Глава 18. Во все тяжкие. (Breaking bad)
Эпиграфом к этой главе станут слова «титана усть-каменского постандерграунда» Валентина Дядьки.
Лучше я сдохну е***** ноунеймом, чем прославлюсь и стану тобой.
Ахтунг, мои евреи! Эта глава полна пространных размышлений, неуместного пафоса и совковой психологии. Всем, кому ещё не в лом лицезреть плоды больного воображения психически нездорового человека, вы — идиоты, не читавшие ничего, кроме «50 дней БДСМа», а «труды» малолетних фикрайтерш — апогей вашего развития. Приятного погружения в прекрасное.
«25 декабря, 2016
Понятия не имею, где я. Не знаю, чья это жизнь, чьи перевернутые мысли и остатки эмоций. Где-то. Да, где-то. Это лучше, чем совсем не иметь крыши над головой. На улице холодно, особенно зимой, и для того, чтобы уснуть на скамейке вместе со знакомыми дворняжками понадобится много водки и дури. Мноого. И не смотря на то что сейчас проходит этот идиотский праздник, все пляшут под „Джингл белс“, фоткаются с переодетым в бородатого клоуна жирным старикашкой, который просто хочет заработать на шкалик и вешают дырявые носки на камин в ожидании чуда, мне хочется блевать радугой. Кто вообще так делает? Они правда настолько глупы, что верят во всю эту рождественскую дребедень? Глупее только „фетиш“ поцелуев под омелой...
Ладно, я пишу это, чтобы сказать, что всё хорошо. А чего, собственно, все ожидали? Эти полтора месяца запомнились мне как время... нет, не попыток самоубийства, не постоянной злобы и не апатии. Это было время полнейшего загула под градусом 40 и непроходящей головной боли. Не помню уже, когда я последний раз была трезвой...
В общем, в моём случае „хорошо“ выглядит не слишком обнадеживающе. Много всего, на что следовало бы обратить больше внимания. Всякая фигня происходила. Всевозможная грёбаная фигня! Но меня никто об этом не предупреждал. Мне нужно бежать, скоро закончу писать.
Я приняла душ, и мне стало легче. Со мной всё хорошо, правда. Ведь это то, что всем нужно знать, да? Я понятия не имею, куда отправлюсь дальше. Куда-то. Думаю, Он будет знать, где найти меня, а ты как думаешь? Впрочем, в этом месте мы...»
— Какого хрена ты тут делаешь?
— Эээ, прости, я не сказала...
— Это моя, ****ь, комната.
— Они сказали тебя не...
— Свали с моего компьютера! Свали на хер!
— Хорошо. Я извиняюсь!..
«Вот уж не помню, когда в последний раз ночевала дома. А знаете, что я зову своим домом? Проститутский притон, которым заправляет хозяйка-педофилка, сдающая в моральное и анальное рабство своих «подопечных». Когда я в последний раз ела нормальную еду, а не китайскую лапшу и снеки с пивом? Кстати говоря, я прилично так сбросила, аж 15 килограммов скинула. Джесс считает, что это из-за «стресса и расстройства пищевого поведения», а мне кажется, что это тупо два пальца в рот. Причём постоянного. Мой организм уже не способен воспринимать нормальную пищу, он отторгает её, и весь съеденный мной фастфуд оказывается лишь желто-коричневой лужей на асфальте за помойкой. Конечно, до Тревора Резника срать да срать, в прямом смысле, но всё же постоянные рвота и понос как бы намекают на проблемы с ЖКТ. Ушли мышцы, я стала похожа на линейку. Нулевой размер Вики Бекхэм не самое выгодное приобретение в моей жизни. Черты лица стали острее, нет особо выделяющихся форм, прямо как у пятнадцатилетней(акселератки не в счёт). Иногда меня сравнивают с гуманоидом из-за выбеленных волос и «инопланетных» черт лица: мой овал стал треугольной формы, а лоб и скулы сильно выступили на болезненного цвета коже. На самом деле жутко надоело, что меня идентифицируют со всякими там модельками, выглядящими как глиста в скафандре в любой одежде. Как я выгляжу сейчас... А знаете, каково это, быть мной?
Глупо. Вам бы пришлось к имеющимся проблемам прибавлять ещё какие-то, возникшие на форме гормональных сдвигов. Нормальный человек постарался бы решить их, а не усложнять ситуацию идиотскими выходками.
