Национальная идея и третий проклятый вопрос ч. 1

Вячеслав Новичков
ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ.
        Два проклятых вопроса России, – "Кто виноват?" и "Что делать?", –  известны всем. К сожалению, почти никто не слышал о третьем вопросе, придающем логическую завершённость всей триаде. А он был сформулирован ещё в XIX веке нашим гениальным соотечественником В.Соловьёвым. Именно поиску ответа на этот вопрос и посвящена данная работа, а вовсе не  очередному варианту национальной идеи, подыскать которую по заказу в принципе невозможно.

        ЧАСТЬ 1
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРЕДМЕТА ОБСУЖДЕНИЯ.
        Часто полемика не приводит к более ясному пониманию вопроса, а кончается простым лаем, только потому, что изначально нет единства в понимании предмета обсуждения, и стороны самозабвенно спорят каждый о своем. Святой монах, евнух, тургеневская барышня и обыкновенная шлюха имеют настолько разное мироощущение, что случись им встретиться и затеять разговор, например, о любви, они просто не поймут друг друга. По этому поводу Ренэ Декарт очень точно заметил: "Определите значения слов, и Вы освободите человечество от половины забот".

        На тему национальной идеи в современной России существуют сотни публикаций. Кто только не упражнялся в её поисках и в провозглашении итогов изысканий: от академических мужей, выполнявших государственный заказ на её создание, до откровенных нацистов, любителей пива, кухарок и прочих обывателей, обеспокоенных не столько судьбой России, сколько своими проблемами, которые они возводят в ранг общегражданских. В результате и рождалась или новая свастика или кухаркин бред. Среди курьёзного чего только не выдвигалось "писателями Интернета" на роль национальной идеи: здоровье, собственный дом, братство народов, дети, духовность, русский язык, справедливые законы. Или совсем уж апофеоз безвестного автора из 90-х – оказывается, нужно просто договориться, что "трудящиеся будут работать, а бизнес не будет обкрадывать". Как похоже на знаменитую фразу кота Леопольда!

        В большинстве статей и работ не даётся определения самого понятия национальной идеи, а есть изложение многих бед и болезней России, после чего предлагается некое лекарство или просто делается вывод, что нужна идея. Поэтому закрадывается сомнение – понимает ли сам автор, о чём он говорит.
 
        Там же, где приводятся определения, мы видим большое разнообразие трактовок, объясняемое отсутствием единства в понимании сущности национальной идеи. Все встречающиеся определения можно разбить на две группы. Первая группа: национальная идея – то, что способствует прогрессивному развитию общества и является главным в настоящий момент. Вторая группа: национальная идея – это передаваемые из поколения в поколение глубинные ценности и традиции, определяющие уникальность страны или народа. Определения второй группы перекликаются с используемым на Западе понятием "проблема идентичности".

        Внутренняя противоречивость и поверхностность терминологии отчасти объясняется относительной молодостью понятия. В русском обществе сама постановка вопроса и осмысление некой национальной идеи начались в николаевскую эпоху после разгрома декабристов. В результате долгих поисков родилась идея мессианского характера, суть которой в конце того же века изложил В.Соловьев как предназначение нации, данное Богом. В ХХ веке божественность идеи коммунистами была отринута, но её мессианство осталось.

        В словосочетании "национальная идея" ключевым является собственно идея. В различных словарях среди десятка определений этого слова наиболее близкими для нашего случая являются следующие – намерение, план, замысел, основной принцип мировоззрения.
 
        Слово "нация" латинского происхождения и означает племя, народ. Греческое "этнос" переводится как народ. Словарь Даля трактует "нацию" как народ и в более широком смысле как язык, племя, колено. Вероятно, перекрестные взаимные ссылки смутили в свое время вождя народов и он решил поставить точку: до эпохи капитализма народы и этносы были, а наций ещё не было, и вывел четыре признака нации – единство языка, территории, экономической жизни и психического склада. Это упрощённое определение было воспринято партией, но в научных кругах единодушия не наблюдалось. В современной специальной литературе нация, наряду с народностью и племенем, входят в более широкий термин этнос.

        Простое механическое объединение двух определений даёт нечто невразумительное: национальная идея есть намерение, замысел народа (нации) или его основные жизненные принципы. Из чего видно, что понятие о национальной идее нельзя составить из определений двух слов. Термин несёт иной смысл.

        В иностранных языках нет аналогичного понятия, в силу вышесказанного прямой перевод словосочетания "национальная идея" на иностранные языки будет абсурден, а смысловой весьма приблизителен, невозможно и заимствование из иностранного языка. Существующую проблему невозможности прямого перевода отдельных культурных понятий можно продемонстрировать ярким примером, приводимым великолепным русским писателем А.Юговым. Понятное каждому русскому слово "удалой" невозможно перевести на французский одним словом. Во французском нет аналога. "Смелый", "храбрый", "сильный" перевести можно, а "удалой" не получится. Вероятно потому, что в удали сквозит широта русского простора и русской души. Увы, в прекрасной Франции много прекрасного, а этого нет.

