Выстроив ряды, армии противников приготовились к битве.
Певец создает визуальный эффект внезапно начавшегося мощного единого движения. Но если троянцы устремились "с говором, с криком, как птицы", то аргивяне "подходили в безмолвии, боем дыша, духом единым пытая - стоять одному за другого"...
Певец подбирает образное сравнение - воинства, словно туман, неумолимо заполняют всю равнину: "Видно сквозь оный не дальше, как падает брошенный камень,- так из-под стоп их прах, подымался мрачный, крутился вслед за идущими".
Чеканным шагом неукротимые данайцы переходили долину... И тут неожиданно из троянского войска выходит боговидный Александр. Певец не скрывает восхищения при виде троянского принца, облаченного в кожу парда на раме, "с луком кривым за плечами и с мечом при бедре; в руках два копья медножалых гордо колебля"
Александр вызывает на поединок храбрейшего из данаев, и вызов принимает быший супруг Елены - Менелай. По словам Певца, он как лев, "на добычу нежданно набредший" , пылает желанием мести. И при виде грозного соперника Александр невольно отступает к сонму друзей - "отпрянул вспять, и от ужаса членами всеми трепещет, быстро уходит, и бледность его покрывает ланиты".
Наблюдая за позорным отступлением брата, Гектор дает волю безжалостным упрекам, уничижительно называя Париса "женолюбцем" и "прельстителем":
"Лучше бы ты не родился или безбрачен погибнул!
Лучше б сего я желал, и тебе б то отраднее было,
Чем поношеньем служить и позорищем целому свету!"
Защитник Трои, патриот, герой, грозный полководец, Гектор не желает краснеть под градом насмешек "кудреглавых данаев", и обвиняет брата, который, по его словам, уже утратил и силы в душе, и отважность в сердце! Беспощадно укроряет его за непростительную юношескую пылкость и необдуманность поступков. И напоминает, что уже не впервые тот подводит старца Приама и родных, выставляя на всеобщее осуждение свои пороки и слабости:
"Бывши таков, однако, дерзнул в кораблях мореходных
Бурное море исплавать, с толпою клевретов любезных,
В чуждое племя войти и похитить из стран отдаленных
Славу их жен, и сестру, и невестку мужей браноносных,
В горе отцу твоему, и народу, и целому царству,
В радость ахейцам врагам, а себе самому в поношенье!"
Александр терпеливо принимает град упреков, однако, не теряет самоуверенности и открыто отвечает могучему Гектору: "Сердце в груди у тебя, как секира, непреклонен дух твой высокий". Для Александра важнее любого общественного суждения благосклонность богов, и он готов принимать их дары, не заботясь о последствиях:
"Не осуждай ты любезных даров Афродиты.
Нет, ни один не порочен из светлых даров нам бессмертных;
Их они сами дают; произвольно никто не получит".
Александр готов сразиться за Елену Аргивскую с Менелаем, ибо не сомневается, что на его стороне и правда, и боги. Условие поединка простое - победитель получит Елену со всеми сокровищами, затем будет заключен мир, и ахейцы "в Аргос, конями богатый вспять отплывут".
Выслушав пылкую речь брата, Гектор устремляется к неприятельскому войску. Заметив его приближение, многие ахейские воины " уже натянули стрелы и метили копья", однако их остановил грозный призыв царя Агамемнона: "Стойте, аргивцы друзья! не стреляйте, ахейские мужи! Слово намерен вещать шлемоблещущий Гектор великий".
Повинуясь, все затихли. И пока говорил Гектор, "ахейцы безмолвные все сохраняли молчанье". Но стоило ему остановиться, как неистовый Менелай выдвинул бурные возражения. В язвительно-насмешливом тоне он обращается к Агамемнону и союзникам-царям: "Жесточайшая горесть пронзает сердце мое; помышляю давно я: пора примириться Трои сынам и ахейцам; довольно вы бед претерпели ради вражды между мной и Парисом, виновником оной".
Менелай напоминает о непредсказуемости и коварстве молодых царевичей Трои. Он более не верит им на слово и потому готов вести дела лишь с мудрым Приамом владыкой: "А сыны у него напыщенны, всегда вероломны", и "старец, меж ними присущий, вперед и назад прозорливо смотрит, с обеих сторон соблюдая взаимную пользу".