Крайне сложно в отношениях с противоположным полом. Из моего поведения можно сделать вывод о том, что когда я позволила себе любить Дина, то втюрилась в него настолько сильно, что мне попросту стало трудно с этим жить, дышать трудно.
Представьте, что вы любите человека до потери всего остального, это порождает страх лишения, что обязывает вас уйти от этого человека, чтобы он сам рано или поздно от вас не ушел, причинив еще большую боль. Однако уходя от него, вы всё равно страдаете, так как это замкнутый круг. Фразы типа «никто не разобьёт моё сердце», «никто не знает меня» стали моим собственным вычурным клише. Они говорят лишь о том, что я сама себя не знаю и даже не пытаюсь узнать. Многим(большинство людей в мире являются так или иначе вуайеристами) кажется, будто я классная, стильная, загадочная и ещё до кучи всяких определений из-за неформальной, с некоторых пор, одежды и стрижки. Но это всё напускное. Быть мной крайне сложно, и не думаю, что кто-то бы хотел на себе испытать все мои эмоции. В конце концов, я ведь сломалась.
В последнее время я будто отключилась. Работала в автономном режиме. Как на автопилоте... утро-универ-дом. Никакого разнообразия. Никакого общения. Ничего... Тишина.
И лишь как гром среди ясного неба громыхнули в этой тишине слова одногруппницы. Банальные вопросы. Мои односложные ответы... Но только её слова заставили губы похолодеть...
Madness: Какого это?
***: Что именно?
Madness: Любить.
***: Отлично. Любовь правда прекрасна.
Madness: Звучит не очень убедительно.
***: Всё хорошо. Но ничто не бывает безупречным, понимаешь?
Madness: Я надеялась, что бывает. Я хотела себе безупречного парня, безупречный брак, безупречное всё.
***: И что изменилось?
Madness: Я.
В этой беседе я была Кейти, мать её, Фитч, а моей наставницей та, что превратила извечную ломку в зависимость от парня.
О, я много знаю о зависимостях. Я настолько прошарена, что даже Мик Джаггер со своим многолетним опытом и рядом не стоял. У меня брал бы уроки игры на игле Сидни Вишес, если бы дожил, конечно. Ну, может, с Миком я и загнула, а Сид ни за что бы не протянул так долго, не зря же ему яда в героин подсыпали, но кушать, кирять и курить всё, что душа (или что там) пожелает, у меня получилось вполне на уровне нарко.
История о безумии на двоих, опасном виде любви, что многие зовут созависимостью. Лгать всем, кого знаешь, и нарушать закон уже вошло в привычку. 18+, пропаганда наркотиков, романтизация психологического абьюза. Секс, наркотики, рок-н-ролл. Кому нравится, оставайтесь с нами! Да, наверное, так бы я сказала, если бы вела очередное тупое ток-шоу. Но нет. Это суровая реальность в не менее суровом городке. Страх и ненависть царит вокруг да около, опять же, слишком.
Ради кого ты читаешь книжки, изображаешь из себя примерного сына или дочь? Ради маминых бабок? Я разочарую тебя, сынок. На тебе свет клином не сошёлся, чтобы ты для кого-то хоть что-то значил, кроме мамки с папкой, которые готовы ходить и лелеять такую ошибку природы. Хоть из кожи вон вылези, падла. Этого НЕ ИЗМЕНИТЬ. Нет, это не записки городской сумасшедшей, это Страна чудес: ко мне зашёл, со мной исчез.
Коротко о главном:
1. Мой обычный день в инст-е: значит, иду я такая вся, в «Дольче Габбана», прохожу мимо завистливых куриц, столпившихся где-то на окраинах коридора, и замечаю их перекошенные от припадка моральных ценностей раздутые лица и косые взгляды, опущенные на мою 5 сантиметровую клетчатую юбку и короткий рваный топ из гардероба дистрофичной блондинки, на которой висела одежда размера XS. У меня же всё было не настолько плачевно. Надо сказать, что гранжевые луки довольно прочно засели в моём гардеробе: косухи, драные майки, короткие шорты, массивные цепи и кресты. А потекшая тушь и небрежные «смоки-айс» стали синонимом сексуальности в моём понимании. Белоснежные волосы чуть ниже плеч, ярко-голубые глаза, от души подведенные чёрным карандашом, тушью и тенями, в обрамлении приклеенных ресниц. Бледные пухлые губы в искренней, отчасти наивной полуулыбке. Скорее в насмешке. Она словно застыла на моём лице, я больше не могла смотреть на людей иначе. И никогда не смогу.