        Представляется, что наборы слов в определениях обеих групп не затрагивают сущности вопроса обсуждения. Поэтому, чтобы быть правильно понятым, чётко обозначить своё видение вопроса и говорить предметно, рискну дать совершенно иное определение, пусть даже кому-то оно покажется спорным и неубедительным.

        Национальная идея есть всеобщая цель, величие которой не подвергается сомнению её приверженцами, порождающая массовое следование провозглашённым нормам поведения, благодаря чему и обеспечивается её достижение.

        Само словосочетание "национальная идея" несколько противоречит сущности понятия и определению, данному выше, так как несет внешне национальную окраску, в то время как явление может иметь наднациональный характер. Для большей точности вместо "национальной идеи" следовало бы говорить об идее овладевающей умами людей в больших исторических общностях, которые этнически могут быть очень пёстрыми. Однако, понимая и помня это, будем всё же далее употреблять термин "национальная идея", как уже сложившийся.

        ГЛАВЕНСТВО ЦЕЛИ.
        Итак, главное: национальная идея есть всеобщая цель. Здесь следует отвлечься и сказать несколько слов о возникновении целевых установок у организмов и их роли в процессе развития материального мира.
 
        В неживой природе самостоятельных целей не существует просто ввиду отсутствия сознания. Косная материя пассивна. Объект неживой природы плывёт по воле волн воздействия окружающей среды и сам не задаёт цель и не способствует её достижению. Цель задается извне. Будущее состояние объекта и есть его цель, которая обусловлена его внешними связями. Так, камень, катящийся с горы, имеет простую и очевидную "цель" – занять устойчивое положение в пространстве. Внешние воздействия формируют его траекторию, временное конечное состояние и в целом цикл жизни объекта.

        Цели живых организмов обусловлены их потребностями или инстинктом. Но главное – цели формируется не извне объектов, а внутри организмов. В начале эволюции, начиная с простейших и насекомых, цель жестко задается инстинктом – врождённой программой.

        На дальнейших этапах эволюции животные уже сами и осознанно формируют цели и активно стремятся к их достижению. Однако, все эти цели – только подцели на общем дереве единственной цели – цели самосохранения, в том числе сохранения вида. Возникает в животном мире и осознание общности таких частных целей, как пропитание и оборона, но только в рамках стада или стаи, но не в рамках популяции.

        В неживой природе цель – поводырь, у высших животных цель – путеводная звезда.

        На вершине эволюции – у человека, цель может появиться под воздействием овладевшей им идеи. Идея может быть великой, никчёмной, маниакальной, никак не связанной с самосохранением, и даже губительной для человека, но он упрямо следует к ней. А результат этого стремления – преобразование мира вокруг себя. Отсутствие идеалов ведёт к хаосу сознания и деградации потенциала созидания и творчества. В этом человек разительно отличается от животного.

        Так было всегда. Ещё не утвердилась психология, как наука, а Фрэнсис Бэкон уже утверждал: "Пустые предрассудки, ложные мнения, обольстительные призраки и все химерические надежды питают человека. Отнимите их и Вы предоставите его скуке, отвращению, тоске и отчаянию".

        ВЛИЯНИЕ ИДЕЙ НА ЧЕЛОВЕКА.
        Как ни загадочна траектория мухи в жаркий день, но мимо сладкого пирога и кучи навоза пролететь невозможно. Тропа антилопы пролегает между пастбищем и водопоем, а голодный хищник всегда будет держаться рядом. В поведении животного всегда есть доминанта, обусловленная его основными жизненными инстинктами, его поведение в широкой перспективе прогнозируемо, потому что зверь живет в реальном мире, а если и строит в своём сознании несуществующий мир, то только в виде картины ближайшего будущего с одним сюжетом – сытая и безопасная жизнь, и все его действия подчиняются преодолению препятствий на пути к ней.

        В отличие от животного человек живет, подчиняясь не только общим биологическим законам и следуя естественным инстинктам. Он создает в своём сознании сложные идеальные миры, порождённые его мыслями, чувствами и фантазиями. Их разнообразие зависит от различий в интеллекте и запасах совести. И каждый человек как бы существует в двух мирах: в реальном – едином для всех, со своими законами материального мира, и в другом – выдуманном для себя, со своими личными нормами и табу.

        Любой человек, от бандита до святого, стремится соответствовать собственному избранному идеалу. Хотим мы или нет, но идеи, как свои, так и чужие, оказывают постоянное и неустранимое воздействие на нас. Более того, мы так любим свои идеалы и ценности, что хотим увековечить их. Мы наделяем ими провозглашенных героев или возводим в героев тех, кто соответствует нашим идеалам, и оказываем умершим почести уже ненужные им. Поэтому памятники мёртвым мы ставим для живых, ибо хотим, чтобы и живущие рядом верили в наших героев и разделяли наши ценности.

        Над человеком всегда довлеют идеи, ценностные установки, нравственные ограничения. Они не в меньшей степени, чем физиологические причины, определяют его поступки. Именно благодаря им он способен на восхитительные жесты. Вы помните, как на турнире Айвенго не воспользовался случаем свалить соперника, под которым случайно оступилась лошадь. Айвенго поднял копьё, лев же никогда не щадит споткнувшуюся лань. "Благородный" царь зверей не способен сознательно нанести вред своему желудку.

