Преступление.
Прошла неделя. Дядя Витя предупредил нас, что может задержаться после работы. Мальчишки снова дорвались до секса. И опять переполнили меня до предела. Снова оба уснули. Я не торопилась в туалет, потому что тоже немного устала. Но сперма рвалась наружу, поэтому надо было от неё освободиться.
Едва я надела халат, как внизу с грохотом что-то упало. Сначала подумала, что забрались воры, но ни двери, ни окна никто не ломал. Неужели родители приехали?
На полу холла лежал дядя Витя. Его ноги были за дверями, из которых через него шёл в дом пар. Наверно, на дворе было холодно. Тут уж было не до туалета. Подбежала к нему, чтобы узнать, что случилось и закрыть дверь.
Виктор Васильевич был ужасно пьян. С трудом втащила его ноги из дверного проёма и заперла дверь. Пол был холодный, а из дверей немного дуло и как раз на него, надо было его куда-то пристроить. Пришлось сильно сжимать мышцы между ног, чтобы не выплеснулась сперма пацанов, и попытаться затащить его хотя бы в кабинет.
-- Нина! Ниночка! Ты зря приехала! У меня в делах полный песец! Меня даже убить могут… кредиторы.
-- Я Инна! Мама у бабушки.
А он почти висел на мне и, похоже, меня не слышал.
-- Понимаешь? Пришёл срок платежа, а деньги ни один банк не даёт. Говорят, надо проверить твою платежеспособность. Конкурент, сука, наплёл им что-то. День-два – коллекторы придут, зря ты приехала!
С трудом удерживая сперму, я вела его в кабинет. Зря в туалет не заскочила! Даже трусиков нет. На пол всё вылетит! Виктора Васильевича мотало из стороны в сторону, поэтому он вцепился в меня, чтобы не упасть. Однако, довела.
Грохнувшись на кровать, он не отпускал мой халат. Ботинки так запачканы, что с них только не капала осенняя грязь. Надо их снять, а то всю постель запачкает. Да и брюки тоже грязные.
-- А, может, не зря? Если меня завтра изувечат, хоть сегодня последний раз тобой наслажусь…, насладюсь. Ни на кого, кроме тебя у меня не стоит.
-- Я не Нина, я Инна! Мама с бабушкой.
Виталий Васильевич, похоже ничего не понимал и всё бубнил про полный кирдык, который наступит завтра. Я сумела снять с него не только брюки, но и курточку и пиджак. С рубашкой не получилось, потому что не могла понять, как развязать галстук. Когда попыталась его уложить на постель и накрыть одеялом, он, опрокидываясь на спину, инстинктивно потянул меня за собой. В этот раз я не смогла удержаться, небольшая капля спермы выскочила и потекла по ноге. Не удержавшись, рухнула на него.
Первое, что меня поразило, торчащий в трусах огромный член. Попыталась вырваться, пусть даже ценой халата, но мужчина обнял меня и, пьяно целуя, не давая говорить, опрокинул на постель. Его рука скользнула мне между ног. Наверно, вытекшая капля показалась ему моей готовность. Не отрывая своих губ от моих, он продавил коленом мои ноги и взгромоздился сверху.
Я могла бы вырваться, если бы не была переполнена братьями. Пытаясь удержать их плоды, не могла применить полную силу. Хрусть, тр-р-р! Боль резанула между ног, во мне что-то хрустело и потрескивало. Если бы рот не был запечатан его поцелуем, мой крик, думаю, разбудил бы пацанов. Но получилось только мычание. Второе движение было уже почти безболезненным, но мне показалось, что я раздуваюсь, как шарик, а папа близнецов затрепетал, задёргался, застучал по моему лобку своим. Я поняла, что он кончает. Может, мне показалось, но в меня за один раз влилось столько новой спермы, сколько сегодня влили пацаны за весь день.
-- Я безумно тебя любл…!
Последнюю букву, кажется, он не выговорил. Уснул прямо на мне, тихонько захрапел в ухо. Я ощущала себя мороженным на палочке, на его палочке. На его дубине. Иначе подумать было трудно. Но почему-то было не противно.