— Эй, Винтер! — окликнула меня резвая стерва нашего универа, считавшая, что я заняла её пост.
— Чего тебе, Беверли? Путь в Страну дураков в другой стороне.
— Что?! Ты опять насосала на пять у Уинфреда?
Право, мне было забавно слушать эту умалишённую, хотя это и аморально. Ну, мне всё равно плевать.
— С чего бы?
— Почему мы должны сдавать зачёт, а ты нет?
— А тебе не приходило в голову, битч, что я могла написать его раньше? Неужели, чтобы понять это, нужно изрядно пошевелить извилинами? Если они есть, конечно...
— Да пошла ты, шлюха! Всё равно с тобой не о чем разговаривать, — нежно улыбнулась мне Бев и помахала ручкой.
Кхе-кхе. Пару месяцев назад я считала их шлюхами, а не себя, праведницу. Как быстро всё изменилось.
— Тебя так и запомнят здесь — шлю-хой! — распевали они в унисон.
Хотите, чтобы вас вспоминали? Взорвите небоскрёб или станцуйте тверк в храме. Долго будут вспоминать... А про небоскреб так это просто идея фикс. И да, на заметку: 6 растворённых в стакане воды таблеток Виагры способны через несколько минут после употребления вовнутрь вызвать мощнейший стояк у семидесятилетнего профессора философии. Проверено.
Почему находясь в столь уничижительных и антисоциальных условиях я считала себя королевой среди шутов? Неужели всё из-за вызывающего внешнего вида или внутреннего, взявшегося из неоткуда стержня, который морально вывозил меня из всех этих гребучих ситуаций? Я стала постепенно терять себя и своё первичное начало, не осталось больше наболевших воспоминаний, только рубцы от гноящихся фурункул никак не затянуться. Эти шрамы выболели на сжавшемся до мизерного состояния сердце многочисленными отверстиями и глубокими ямками. Вся драма скатилась до убого бульварного романчика о девочке-подростке, «любящей сказки о пони, не знающей пока о тампоне». Тошнотный двор, без сомнений, открывал моё нытье — ежедневное, еженедельное, ежемесячное... и в конечном счёте мутороное жизни вертеть веретено оказалось гораздо мучительнее.
Из этого вытекает пункт 2: «Бухающие» вечера с Вайновцами. Все ждали падения Вавилонской башни, а получили отмену крепостного права — это фиаско, братан. Кстати, совсем забыла упомянуть и, кажется, я ещё ни разу не поднимала эту тему: почему же всё-таки «Вайн»? Ответ прост как никогда прежде: так по пьяни окрестила всю нашу шайку-лейку анорексичная нимфа Джесс. Шучу, конечно, но только отчасти. На самом деле это связано с тем, что наши короткие, как лето в России, свидания с мирским людом сквозь объектив имели зацикленный формат шестисекундных видеороликов. Было крайне оскорбительно осознавать, что нас так опрометчиво втиснули в эту категорию заезженной буффонады. Тем более, что содержали они в себе не сюжет о тупости очередной Ляли, истекшей кровью, а вполне конкретные угрозы расправы над простодушными (а может и не очень) мещанами. Мы решили изменить vine, что значит «виноградная лоза», на wine, то бишь, «винчик». Довольно коряво, но очень даже корректно мы подобрали этот омофон, полоумные лингвисты. Ну кто же, к примеру, стал бы разбираться, почему «Мистер Робот» назван именно так, хотя в сериале ни о каких роботах речи не шло? Хорошо, сейчас польются тонны критики в мой адрес по этому поводу, мол, какого-то скрытого смысла я не уловила в этом, но не суть. Нам просто требовалось лаконичное, легко запоминающееся название нашего взрывоопасного кружка по интересам. В общем-то, вот и сказочке конец.
— Джесс, я... самая лицемерная и двуличная сука из всех, что ты знала, — икал тартюф с водярой и солёными огурцами в руках.