        Мы удивляемся тому, как вручную и по какой технологии могли быть построены пирамиды, но египтяне их построили, потому что при строительстве первостепенным для них являлась не технология, а изначальная полная уверенность в том, что без пирамиды им не обойтись. Культовые сооружения не нужны для отправления насущных физических потребностей, однако древние греки выстроили Парфенон. А современные, на порядок превосходящие своих предков числом и обладающие неизмеримо большими техническими возможностями не могут до сих пор восстановить просто потому, что Парфенон им не нужен в той степени, в какой был нужен древним, ибо сейчас и без него можно жить. Не материальные возможности, а духовные потребности здесь играют главенствующую роль.

        ПРИМЕРЫ ВЕЛИКИХ ИДЕЙ.
        В истории человечества было множество грандиозных созидательных идей. Именно стремление к воплощению этих идей и обеспечивало материальный и нравственный прогресс или достижение великой цели.

        Что создало и веками поддерживало Великую Римскую империю? Вначале – готовность заимствовать лучшее у побеждённых и открытость римского общества. Чтобы быть евреем, им надо родиться, а гражданином Рима мог стать каждый. За два века до того, как Рим сложился в своих максимальных границах, он уже воспринимался как мироорганизующий центр, оплот справедливости и рукотворного порядка в отличие от звериного мира варваров. Образцом для подражания была безупречная и безграничная гармония космоса. Такую же гармонию Рим хотел построить в общественной жизни, где интересы гражданина и государства были бы неразрывны. Именно эта вера и желание быть таковым, а не сила оружия делала его несокрушимым. Пока для гражданина идея, что "величие Рима превыше всего", была незыблемой, Рим стоял. Он стал рушиться, когда идея была растоптана ногами легионеров, возводивших на трон "солдатских" императоров.

        В период расцвета Рима на востоке империи зародилось новое восприятие мира – христианство. Новая вера, на которую обрушились немыслимые гонения, прошла через ристалища римских арен, завоевала признание и сохранила целостной Восточную империю, а на развалинах Западной создала огромный христианский мир, первоначально не имеющий национальных границ. Разноплемённая средневековая Европа, пленённая новой идеологией, не знала различий по национальному признаку. Главным было другое: добрый ли ты католик и верность своему господину. Не новый способ производства, что есть следствие, а христианская идея уничтожила рабство в Европе. Новая вера принесла более высокую мораль и провозгласила равенство раба и господина перед Творцом. Её неистовые приверженцы, ведя подвижнический образ жизни и принимая мученическую смерть, помогли человечеству подняться на новую нравственную ступеньку.

        Аналогичные процессы консолидации разных народов происходили в VII-VIII веках под знаменем другой великой веры – ислама. Арабский халифат при первых халифах стремительностью роста поражал своих соседей. В период своего расцвета он превосходил размерами такие огромные современные страны как Китай или США. Возможность для арабских завоеваний появилась после консолидации племён Аравийского полуострова вокруг нового мировоззрения. Причина завоеваний не столько в грабеже, сколько в желании распространить свои нормы жизни как можно шире. Возникновение новой цивилизации было результатом появившейся психофизиологической способности ядра нового народа к достижению поставленных целей (одержимость и готовность жертвовать всем при движении к цели) – то, что Л.Гумилёв назвал пассионарностью. В этом арабы раннего средневековья были похожи на ранних христиан. Разница в другом: христиане несли новую веру примером несгибаемого воинственного смирения, а последователи ислама – на острие дамасского клинка.

        Однако, в ходе завоеваний не было насильственной исламизации. Было обаяние личности Пророка и новых идеалов жизни. Слова и поступки Мухаммеда и первых халифов отражают искреннее служение Аллаху и пронизаны высоким гуманизмом. Халифы были носителями и светской и духовной власти, т.е. по сути были политиками, и современный скептик скажет, что в полную искренность политиков верить опрометчиво. Оставим неверие на его совести, ибо ему прекрасно возразил Н. Маккиавели – "…государю нет необходимости обладать достоинствами, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими…" На посланника Аллаха, первых халифов и заповеди ислама равнялись миллионы. После смерти Мухаммеда появилось около 600 тысяч хадисов – рассказов из жизни Пророка нравоучительного характера. Их так много, что правдивость всех невозможна, просто потому, что таких поучительных случаев и высказываний должно было бы случаться за годы его подвижничества около ста каждый день. Но, торжествующий скептик опять не прав. Высшая правда жизни не в истине, а в стремлении к совершенству и в помощи в достижении совершенства другими. Да, подавляющее количество хадисов люди придумали, поэтому профессиональные собиратели хадисов отобрали и признали истинными очень малую часть из них. Но главное в другом. Стремление народа жить по нравственным нормам ислама было так велико, что фактически в создании, укреплении и распространении новой веры участвовали не только Мухаммед и его ближайшие соратники, а миллионы простых верующих. Ведь важно не то, что сказал или сделал Мухаммед, а то, что люди искренне верили, что именно так он поступал, и равнялись на эти благородные, пусть даже вымышленные, поступки. Именно это и обеспечило победу ислама.