Уставшие "от трудов изнурительной брани", троянцы и ахеяне наполняются надеждами на мирные договоры и предвкушают счастливое возвращение на родину, к своим домам, семьям, детям. Вот как Певец передает всеобщее воодушевление: "Коней становят в ряды, с колесниц своих прядают сами; быстро снимают доспехи, на землю слагают их близко друг против друга".
Но боги, разделившись на противоборствующие лагери, внимательно наблюдают за происходящими событиями и готовят воинственным смертным новые испытания, сражения, страдания...
Тем временем к "лилейнорайменной" Елене с высоких круч Олимпа уже несется на легких крыльях вестница Ирида...
Приняв образ прекраснейшей дочери Приама Лаодики, она входит в терем, где Елена сидит за станком, вышивая "светлый, двускладный покров, образуя на оном сраженья, подвиги конных троян и медянодоспешных данаев". Лаодика-Ирида передает царевне последние новости: "Прекратилася брань; ратоборцы все на щиты преклонилися, копья их воткнуты в землю. Но герой Александр и Атрид Менелай браноносный выйти желают одни за тебя на копьях сразиться. И супругой любезной тебя наречет победитель".
Слова невестки пробудили в сердце Елены воспоминания о первом супруге, о горном городе и родных. Поспешно встав, укрывшись серебристыми тканями, она в слезах шествует за Лаодикой-Иридой, в сопровождении верных прислужниц - Эфры и Климены... "Скоро они притекли о вратам возвышавшимся Скейским"...
Там, на башне уже восседали почетные старцы . Упоминая илионских старейшин, Певец подбирает лаконичные и возвышенные сравнения, называя их "уже не могучие в брани, но мужи совета, сильные словом, цикадам подобные". Уважаемые старцы любуются шествующей красотой и, не скрывая восхищения, единодушно признают: "Нет, осуждать невозможно, что Трои сыны и ахейцы брань за такую жену и беды столь долгие терпят; истинно, вечным богиням она красотою подобна!"
И все же для мира, для Трои и множества народов предпочтительнее было бы не видеть этой неземной прелести! Поэтому, восторгаясь Еленой, они выражают всеобщее пожелание: "Пусть возвратится в Элладу; пусть удалится от нас и от чад нам любезных погибель!"
И только царь Приам любезно приветствовует и дружелюбно призывает невестку ласковым словом: "Ты предо мною невинна; единые боги виновны. Боги с плачевной войной на меня устремили ахеян!"
Предложив ей место подле себя, царь просит рассказать о могучих воинах, которые выделяются особенной статью среди ахейского войска.
Первым он указывает на "величеством дивного мужа": "Кто сей, пред ратью ахейскою, муж и великий и мощный? Выше его головой меж ахеян есть и другие, но толико прекрасного очи мои не видали, ни толико почтенного: мужу царю он подобен!"
И ему покорно отвечала Елена: "Муж сей есть пространнодержавный Атрид Агамемнон, славный в Элладе, как мудрый царь и как доблестный воин".
И дивясь величию Атрида, Приам восклицает: "О Агамемнон, счастливым родившийся, смертный блаженный! Сколько под властью твоею ахейских сынов браноносных!"
Царь Трои признает, что никогда не видал подобного воинства: "Зрел я Атрея полки и Мигдона, пободного богу: станом стояло их воинство вдоль берегов Сангария: там находился и я, и союзником оных считался, в день, как мужам подобные ратью нашли амазонки: но не столько их было, как здесь быстроногих данаев".
Рассмотрев Атрида Агамемнона, Приам выделяет другого воина и вновь обращается к Елене: "Ныне скажи и об этом, дитя мое: кто сей данаец? Менее целой главой, чем великий Атрид Агамемнон. Но, как сдается мне, он и плечами и персями шире. Сбруя его боевая лежит на земле плодоносной; сам же, подобно овну, по рядам ратоборным он ходит. Он мне подобным овну представляется, пышному волной, в стаде ходящему между овец среброрунных".
И рожденная Зевсом Елена вновь отвечала Приаму: "Муж сей, почтенный Приам, Лаэртид Одиссей многоумный, взросший в народе Итаки, питомец земли каменистой, муж, преиполненный козней различных и мудрых советов".