— Что ты несешь?!— опровергала апокрифический диагноз Джессика. — Я встречала много людей, и ты не относишься к их кегельбану.
— Я прекрасно понимаю, о чём говорю. Я спала с деканом за оценки и вела себя как последняя мразь!
— Ну что ты, как провинившаяся школьница, с кем не бывает, — улыбнулась блондинка, не обращая внимания на всю серьезность этих слов. Это всего лишь малая толика, отколовшаяся от огромного айсберга ещё сотни таких же «пустых» проблем, которые как серп и молот отбивают ритмы по моей сердечной наковальне. Я оставляю на сердцах людей больше борозд, чем оспа. И это меня убивает.
Ещё одна точка невозврата в моём унылом рассказе — топтание знакомого мне грува рядом с найками на рейве и разнос гитары вокалиста одной попсовой группы в пух и прах об усилитель. Честно говоря, это самый яркий эпизод, который происходил со мной в последнее время. Это был жесткач. Дикий, до абсурда свирепый жесткач. Я напялила разодранное розовое платье, когда-то подаренное мне Джессикой. Мне казалось, что я давным-давно выкинула его или сожгла, но тут оно неожиданно попалось под руку. Это было воспринято мной как некий вызов, который я приняла не раздумывая (если в корне менять свою жизнь, тогда уж и принципы к херам ломать и засевшие глубоко в подсознании стереотипы тоже). В тот вечер я совершила самый упоротый поступок в своей жизни — залезла на пылающий феерическими огнями подмосток и, выдернув из рук солиста электрогитару, заиграла соло из «The last fight». Зал молча рукоплескал мне, их взгляды были прикованы к розовым рюшами, сияющим в свете софитов. Гримасы были искажены восторженным удивлением, смешанным с благоговением. Шаблоны были разорваны вклочья. Так я решила бороться с посредственностью, и поэтому напоследок крепко поцеловала ошарашенного басиста. Тонны оваций шквалом обрушились на сцену, я чувствовала себя ферзем на этом шахматном поле. И плевать я хотела, что у него девушка в зале стояла, а платье походило на неглиже. Я устроила форс-мажор, вскрыла эмоции толпы наружу, залезла в самую глубь ледяного камня, пробурив его насквозь. Я — это ночь. Пришло время игры, господа.
Не знаю, что двигало мной в тот момент. Может, пресловутая карма за все содеянные мной ошибки, или же возмутительная и вопиющая случайность, ставшая катализатором всех этих неисчислимых несчастий, заторможенного котлована с грязью и подноготной Вайна. Против себя компромата всегда больше, у меня состоялось визави с доппельгангером , где моя светлая сторона сражалась с темной как Люк Скайуокер и Дарт Вейдер за космос в коробке, который оказался всего лишь фотообоями. Тела свободные были брошены в топку, потому что они давно уже сбросили рабство греха. Халифы на час, главари на миг давили на больные точки народа. Не нужно нас хвалить или уничтожать, вторя этому шуточному хороводу. Мы хотим, чтобы нас понимали, именно это нам нужно. Это и есть долгожданный глас молодёжи, вставай, брат, и жди своей очереди. Эта фраза — самоубийство в кругу тех, чьи взгляды и помыслы тонут, вымазанные в глине веков. Но кто ж будет слушать простых плебеев? Лакей капиталов, жид? Я стерплю все наказания ради единственной цели — стать орудием мести в руках правосудия. За тем лишь, чтобы заявить всему миру, что я — это и есть сама месть. Как острие меча поражает сердце меткий глагол и слеза орошает наш глаз. Скорбь терзает душу из-за тёмных, как шерсть пантеры, полос, огорчений и ещё плюс бесконечное множество таких же пустословных причин, что омрачают наше существование. Приходится идти на жертвы и риск, дабы не отправиться на эшафот вслед за своими мечтами. Жестокие реалии охладили мой пыл лучше любого чана с ледяной водой. То ли жизнь несправедлива ко мне, то ли я попусту трачу время на капризное нытье и сетования о том, о сём… Что вообще удерживает меня от того, чтобы повесить петлю на шею и покончить уже с собой? На самом деле я слишком слаба для подобного, у меня кишка тонка руки на себя наложить. Даже лезвием поперёк вену полоснуть ссыкотно. Остаётся лишь ползти по пищевой цепи, пожирая падальщиков , жечь эту культуру изнутри и ****ское самосознание людей. Я теперь питаюсь вашим напряжением словно Электро . Ваша троянская лошадь переполнена ложью. Резонанс среди дикой общественности, и логично, что такой интерес ко всей взрывной кутерьме нынче сыграет для меня дидаскал, проклятый дифирамбами. Кифаристу не заплатят ни копейки. Этот язык, призванный разрушать и ненавидеть, испепелит вашу самодовольную физиономию и выжжет в пасти на крючковатом суперстрате, выбитое рифмовкой комбо: «I ball was rawt».