        Наиболее ярким примером всеобщей национальной идеи из недавнего прошлого нашей страны была та, что изумительно точно выражена поэтической строкой: "А нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим". Наших союзников неизмеримо больше, чем массовый героизм советских солдат, изумляло увиденное на военных заводах в тылу. Иностранные делегации замирали, видя за станками взрослые лица детей. Женщины и дети под присмотром старых специалистов ковали свою победу. Воевала вся страна. В Западной Европе было всё по-другому. Лучшие из французов не смирились с поражением и ушли в "Сопротивление" умирать за Францию. Их было тысячи из миллионов. То есть из сотни здоровых мужиков ушёл воевать один…, ну пусть несколько (смотря, как и с какого времени считать), остальные стали тихо жить под немцами и следить за француженками, которые спали с немецкими офицерами. Когда немцы ушли, эти тихони в качестве хобби освоили профессию женских парикмахеров – по составленным спискам они отлавливали женщин и в знак протеста выстригали им клок волос. Родная земля сербов и белорусов, тоже была оккупирована, но они повели себя иначе – они ушли в партизаны.

        Можно и далее продолжить список чарующих идей, заставлявших массы совершать безумные величественные деяния, такие как Крестовые походы, Реформация, строительство коммунизма. Разнообразие движущих идей впечатляет, в этой связи хотелось бы подчеркнуть следующее. Национальная идея не бывает плохая или хорошая. Конечно, она может и должна оцениваться с точки зрения общечеловеческих понятий нравственности. Но, главными характеристиками национальной идеи, которые и определяют самую её суть, являются всеобщность и степень приверженности ей. Идеи невозможно правильно измерить моральными оценками со стороны. "Плохая" нацистская идея фашистской Германии была самой настоящей национальной идеей, ибо масштаб свершённого, точнее разрушенного, под её знаменем был колоссальным.

        Возможно, покажется, что в современной жизни вся эта суета с идеями сродни детским играм. Здравомыслящий скажет: "Не басни соловья кормят. Сегодня большинство озабочено деньгами, а не идеями". Тем не менее, за всю историю человечества люди ни разу не смогли создать безыдейное общество. Безыдейность несовместима с фактом наличия самосознания у человека. Человек не может жить без идей. А там, где, как нам кажется, нет никакой идеи, на самом деле торжествует идея сытой жизни. В таком обществе процветают троечники и посредственность. В классе оценки ставит учитель, а в жизни троечники ставят оценки друг другу. К примеру, как у нас продвигаются по службе посредством внеслужебных связей. Часто, чтобы взлезть и усидеть на определённой должностной ступени, надо ходить с начальством в баню, на охоту, на корт или ещё чёрт знает куда. А, если Вам неинтересно и Вас тянет в оперу или ещё хуже – Вы патологически принципиальны и не можете скрывать презрения к разного рода ворюгам, Вы – чужой. И, будь Вы трижды гениальны, всё равно в этой среде Вам не сделать карьеры, потому что у Вас нет главного – родственной нравственной близости с окружением, которое безапелляционно ставит Вам в жизни двойку. Ибо никогда Вас не признает умным тот, кого Вы презираете.

        КУДА ИДТИ?
        После небольшого экскурса в историю обратимся к современной России и разберёмся – почему, несмотря на длительные поиски национальной идеи и даже правительственный заказ на её создание, результат нулевой и иным быть не может.

        "Нам нужна великая Россия" и для этого мы хотим найти идею. Но по своей сути и по своей конечной цели любая русская национальная идея – это величие России и благоденствие её народов. И если национальная идея есть некая всеобщая цель, то во все времена все народы, ставящие перед собой грандиозные цели, независимо от их содержания и лозунгов на их знамёнах, стремились по существу к одному – к торжеству своих принципов мироустройства и утверждению присущих этому народу нравственных принципов и символов веры. Вряд ли кто с этим будет спорить, отличаются лишь методы достижения цели. Так эллины времён Александра Македонского дошли до Индии не для того, чтобы уничтожить встреченные народы, а чтобы навязать им своё видение и свои законы ойкумены и потому что свой взгляд на мироздание они считали более правильным. Коммунисты мечтали не о завоевании мира, а о торжестве во всем мире своей идеологии. И сегодня Америка насаждает, где может, свою версию демократии опять же не по злобе, а по глупости.

        В эпохи великих перемен главное изменение, определяющее всё остальное, происходит в области идеологии. Переворот в умах вначале сопровождается многоголосием идей и даже какофонией. Как грибы возникают различные партии, выражающие интересы узких групп лиц. Их лидеры либо заблуждаются, что бывает редко, либо, скрывая свои корыстные интересы – прокукарекать с трибуны свою песню и поплавать наверху, зовут в неведомую даль, рисуя картины светлого будущего. Для них важна не конечная цель, а роль ведущего в пути. Эти партии слабы, потому что ничего не дают простому человеку. Для достижения безоговорочного успеха они должны не звать и вести в чудесный рай, а просто показать в этом раю наши с Вами места. Вот тогда нас не надо вести, мы сами пойдем и ничто не остановит нас на этом пути.