Неожиданно в их разговор вступает Антенор благородный: "Некогда к нам приходил Одиссей Лаэртид знаменитый, присланный, ради тебя, с Менелаем воинственным купно. Я их тогда принимал и угащивал дружески в доме; свойство узнал их обоих и советов их разум изведал".
Вспоминая ту встречу, Антенор делится своими впечатлениями: "Когда Одиссей с Менелаем стояли рядом, то плечами широкими царь Менелай отличался", но сидя за столом, Одиссей благородный "взрачнее казался". Выступая в собрании, "Менелай всегда говорил, изъясняяся бегло, мало вещал, но разительно; не был Атрид многословен". Но как только начинал говорить Одиссей многоумный, то его речь производила сильнейшее впечатление на слушающих: "Речи, как снежная вьюга, из уст у него устремлялись!"
Благородный Антенор убежденно заявляет: "Нет, не дерзнул бы никто с Одиссеем стязаться словами"...
Между тем в стане ахейском Приам останавливает взор на другом воителе: "Кто еще оный ахеянин, столько могучий, огромный? Он и главой, и плечами широкими всех перевысил".
И Елена отвечала царю: "Муж сей - Аякс Теламонид великий, твердыня данаев. Там, среди криктских дружин, возвышается, богу подобный, Идоменей, и при нем предводители критян толпятся". Она вспоминает, что сей герой часто гостил у них в доме, "когда приходил он из славного Крита"...
Елена перечисляет еще нескольких знаменитых ахейцев, но не находит среди них двух дорогих ей братьев - " незримы Кастор, коней укротитель, с могучим бойцом Полидевком"... Елена не знала, что к тому времени, как утверждает Певец, "их уже матерь-земля сокрывала там, в Лакедемоне, в недрах любезной земли их родимой"...
Их разговор и ознакомление с греческими героями прерывает торжественное шествие провозвестников которые из Трои выносят "жертвы для клятвы священной, агнцев и дар полей, вино, веселящее сердце, в козьем меху". А вестник Идей и несет блястящую чашу с золотыми кубками...
Представ перед царем Приамом, он возвещает: "Сын Лаомедонов, шествуй, тебя приглашают вельможи Трои сынов конеборных и меднодоспешных данаев выйти на ратное поле, да клятвы святые положат".
Ужаснулся Приам, но друзьям повелевает запрягать коней в колесницу. Взойдя в нее вместе с Антенором, старец натягивает бразды и направляет быстрых коней через Скейские ворота в поле. Достигнув место, где стоят воинства, величаственный старец неспешно сходит с прекрасной колесницы, и вместе с Антенором шествует к царям.
С величайшим почтением приветствуют царя Приама, приподнимаясь со своих мест, повелитель мужей Агамемнон, мудрый Одиссей и оба вестника. Все собрались, и Агамемнон владыка приступает к исполнению священного обряда жертвоприношений. Воздев руки к небесам, он призывает в свидетели богов:
"Мощный Зевс, обладающий с Иды, преславный, великий! Гелиос, видящий все и слышащий все в поднебесной! Реки, земля и вы, что в подземной обители души оных караете смертных, которые ложно клянутся! Будьте свидетели вы и храните нам клятвы святые: если Парис Приамид поразит Менелая Атрида, он и Елену в дому, и сокровища все да удержит; мы ж от троянской земли отплывем на судах мореходных. Если Париса в бою поразит Менелай светловласый, граждане Трои должны возвратить и жену и богатства; пеню должны заплатить аргивянам, какую прилично; память об ней да прейдет и до поздних племен человеков. Если же мне и Приам, и Приама сыны отрекутся должную дань заплатить по паденье уже и Париса, снова я ратовать буду, пока не истребую дани; здесь я останусь, пока не увижу конца ратоборству".
Совершив обряды, произнеся взаимные клятвы, трояне и ахеяне переходят к совместному пиру, и уже меж ними "вино из чаши блистательной черпая кубком, все возливали и громко молились богам вечносущим". .. Однако, моления их не исполнил Кронион.
В разгар пира уставший и задумчивый Приам спешит удалиться и передохнуть перед главным испытанием нового дня и прощается с царями:
"Я удаляюсь от вас, в Илион возвращаюсь холмистый.
