Обнаружив себя в пустыне реальной, в сути прежней, истину новую я привносил. Тело моё оставалось человечьим, с сознанием и личиной наличествующими изначально. Я убегал от людей – но, облачённый в их одежды, с их благолепием и ущербностью, и превратностями их.
Меня окружало пространство безмолвное, не проявлявшее себя ни в чём.
Я не был обнажён и не истаял полностью – то, что так опасался в тайне от себя – на мне были крепкие джинсы и рубашка с коротким рукавом. Лазейки ещё оставались где-то, однако натура моя не изнывала от жары пустыни, не испекалась, соприкасаясь с раскалённым до бела песком, не терзалось жаждой, так свойственной человеческому телу.
Теперь-то я осознавал, как всё произошло, и смог сконцентрироваться максимально, все нити пресечь одним ударом, произведя один лишь взмах. Неужели всё долгожданное случилось наконец, и это тот самый затерянный из миров – а я перед ним, навеки сбежавший от людей?!
Я выходил в полный рост, воплощаясь в свой образ новый: вот я, повелитель, и вот эта планета подо мной!
Однако пора было выйти из принципов, доставшихся мне от людей: любить в безумии и плотью. Мир их оказался слишком ирреален для моей феерической любви.
И тут сзади я почувствовал чьё-то прикосновение к плечу. Я обернулся рывком – в то же мгновение осознав, что только что открыл глаза. Передо мной была опять она – её утончённое, в дымке магии, и презиравшее меня лицо. Игравшие глаза и насмешливые губы. А тело – выписанное совершенство – и не доступное, как у богини.
– Ты?! – всё, что от ужаса я мог исторгнуть. Это видение не укладывалось в мировоззрение моё.
– Я – это я. Я – это ты, когда есть я, – в лёгкой усмешке искривились её губы.
– Но тебя уже нет, я свободен от тебя.
– Посмотри на себя – ты всё тот же, от меня.
Она оборачивалась вокруг себя, оборачивая и меня. Случайное прикосновение наше превратилось в лёгкое объятие, и мне предлагался сладкий поцелуй. При этом глаза её вскрывали моё тело, а губы как будто давно истосковались по моим.
Невольно я её обнял. Но это было создание пустое. В объятии и поцелуе она оказалась облаком – пустым, большим и белым. Руки мои прошли сквозь пустоту.
Она засмеялась надо мной. Я мысленно произнёс: «Это не истина, но я хочу всё до конца узнать». И вновь убитый, осмеянный и осквернённый, как последний бездарь, я залился смехом. Отныне я был неподкупен и безответен для человеческой любви.
И тотчас всё отсеклось – я отделился от иллюзий. Тело моё преобразилось стремительно, и в виде смерча, с гулом, пошло куда-то далее. Я уходил от наваждения, и от всего превратно-земного прочь, поднимаясь в небеса. Поверхность планеты уже далеко проплывала подо мной. Я убегал от вожделения своего, но долго ещё слышал голос её зовущий – то в насмешке, то в печали. И долго терзался, ибо всё ещё был человеком, вне богов.
Я открывал Вселенную, я хотел знать, есть ли предел для человеческого лёта.
И затерялась моя любовь где-то среди беспросветной мглы и мириада звёзд Вселенной. Но появились иные лица и слова. О, я узнал эти наглые, всё презирающие рожи! Теперь они были в своём истинном обличье: хохочущие, изрыгающие смрад и скверну. Мелькали мундиры, копыта и рога. Чьи-то руки преображались в щупальца – и тянулись, вытягивались вслед за мной. Почему-то я всем им был обязан чем-то. Они приказывали мне, они угрожали, они гнались за мной, не отставая.
И я воззвал к Музыке, спасительнице своей. Тотчас примчались её первые гонцы. Увы, они не нашли ни моего тела, ни души. Хаос и дисгармония – я был разъят, осквернён, унижен до самого конца. Реально меня уже не было нигде. Однако звуки Музыки услышали ритмы, созвучные себе. Они подняли меня, вливая в мой хаос свет и страсть.
И я услышал симфонию её. Музыка не была ни банальной, ни рутиной. Она источала поток новых, всё более удивительных историй. Теперь я был заключён в надёжной сфере. Ничто не могло меня достать. В страсти и вдохновении своём, я влился в неведомою людям ипостась. И обернувшись, ударил преследовавших меня огнём. Заплясали, завизжали нечистые от свершающего возмездие огня. Тогда я ударил ещё раз – испепеляя превратность и некрасоту. Преследовавшие исчезли, словно по команде, признав огонь мой истинной неоспоримой.