        При разработке политической программы следует учитывать, что к цели ведет не тот путь, который вождям кажется правильным, а тот которым народ готов идти. А, если народ и вовсе не стремится к установленной цели, значит, – политиканами выбрана ложная цель.

        Несмотря на разнообразие, большинство современных партий движется по наезженным колеям трёх направлений: коммунизм, национализм и либеральная демократия. И выбор наш как в русской сказке возле сказочного камня: "пойдёшь налево…", "пойдёшь направо…". Окинем беглым взглядом эти пути-дороги. Для чего? Для того, чтобы понять – не в дороге дело.

        КОММУНИЗМ.
        Перспективы российских коммунистов тают на глазах, ибо ничтожно мало в их рядах молодых людей. В отличие от материального мира, где неумолимое время разрушает всё, в мире чистых идей нет процессов разложения: зародившись, они вечно молоды, пока существует человечество. Но идея слабеет, когда её сторонники теряют веру в неё. Коммунистическая мифология не умерла, но прогнила наша вера в неё, и потому она поблекла.

        Наш коммунизм зарождался на национальной почве правдоискательства, как болезнь совести, а воплотился как откровенный разбой. В XIX веке в России, экономически отставшей от Европы, тем не менее, существовало нравственно высокоразвитое общество, а чем сложнее организм, тем сложнее вирус, его поражающий, ведь амёба не болеет гриппом. Русский народ, генетически предрасположенный к заразе коммунизма, стал первой жертвой "призрака, бродившего по Европе".

        Но сегодня Россия уже переболела коммунизмом, и у неё выработался временный иммунитет. А самое главное, что коммунисты уже не те. Они не разрушители "до основанья" и строители "нового мира", а тихие скучные критиканы и реформаторы. Поэтому люди, способные переделать мир, за ними не пойдут, а с армией пенсионеров можно только предаваться ностальгическим воспоминаниям и надоедливому брюзжанию.

        Однако в России невозможно навсегда искоренить коммунистическую идею. Можно вырвать с корнем растения, кажущиеся сорняками, и перепахать поле, но новый ветер когда-нибудь принесёт похожие семена и они прорастут, ибо здесь для них благодатная почва. Далёкие наши потомки вырастят новую русскую правду, совершенно чуждую теперешнему рационализму, пришедшему с Запада.

        Потому что в России, как нигде, истина не может быть вне морали. Никогда не пустит в нас глубокие корни тезис: "Ничего личного, только бизнес". Для нас высшая правда-справедливость дороже абсолютной правды-истины. Поклонение же рациональной истине может и вовсе завести в логический тупик. Так, например, Уголовный кодекс устанавливает сроки наказания за преступления, но не объясняет – почему нельзя убивать и есть людей. Законы эволюции биосферы также не дают ответа. Получить ответ можно, только опираясь на законы нравственности. Нормальный человек не может признать истинным и принять сердцем, что человеческое мясо для него питательнее и полезнее, ему плевать на объективность, в данном случае она для него неприемлема.

        В угоду моде, насмехаясь сегодня над коммунизмом и называя его аппендиксом истории, объективности ради следует признать, что у нас нет никаких оснований считать, что современный капитализм есть самая совершенная и последняя стадия развития производственных отношений.

        НАЦИОНАЛИЗМ.
        Ни одна нация в период своего расцвета не страдает национализмом. Её величие настолько очевидно, что не подвергается сомнению ни ею самой, ни её соседями. Национализм возникает чаще всего вследствие потери самоуважения или ущемленного другими народами достоинства нации, то есть он возникает от ощущения и собственной слабости, и оскорблённого самолюбия. В ответ рождается проповедь национальной исключительности и превосходства. Примеров в истории множество. Таков национализм германский – после поражения в Первой мировой. И турецкий – после краха Османской империи. И современный национализм исламских народов. Его не было, когда Арабский халифат раскинулся на полмира, и когда ещё дикая тогда Европа отправлялась за мудростью забытой Античности и блистательного Востока в Кордовский эмират.

        Русский национализм возник как ответная реакция на смуту 90-х годов, когда после распада великой страны советские люди потеряли устоявшиеся жизненные ориентиры, новые хозяева жизни проявляли оскорбительное безразличие к нуждам простого народа, бывшие "братья" со злобной радостью гнали русских за порог дома, который когда-то строили и защищали вместе. Российская империя, сродни Римской, изначально была общим домом народов, живущих в ней. Между населением провинций и Центром не было отношений побежденный и поработитель. Российский орёл не терзал народы, а собирал их под своё крыло. Только малообразованный человек может Российскую империю сравнивать с классическими империями эпохи колониальных захватов, где чётко видна структура "метрополия" – "колония" и где целью было ограбление последних, а оправданием грабежа была якобы "неполноценность дикарей". Самая обширная империя – Британская, в период расцвета держала 200 колоний, вмещавших четверть населения Земли. Надменный англо-сакс, нарядившись в тогу благодетеля, верил в то, что он взвалил на себя "бремя белого человека" и выполняет цивилизаторскую миссию, но немыслимо представить, чтобы в Британской империи англичанин подал руку индусу. В царской России не было национального высокомерия русских. В Советском Союзе именно славяне создавали современную индустрию на окраинах. И тем более обидно, что у некоторых в ответ только чёрная неблагодарность и желание урвать с России.

