Домработница.
После Нового года уже и мама не выдерживала притязаний мужчин. Она взмолилась о снисхождении. Животы у нас стали довольно большими, потому и редкие подходы становились избыточными. Не знаю, кому пришла такая идея, но мама дала Михалычу свой сотовый и велела звонить его вдовушке – всё равно скоро потребуется нянька детям. Не брать же мне ребёнка с собой в школу. А по рассказам Михалыча вдовушка была достаточно порядочной. Михалыч с трудом вспомнил её номер. Хорошо, что он соответствовал какому-то каламбуру, с помощью которого и запомнил.
Даже без внешнего динамика был слышен её плач. Кто-то донёс местному вожаку – батьке, что у неё жил москаль, которого она вылечила. Однажды ночью её хата сгорела. Она успела только документы спасти. Пока живёт у селян, но и им уже угрожают. А на переезд денег совсем нет.
На следующий день мама с Михалычем сходили в банк и перевели нужное количество. Целую неделю деньги перечисляли. К концу каникул пришло сообщение, что Оксана едет.
Оксана приехала на следующий день после Рождества. Невысокая, круглая, плотная, как и положено хохлушке по нашим представлениям. Ей было лет тридцать, может на пару лет старше. По советским фильмам всегда их такими показывали. Но на лицо она не была красавицей, как её тёзка из «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Средненькая. Во всём средненькая. Но смущалась едва ли не каждую минуту.
Оксане объяснили её обязанности в будущем. Смущаясь, она предложила использовать её домработницей со столь скромной оплатой, что мама удивилась. Предложила ей вдвое большую. Оксана, смущаясь, отказывалась. Решили, что обстановка сама покажет. Пока пусть эта зарплата будет считаться минимальной.
Оксане предложили поселиться в моей комнате. Она искупалась и пошла к себе – немного устала в дороге. Михалыч пошёл поговорить с ней. Дверь не закрыта, поэтому один за другим мы все оказались в её комнате. Меня восхищал её говор. Перемешивая русские слова с украинскими, рассказывала о себе. Рассказывала о жизни в селе.
С мужем сблизилась ещё в школе. В восьмом классе забеременела, сделала аборт, стала бесплодной. Хотела поступать в техникум, но сначала умер отец, а через год и мать. Местные парни стали приставать и преследовать. Сумела отстоять свою честь. Скоро приехал её парень, от которого она аборт делала. Считая себя виновным в её несчастьях, он женился на ней. К этому времени он выучился на следователя. Наглецы отстали, но пошли угрозы со стороны местных преступников. Видимо, он достал кого-то из руководства, однажды нашли его застреленным в лесу. Никаких следов, никого не нашли. Её не преследовали, но и жизни не давали. Едва сводила концы с концами. Копила деньги на поездку в Россию. Слышала, что там можно заработать. Работы не боится. Но тут помешал случай с Михалычем. С мечтой пришлось расстаться. А когда после его отъезда сожгли хату, хотела даже покончить с собой. Соседи удержали – хорошие люди.
Очень кстати и вовремя позвонил Михалыч. Сложно было деньги получить, потому что такого количества на почте не было. Только получила, как к хате пришли знакомые парубки – местные бандиты. Соседи вывели её огородами и лесом на большую дорогу, помогли остановить фуру, которая и довезла её до города. Дальше ехала без приключений. Уже в России ей пришла СМС, что за неё у соседей разбили все стёкла.
Когда мы вчетвером легли спать, мама отказала Михалычу в близости. Он расстроился. А я из солидарности отказала Юре. Мама пошепталась с Михалычем, и он ушёл.
-- Куда ты его послала?
-- В ванну, пусть там спит. А то до полночи спать не даст.
Юра отвернулся к стене – тоже обиделся. Я хотела сходить в туалет. Мама на ухо прошептала, что Михалыча послала к Окасане (всё равно он уже спал с ней когда-то). Меня удивило, что она совсем не боится его потерять. А меня кольнуло что-то вроде ревности. Никак не могла уснуть. Всё-таки, пришлось идти в туалет.