Уже осветлённый, вдохновлённый, я уходил всё дальше в небеса. Первые звёзды, замигав, приветствовали моё торжество. Вслед этому, они заплясали предо мной и послали навстречу мягкий свет.
Впереди восставали блистающие горы. Я видел уже, как нечеловек: это были вечные храмы, красиво изваянные замки и дворцы.
«О, мой долгожданный, вечный мир! – воскликнул я. – О, замки хрустальные, о храмы девственные – всё это от богов! В небесных чертогах я наконец-то буду недосягаем для тлетворных!»
Я оглянулся – сонм великанов преследовал меня. Они не летели – они шли по земле гигантскими шагами. Ноги их содрогали планету, а их безмолвие таило что-то беспрекословное и для меня, и для небес.
Я хорошо знал об этом типе превратных, они были тоже из людей. Они всегда возвышались надо мной. Снова дохнуло на меня тоской и беспросветьем. Казалось, ещё шаг-два, и великаны настигнут меня, разметав, как пылинку, а небеса сокрушат и обрушат вниз.
А горы, храмы и замки, были уже рядом. И вспыхнул вдруг позади меня огонь, со звёзд сошедший. С диким рёвом, в какофонии гигантской боли, лопались, таяли и превращались в тень несокрушимые гиганты. Налетел порыв ветра – и смёл все тени позади.
Это звёзды вступились за меня. Так был я освобождён от страха, долго терзавшего меня.
Недолго пришлось мне искать свою долину. Она раскрылась с высоты – уютно спрятавшаяся среди белоснежных исполинов. Я опустился мягко, осторожно, дабы не опалить новорождённые цветы. Ударившись оземь, я осознал, что уже человек наполовину, вторая во мне была от огня. И это тревожило меня: какие-то непонятные метаморфозы, происходили с моими телом и душой.
Тогда явились ко мне духи волшебные, облечённые в камень и снега. Теперь я понял, в чём заключается наше единство и родство. Я сделал шаг к ближайшему белоснежному храму, и протянул навстречу ему руку. Гора тотчас раскрылась предо мной – и я увидел застывший, на взлёте вверх, огонь. И возле того огня были люди, заснувшие, окаменевшие на лету, в позах естественных, но невообразимых. И я, по каким-то законам, пребывавшим здесь, мог видеть тайны интимные, непорочные, запретные для всех.
Ещё более я разгорелся пламенем огня. И тогда появился шум, а затем взорвались звуки. Свет иной пробудился, метнувшись мне навстречу. Люди вновь обрели движения, вошли в улетевший когда-то от них ритм.
Однако я стремился далее. Что-то весьма не разгаданное влекло меня в безбрежный мир. Огонь мой исходил в свет, и я устремился навстречу звёздам. Вскоре я оказался в Великой Пустоте. И долго пришлось плыть по этой пустоте. Но что часы, что миллионы лет – всё было ничего. Однако тревога моя всё возрастала: Теперь, находясь во власти Времени, я рассматривал его изнутри. Тогда открылась мне Первая тайна Пустоты: боги давно забыли про людей. Узнал я и Вторую тайну: даже богам людей не объяснить.
И вдруг, как будто из ничего, явилась Блистающая Птица. Она встречала меня! Большая, раскинувшая крылья, плывущая так же беспечно, как и я. Звёздная пыль и лучи света – вот из чего было создано это существо.
Я затормозил, летя вровень с Птицей, и у неё спросил:
– Кто ты – запечатлённый образ, либо куда-то стремящаяся мысль?
– Я – Откровение, ходящее меж звёзд, – был мне ответ от Птицы.
Лишь раз взмахнула большими крыльями Блистающая Птица – и предо мною разверзлась пелена. Я увидел всю суть истории моей. Как было всё дано – и вслед за тем отобрано богами. Как убегал я и буду убегать. Как всё найду – и потеряю вновь. Как не встречу иных, а встречу никого. Как то, что сгинуло, вернётся в образах знакомых. Как Богиня придёт в обличии и естестве. Как увижу себя со стороны: встал на Тропу один – и вышел вновь один. Как Смерть и Рождение, как Нет и Есть не раз поменяются местами. Как Бездна разверзнется передо мной. Как Начало закончится логическим Концом.
– Я разгадал тебя! – тогда воскликнул я. – Ты – странствующая Певица, спасавшая не раз меня. О, я наконец-то узнал всю истину твою. Вспомни, как грезили мы с тобой. Как ты повела меня в безбрежную свободу, как наставляла меня и верила в меня. Мы, как два затаившихся раба, готовили восстание своё.
– Я знаю, здесь, во Вселенной, ты ищешь магию любви, – пропела Певица откровенно. – Но только мне доступны все тайны про неё.