        Несмотря на гадкие слова шовинистического содержания, которые пишут на стенах или транспарантах отдельные недоумки, коренные москвичи встали на сторону узбекского дворника в конфликте между ним и сопливым поганцем русских родителей, который забавы ради швырял камни в дворника. В идущем многие годы телевизионном шоу "Битва экстрасенсов" победителей определяют зрители. Наши люди голосовали за участников не по национальному признаку, а по справедливости, поэтому побеждали в игре и таджичка, и перс, и китаянка. И надо отдать должное русскому человеку – национализм не проник широко в сознание русского народа, в отличие от национальной истерии в Германии в период между двумя мировыми войнами.
 
        Поэтому ростки национализма в России исчезнут после окончания идеологической смуты и при появлении великой цели. Сегодняшнее лечение национализма у нас лишь камуфляж симптомов или симпозиум-говорильня учёных мужей. Но этническая политика подворотен не формируется экспертами за круглым столом.

        Культивируемая в обществе идеология потребления является питательной средой для взращивания бритоголовых наци с куриными мозгами, которые полагают, что события будут развиваться по схеме "русские начинают и выигрывают". Нет, всё не так. Пиррова победа будет иметь печальный сценарий: русские начинают, а выигрывают "москали", ибо в процессе произойдет необратимое перерождение души русского народа и он понесёт такие потери, в первую очередь нравственные, что в следующем поколении не сможет сохранить Россию вне границ Восточной Европы. К тому времени сегодняшние нацистские "герои" уже подохнут и кому тогда предъявить счет?

        Вот такой неотвратимый итог. А сейчас нацистский сброд просто не ведает, что творит. И есть им только одно оправдание: они заблудшие, но всё же сыны России, и, быть может, Бог им даст когда-нибудь ума и они что-то сделают на пользу страны. А какие приличные слова честный человек может найти для той падали из числа образованной молодёжи, которая уехала работать в Силиконовую долину? Первые совершают чудовищные ошибки во вред, но во имя России, а вторые создают богатство Америки и оружие против России.

        Идея национального превосходства – неплодотворна и губительна. На генетическом уровне в нас сидит убеждение – "главное, чтобы человек был хороший". Генетическое разнообразие при культурном единстве – вот залог нашего успеха. Национальная толерантность русских – наше главное конкурентное преимущество. Именно оно позволило создать огромную страну. В войне с Наполеоном участвовало 332 русских генерала, но посчитайте, сколько из них имеют чисто русские фамилии. Или просто зайдите в галерею героев войны 1812 года Эрмитажа, или посетите Храм Христа Спасителя. В этой связи интересно наблюдение одного индуса во время военной кампании России по присоединению Средней Азии в позапрошлом веке. Выходец из Индии, где менялись поколения, а оккупационные войска Великобритании оставались, хорошо знал английскую армию. И он сравнивал. Его поразило, что в русской армии командиром мог быть и инородец и мусульманин, а русский православный мужик считал их своими и подчинялся им. Это потому было для индуса удивительным, что в английской армии такое было невозможно.

        Автор с улыбкой готов согласиться, что на просторах России среди более сотни народов есть народы умнее, трудолюбивее или более искусные в джигитовке, чем русские. Восторг и поклон калмыкам и тувинцам за их беспримерное мужество на полях сражений. Уважение всем народам, которые, соблюдая свои традиции, живут с нами в одном доме. Но при всех разнообразных достоинствах наших народностей только русские способны быть стержнем России. Если не понять это, Россия распадётся. Малым и гордым народам не стоит радоваться возможной грядущей свободе. Она мнимая. Не успели бывшие братья по Союзу насладиться суверенитетом, как оказались в восточном или западном гареме. На карте мира по пальцам можно пересчитать народы, имеющие, в силу исторических причин, возможность поиграть в полную самостоятельность. Могучие волны экономических и политических стихий неизбежно прибьют большинство стран к какому-нибудь берегу.

        Стремясь сохранить единство России, мы панически боимся обидеть другие народы. Расскажу поучительную историю из далеких 70-х годов. Мой знакомый, будучи детским тренером, отправился с подопечными в летний спортивный лагерь в один из южных регионов. Но, как и Шурик, не скажу в какой именно, чтобы не обидеть другие регионы, в которых могла случиться точно такая же история. Поселили их в пустовавшей летом школе. Избежать контактов с местными было невозможно. А они постоянно задирали приезжих. И все ходили с ножами, а совсем малые – с игрушечными. Чуть что – сразу за них хватались. Такова традиция. Анатолий Григорьевич, очень добрый и интеллигентный человек, пытался образумить особо наглых беседами. Но никак не помогало. Более того, с каждым словом презрение просто возрастало. Они смеялись и глумились не только над воспитанниками, но уже и над ним. Так дальше было нельзя и он, отбросив слюнтяйство и интеллигентность, дал двоим по морде. Что дальше, не угадаете. Они его зарезали? Они побежали жаловаться старшим? Нет. Они зауважали его, когда увидели достойного человека, с которым можно говорить, и только тогда услышали его, когда он стал говорить на их языке. Разные люди – разные слова. "Слово к человеку примерять надо" (неизвестный автор).

