл к нему и сказал.
- А мне батя кораблик сделать обещал, когда с моря придёт. Только он очень долго не приходит. Ты не знаешь, когда он придёт?
Шнырь погладил его по голове и почувствовал, что в душе отмякло, а в глазах предательски защипало. Ему, выросшему в чужих людях, не то что кораблик, окромя тычков и подзатыльников ничего не обещали.
«Экой чувствительный стал, чисто девица!» - мысленно выругал он себя, а мальцу сказал – Хочешь, я завтра сам тебе кораблик сделаю?
- С парусом? – недоверчиво спросил малец.
- А то как же. – заверил его Шнырь.
Потом трапезничали и хозяйка достала припасённую для такого случая бутыль с голубичной брагой. Свечерело. Дети полезли на печь, и женщина задёрнула за ними полосатую занавеску. В полутьме её крепкие бёдра и высокая грудь выглядели особенно соблазнительно, будоража сытое шнырёво нутро.
Женщина присела рядом на лавку, налила себе голубичной настойки и, словно невзначай, плеснула её себе на рубашку. Шнырь всё понял, и кинулся было вытирать. Она не убралась, а просто прижалась нему, истосковавшись по мужским рукам, по мужской ласке. От неё пахло тёплым домашним духом – молоком, хлебом, цветами и ещё чем-то, забытым с детства.
«Вот она мечта-то какая, где б ещё найти – подумал Шнырь. И ещё подумал, - А гори всё синим пламенем – камни эти, чародеи, оборотни! Надоело! Своё дело сделал, Камень достал, а дальше пусть сами разбираются. Останусь здесь, стану её детям отцом, своих настрогаю…» - размечтался он.
Уже ночью, обнимая истомлённую ласками женщину, он вспомнил, что Альяр с Килой ушли к оборотням и нехорошее, тоскливое предчувствие коготком царапнуло за сердце. Где-то в чужом дворе истошно завывала собака.
Нерада осталась одна в горнице. Она присела на скамью и прислонилась к бревенчатой стене. Ей было очень худо, всё складывалось как-то скверно, лживо. Она долго мучилась, думала и, наконец, решила во всём признаться Альяру. Но когда собралась было с духом выложить всё начистоту - тот не стал её даже слушать. Она вспомнила его глаза, белые от злости и ей стало ещё тяжелее. Надо было, ох надо было ему сразу всё поведать, а не шарахаться в сторону. Испугалась она тогда, смалодушничала.
Хорт подарил сегодня серебряное запястье и предложил сделать из двух государств одно, а ей стать наместницей Арконы. Но ему, очевидно, нужен арконский престол, вряд ли он согласится делить с ней власть. Она лишь предмет торга, возможность вернуть княжество, игрушка в чужих руках. Кукла. Хороша же она будет княжна, если вернётся в Аркону на чуйских лодьях, да с чуйским княжичем.
И чем обернётся её возвращение для родного города – войной, гибелью сотен людей? А есть ли другой способ вернуться? Как? На чём? Альяр мог бы что-нибудь придумать, но гордость не позволит ей к нему обратиться. А что если и он тоже метил на арконский престол? Он ведь догадывался, что она княжна…
Осторожный стук дверь прервал её размышления. На пороге оказался Бажен.
- Ты чего? – спросил он, вглядываясь в её лицо, - Обидел кто?
Нерада не выдержала и поведала юноше всё, что произошло в этот день. Бажен нежно обнял её и гладил плечи и волосы, стараясь утешить.
- Вот, - она показала ему серебряное запястье, - Хорт предлагает мне военный союз. Войну против Арконы. Не хочу я так, понимаешь? Неправильно это. Столько людей погибнет. Я сама должна вернуться в Аркону и всё исправить. Я должна прогнать Нежить, по праву занять престол моего отца, волей народа, а не силой чуйских копий. Это моя вина и другие люди не должны из-за этого страдать и рисковать своей жизнью. Я вот что думаю, с помощью Камня, можно справиться с вурдалаками. Мне надо добраться до Арконы, Бажен. Во что бы то ни стало добраться! Вот как мне это сделать?
- Если бы я знал, - вздохнул юноша, - Если бы я только мог тебе чем-либо помочь? - развёл он руками.