В комнате Оксаны была тихая возня. Заглянула. Оксана стояла на кровати на четвереньках, а Михалыч позади её на коленках и неторопливо двигался. Понятно, что не зарядку делал. Когда вернулась в постель, Юры не было. Спросила маму, куда он делся. Мама сказала, что послала его на помощь Владу. Вдруг и ему перепадёт? А то как только я вышла, он пристал к маме, чуть не плакал. Вот и «пожалела» его.
Меня разжигало любопытство – пошла посмотреть. Место Михалыча занял Юра. Быстро её уговорили! А Михалыч лежал рядом и снизу шарил у Оксаны груди и живот.
Едва начала засыпать, как услышала тихий вопль. Прислушалась. Нет, показалось. Едва слышны тихие шлепки тел.
Спалось в эту ночь не спокойно. Часа в два опять пошла в туалет. В комнате Оксаны всё ещё слышна возня. Тихонько заглянула. Юра азартно долбил её зад. Так с ним бывало перед оргазмом. Уже перед туалетом услышала сдавленный возглас женщины – значит, кончили. Однако, на обратном пути были те же звуки – ритмичные шлепки. Опять проверила. Теперь Оксаной занимался Михалыч. Хотела одёрнуть кобелей, но передумала. Если бы Оксана была против, то вряд ли допустила бы излишество. По её рассказам, не так уж и много в её жизни секса было.
Утром ещё не проснувшись почувствовала ароматный запах кухни. Неужели мама встала? Нет. Мама рядом. Оксана? После такой ночи? В два часа мужики ещё пользовались ею. А сколько потом ещё?
Осторожно встала. Действительно, на кухне была Оксана. На плите были заняты все конфорки. В кастрюлях что-то варилось, на сковородах что-то жарилось. И даже в духовке что-то пеклось! Меня хватало на две конфорки, так и то что-то подгорало.
-- Хозяйка! А вы когда обычно встаёте? Я не опаздываю?
Я ошалело смотрела на неё. На её месте я обиделась бы на такое молчание. Но женщине было не до того. Что-то слишком затрещало на сковороде. Она убавила одну конфорку, прибавила другую, помешала в кастрюле, заглянула в духовку. Я опомнилась.
-- У нас сегодня ещё каникулы.
-- Это у тебя. А у остальных?
-- В России у всех каникулы с Нового года.
-- Борщ надо бы горячим есть.
Хотела умыться, но в ванной комнате кто-то был. Мама! А мне только краситься полчаса. Даже на скорую руку не меньше десяти минут. Пока мама умывается, пошла будить мужиков. Едва растолкала – умаялись бедненькие! Как раз ванна освободилась. Только присела к трюмо, пришла Оксана.
-- Хозяйка! Давай помогу! Я умею. Хотела на визажиста учиться, да не судьба.
-- Тут особый подход нужен. Видишь, какая я некрасивая?
-- Ничего. Что не получится, сама поправишь.
Через десять минут я уже не узнавала себя в зеркале. Вроде бы она сделала то же, чему меня научили, но где-то линию не так подвела, где-то её чуть не так повернула, но получалось намного красивее. Всего 15 минут – и я готова! Ни прибавить, ни убавить! Талант!
По коридору прошлёпали босыми ногами мужики.
-- Оксан! Не очень они тебя вчера измучили?
-- Та ни! Мене же в охотку! Сами только выдохлись. Даже жалко их стало. Пошли завтракать.
-- Оксана. Не называй меня хозяйкой. И маму тоже. Меня Зоей зовут, а маму – Феей.
-- Та я памятую! Думала вам так приятнее.
Места на кухне маловато, но за столом все поместились. Оксана налила всем по тарелке ароматного борща и встала в сторонке.
-- А себе?
-- Та я ж с поварёшки сыта!
-- У нас так не принято. Ну-ка, наливай себе и тоже садись.
Налила себе пару ложек и скромно присела на оставленное ей место. Едва села, как Юра попросил добавки. Оксана тут же вскочила.
-- Оксана! Он не маленький, сам нальёт.
-- Та ни! То не перемешае, то сметаны мало добавит. Вкус испортится. А мне не в тягость.
-- Ещё чуть-чуть!
-- А голубцы войдут?
-- Ещё и голубцы будут? Тогда хватит.
Тут же тарелку подставил Михалыч. После него я.
-- Мне голубцы.