– Ты, истинно ты, была и есть возлюбленная моя! – воскликнул я в ответ.
И мы, уже две полу призрачные птицы, помчались между звёзд. Впереди я увидел какие-то столпы, идущие друг на друга. Вслед им шли облака, поглощавшие друг друга, а за ними явились звёзды, дающие Вселенной свет. Я увидел, как планеты разбегались без поводырей, а там галактики наталкивались друг на друга, и в смертельном объятии испускали звёздный вой. Видел я и Вселенскую Битву – самое грандиозное столкновение, случившееся меж звёзд. Я не видел начало этой Битвы, я не знал, кто есть кто, и что есть что среди галактических гигантов, меня пугала неведомая цель этой гигантской битвы звёзд. Я услышал звуки Симфонии – не разъяснявшие мне ничего. И вновь, это была загадка, тревожившая меня. Мне угрожали, кто-то меня подстерегал.
Вдруг я увидел ещё более необыкновенную картину – как бы логическое продолжение всей предыдущей цепи: голос Певицы понизился до шёпота, облака и пыль заклубились, затем всё расступилось – и самые чистые, самые свежие звуки только что родились.
Я услышал ребёнка – это чудо только что появилось в пустоте. Сначала возник его первый плач, испуганный, а вторым шёл требовательный вскрик. Я ещё почти не видел его – слишком маленьким среди гигантов было его тело – но уже знал о его феноменальном росте: как он сел, как встал на ножки, как стремительно побежал куда-то. И вдруг он выбежал ко мне – это была девочка лет трёх – и я отбросил свои крылья, чтобы схватить её на лету.
Дитя смеялось безмятежно – и тут же выпрыгнула из рук моих, оседлав уже другую птицу звёзд. С весёлым смехом они помчались прочь куда-то. На мне же осталось обаяние этого несравненного ребёнка.
Я оглянулся – и опять я находился в пустыне, среди камней, уходящих к горизонту. Да полно, ходил ли я только что меж звёзд? В пустынном безмолвии раздался шёпот. То ли заботливый ветерок то был, изучая меня, то ли дыхание чьё-то затаённое, ласкало моё тело и лицо. Я посмотрел наверх. Сфера небес состояла из чьих-то ладоней, простёртых надо мной.
Вдруг я увидел, что мне навстречу плыла Человечья Голова. Она плыла сама собой, без Тела. Захотел я узнать историю её, но от первого же слова её магического, она поглотила дух мой, и я стал Человечьей Головой. Тотчас узнал я, что значит быть бронзовым, нетленным, и сверху смотреть на истечение людей. Не менее был любопытен второй образ: бродить по лесам, пугать заблудших, преображаться в лесную нечисть и зверей.
Голова сама отделилась от Тела – она отыграла свою роль, не признавая его более, и улетела в небеса. Тело и раньше было куклой, которым повелевала Голова
Однако был и третий, самый поэтический образ: одеться в шлем, засесть в степи и поджидать не разумных храбрецов.
Хотел я выйти из образа – и не мог. Забыл про свою суть. В ужасе я наблюдал, как уходил сам от себя в туман.
«Я – это Шар, идеальная фигура, – открывалась мне новая обитель, – а волосы – щупальца мои. Кого захочу, того и оплету. Что касается Тела, зачем такой Голове ещё и Тело? Для страха, для боли, для отправления непотребных мне естеств? Теперь, замкнувшись сам в себе, ты сможешь чисто и честно полюбить».
Однако я старался свой ужас укротить и отвечал неразумной Голове: «Без тела ты – просто шар, либо планета, но не Человек. Некому будет тебе ни слова сказать, и не от кого слово услыхать. Но самое гиблое: с кем будешь вести ты беседы о любви?»
И на последнем слове моём задумалась тяжко Голова. Я же добавил ей всё раскрывавшие слова: «Вообрази теперь, как можно искуснее вообрази, ибо самой этой тайны не узнать – тебе невозможно будет любить иную плоть».
Голова тут же исторгнула меня, а я приказал ей, неразумной, вновь гнаться за своим телом, дабы стать полнокровной, пригодной для любви.
Как можно быстрее и я поспешил от этого чуда прочь, догнав и войдя наконец в своё тело. Я знал, Вселенная в динамике, а фантазии её неистощимы, и мне предстоит увидеть ещё более удивительные истории её.
Пустыня не изменилась. Между тем, загадки её всё более тревожили меня. По-прежнему я не знал свой статус в этой пустоте. Вдруг я услышал чей-то смех, совсем рядом, надо мной. Я вновь поднял лицо вверх. На меня, во всю полусферу мира, смотрели чьи-то звёздные глаза. В белёсом небе едва проступали черты гигантского лица, но глаза, как две звёздочки, выделялись чётко. Это лицо смеялось мне, не объясняя ничего.
