Это интервью - живое слово мастера. Как изменилась жизнь за 30 лет, а он не изменился. Тихий скромный человек...
Десять лет назад Борис Эйфман приезжал в Кишинев, ставил балет «Реквием» с молдавской труппой к 50-летию Национального театра оперы и балета. Сейчас театру 60. А театру Бориса Эйфмана исполнилось 40.
2 октября президент Республики Молдова Игорь Додон вручил художественному руководителю Санкт-Петербургского государственного академического театра балета, народному артисту России Борису Эйфману орден Почета. Эта высокая государственная награда республики вручается за вклад в укрепление государственности, проведение реформ и демократических преобразований, за заслуги в развитии дружбы и сотрудничества между Молдавией и другими странами, за миротворческую, благотворительную и спонсорскую деятельность.
Эйфман: «Последний раз я был здесь в 1988 году, еще со старым моим репертуаром. Мы работали в зале «Октомбрие», был большой успех. Это меня очень вдохновило. Потом началась перестройка, и я потерял возможность приезжать в Кишинев. Но всегда об этом мечтал. И сейчас есть возможность. Хочется, чтобы земляки приобщились к тому высокому искусству современного балета и получили то наслаждение от этого искусства, которое получают зрители всего мира».
Балет «Братья Карамазовы» Борис Эйфман считает одним из лучших своих спектаклей, хотя мечтал стать хореографом еще со школьной скамьи. В 16 лет у него была своя маленькая компания, где ставил сюжетные миниатюры. «Я уехал из Кишинева в 20 лет уже достаточно зрелым человеком. Молдова дала многое, я встретил здесь своих учителей, которые работали со мной и считались, как с начинающей творческой личностью. Здесь у меня развился инстинкт сочинительства. Но чтобы получить хореографическое образование, нужно было уехать в Москву или в Ленинград — в Кишиневе его не было, - отмечает хореограф. - Для того, чтобы реализовать свою идею, мне нужен был свой театр. И, конечно, этого я бы не мог получить в Кишиневе».
Бориса Эйфмана называют хореографом-философом, постановщиком-психоаналитиком.
«Меня по-разному называют. Я всю жизнь стремился к тому, чтобы языком тела выразить эмоцию души. Выразить смысл, который может быть подвластен только движениям, жестам, потому что в магии танца заложены очень сильные энергетические моменты, которые связаны с шаманством. Я ставлю спектакль в Санкт-Петербурге. Потом показываю его в Азии, Африке, Америке, и везде люди понимают, везде успех. Людей объединяет понимание этого языка. Потому что в этом языке сконцентрировались инстинкты и реакции на эти инстинкты тысяч поколений. Ведь реакция на радость, боль, ненависть выражается в движениях. А движение — оно практически едино, этот язык понятен всем. Поэтому я считаю, что балет — это искусство будущего по своему значению, влиянию. Сегодня очень трудно оторвать человека от ТВ, интернета, чтобы он пошел в театр, потратил время, деньги.
Но только в театре можно получить в театре живые человеческие эмоции, заражающие зал эмоциональной энергетикой. Я стараюсь подчинить мой танец, мои движения открытию какой-то новой субстанции человеческого познания. Это именно погружение во внутренний мир человека. Это значит психоанализ человеческой личности, который можно выразить через танец.
У меня есть спектакль по мотивам романа Фитцжеральда «Ночь нежна»: это просто чистый психоанализ на сцене, такая лабораторная работа. Но она не формальная, а очень эмоциональная, очень яркая. Да, мы пошли дальше, мы сделали балет искусством таким значительным. Мы ушли от такой развлекательности, такой экстерьерности. Ушли в глубину человеческого познания и открыли новые возможности балетного театра».
Вначале в 1990-х годов Эйфман поставил балет как «Братья Карамазовы. Потом он ушел из репертуара.
«Я вернулся к нему: мне показалось, что темы, идеи, которые заложены в моем спектакле, они архи-актуальны. Темы веры и безверия, греха и покаяния, любви и ненависти... Идея наследственности, которую мы в себе несем. Как прожило человечество 20 век, мы не могли выйти после этого 20 века, этих войн, разрушений — не могли войти теми, которыми вошли в этот век. Поэтому темы, которые затронуты в этом спектакле, на мой взгляд, очень актуальны. В спектакле каждый герой ищет путь к Богу. Через грех, через покаяние, отрицание — но он ищет этот путь. И для меня очень важно, что это не ритуальный путь к Богу, а поиск Его внутри себя. Для меня именно это понятно и близко. Поэтому в этом спектакле каждый герой ищет путь к себе. Здесь познание себя, и познание себя как сына Божьего, как частицы этого великого творения, которое называется человечество.
Одна из причин, по которым я привез в Кишинев «Братьев Карамазовых» - это возможность дать людям возможность забыться от нынешних проблем — бытовых, экономических, политических, дать немного радости, возможность пережить такой катарсис. Этот балет сегодня нужен Молдове, чтобы она осознала, к чему надо стремиться и от каких проблем должна избавляться».
Сейчас знаменитый хореограф строит два больших театра: Детский театр танца и Дворец танца. Развивает Академию танца Бориса Эйфмана, которую построил. Это огромное здание, уже 270 учеников, планируется более 500.
«Более того: мы создали систему. Берем детей из дальних уголков России из неблагополучных семей и привозим в Петербург в семь лет. Вагановка начинает в 11 лет, а мы в семь. И обеспечиваем полный пансион. Финансирование осуществляется государством и Фондом Бориса Эйфмана. Помогают российские меценаты: они понимают, что мы сегодня создаем новое поколение артистов балета, с другой психологией и другим менталитетом. Это будут универсально развитые личности. А так как балет в России больше, чем балет, то ему все помогают. И не могу сказать, что я обделен вниманием. Работы все больше, и мне просто уже не хватает суток».
«Мы не модная труппа, модные — это авангард. Мода приходит и уходит, а мы должны существовать вечно. Мое искусство является квинтэссенцией поисков, экспериментов. Важно то, что мы создали свой репертуар, непохожий ни на что. Свой стиль. Поэтому мы востребованы. Это искусство людей волнует, оно им интересно, оно открывает в них что-то новое. Это открытие неизвестного в известном. Балет вроде понятен, движения понятны, история знакомая. А мы при этом открываем что-то такое, что дает какой-то новый импульс».