        Когда иной раз мы пытаемся потакать проявлениям неуважения к русскому человеку, мы взращиваем национализм. Мы не учитываем менталитет русского человека – он очень долго терпит, а когда терпение кончается, он не хватается за нож – он сразу берет в руки топор. А тогда уже обратного пути нет.

        ДЕМОКРАТИЯ.
        В основе либеральной демократии лежат два источника её становления и развития. Поэтому современное понятие либеральной демократии содержит две тесно связанные сущности или грани: демократия как набор гражданских прав и свобод личности и демократия как форма государственного устройства.

        Определяющее влияние на формирование Западной демократии в её первом понимании, задающее направление её развития, было заложено в Эпоху Возрождения, когда в качестве протеста против нравственного засилья католической церкви возникло новое мировоззрение – гуманизм. Сбросив гнетущие оковы Средневековой католической морали, возрожденческий человек предался разгулу страстей и стал исповедовать оголтелый безудержный антропоцентризм, утверждая в чувственном мире своё личное "Я", как высшую ценность и непререкаемый ориентир. Самооправданием было то, что человек осознавал себя венцом божеского творения. Поэтому уверовал в своё могущество и своё право в вопросах этики и морали опираться на свои вкусы и потребности. Эта вера в собственные безграничные возможности позволила ему достичь невиданных творческих успехов.

        Но, освободившись от пелёнок господствовавших веками идей и табу, он в порыве восторга от свободы часто демонстрировал свою звериную безнравственную личину. Нравственное разложение достигло такой степени, что сами священники открыто содержали публичные дома, кабаки и казино. Папа был вынужден издавать декреты, запрещающие им "ради денег делаться сводниками проституток", при этом сам на свои ночные оргии собирал проституток десятками. Порнография со стен подворотен перебралась не только в живопись и литературу, но и вошла в здание храма. Изображения половых органов развешивались перед иконами. Конечно, не в качестве художественного шедевра. Просто изображённый член, сильного мира сего, якобы исцелила эта чудотворная икона, поэтому икону нужно было как-то отблагодарить. Атмосфера жизни была такова, что не было различий между добропорядочной и падшей женщиной, ведь она не стеснялась иметь детей не от мужа. Что же в таком случае говорить о мужчинах! Его главным достоинством было – хороший ли он самец.

        Если в Средние века человек воспринимал свободу как эксклюзивное право только лиц высшего сословия, то человек Ренессанса свободу воспринимает как дар Создателя, данный каждому. Для него свобода – это неограниченное никем извне право выбора пристрастий, интересов, поступков и наслаждений. В этом и состоял неизлечимый врожденный порок новой идеологии, унаследованный впоследствии Западной демократией, ибо в самостоятельном выборе таится крупный изъян: индивид не может или не хочет в своём поведении различать грех и добродетель. Кроме того, желание бесконечно раздвинуть границы своей свободы наталкивается на аналогичное желание другого. Ключевой тезис, вокруг которого нарастает демократическая оболочка, – права человека. Если бы так, то высшее проявление демократии – расстрел папарацци на месте. Тем не менее, Запад ради наживы одного члена общества позволяет нарушать спокойствие и неприкосновенность частной жизни другого.

        Нельзя сказать, что Западная цивилизация не понимает этого противоречия. Понимает и пытается частично ограничивать, но краеугольный камень – право на свободный выбор поведения, изменить не может. Подумаешь, голые люди или ряженые гомосексуалисты прошли по улице с плакатами, ведь они имеют на это право, как и другие на своё. Западную цивилизацию погубит либеральная демократия, которая ведёт к неограниченной свободе личности, и на этом марше люди не слышат призыва Бога к совершенству.

        Неминуемая гибель обусловлена тем, что первоначально доминантный фактор, на основе которого рождается структура системы и влиянием которого обеспечивается её устойчивость, её же впоследствии и губит. Это происходит вследствие того, что внешняя среда (для общества людей это окружающая их жизнь) постепенно, но неуклонно изменяется. На первый план по степени воздействия выходят новые факторы, к которым созданная система не приспособлена, так как её структура построена под воздействием первого.

        Возникшая на определённом историческом этапе экономическая свобода индивида привела его к свободе духовной, которая стала для него жизненной потребностью. Для обеспечения этой потребности были выстроены развитые демократические институты, которые являются фундаментом Западного общества или доминантным внешним фактором. Однако, любая социальная система, построенная людьми, включает в неё человека как неотъемлемую часть, поэтому внешняя природа этого фактора – условна, так как источник демократических отношений сидит в сознании членов общества. Сознание же, пусть и специфический и до конца не понятый, но всё же объект материального мира. А любые объекты стремятся к устойчивости и сознание тоже – в форме консервативных жизненных стереотипов.