От его веса было трудно дышать. Как мама его выдерживает? Хотя мама покруглее меня, хоть и такого же роста. Да и он при ней никогда не пил. Хорошо, что пил что-то приятное. От водочного перегара меня бы вырвало. Протерпев, сколько смогла, чтобы он разоспался, попыталась выбраться. Для этого надо было подвинуться из-под него в сторону головы, чтобы освободиться от его дубины, а уж потом вылезать хоть куда. Ухватилась руками за матрац, но захватила и шнур ночника. Поняла это, когда свет погас. Надо было как-то освободиться от застрявшей во мне дубины и вылезть из-под тела. Пока не освобожусь, вылезть не получится. Любые качки задницы отзываются небольшой болью.
От моей возни Виктор Васильевич проснулся. Он опять стал целовать и задвигался. В этот раз двигался шире, почти как показывают в кино, как он делал с мамой. Мне показалось, что каждый раз вся сперма, что находилась во мне, выдавливалась по чуть-чуть вдоль его дубины. Первые движения отозвались небольшой болью, зато каждое следующее становилось всё приятнее. Щетина вокруг его рта уже не казалась мне неприятной. Скоро я прошла то состояние, до которого доходила с пацанами. А он всё двигается и двигается. Началось что-то вроде щекотки. Помню, что каждое движение стало вызывать волны неизведанного раньше наслаждения, которое распространялось сначала не далеко, а с каждым движением дальше и дальше. Вот оно уже докатывается до головы. Мои руки сами вцепились в его рубашку, колени раскинулись в стороны, а пятки заскочили на его задницу. Я непроизвольно расслабилась, но не чувствовала вытекания спермы – очень плотно было наше соединение.
Что было дальше почти не помню. Пришла в себя, когда Виктор Васильевич остановился, впихивая в меня последние капли спермы. Мои пятки где-то около его лопаток, руки того гляди порвут его рубашку, а таз до предела вывернут ему навстречу. Мне казалось, если было бы можно, всосала бы в себя и всего его самого. Но сам Виктор Васильевич был слишком велик. Да не только он, но и дубинка его было великовата.
Это длилось лишь мгновение. Но по всему телу разлилась какая-то непонятная и удивительно сладкая благодать.
-- Ты сегодня бесподобна! Я люблю тебя, Нинулечка! Подскажи, как убедить тебя стать моей женой?
-- Я не Нина. Я – Инна, её дочь.
Я думала, он порвёт мою промежность, пытаясь соскочить с меня.
-- Как ты тут оказалась? Зачем это сделала?
-- Дядя Витя! Это Вы сделали. Вы сильнее, я не смогла вырваться.
Вспыхнул свет – он включил другой ночник.
-- Не может быть! У меня кроме Нины ни на кого не стоит!
-- Посмотрите на компьютере – я не виновата.
-- Девочка! Ты вся в крови!
Его дубинка во время этого разговора прямо на глазах опускалась. Пьяный вид будто ветром сдуло, зато лицо побелело от испуга.
-- Лежи, не двигайся! Вдруг что повредилось?
В одно мгновение на его ногах оказались брюки. Завернув в одеяло, он понёс меня к выходу.
-- Надо тебя к врачу! Срочно! Мне и так проблем хватает, а теперь ещё и эта! Господи! Сгноят теперь в тюрьме. Тебе не больно? Как ты себя чувствуешь?
-- Не переживайте так! Мне не было плохо. Мы никому не скажем. Тем более маме.
-- А если забеременеешь?
Наверно, он не слышал моего ответа. Положив меня на заднее сидение автомобиля, так рванул машину, что она метров 10 визжала колёсами. На ходу позвонил кому-то:
-- Доктор! Извините, что беспокою. Срочно надо посмотреть девочку. Кажется я её изувечил. Да любые деньги! Сколько скажете!
Машина неслась, как ракета.
-- Дядя Витя! Не гоните так. Мне ещё рано умирать.
-- Всё-всё. Мы уже приехали.
Я была так завёрнута в одеяло, что не только руки вытащить, повернуться не могла. Он таким свёртком и внёс меня в коттедж то ли на другом конце Черёмушек, то ли в другом посёлке.
Положил меня на кушетку и развернул одеяло. Я успела заметить, что не только мои ноги и халат, но и одеяло было в крови.
-- На кресло, на кресло! Вон туда. Ты что, сбил её?