-- Борщ не понравился? Я сегодня сама на ярмарку схожу и наберу нужных продуктов, а то у вас не всё в холодильнике нашла.
-- Понравился. Но места мало, маленький занимает. А что, борщ ещё вкуснее может быть?
-- Та это ж не борщ, а суп под вид борща. Если найду, что надо, сварю настоящий борщ. Пальчики оближите!
-- Ой, не надо такой! Мы же ходить не сможем! Так и хочется ещё попросить, но ты голубцами напугала. Им бы место оставить.
Так и не дали женщине свою порцию доесть. Добавки, голубцы, на которые нужно сваренный ею соус наливать, взвар из найденных ею фруктов. Она только успевала наливать и накладывать. Когда все наелись, её порция совсем остыла. В кастрюле с борщом оставалось ещё две-три ложки. Заглянула в сковороду – там лежала почему-то половинка голубца. Только компот – взвар – ещё оставался.
-- Ничего тебе не оставили, обжоры!
-- Та ни! Мене хватит. И так толстая.
-- Ну, нет! Ты очень нормальная! Не прибавить, не убавить! А вот нас, чувствую, как поросей раскормишь.
-- Ни! Вы за двоих одним ртом должны кушать. А у голодного мужчины сил не бывает. Кто как работает, тот так и ест.
-- Слышали, мужики! Как ели, чтобы не хуже отработали! А то придётся слабаков заменять.
Мужики вскочили, чмокнули нас в щёки, а Оксану ещё и поблагодарили за вкусный завтрак. Мама вышла в след за ними, а я попыталась помочь Оксане с посудой. Но она даже притронуться не дала.
Едва она расставила вымытую посуду, как нашла где-то швабру и стала протирать полы. Я попыталась отобрать, но она не дала. Так и пришлось идти ко всем. Они расселись перед телевизором. Даже постель не убрали.
-- Как не стыдно! Вас ублажили, накормили, за вами прибрали, а вы даже постель не удосужились убрать. Нашли себе служанку! Мам! А ты что их не заставила?
-- Да я подумала, они ещё лягут.
-- Это не их место. А раз пользовались им, пусть убирают. Оксана здесь не рабыня.
Мужики нехотя встали. Я пошла в ванну и намочила две тряпки. Когда вернулась в комнату, постель была аккуратно застелена.
-- Вот вам тряпки. Протрите сверху гардины, шифоньер и всю прочую мебель.
-- Ну, там Смехопанорама. Посмотрим только.
-- Посмотрите, когда Оксана рядом сидеть будет. Пока она занята, чтобы я не видела, что вы бездельничаете.
-- Вот раскомандовалась!
-- Ещё раз говорю: пока Оксана суетится, чтобы не видела, что вы бездельничаете.
Мужики нехотя, оглядываясь на телевизор, пошли протирать гардины и мебель. В комнату вошла Оксана со шваброй. Поднимая край ковра, стала протирать пол. К тому времени, как пол стал чистым, мужики закончили протирать свои объекты.
Бросили тряпки на швабру, подхватили под руки Оксану и посадили на диван.
-- Та мни ещё в туалете и ванной убрать треба!
-- После программы. А то вон та молодая особа не велит нам сидеть, пока ты работаешь.
-- Та я не привыкла эти визоры бачить. Колы двигаться не буду, толстой стану.
-- А ты хочешь, чтобы они толстыми стали?
-- Я тики тряпки унесу, шоб тут не маячили.
Забрав тряпки и швабру, она вышла. Что-то долго её нет. Пошла посмотреть. Полы блестели. Оксана что-то стирала в ванной. Вот непоседа!
Она действительно оказалась непоседой. Когда совсем нечего было делать, находила порванную одежду и штопала, зашивала или переделывала её. На паре приготовленных на тряпки мужских рубашках вышила узоры, которые не только восстановили порванную материю, но даже прикрыли повреждения. На работу, конечно, такую не оденут, а летом она будет выглядеть очень даже нарядно. Когда всё, что можно восстановить было восстановлено, стала вручную шить разные прихватки, рукавички, коврики. Мы ей предлагали использовать стиральную и швейную машину, но она отказывалась. Говорит, потом руки будет нечем занять.
