Любовь на руинах Глава 35

Людмила Толич
Продолжение. Начало: главы 1,2,3,4,5,
6,7,8,9,10,11,12,13,14,15,16,17,18,19,20,
21,22,23,24,25,26,27,28,29,30,31,32,33,34


                Глава тридцать пятая

  В начале лета 1922 года партия послала Луку Николенко учиться в мединститут
  и работать в Одессу. Сбылась мечта молодых фельдшеров.
   
  Лука не мог взять жену и дочку с собой, потому что в городе было не безопасно, –
  разминировали порт, ликвидировали разруху, устраивали облавы на бандитов.
  Одесситы боялись грабежей и налетчиков, по карточкам получали скудные пайки, да и с работой
  было очень туго. На бирже труда безработные, случалось, выбрасывались из окон, отчаявшись
  найти заработок на кусок хлеба. Словом, осталась Маня в Тузлах на фельдшерском пункте.
   
  Летом голод отступил.
  Крестьяне сеяли хлеб и понемногу приводили в порядок хозяйство.
  Два раза в неделю на лошадях стали привозить в деревню почту.
  Очень Манечка обрадовалась весточкам от своих дорогих…
  Но в одном из писем отец сообщил ей о большом горе – смерти Леночки.

  Безутешно Маня горевала и плакала, никак не могла смириться…
  Отец написал, что Леночка перенесла сильное потрясение, разочаровалась во всем и ушла в монастырь,
  где вскоре умерла от воспаления легких.

  «Что же такое могло с ней случиться? – думала Маня. – Нет теперь больше нашей родной Леночки…»
  Все вокруг потускнело. Мане казалось, что даже цветы в саду и птицы оплакивали ее сестричку.
  Остальные были все живы, слава Богу. Но когда же, когда, наконец, можно будет обнять их?!

  Недолго продолжалась спокойная жизнь в Тузлах, в середине лета вспыхнула эпидемия холеры. Из Анатольевки прислали на подмогу Мане фельдшера, и они стали спасать людей. Падала Маня с ног, обходя все хаты; требовала, объясняла и уговаривала, чтобы в каждой была кипяченая вода и чтобы заваривали кипяток в больших кастрюлях, ведерных чугунах, баках – в любой пригодной посуде.

  Водила Маня за собой и Галочку, боялась, чтобы ребенок не съел дома чего-нибудь сырого и не напился колодезной воды. Галочка стояла на пороге хаты, держа в руках мамину медицинскую сумку с красным крестом, а Маня растирала больных, спасала, как могла, от корчей, судорог и болей.

  Из подручных средств выдали в Анатольевке только карболку, йод, марганцовку и немного фталазола. Трупы обрабатывали хлорной известью и закапывали в общих могилах. И все же, благодаря усилиям фельдшеров и посильной дезинфекции, эпидемия не разбушевалась, как в других местах.
   
  В тот год урожай абрикосов поспел небывалый. И каких чудных абрикосов! Предупреждала Маня, чтобы сырых фруктов не ели, а сама не смогла удержаться и съела несколько штук, обварив кипятком. Уж неизвестно, абрикосы виноваты, или что другое, только она заболела холерой, в легкой, к счастью, форме. Сейчас же приняли меры и вызвали мужа. Лука привез из города лекарства и живо поставил жену на ноги. Не дай, конечно, Бог повториться такой беде.

  Когда Маня поправилась, эпидемия окончилась. Из Очакова прислали ей замену.
  Лука больше не захотел расставаться с семьей, и они засобирались в дорогу.
  Их ожидала Одесса…

  Провожали фельдшеров всем селом. В глубокую телегу настелили сена, забросили туда нехитрый скарб, во дворе Василия и Федоры накрыли столы и выпили по чарке на посошок, как водится.

  Пришли братья – Николай, Федор, Григорий – с женами и детьми, тетки и дядья с сыновьями и дочками. С полсела родни, а остальные – почти что родственники. Не все дотянули до осени. Не все пережили головку и эпидемии, но жена Гришки была брюхатой, молодухи заводили песни, а дети, выжившие назло лютым смертям, резвились и носились по двору вовсю.
   