Д е м а г о г и я.
Когда этот семинар антисемитов указывает тебе, что надо быть проще, ведь «ты не алгебра», то меня пробирает дрожь. Холодок такой, как будто Мефедроном под коленку тюкнули.
И почему всем так важно, чтобы их признавали и гладили по головке за большие старания? А ради чего? Никто не задумывался об этом? Из говна конфетку не сделать. Не ждите. Это всего лишь спесивая толерантность, навязанная СМИ и журналюгами, выступающими за равноправие и однополые браки. Вас все равно ждёт падение в бездну разочарований, как на картине у Брейгеля.
В последнее время мне стал снится Кобейн в кружевном белье и звать с собой, приговаривая при этом, что большего в жизни мне не добиться. Но мне ещё нет 27, так что это довольно странно.
В интернетах завёлся онлайн-дневник, который некий ноунейм ведёт от моего имени под названием «Ламповая няша (повесилась)». В нём обо мне пишут как о высококлассном показателе существующего феномена Билли Миллигана. Нет, я вовсе не считаю, что у меня раздвоение личности. Это далеко не так, и фейкам не удастся свести меня с ума, постя в том дневнике всякую похабнейшую вкусовщину от моего имени. Они не дождутся моего «Ня. Пока», ни за что. Я признаю, что медленно, но верно превращаюсь в параноика, ну и что с того? С кем, собственно, ни разу за жестянку не случалось подобного казуса?..
В Билли Миллигане было 26 дегенератов. Я уверена — в нашем универе их намного больше. Мерзопакостная современная идеология напоминает истерзанную киноленту о людях, цепляющихся за своё жалкое существование. Вплоть до вылизывания жопы общества и старших по званию. Вот тебе и вымеренная до десятков миллиметров политическая конъюнктура.
Офисный муравейник.
Живут по законам железобетонным, сгорбленные спины стонут от постоянной ноющей боли. Пронзительный визг старой Винды отдаётся в умах как антивандальные биты. Запачканный грязью деревянный ушат полон свежей могильной земли как пахучие воды жёлтой реки Янцзы. Но тут эхо другой породы, все так же впустую проходят годы под звонкое клацанье бесперебойное скрюченных пальцев по пластиковой клавиатуре. Отбойный молоток для бойцовской продырявленной груши, насквозь пробивающей души. Проеденный до мозга костей как червяк ускользнул в недра оруэлловской антиутопии, так корабль в бушующем море был безжалостно потоплен мутными водами. Цифры без счёта берут в многолетний унизительный плен, так рука затекает, еда остывает как раскалившийся шлем.
— Уильям, мы снова возьмём вас на работу, но при одном условии: не выпивайте весь чай, пожалуйста — жалобно произнес мясистый кадровик скрепя сердце.
— Да, конечно, нет проблем, — преспокойно ответил парень, прилежно сидя за компьютерным столом.
И кто виноват, что он глохает этот чай по 12 кружек в день? Это при самом лучшем раскладе. Если он не в духе, то и 20 может в один присест. Работа сисадмина в торговом центре хоть и приносила прожиточный минимум, но почему-то заставляла чувствовать его себя оскорблённым, униженным или даже использованным, как влажные салфетки, и вдруг внезапно ощутить всю глубину сострадания своим чёрным братьям. «Белый шоколад» подразумевал арапский уголёк, отколовшийся от дикой горной породы рабочего континента, переселившись из Африки сначала в Европу, а потом с потоком беженцев и преступников сбежали на другой материк, подальше от невзгод и безвольных неурядиц. Заложили город на Гудзоне и всё назло надменному соседу в лице Англии. Рвали ганглии, яро доказывая, что их правда — это не пустое вероломство, а оправданный риск.