Озадаченный, Бажен вышел во двор, размышляя, не стоит ли всё-таки попросить Альяра о помощи. Но Нераде это вряд ли понравится теперь, после того как Альяр обидел её. Тем более в их размолвке Бажен усматривал шанс для самого себя Потирая висевшую на шее медную пуговицу, Бажен поймал себя на мысли, что он завидует Альяру и зависть эта рождает неприязнь.
«Что ж, я теперь всю жизнь буду ему обязан, вечно буду зависеть от него, вечно он будет командовать?» - спрашивал он себя, чувствуя непонятное раздражение. Ему тоже хотелось совершить какой-нибудь поступок, доказывающий его самостоятельность, умение принимать решения.
Во дворе у дома горел костёр, у костра грелись двое стражей. Точнее один грелся, а другой храпел тут же на земле. Ночь была холодная, и Бажен присел возле костра, протягивая к огню озябшие руки.
- Что, брат, такой смурной? – спросил его стражник, который бодрствовал, - Девка не любит?
Бажен, погружённый в свои мысли бездумно кивнул.
- А ты её увези на край света. Никуда не денется! – зевнул стражник.
«Увезти на край света, сделать для неё что-то из ряда вон выходящее, - Бажен воспринял слова стражника, как руководство к действию, - только как?»
- Видал, сегодня урманская лодья причалила? - отрешённо произнёс стражник глядя на огонь, словно читал в пламени его мысли.
Спустя какое-то время Бажен и Нерада крадучись вышли из дома, слезли с высокого крыльца сбоку и, стараясь не попасться на глаза охране, обогнули терем, затем спустились вниз тем же путём, что поднимался сюда Альяр, через заросли. Нерада одела мужские штаны, а косы заправила под шапку, которую одолжил ей Бажен. Уже выйдя к берегу моря, припустили что есть духу на пристань. Едва забрезжило утро, беглецы уже были на причале.
- Бажен, я не возьму тебя с собой, это очень опасно. Я быть может, на смерть иду, - решительно сказала девушка.
- Идущие на смерть всегда берут меня – пошутил Бажен, - не возьмёшь, пойду сейчас, расскажу ребятам, что ты задумала - пригрозил он.
- Ладно,- нехотя согласилась Нерада, - Только как приплывём в Аркону – ты отправишься к родителям. Договорились?
На пристани они отыскали угрюмого урмана, который оглядел их с головы до ног, разгладил усы и потребовал плату за проезд.
- Мой отец из Арконы. Дежва зовут. Может быть, слышали про такого? Он торгует рыбой. Он найдёт, чем заплатить вам, можете не беспокоиться. – пообещал Бажен.
- Есть такой в Арконе, - откликнулся кто-то из корабельщиков, - Дежва – уважаемый человек, его все знают.
Урман свирепо поглядел на говорившего, - Мольшать! – прикрикнул он, сопя носом, - Я тут решить, кто ехать! Платить сейчас - ехать сейчас, платить потом – ехать потом.
- Послушай, - взмолился Бажен, - нам с братом очень надо в Аркону! Я клянусь, что тебе заплатят, именем отца своего клянусь.
- Я не знать твой отец, – равнодушно ответил урман и велел гребцам убирать сходни.
- Постой! – окликнула его Нерада, - Посмотри! Вот этого хватит? – и она протянула урману серебряное наручье, подаренное Хортом. Тот поначалу странно посмотрел на неё, словно сомневаясь, хмыкнул себе в усы, явно заколебавшись, но, видимо, жажда наживы оказалась сильнее страха, глаза его загорелись.
- Карашо! – произнёс он, - иди на корму. А ты – кивнул он Бажену – на вёсла.
Алая полоса на горизонте сочилась кровавой раной, когда корабль под названием «Фьорвик» вышел в море.
Кила, расставшись с Альяром, побрёл в хижину. Дома никого не было, только шуршали в темноте тараканы. Кила допил остатки браги и завалился спать. Ссоры и непонимание среди ватажников, размолвка между Альяром и Нерадой огорчали его, наверное, сильнее, чем кого-либо другого. Его ранимая, почти детская душа страстно желала мира и покоя для своих друзей. Кила был готов день и ночь всех утешать, мирить, успокаивать, уговаривать, лишь бы опять они были единым целым, ватагой. Но он видел, что всё рушится, расползается под руками и никак невозможно это всё заново соединить, собрать, сделать как было, а потому ужасно страдал от этого.