  И все же грустное это было прощанье.
  Знала Манечка, что обратной дороги не будет, не вернутся они в родное село.
  Слишком тесно там стало.
  Да и власть Советов, за которую они столько выстрадали,
  открывала им – советским гражданам, все пути.

  Хотелось крикнуть на прощанье: «Идите вперед, люди… Радуйтесь жизни.
  Радуйтесь завоеванному счастью, свободе и равным для всех правам.
  Живите, люди, и жизнью мирной наслаждайтесь…» –
  но горечь расставанья не дала Манечке разомкнуть губ…
  Только маленькая Галюся не сходила с рук отца, была весела и беззаботна.
                _____________

                Витки бесконечности

                «Мой дорогой, мой любимый Стасик!

  Всякому человеку приходит пора спросить: кто он? откуда? для чего пришел в этот мир? И становится одиноко и неуютно вокруг: уходят далеко-далеко родные и близкие, расстаются друзья. Конечно, я бы хотела пожелать тебе потерь поменьше, и чтобы жизнь твоя была как праздник – счастливой и радостной. Но без огорчений и трудностей жить тоже неинтересно, нужно просто не унывать и научиться преодолевать все преграды.

  Вот и настал час рассказать о жизни твоих предков. Далеко не каждому человеку дано знать, какого он роду-племени. Я встречала многих, кто с трудом припоминал имена дедов, не говоря уже о других родственниках; и таких людей большинство.

  Смутные времена пеленами слепого страха душили нашу родину трижды только за последний ХХ век и кровавыми потопами смывали память нескольких поколений, но вновь и вновь мыслящие люди раскапывали свои искалеченные корни, чтобы хрупкие живые росточки – будущие дети и внуки их внуков знали: они не одиноки во Вселенной, души предков вписали в генетический код каждого из нас свои заветы. И старые корни родового древа напоят силой и разумом молодые побеги, они окрепнут и расцветут в полную силу.

  Человек без корней – что трава перекати-поле: катится по жизни, пока не пожухнет и не засохнет под чужим забором.
  Эта книга, мой дорогой, написана любовью моего сердца…
   
  Храни тебя Господь и Пресвятая Богородица…»
                4 февраля 2003 года
   

  Что же можно сказать напоследок?

  Жили-были дед и баба… На этот простой сюжет нанизывает очередной виток незримо и бесконечно текущее Время, затем другой, третий… Убегают витки бесконечности в далекие неземные галактики… И мы неуклонно движемся вверх, в бесконечность, каждый в свое время и по своему витку.

  Много воды утекло с тех пор, когда молоденькая фельдшерица с воздушными мазурками в корзинке покинула навсегда уездный Житомир и отправилась в волостное село Поколев. Она наивно мечтала о новой жизни, о справедливости. Она хотела учиться и стать хирургом. Любила и была любима так крепко и преданно, как только вообще возможно представить. Она была счастлива.
  Но почему же тогда так болит, так стонет моя душа?

  Почему так трудно рождалась на свет эта книга? Книга о любви.
  Писательство – это призвание, крест. И каждый должен стараться нести свой крест достойно до самого конца. Не выдумать ни одного эпизода и написать правду было совсем не просто. Да, именно так они и жили…

  В земной мятежный мир мой внук пришел ровно век спустя после рождения Манечки. Он родился там, где жили его предки, где дремлет вечность над их могилами… Он и сейчас живет на родной земле, но в другой стране. И в третий раз за один лишь короткий век на его родине взрастает другое отечество. Льется людская кровь. Правители сменяют друг друга, другие стяги полощутся на ветру, другие гимны славят родину, на другом языке говорят люди.