«Что они дуют?» — подумал Уилл и вышел на перекур. Профессия эта, надо сказать, была не то, чтобы нервной, просто становилось тошно от того, что какая-то курица, третий год сидящая в офисе, не может подключить кабель к нужному разъёму, у неё серого вещества в черепушке на это не хватает. И вот ты едешь в самую глушь нашей необъятной, как жопа Ким Кардашьян, страны ради того, чтобы научить эту безмозглую суку включать роутер, одним нажатием на кнопочку. Но и он в своей тупости и непогрешимости — типичный представитель потре****ских простаков, меряющий всё по стандартам бабла и известности. Ссученный, как попс.
***
Скажу прямо, никогда на дух не переносила бабников из-за их не в меру раздутого ЧСВ и вечно ущемленного эго героя-любовника с комплексом неполноценности. Неприятнее всего было осознавать, что я именно с такими нарциссами и имею дело на протяжении всей своей жизни. Они для меня как магнит или же «липкая смерть», манящая комаров и мух на своё лоно, а потом с небывалым хладнокровием медленно забирает последние силы у этих существ на борьбу с ней и злым роком, так не вовремя их постигших.
Наши отношения с Уиллом, если так можно выразиться, состояли в основном из сношений. Это калька, пародия на отношения. Интрижка или взаимная приязнь, но никак не любовь и преданность. Я думаю, что мне больше никогда не будет сделан такой подарок судьбы в виде человека, которого я буду любить так же сильно, как всех этих напыщенных петушков. Моё сердце очерствело, превратилось в кусок чёрного угля, погруженного в аорту, по которой вместо крови течет, растекается акварельная краска. Я исписалась до того, что не могу ни строчки самостоятельно воспроизвести, продублировать из головы на бумаге без употребления таких слов-паразитов как «я», «мне», «моё» и т. д. Принесите мне Ленина пакет, я сблюю. Вот в чем ваш покорный слуга хотел вас уведомить. Наверное, патологоанатом больше режет по живому, чем я своими воплями и соплями по поводу и без. Не стану окрещивать себя любимую каким-то одним типом личности, но сразу поясню, что все люди, без исключения, меняют свои личины как перчатки, подобно Янусу. Двуличие и лицемерие так или иначе живет в каждом из нас. Какой смысл метаться из угла в угол, из замка в замок, если строил их на песке. Обличительный пафос — напускной пофигизм нигилистов, чья переоценка ценностей идёт с небывалой скоростью. Я осуждаю их за политический конформизм. Суть в том, что весь сыр-бор начинается именно в тот момент, когда внутренние предпочтения идут вразрез с общепринятыми нормами морали и права, мнением толпы, этого стада невежественных баранов. Я далеко не моралфаг или фразер, всюду сующий нос со своим концептуальным дерьмом. Не нужно воспринимать мои слова и мнение как единственно верные. Я не мессия, а всего лишь тень сомнения, оставленная палящим знойным солнцем на полях моих исписанных блокнотов с изъезженными темами для обсуждения. «Я» — условимся, что вместо этого местоимения буду употреблять в своем лексиконе не чаще, чем случаются вспышки гнева у итальянцев горячих. Правда режет глаза. Даже если много буду говорить, мне всё равно нечего сказать. Явился, не запылился вовремя. «Развалить Империю!»— вот о чём твержу я в последнее время. Это не банальная антиутопия, а трагическая любовь на её беспощадном фоне. Моя жизнь — это набор наскучивших шаблонов, у меня был неплохой год, ещё не поздно уйти. Но хореем списанная с реальности вселенная походит на пачку либеральных клише. Так что я с поднятым забралом, во всеуслышание хочу отменить этот митинг завладевший умами масс. У вас еще будет время подумать, а пока что, пожалуй, я пересчитаю оси ненавистной мне политической телеги и промою кости вместе с бельем в черном киселе маргиналов.
***
Воздух в душном кабинете вонял Дихлофосом вперемешку с ароматом обжаренного зерна, молотого кофе, пенки и жидкости. От безделья старожилы правопорядка тоскливо глазели в окна на пустующие с каждой минутой всё больше улицы, горящие как факелы фонари и мрачные закоулки в свете высоких столбов, отражающихся от снега. Были еле заметны крошечные островки немытых клочков земли, как будто весной выплыло все накопившееся за год дерьмо, хотя на деле был ещё только конец декабря. Мирные жители тихо сопели в тёплых постельках, а мафия только-только поднимала веки, и как затравленная крыса вела ночной образ жизни, с трепетом занимаясь своим чёрным делом.