Хмельной сон его был недолог. Он проснулся, томимый жаждой и душевной болью. В хижине по-прежнему было темно и пусто. Ни Шныря, ни Альяра. Бажен и Нерада, по-видимому, гостевали у Хорта. Где-то на улице завывала собака. От этого воя Киле стало ещё тоскливее, хоть снова вешайся. Заныло сердце, охваченное непонятной тревогой.
Он вышел на улицу и направился к берегу моря в надежде отыскать там Альяра и убедиться, что хотя бы с ним всё в порядке. Темнота была прозрачной, видимо тучи подсвечивала луна, и рассвет был уже недалеко. Кила вышел на дорогу, ведущую к пристани, и вдруг впереди себя увидел две фигуры, быстро, почти бегом идущие к морю. Одним из бегущих был несомненно Бажен, другим, точнее другой… Кила не поверил своим глазам. Он хотел уже окликнуть их и догнать. Но тут из кустов, перегородив ему дорогу, вышел человек. Кила узнал этого человека.
- Куда это они? – спросил он, указав на Бажена и Нераду, - Задумали чего?
Человек ничего не ответил и полез за пазуху, приблизившись к Киле.
- Предупреди Хорта, а я их догоню, - Кила рванулся по дороге вслед беглецам. Острая боль в груди была настолько внезапной, что Кила не сразу понял, что произошло. Стало вдруг нечем дышать. Он попытался схватить ртом воздух, но горло его наполнилось хлынувшей откуда-то снизу кровью. Лезвие акинака, того самого, что Аршави подарил Альяру вошло как раз между рёбрами и пронзило его огромное, любящее сердце. Кила упал на колени, всё ещё не понимая, что происходит, потом, исторгнул кровь изо рта и, словно нехотя, завалился на бок. Дернулся пару раз и затих.
Тот, кто его ударил постоял немного рядом, потом пошевелил ногой обмякшее тело. Убедившись, что Кила мёртв, убийца нагнулся, взял покойного за руку, что-то туда вложил и, озираясь, быстро заспешил прочь.
Альяр очнулся от холода. Было уже светло. Он обнаружил себя сидящим на камне у кромки воды. Волны с грохотом рушились на берег, обдавая его веером солёных брызг. Вокруг ходили чайки, огромные, как куры. С запада ветер гнал низкие чёрные тучи. Поёжившись, Альяр встал и побрёл вдоль берега к хижине, в которой ночевали его ватажники. Хмель уже выветрился из головы, только зверски хотелось пить. У хижины он с удивлением обнаружил трёх, поджидающих его волкодлаков.
- Тебя срочно требует Хорт, - сказали они. Вид у них был угрюмый и ничего хорошего не предвещал. Ссориться с волкодлаками было себе дороже, поэтому Альяру пришлось подчиниться. Он смутно помнил вчерашний вечер и подозревал, что, наверное, что-либо натворил. Нехотя он проследовал за ними к знакомому уже каменному дому. Хорт, сидел за дубовым столом на резной скамье возле очага, лицо его было мрачнее тучи.
- Я гляжу, не понимаешь ты человеческого языка, Ворон. – мрачно произнёс волкодлак.
– Что происходит? – Альяр не торопясь взял ковшик, зачерпнул из ведра воды, напился, потом присел на скамью у стены, напротив волкодлака.
- Где Горислава? – грубо спросил Хорт.
- Это я должен знать? - развязно ответил Альяр, закидывая ногу за ногу. Тут он заметил лежащий на столе перед оборотнем свой заветный акинак.
- Она вчера к тебе ходила, а после ты здесь околачивался.
- Я вечером её не видел. И всю ночь просидел на берегу. Ребята мои могут подтвердить.
- Ребята твои ничего не могут подтвердить. Один из них мёртвый, заколотый этим ножом. - Хорт указал на акинак, - Остальных – след простыл.
У Альяра внутри всё оборвалось, он убрал ногу и напрягся - Кто?
Хорт ухмыльнулся, - А то ты не знаешь? Или не помнишь ничего, что вчера было?