  Но отечество – не змеиная шкурка, которую можно сбросить и заменить новой. Родину мы обретаем с рождением, отечество – выбираем сами. Пятнадцать миллионов российских граждан сделали свой выбор в 20-х годах прошлого века – они покинули родину, спасаясь от большевистского террора, и обрели отечество за рубежом. Русские эмигранты рассеивались по всему свету, и вслед за ними тянулся шлейф их вселенской тоски по родине.

  Великая самодержавная Россия погибла. Родина пережила революцию и возродилась к новой жизни. На картах мира на 1/6 части суши раскинулась невиданная, могучая держава – СССР, выстоявшая и победившая во Второй мировой войне – Великой Отечественной. Но и эта империя рухнула, раздробившись на независимые государства, где властвует заморский капитал.
  Какой смешной самообман: все зависимо в грешном подлунном мире. История повторяется. Трагедия превращается в фарс. 

  «Только марши… Только марши…» – ни к кому не обращаясь, бормотал Владимир Матвеевич, хрустя костяшками породистых пальцев и прохаживаясь взад-вперед по паркетному полу чужой барской квартиры, отданной советской властью семье его зятя (моего деда), кровью своей оплатившему векселя революции.

  А он, потомственный русский дворянин, отставной волостной инспектор, изо дня в день трудившийся сорок лет и взрастивший семерых детей родному отечеству, «сидел на крепкой крестьянской шее» и проталкивал в сдавленное спазмом горло несладкий кусок иждивенца. На родной русской земле новая власть лишила его с супругой Отечества, привилегий и средств не только на жизнь, но и на выживание.

  Зато она обласкала оставшихся в живых их детей и внуков, а в 37-ом, на двадцатой своей годовщине, едва не загрызла до смерти. Слава Богу, старикам не пришлось дожить до этих испытаний.
  «Только марши…» – и хруст костяшек. Ни одной жалобы, ни одного упрека до самого последнего своего часа.

  Всякая власть слепа и безжалостна, она ласкает подхалимов и лизоблюдов. Она тщеславна, и приближает к себе героев, снискавших славу ей, всесильной, рядит в ордена и ленты, выставляет напоказ, забавляется ими, а потом отшвыривает в грязь, или сносит головы неосторожным, подобравшимся к ней слишком близко. Она пестует жестоких и подлых правителей, способных ради нее, сладострастной и безграничной, растлить и предать. Нет противоядия пьянящему яду власти.
   
  Великий народ рождает своих героев, они свергают одряхлевшую старую власть и сами начинают править помпезный бал. Обновленная власть-победительница раскрывает коварные объятья, отдается героям, и они до дна, до последней капли, осушают победную чашу с ядом. Так вершатся все революции: ползучие, бархатные, бескровные и кровавые. Отечество погибает. Родина остается. Вьются витки бесконечности…

  На том октябрьском витке победила власть Советов. Проигравшие уходили со сцены незаметно, у большинства из них отечества больше не было. Оставалась еще, правда, Родина. И православная Церковь. Этого отнять не смогли. Потому что мертвыми они ложились в родную землю, а Церковь пребывала в душе.
   
  Проигравшие не вписывались в новые роли, мешали собственным детям, путались под ногами. Нищие, больные, с осточертевшими укорами и мольбами, они кололи глаза своим принципиальным ретроградством и старомодностью во всем: в одежде, в суждениях и поступках. Они напоминали о ненавистном прошлом и почти не скрывали презрения к настоящему, зависнув как бы между двумя мирами. Фи, какие несносные, скучные, старорежимные «обломки»!

  Молодые советские граждане в советских учреждениях заполняли длинные анкеты. В графе «происхождение» они писали: «из семьи служащих…», как, например, Юля Решке. Или как профессор Ефим Миховский: «круглый сирота, пролетарий…»

  Нужно было вычеркнуть из памяти историю своего рода, забыть о ней навсегда. Не скорбеть, не вспоминать о погибшем Отечестве. И, примкнув к победителям, присягать на верность красному знамени. Иначе – смерть, иначе не выжить и ничего не построить. «Наш паровоз вперед лети, в коммуне остановка. Другого нет у нас пути…» Другого пути действительно не было.