Голые обезьяны словно птички в клетке крутились в колесе жизни, деградируя и духовно разлагаясь. Нашла коса на камень. Словесная поножовщина, необузданная психика и маниакальный бред, тихим сапом проникающий в самые недра подсознания — шокирующий театр одного актера. Под Икаром подразумевается человек, который хотел взлететь в небо, но расплавился под Солнцем — посвящено тем, кто хотел слишком быстро чего-то добиться и прогорел. Говорит ли исполнитель главной роли о себе или же это всего лишь умело отрепетированный образ — сложно понять, подобное лучше не видеть детям, людям со слабой психикой и верующим. Падший сравнивает себя с Иисусом, характеризует как Бога. Ты очень любишь деньги, только бы эта меркантильность не загнала тебя на край жизненной пропасти. Ты обречён навечно гнить в темнице иллюзий и эфемерного счастья. Похоже, что запад уронил тебя в детстве вниз головой, и вместе с темечком ты расшиб свой крошечный мозг о кафель выцветших дней.
В скором времени пытливыми умами и длинными носами современных разведчиков подноготной любого индивидуума выяснились доселе неведомые подробности жизни и досуга замечательных людей с угла Шестьдесят шестой и Бродвея. Девятнадцатилетний Уилл Хемсворт сбежал от приемных родителей в 16 лет, скитался с труппой бродячих музыкантов по Нью-Йорку, рисовал портреты и шаржи на богатеньких мудаков в Сохо. Жизнь его была не сахар и не мёд, пока к своим жадными до молоденьких мальчиков рукам его не прибрала похотливая жрица тёмного начала Вайолет Гранд. Главной ошибкой в его жизни был закоренелый, глубоко засевший где-то внутри этого аморального существа, принцип «ты мне, а я тебе ни ***». Сколько в нём было неблагодарности, надменности и презрения к людям, которые пригрели его как змею на груди, вкладывали в него силы, средства и всё, чем только можно было напичкать малолетнего зазнайку, без году неделю колесившего на «BMX’е», в то время, как его менее удачливым друзьям приходилось довольствоваться четырёх колёсными развалюхами времён отставки Ричарда Никсона. С теплотой и одновременно тревогой в сердце вспоминали его Жозефина и Роберт, ласково именуя прогнившего насквозь Уилла «милым мальчиком», хотя тот уже довольно давно таковым не являлся. У них о нём был какое-то приторно-иллюзорное мнение, сдобренное остатками рассеявшихся фантасмагорий. Они плакали и смеялись, переживая сгусток разнокалиберных эмоций, не разумея с возрастом, что этот человек не заслуживает ни единой пролитой ими слезинки. Уилл продолжал жить, как жил, — просто и бесполезно. Сколько раз на дню он мог сказать, что ему скучно проживать один и тот же измученный эпизод третьесортного ситкома, ему было скучно именно ж и т ь. Это действо никогда не доставляло ему удовольствия, ему был противен сам процесс. Когда же их «соколик» таинственным образом исчезал из поля их зрения, им даже в голову не приходило, что он мог смотаться куда подальше только лишь из-за собственной прихоти. Горюющие по своему милому мальчику родители прочесали всё некрологи за последний месяц вдоль и поперек, гадая, положил ли он башку под трамвай или повесился. Но способ Уилла будет особым, а пока что он как тупой автомат заглушает своё горе колёсами. Все они заранее знали результат падения односторонней монеты, поэтому ждать того, что выпадет решка не приходилось — это были пустые, ничего не значащие мечты, которые без конца лелеяли Роб и Пеппа. Призрачная надежда увидеть «воскресшего» приёмыша была для них спасательным кругом, который непрерывно тянул ко дну свободолюбивого выродка. Они по инерции продолжают движение в искривлённых коридорах своего доверчивого подсознания, в попытках вернуться на пик эйфории бесплодными догонами, постепенно осознавая невозможность зайти в ту же реку дважды. Бессмысленность даже и первого раза, когда они оказались в ней, и необратимость собственного падения в омут ложных и зыбких представлений об этом шатком и неустойчивом мирке.