Альяр почувствовал, как помутилось у него в голове, плеснулась внутри холодком вода, – Что было? Не тяни, говори, что произошло! – он рванулся было к выходу, но волкодлаки его удержали.
Хорт смотрел на него с недоверием, - Неужто, не знаешь? Зарезали твоего товарища, здорового такого, Кила, кажется, звали. Зарезали твоим ножом, прямо в сердце. Он не сопротивлялся, видимо знал убийцу. Люди мои, что вчера караулили, сказали, будто слышали, как поссорились вы с ним.
Альяр сел на скамью, опустив дрожавшие руки. Ему казалось, что он видит какой-то дурной сон и вот-вот должен проснуться. Или попал он в другой мир, ненастоящий, а в том, настоящем мире Кила мирно дрыхнет в доме, а Нерада по-прежнему любит его. А может быть, его просто разыграли, решили пошутить? Такие вот, своеобразные волчьи шутки. Сейчас все рассмеются, и всё встанет на свои места.
Альяр пристально глядел на Хорта, в надежде увидеть в его лице подвох, скрытую улыбку. Но лицо Хорта было угрюмым и каким-то растерянным. Значит, верно, Нерада пропала, Кила мёртв. Кила. Почему именно он? Самый миролюбивый, по-детски доверчивый. Кому он мог помешать? Может быть, Хорт прав, он сам действовал вчера в помрачении или под действием злых чар, но вот нож. Он хорошо помнил, что акинак пропал ещё на Ягмень-озере, а значит и воспользовался им кто-то другой. Может быть мёртв не только Кила, может быть все они… На спине у Альяра выступил холодный пот.
- А остальные мои ребята где? – прошептал он.
- Ищем, - коротко ответил Хорт.
Мир осыпался осколками разбитого мрамора, поднимая тучи пыли и нельзя было остановить это разрушение, нельзя было ничего вернуть. Реальность ускользала, расползалась в клочья, а в голове плавал похмельный туман.
В горницу ворвался один из волкодлаков.
- Узнал! - воскликнул он с порога, запыхавшись, - Всё узнал! Они ушли на урманском корабле!
- Кто ушёл?
- Княжна и мальчишка этот.
- Точно? – Хорт привстал на скамье и выразительно посмотрел на Альяра.
- Точно, рыбаки их видели, двух мальчишек, вроде, садились на урманский корабль, рядились до Арконы. Княжна, наверное, мужскую одежду одела.
Хорт велел всем покинуть горницу.
- Так. – тяжело произнёс Хорт, становясь супротив Альяра, когда они остались одни, - И что ты теперь скажешь? Ты знал про это?
- Нет, не знал. Не это важно. Их надо вернуть, – он почувствовал некоторое облегчение от того, что хотя бы Бажен и Нерада живы.
- Невозможно, у нас нет корабля, а лодья не годится идти по морю, тем более в такую погоду. Придётся ждать отца
- Где убили Килу? – Альяр потёр лицо руками, что-то будто ускользало от него, какая-то догадка. Хорт, стоявший напротив сопел, мешая сосредоточиться.
- Ты ещё спрашиваешь?
- Ты что, действительно думаешь, что это я сделал?
- А кто ещё? Проклятие укравшего Камень никто не отменял. Вот оно и действует. Вы начинаете друг друга убивать.
Альяр молчал, мысли, тяжёлые и вязкие текли в его голове.
- Кто-то хочет, чтобы именно так и думали. Где нашли тело?
- На дороге, ведущей к пристани.
- Значит, он мог видеть, как уходили Бажен и Нерада? Мог попытаться их остановить или поднять тревогу.
Хорт пронзительно взглянул на него. – Хочешь сказать, что кому-то понадобилось, чтобы Горислава отправилась в Аркону одна?
Альяр пожал плечами, - Я только могу предположить.
- А может быть всё проще оказалось? - насмешливо спросил Хорт. - Вы с Килой поссорились, и ты его зарезал, а сейчас плетёшь тут небылицы.
Альяр резко встал со скамьи, - Ну да, зарезал, и нож свой оставил нарочно. Гляди! – он показал на свою одежду – Ты помнишь, во что я вчера был одет? Ни пятнышка крови! На руки смотри! Как так можно зарезать? И акинак у меня ещё на Ягмень - озере пропал, я же говорил тебе. Ну, поверь ты мне, будь ты человеком, что ли? - в голосе Альяра послышались умоляющие нотки, - Неужели не понимаешь, что тот, кто устроил весь этот раздрай, сейчас руки в стороне потирает. Они же следят за нами и ждут, когда мы все перегрызёмся. Они этого и добиваются.