Оксана сама ходила за продуктами. Мы в магазине и на рынке брали то, что попадало под руку. Она же очень тщательно отбирала, нюхала, если можно было, то мяла и пробовала, прежде чем купить. Готовила изумительно! Я, было, подумала, что закормит нас борщом. Но оказалось, что каждый день блюда были разными. Даже обычная окрошка у неё получалась такой, что хотелось попросить добавки. Не домработница, а золотая находка!
Довольны были и мужики. Если нам не хотелось близости, отпускали их сразу. Иначе, отпускали после выполнения ими супружеских обязанностей. Оксану никто не заставлял их обслуживать. Но она ни разу и не отказала. А они, будто с цепи сорвались, до полуночи накачивали её. Я не раз часа в два ночи слышала их возню в её комнате. Только удивлялась, почему она разрешает пользоваться ею в такой позе.
-- Та потому что по-другому я только своему Петру давала. Пусть он видит, что я верна ему. А так представляю, что он через ваших мужиков мной пользуется. Ведь я их не вижу.
-- Ну, а ты-то кончаешь? Или просто их расслабляешь?
-- Конечно! А как без этого? Я же тоже баба. Только родить не могу.
На глазах показались слёзы.
-- Мы тебе сразу двух детишек принесём. Ещё каяться будешь, что с нами связалась.
-- Ни! Мне тут очень хорошо! Вы такие уважительные! Как родные мне. Иногда даже неловко бывает.
-- Это нам неловко, что ты всю работу за нас делаешь. Вон, даже мужиков привечаешь. А дома, на родине, у тебя мужчины были?
-- Были. Только Петя и ваш Влад. Петю я любила с пятого класса. Потому и залетела от него. А Влада жалко было. Его так страшно избили, что я три ночи плакала. Вот жалеючи и далась ему.
-- А опять замуж не хочешь?
-- Без любви не хочу. А люблю только Петю. Ты не думай, мне ваши мужики не нужны. Я вас жалею, вот и соглашаюсь им побаловаться. А то пойдут на сторону, не дай бог, дурную болезнь прихватят. Чтобы они не могли на других баб смотреть, я и разрешаю им всё семя выпустить. Не с чем на сторону идти будет.
Хотя она отвечала честно и простодушно, всё время смущалась и краснела, когда приходилось отвечать на слишком откровенные вопросы. Мужики, оказываясь рядом, всегда руки распускали: то обнимут, то легонько щипнут, груди пощекочут, а при настроении и между ног погладят. Когда появилась Оксана, они по привычке и её пытались пощупать, но получили такой отпор, что потом даже забоялись к ней после отбоя идти. Теперь, когда она им галстуки завязывала и была доступна для их шалостей, боялись и случайно коснуться даже рук. Зато ночью, сама видела, пока один занимался её задницей, другой не только щупал, но и сосал (или целовал?) её груди, шарил по животу и лобку. Оксана на это никак не реагировала.
На Крещение Михалычу восстановили утраченные документы. Похоже, его другу пришлось использовать много связей. Вместе с паспортом ему выдали и дубликат водительских прав. С ними мама устроила его в гараж.
В конце февраля наши мужики повели нас в ЗАГС. По дороге разобрались, кто с кем женится. Если честно, то мне хотелось быть женой Михалыча, а Юра мечтал быть мужем мамы. Но наши возрасты требовали обратного. Договорились, что распишемся так, а жить можем по-своему. Моей свидетельницей стала Оксана. По её глазам я видела, как она нам завидовала. Но ни о каком знакомстве с мужчинами она не давала даже заикнуться. Говорила, что ей с избытком хватает наших мужиков. А к нам так привыкла, что не представляет другой жизни. И что удивительно, наши мужики вот уже почти два месяца не могут успокоиться. При такой кормёжке, наверно, и мерин будет не хуже жеребца. Ещё ни разу я не замечала, чтобы возня в её комнате прекращалась раньше двух часов ночи. Когда они успокаивались, так и не знаю. К нашему подъёму каждый день был готов горячий свежий завтрак, протёрты полы в коридоре, в кухне и в санузле. Каждое утро Оксана делала мне макияж. Я пыталась делать его сама, но у меня получалось значительно хуже. Мужиков приходилось будить по несколько раз – так они измучивались с ней ночью.