Мне недостанет сил, чтобы видеть своими очами
Сына любезного бой с Менелаем, питомцем Арея.
Ведает Зевс Эгиох и другие бессмертные боги,
В битве кому из подвижников смертных конец предназначен".
"Божественный старец" удаляется на блистательной царской колеснице и вслед за ним - другие троянские сановники также устремляют коней к Илиону...
Перед поединком Гектор совместно с Одиссеем тщательно измеряют место и, бросив в медный шлем два жребия, определяют, кто первым будет метать копье. Наблюдая за выбором судьбы, обе рати продолжают молиться, воздевая к богам руки:
"Мощный Зевс, обладающий с Иды, преславный, великий!
Кто между ими погибельных дел сих и распрей виновник,
Дай ты ему, пораженному, в дом погрузиться Аида.
Нам же опять утвердить и священные клятвы, и дружбу!"
Отвернувшись, Гектор вынимает жребий Париса...
На этом эпизоде Певец переносит внимание слушателей в горницу, где юный герой Александр неспеша готовится к поединку. И те становятся свидетелями процесса одевания троянского принца и воина:
"И сперва наложил он на белые ноги поножи
Пышные, кои серебряной плотно смыкались наглезной;
Перси кругом защищая, надел медяные латы,
Брата Ликаона славный доспех, и ему соразмерный;
Сверху на рамо набросил ремень и меч среброгвоздный
С медяным клинком; и щит захватил, и огромный и крепкий;
Шлем на могучую голову ярко блестящий надвинул
С гривою конскою; гребень ужасный над ним волновался;
Тяжкое поднял копье, но которое было споручно."
Так же покрывался оружием и храбрый Атрид Менелай...
Наконец, соперники готовы и во всеоружии выходят на середину поля. Грозно блестящими взорами они пронзают друг друга - и "ужас смотрящих объемлет". Свирепствуя, потрясают копья, и первым герой Александр посылает "длиннотенную пику" . Удар приходится в круговидный щит Менелая, но медное жало согнулось, не причинив ранения.
Тогда воздвигнулся с занесенной пикой царь Менелай, умоляя Зевса владыку:
"Зевс! Помоги покарать сотворившего мне оскорбленье!
В прах моею рукой низложи Приамида Париса.
Пусть ужасается каждый и в поздно рожденных потомках
Злом воздавать за приязнь добродушному гостеприимцу".
С этими словами, мощно сотрясши, "поверг длиннотенную пику"- и ударил жестоко противника в щит круговидный: "щит светозарный насквозь пробежала могучая пика, броню насквозь, украшением пышную, быстро пронзила, бурная". Вовремя отпрянув, Александр чудом избежал "погибели черной".
А яростный Менелай уж вынимает свой "меч среброгвоздный" - и "грянул с размаху по бляхе шелома", но меч в три и четыре куска раздробившись, вылетает из руки. В сердцах Менелай кричит, "на пространное небо взирая":
"Я наконец уповал покарать Александра злодея;
И в руках у меня сокрушается меч, напрасно
Вылетел дрот из десницы моей, не могу поразить я!"
И тотчас снова нападает на противника , ухватившись за "шлем коневласый", стиснув нежную шею Париса ремнем, быстро натягивает, так что еще одно усилие, и покроется славой великой...
Но Париса хранит Зевсова дочь - Афродита! В очередной раз она вторгается в спор между смертными: молниенсно разрывает затягивающийся на шее любимца кожаный ремень, и шлем слетает с головы Париса, оставаясь единственной наградой в руке могучего противника.
Разъяренный Менелай бросается вновь, "пылая поразить Александра медным копьем", но Киприда покрывает его темным облаком, незаметно уводя с поля боя - "в чертог, благовония сладкого полный". Там она его оставляет, а сама, уподобясь старой Пряхе, возвращается на башню за Еленой. Тихо подходит к царевне и, нежно касаясь рукава, нежно обращается:
"В дом возвратися, Елена; тебя Александр призывает.
Он уж дома , сидит в почивальне, на ложе точеном,
Светел красой и одеждой"...
Однако Елена примечает под покровом и прекрасную шею Киприды, и полные прелести перси, и страстно блестящие очи - она в ужасе и, сгорая от негодования и стыда, опрометчиво оскорбляет богиню: "Ах, жестокая! снова меня обольстить ты пылаешь?"