Хорт с сомнением оглядел его с головы до ног.
- Неужели ты думаешь, что я Бажена с Гориславой в Аркону послал, а сам остался? Я что, по-твоему, идиот что ли? – продолжал Альяр, снова присаживаясь на скамью.
Хорт потёр подбородок,
– Ну, допустим. Зачем тогда они сбежали?
- Это тебя спросить надо! – Альяр вспыхнул – Она к тебе ушла.
Хорт мрачно взглянул на него. Потом протянул ему клочок волчьего меха. – Смотри, это у Килы убитого в кулаке было зажато.
Альяр взял и повертел клочок в руке, потом бросил на стол – Это у своих спрашивай, мои волчьи шкуры не носят… Хотя…
Он вдруг вспомнил, что Шнырь где-то выменял себе безрукавку из волчьего меха, взамен выброшенной свиты.
«Вор! – вдруг вспыхнуло у него в голове, - Акинак украл, чтобы его подставить. И ведь ловко как, вроде покаялся, переметнулся, подозрения отвёл. Обвёл вокруг пальца. И пуговица. Конечно, свиту он Нераде отдал, а пуговицу у себя оставил.» Вспомнил он и о том, что Шнырь подслушал разговор Хорта и Нерады на лодье, а значит был в курсе их планов.
- Это Шнырь, - сказал он.
- Что?
- Шнырь Килу убил, и Гориславу с Баженом подговорил бежать. И акинак мой стащил, чтобы подставить. Он на вурдалаков работал, потом покаялся вроде, я простил его и забыл об этом. Наверняка он на этом же корабле в Аркону ушёл…
Но это время в передней послышался шум и в горницу двое волкодлаков втащили Шныря. Безрукавки на нём не было, и одет он был в чужую одежду.
- Вот ещё одного нашли. Вернулся-таки в хижину.– сказали они не очень любезно вталкивая Шныря в горницу.
Шнырь, как всегда орал и ругался. – Ватаман, ты хоть им скажи!
Но Альяр молчал, сидя на скамье и глядел в пол.
- Где твоя одежда? – спросил Хорт.
- На мне моя одежда. – пробурчал Шнырь. Вид у него был настороженный.
- Меховая одежда! – Хорт повысил голос.
- Сушится.
Хорт с Альяром переглянулись. Сушится - значит, кровь замывал?
- Ватаман, что за дела? – Шнырь нервно облизал губы, - Почему они опять хватают?
- Ты где ночью был? - жёстко спросил Альяр.
- Где надо там и был, - с вызовом в голосе ответил Шнырь.
- Тебе вопрос задали, - волкодлак схватил его за шиворот и встряхнул.
- Вопрос задали, как х..и попадали, - с издёвкой пропел Шнырь.
Хорт двинул ему в челюсть, - Повесить! – сухо сказал он.
- Как повесить? – Шнырь забился в руках у волкодлаков. – За что повесить? Что за беспредел. Ватаман, что творишь-то? – закричал он.
Альяр поймал его полный отчаянья взгляд и равнодушно отвернулся к окну. Ему было омерзительно смотреть на это представление.
- Последний раз спрашиваю, где ночью был? – быстро спросил княжич.
Шнырь презрительно сплюнул на пол полоску крови, – Вешайте. С вас станется. Оборотни.- Он ухмыльнулся и повернулся к двери.
- Повесить. – негромко повторил свой приказ Хорт.
Шныря увели. Хорт вышел в переднюю и снова позвал своих людей. – Этого тоже уведите, - указал он на Альяра, - заприте в подвале. Пусть посидит, пока не разберёмся.
- Это ещё зачем, Хорт? - Альяр вскочил с места, - В Аркону надо спешить, срочно. Горислава не справится с упырями! Ты слышишь? Что ж ты творишь-то!
Хорт, кивнул волкодлакам и те, заломили Альяру руки за спину, и, невзирая на его протесты, оттащили в подвал. Дубовую дверь за ним захлопнули и закрыли на засов.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/10/20/34