В моем опыте риелтерской деятельности было много странных, трагичных, смешных случаев. Курьезных и даже романтических историй.
Одна сделка мне запомнилась особенно. Продавцами выступали две женщины. Одна – стройная, благородная дама (язык не повернется назвать ее старушкой, хотя, год рождения – 1926). Шляпки с перьями, вуали, перчатки, строгие костюмы. Подтянутая, с изысканной речью. Ее манеры превращали наше общение в настоящее наслаждение.
Вторая – рыхлая полуторатонная мадам, которая почти не могла ходить. По квартире передвигалась при помощи деревянного табурета, двигая его перед собой. Моложе первой лет на пятнадцать-двадцать. Доктор наук со штабелями дипломов, грамот и медалей. Очень красиво умеет говорить, хотя мне и приходилось ее иногда одергивать, чтобы возвратиться к нашим делам.
Обе – бывшие преподаватели университета (что-то связано с физикой-математикой). Обе – одинокие. И обеим квартира досталась от одного мужчины. Первая была его женой, а вторая – любовницей. И этот старый черт не придумал ничего умнее, чем оставить им в наследство по завещанию равные доли в своей супружеской половине жилья.
Уж как они договорились о продаже – покрыто туманом. Общение между ними было невозможно. Если жена не выказывала неприязни, то любовницу просто разрывало от злости. В первую же нашу встречу она выставила ультиматум – чтобы я полностью изолировала ее от присутствия бывшей жены.
- Понимаете, нас связывает не только эта квартира. Нас объединяет пятьдесят лет лютой ненависти!
Я очень понимающая. Однако, при оформлении сделки ее условие выполнить невозможно. Я могу взять на себя все переговоры, подписать договор отдельно со всеми сторонами, а как быть в помещении регистрирующего органа? И в банке? Разъяснения и уговоры с моей стороны прерывались ураганом негативных эмоций с ее стороны. И потоком очень личных историй, которые я старалась перенаправить с интимной составляющей в сторону ее профессиональных достижений. Этот финт удавался легко, потому что ей было чем похвастать, я вынуждена была рассмотреть все награды. И все равно, при любой паузе она вворачивала свои пикантные истории.
А я вам скажу, в те времена умели шалить! Это иллюзия, что раньше люди были скованные и закрепощенные. Сексуальные аппетиты, как я смотрю, у них были на высочайшем уровне! Дедок даже перед своей кончиной отжигал похлеще немецкого сантехника. На тот свет он отправился не от старческих немочей, а, как я подозреваю – немножко поизносился. Умереть в постели любовницы – это доблесть для древнего профессора.
На сделке я под ручку, бережно водила законную супругу, потом таскала на себе официальную любовницу. Рядом с такими высокообразованными дамами чувствовала себя грузчиком с рынка. Вспотела на себе такой груз волочить. Пришлось своим телом сооружать перегородку между ними во время подписания документов. Разделять легкий ветерок и тяжелый яд.
Перед супругой пришлось немножко опозориться, показать, что я не такая уж и культурная. А это неловко, потому что я прониклась к ней уважением и почтением.
Ее не хотели снимать с регистрации в паспортном столе без предоставления повторной копии свидетельства о собственности. В паспортном столе документы потеряли в связи с переездом. Я рванула к мымре-паспортистке. Вежливо выставила за дверь одуванчика в бусах, чтобы она не видела как я превращаюсь в дракона. Я очень редко кричу. Тут я не просто орала, ведь паспортистки – бабы суровые. Она видела мои глаза. Она поняла, что я ее сейчас убью, нахрен. Вставить слово ей было некуда. Я напомнила ей обо всех совершенных профессиональных грехах, о страшных карах, и дальнейшей плачевной судьбе. Я – проклятие!
Нормально все получилось. Сделано все быстро и трепетно.
Я провожала под ручку пожилую леди. Разглядывала украдкой перышки на шляпке, шелковый шарфик, молочного цвета тонкие перчатки. И думала, вспоминая свой взрыв злости. А ведь, эти дамы – вполне показательный пример, как чувства и эмоции могут проявляться во внешнем облике. И даже формировать образ и тело. Я смотрю на прелестное чистое лицо, которое не в силах испортить возраст. Ее улыбка делает меня лучше. Рядом с ней я сильнее и выше. А там, далеко, в своей квартире ползает аморфная туша с коричневыми пятнами, которая страдает уже пятьдесят лет от ненависти. От страшного чувства, которое пожирает ее саму. И делает грязным все, что к ней прикасается.
Дело вовсе не в их статусе. Нет никакого осуждения. Они могли оказаться подругами, сестрами или коллегами. Все только в восприятии.
Невозможно человеку научиться справляться с эмоциями? Неправда. Это всего лишь выбор.
Если на земле лежит любимый человек весь израненный, в крови… Неужели не найдутся силы сдержать бесполезные рыдания и, стиснув зубы, броситься ему на помощь? И, только тогда, когда он будет в безопасности, позволить себе страх, жалость и слёзы.
А, если возможно в стрессовом состоянии откинуть прочь истерики, то, уж в обычном порядке работа над эмоциями гораздо проще.
Ну, или оставить все как есть.