  Давно умерли и те и другие.
   
  И вот, словно уродливо отраженные в кривом зеркале, страсти далеких предков бушуют вновь. Новый виток с пародийной схожестью повторил старый, канувший в бесконечность…

  Круглолицый генсек, с родимым пятном на лбу, отрекся от власти, подобно (прости, Господи!) российскому самодержцу. Но государь был обвенчан с властью, он был Помазанником Божьим…
   
  И власть, разорвав брачные узы, стала менять любовников: параноики, кукурузники, маразматики, старцы – кого только не было в ее порочных объятиях. Одного она заставляла казнить, другого миловать, третьего воровать; одни умирали подле нее, другие доживали свой век в изгнании.
  Меченый родимым пятном генсек был молодым и любвеобильным, но… чересчур мягкотелым. Власть выскользнула из-под него, как продажная шлюха. Очередное «временное правительство» засело в кабинетах Белого дома.
   
  Однако на сей раз случилось невиданное – коварные заговорщики распяли Родину на дыбе и расчленили на части. Похоже, не захотели оставаться боярами столбовыми, а пожелали сделаться царями морскими, чтобы золотая рыбка-власть служила им на посылках.
   
  И пробил час. Не стало больше великого Отечества и великой державы. «Временных» выкурили из Белого дома (видели, как кто-то бежал в дамском платье!), постреляли немного, накостыляли по шеям и разогнали.
   
  Снова пальба на улицах, снова развернуты пестрые знамена, снова воры, мошенники и аферисты вылезают, как мыши из нор. Бандиты устраивают налеты и разборки. Вчерашние уголовники спариваются в сладких соитиях с новой властью. Брат стреляет в брата, насилует сестру, берет за горло отца и мать. Растаскивается по каморам, гинет народное добро, а новые буржуи купаются в золотых реках.

  Клеветники брызжут слюнями, охаивая прошлое своей поруганной Родины. Ничтожные и безымянные, они глумятся над грешными поверженными вождями, напрасно позабыв о том, что мертвые сраму не имут.

  Мрут голодные старики, рвутся сердца обворованных, потерявших работу, больных, искалеченных в войнах и техногенных катастрофах, лишившихся крова над головой. Мечутся беженцы, ютятся в подвалах бомжи и бездомные дети…
  Человеческая масса расслаивается, как слоеный пирог в горячей духовке. На белых и черных, коричневых, красных, зеленых и голубых! На триумфаторов и проигравших. На богатых и нищих. На сытых и голодных. На умных и одураченных.

  И дивится милосердный Господь с небес на лишившихся разума чад своих, одурманенных ядом греховной власти. Воистину, не ведают, что творят.
  И иронично надламывает бровь Александр Сергеевич, подразнивая ничтожных «клеветников»:

  Кто устоит в неравном споре:
  Кичливый лях, иль верный росс?
  Славянские ль ручьи сольются в русском море?
  Оно ль иссякнет? вот вопрос.
  ……………………………..
  Оставьте нас: вы не читали
  Сии кровавые скрижали;
  Вам непонятна, вам чужда
  Сия семейная вражда…
                (Пушкин. 1831 г.)

  Без сомнения – будущее прекрасно!
   
  Можно (до поры, до времени) извращать и оплевывать прошлое, рождавшее прекрасное будущее – день за днем. Можно (довольно сносно) жить без покаяния за ложь, измены и грехи наши, неотступные и вечные, как круговорот жизни. Но каждый выпьет до дна ту чашу, которую сам себе наливает. И никого не минует чаша сия.

  Обращаются в прах империи и государства, снова и снова возрождаясь из пепла, как птица Феникс… Вспыхивают и угасают бунты и революции…
  «…Блажен, кто повидал сей мир в его минуты роковые…»
  Все проходит, как сон. И наше время пройдет.
  Останется только любовь…

                _________________________

   Одесса
  декабрь, 2015