-- Нет, доктор, изнасиловал. Настолько пьян был, что ничего не соображал. Принял её за её мать. Да и не помню, честно говоря, как получилось. Посмотри, пожалуйста, всё ли с ней нормально.
-- Ой, боже!
-- Я не помню. Очнулся, когда последний раз кончил. Всю пьянку сразу сдуло.
-- Он два раза всего кончил, – это я свои пять копеек выдала.
-- Я не с тобой разговариваю. Если, в самом деле, два раза, то ты – супермен! Ничего особенного не произошло. Ты ей целку сломал. Ну, несколько растяжек влагалища. Сейчас сделаю ей противозачаточное промывание, а через месячишко можно и девственность восстановить. Сейчас, думаю, рановато. Сколько же тебе лет, юная соблазнительница?
-- 15, скоро 16 будет.
-- Похоже, но не очень. Тебе 15 только исполнится, да и то не скоро. Не хорошо старших обманывать.
-- Пожалуйста, не сообщайте об этом никому! Я обманула, чтобы его не посадили.
-- А какая разница? Всё равно несовершеннолетняя. За таких 15 лет без проволочек дают. А сообщать не буду. Всё зависит от величины благодарности.
-- Я, как обещал, вот привёз.
Дядя Витя подал пачку зелёных купюр.
-- Столько дают за аварию, чтобы от 3 – 5 лет отмазаться. А тут изнасилование несовершеннолетней, хоть и без отягчающих последствий.
-- Больше нет, хоть режьте!
Виктор Васильевич подал ещё одну пачку.
-- Ладно. Будьте здоровы. Ты её пару дней не трогай пока, пусть подзаживут повреждения.
-- Да что Вы такое говорите!? Я же говорю, нечаянно!
-- Нечаянно, а кроме плевы ни одного разрыва нет. Значит, по согласию было.
Опять завёрнутая в одеяло я лежала на заднем сиденье. Дядя Витя тронул машину. Мне кажется, он не осознал последнюю фразу.
Обратно мы ехали очень долго. Теперь машина ехала медленнее обычного.
Дорога обратно мне показалась очень длинной. Папа близнецов рассказал, что в бизнесе у него проблемы. Если завтра, то есть уже сегодня, вопрос не решится в его пользу, то с бизнесом придётся расстаться. Думаю, он пытался меня разжалобить, чтобы я никому не рассказывала.
Мы въехали в гараж.
Пока мальчишки не проснулись, я сняла с его постели окровавленные пододеяльник, простыню. Как смогла, вывела кровь с матраца. Хорошо, что здесь сверху клали тонкий матрац. Он не дал крови испортить кроватный матрац.
Папа близнецов даже завтракать не стал. Собрав какие-то бумаги, он уехал.
С рассветом пришла тётя Марфа готовить завтрак. Я легла спать, сказав, что заболела. Близнецы ушли в школу без меня.
Тётя Марфа разбудила меня в обед. Показала, что подавать на обед, что на ужин и ушла домой. Вернувшиеся из школы близнецы, справившись о моём самочувствии, пристали дать им. Я некоторое время отказывалась, но пришлось согласиться.
Удивительно! У меня с ними стало получаться! Не так, как с их папой, но всё равно хорошо. Мы стали кончать вместе. Это и удивило и обрадовало всех троих. Да и мне прибавило желания.
Вечером вернулся их папа. Он был трезвый и весёлый. Нам привёз дорогой вкусный торт. Не такой вкусный, как мамин, зато к нему ещё всяких фруктов. За ужином объявил нам, что его фирма стала богаче в два раза. Все отказавшие было банки дали положительный ответ на кредит. Такого прежде не бывало.
Когда мы с ним оказались наедине, я велела ему уничтожить диск со вчерашней записью, пока её не увидели дети. Он удивился, но бросив бумаги, пошёл к домашнему серверу.
Скоро приедет мама, их лафа кончится. Только когда мама останется в коттедже, я могу ночевать здесь. И после возвращения из школы им нельзя будет соблазнять меня. Мама может увидеть. Наверно поэтому они не упускали ни малейшей возможности трахнуть меня, как только появлялись условия. Из-за них мне приходилось не торопиться выпускать их сперму, которая в спешке играла роль смазки.