        Поэтому, несмотря на изменения окружающей жизни, требующие соответствующих адаптационных изменений жизненного уклада, сознание Западного человека продолжает упорно и гибельно для себя отстаивать демократические принципы. Человек иной культуры, приехавший жить во Францию и Германию, независимо от цвета кожи и разреза глаз, обязан стать французом и немцем и исповедовать нормы поведения, принятые здесь. Если же он хочет и продолжает оставаться, например, арабом, то он разъедает всю конструкцию, как ржавчина. Дело вовсе не в этнических различиях или вероисповедании. Любые отличия подобного рода лишь обогащают человечество. В нашей стране русские и татары поклоняются своим богам, но наш быт, история и главные нравственные ценности – общие, поэтому мы порой даже отличить не можем друг друга. А вот отличия жизненного уклада, мировосприятия и норм поведения при тесном контакте губительны для культур. Речь идет не о физической гибели, а о неизбежной кардинальной перестройке модели общества и замене главенствующей идеологии. Перестройка символизирует цивилизационный скачок. Доказательства этого вытекают вовсе не из логики социальных процессов, а кроются в более общих законах развития материи.

        Демократия в её другой ипостаси, – в качестве формы государственного устройства, возникла значительно раньше – в греческом полисе, и была эффективна как система управления относительно небольшими сообществами-республиками, где только и могла она сохранять свои первоначальные родовые черты. Для больших государственных образований, таких как Рим в начале нашей эры, она становилась тормозом в процессе расширения и укрепления могущества. Чтобы не допустить краха государства как единого целого, римское общество вынуждено было заменить республику на империю.

        Можно возразить: "А как же в условиях демократии существует такая огромная страна, как США?" Дело в том, что демократия американская и классическая Афинская только и имеют общего, что одно название. Часто мы применяем одни и те же слова, но с разной смысловой нагрузкой. Например, слово коса обозначает совершенно разные вещи и понятия: форма прически, орудие труда и очертания берегового рельефа. Так и с демократией: большинство смешивают или не разделяют совершенно разные понятия, скрывающиеся за этим словом.

        Тем более, что с момента своего возникновения в середине первого тысячелетия до нашей эры сама демократия очень изменилась. За истекшие столетия произошёл постепенный дрейф данного понятия под воздействием различных событий, таких как Великая хартия вольностей, Французская революция и, конечно, возникновения такой реальной силы, как мировое общественное мнение. К настоящему времени сложилось почти всеобщее заблуждение в том, что два рассмотренные выше аспекта демократии – форма государственного устройства и набор гражданских прав и свобод представляют собой неразрывное и взаимообусловленное единство. Однако демократическое состояние общества может быть и не связано с политическим режимом, что отмечал ещё автор "Демократии в Америке" – А.Токвиль.

        Различные государственные системы отличаются друг от друга антагонизмом социальных групп, производственными отношениями, перспективами экономического и культурного прогресса и множеством других параметров. В связи с тем, что сейчас у нас модно хвалить демократию и плевать на исторический опыт отечественного государственного строительства, хотелось бы обратить внимание только на одно, но очень важное свойство систем государственного устройства – их способности создавать условия для эффективного управления. С позиции современной теории управления качество управляющего воздействия характеризуется оптимальным сочетанием двух основных параметров: адекватностью по отношению к внешним воздействиям и быстротой выработки и передачи управляющего сигнала. Военная практика свидетельствует, что офицер на поле боя отдает верный приказ, если он принимает решение в течение секунд. Если позже, то, как бы ни был гениален приказ, он безнадежно запоздал и может быть гибельным, так как уже не соответствует стремительно меняющейся череде событий.

        Приведём на эту тему пример из нашей истории, о результатах соревнования двух систем управления: демократической и централизованной. После разгрома монголами многочисленных русских княжеств возникли несколько центров собирания русских земель. К моменту окончательного освобождения Руси от монгольского ига их осталось только два: Москва и Вильнюс. Великое княжество Литовское тогда было сильнее и много обширнее Московского. Литва состояла на 9/10 из древнерусских земель, её восточная граница была под Можайском, всего в 100 км от Москвы. Но в конечном итоге московиты выиграли у литвинов. Залог их победы заключался в превосходстве системы управления.

        В Литве существовала скопированная с Польши "шляхетская республика", этакая вольница для панов. Литовский свод законов закреплял широкие права шляхтичей. Ни один закон в сейме не мог быть принят без обеспечения единогласия. Требование единогласия приводило к параличу власти в самые критические моменты. Всеобщее равенство панов на деле оборачивалось властью тех, у кого были деньги. На них можно было купить государственные должности, которые были неподконтрольны государю. В Москве всё по-другому. Царь в Думе бояр слушал и прислушивался, но многие решения принимал сам. Укрепление Московской Руси сопровождалось усилением власти самодержца и подчинением воли боярства воле государя. Это объясняется менталитетом русского народа и его идеалом справедливого общества. Народ предпочитал грозного царя-батюшку в качестве заступника от произвола бояр. Он готов был терпеть возможное самодурство одного ради ограничения самодурства всех остальных "государевых чинов". Построенная московскими государями вертикаль власти доказала своё превосходство над демократической вольницей: Великое княжество Литовское съёжилось до маленькой Литвы, а Московская Русь превратилась в Россию.