Забывшись, что далеко ей не ровня, Елена не в силах сдержать гнев, и обида преодолевает доводы рассудка:
"Ныне, когда Менелай, на бою победив Александра,
Снова в семейство меня возвратить, ненавистную, хочет,
Что ты являешься мне, с злонамеренным в сердце коварством?"
Богиня терпеливо держит паузу, а Елена распаляется все больше и вот уже она указывает могущественной Киприде, подавая советы:
"Шествуй к любимцу сама, от путей отрекися бессмертных,
И, стопою твоей никогда не касаясь Олимпа,
Вечно при нем изнывай и ласкай властелина, доколе
Будешь им названа или супругою, или рабою!"
Утратившая контроль над эмоциями, царица выдвигает ультиматум могущественной покровительнице Париса: "Я же к нему не пойду, к беглецу; и позорно бы было ложе его украшать : надо мною троянские жены все посмеются, довольно и так мне для сердца страданий!"
Дождавшись окончания пламенной тирады, раздраженная Зевсова дочь быстро приводит Елену в чувства, жестко и неумолимо возвращая с небес на землю: "Смолкни, несчастная! Или, во гневе тебя я оставив, так же могу ненавидеть, как прежде безмерно любила".
Киприда далека от шуток, когда предупреждает царевну: "Вместе обоих народов, троян и ахеян, свирепство я на тебя обращу, и погибнешь ты бедственной смертью!"
Словно после холодного душа, горестная Елена, хоть и рожденная Зевсом, уже трепещет и, "закрывашись покровом сребристоблестящим, безмолвно, сонму троянок невидимо, шествует вслед за богиней..." Тихо на терем высокий жена благородная всходит - "там для нее, улыбаясь пленительно, кресло Киприда, взяв сама, пред лицом Александровым ставит, богиня".
Елена безмолвно садится, не глядя в глаза супругу, неласково обращаясь: "С битвы пришел ты? о лучше б, несчастный, навеки погибнул!"
Горестная Елена не в силах терпеть присутствие бесславного супруга. Она изливает на него всю горечь своего стыда и негодования: "Прежде не сам ли хвалился, что ты Менелая героя силой своей и рукой и копьем превзойдешь в ратоборстве!"
Она вдохновляет Александра на новый честный поединок - победить или погибнуть! И напутствует: "Шествуй теперь и Атрида могучего вызови снова; лично с героем сразися"... Однако любовь заставляет переменить мнение и дать другой совет: "Лучше мирно покойся и впредь с светлокудрым Атреевым сыном ратовать ратью, ни битвою биться не смей безрассудно; или, страшись, да его копием укрощен ты не будешь!"
Александр видит это и очаровывается еще более. Его не смущает брань прекрасной супруги. Любовь и гордость придают добавляют ему сил, и он признается: да, временно отступил, но не проиграл! И объясняет Елене: "Так, сегодня Атрид победил с ясноокой Афиной. После и я побежду: покровители боги и с нами".
Полагаясь на благосклонность и содействие вечносущих богов, он предлагает ей, забыв все тревоги дня:
"Ныне почием с тобой и взаимной любви насладимся,
Пламя такое в груди у меня никогда не горело;
Даже в тот счастливый день, как с тобой из Спарты веселой
Я с похищенной бежал на моих кораблях быстролетных
И на Кранае с тобой сочетался любовью и ложем.
Ныне пылаю тобою, желания сладкого полный".
...Тем временем, как повествует Певец, сын Ареев напрасно рыскал, "зверю подобный", "взоры бросая кругом" в поисках Александра. Но его нигде не было видно. И даже в стане троянском уже никто, верно, из любви или дружбы, не стал бы скрывать царевича - " всем он и им уже был ненавистен, как черная гибель".
Тогда повелитель народов Агамемнон, неумолимый и решительный, обратился к обоим воинствам:
"Слух преклоните, трояне, дардане и рати союзных!
Видимо всем торжество Менелая, любимца Арея.
Вы аргивянку Елену, с богатством ее похищенным,
Выдайте нам и немедленно должную дань заплатите,
Память об ней да прейдет и до поздних времен человеков".
И хвалу восклицали ахейцы.
4