Похоже, мне открывалась любовь звёздная – без плоти, без ответа. Но и это смешное диво исчезло в небесах, и смех его, как до этого шёпот, перешёл в иные звуки. Это опять был голос возлюбленной моей. «Есть люди звёздные, а есть от тьмы, – сообщала мне она, – Тебе их услышать, полюбить – и вот они с тобой».
И я увидел: в пустыне лежала девушка, совершенно мне незнакомая, чужая, просто незваной пришедшая ко мне. Она лежала лицом вниз. Мне показалось, то ли убитой она была, то ли надруганной, то ли вывернута из человека прочь.
Но Певица, моя Певица, ничем меня не предостерегла. Что-то тихое и грустное затаённое зазвучало в небесах. Я подошёл к ней, я хотел тронуть её, пожалеть – а она оказалась далеко, у горизонта. Всё это было иллюзия и перспектива. Вот она села, поправляя платье на себе, и как-то странно оборачивая ко мне лик.
Она не ждала меня, она не знала про меня, и более того, я был невидим для неё. Я вновь подошёл к ней. Она услышала мои шаги, ощутила прикосновение, невольно обернулась – но не увидела меня.
– Ты тоже убегающая, из людей? – спросил я её. Однако она не отвечала.
Она услышала меня – я был музыкой для неё – но что она видела, для меня оставалось тайной.
Девушка плакала и дрожала. Она потерялась, заблудилась, она была обижена кем-то безвозвратно, и вот теперь отброшена в пустоту. Певица всё поведала мне про неё.
Я опять хотел дотронуться до неё, узнать её, испить, облегчить её боль. Но я был прозрачный, невесомый, и не знал, как боль этой пропащей утолить
И снова она оказалась далеко. Но она чувствовала меня, я раскрывался перед ней. Тогда она встала и сама пошла навстречу. Я чувствовал, что нужен ей, быть может, я был единственным шансом для неё. Певица мне поведала: её уже раз убили, и зачем-то вытащили из небытия.
И вот она приближалась ко мне и возрастала предо мной. Что-то она говорила, и эти слова (я видел их) обволакивали меня. Она обещала раскрыть все тайны, она отдавала всю себя.
Вот тогда я и почувствовал эту плоть. Страшная тяжесть навалилась на меня. Это было бремя, вошедшее в меня. Это было откровение, посвящавшее меня. Я увидел мир изначально чуждый для меня: иные жесты, иные мысли, иной смех.
Однако метаморфозы продолжались: она становилась ростом выше – оставаясь в слезах и беззащитной.
Я хотел убежать, я уже понял, что это за монстр, но было поздно – я оказался неподвижен, безответен. Заворожённый, я смотрел только на неё. И вдруг разгадал всё сразу: эта была вселенная моя. Она родилась не со мной, но кем-то мне поднесена.
Я успел изойти в сам-свет, но боль её не давала мне взлететь.
– Вы, люди, давно перепутали, где жизнь, где смерть. Но жизнь и смерть – очень серьёзная игра, – Певица вновь предстала в образе Птицы Блистающей, и поведала то, что я не осмелился сказать себе. – Ибо шаги ваши все пропадают в обманной пустоте. Ибо останется от людей в конечном счёте смердь.
На это я Певице отвечал:
– Но я пришёл всё разгадать, всем восхититься беспредельно, всем ужасаться и любить.
Тогда Певица провозгласила возвышенно и строго:
– А я тебе истинно говорю: ничто не ново во Вселенной – звёзды сзади, и звёзды впереди. И человек всё тот же самый: голый родился, голым страдает, голым и умрёт.
Музыка, аккомпанирующая Певице, резко оборвалась – и девушка-оборотень исчезла. Певица тоже покинула меня. И вышло женское лико, само по себе. Оно было выписано, и отточено до совершенства. Лико мне улыбалось, шептало что-то, оно звало к себе, протягивая губы. О, я ещё не видал такого совершенства во Вселенной! Но она было чужда и плоти моей, и лицу, и тлену. И я отвернулся, я отвергал это чудо от себя. И всё исчезло от неприятия моего – передо мной оставалась пустота.
Тогда звуки музыки взревели вновь, раздвинулись горы, и из долины, в крови и слизи, ещё один монстр вышел на меня. Но я и сам тотчас преобразился в монстра ещё более смрадного и яростно бросился навстречу – и вонзил в противника свои когти и клыки. И я убил его, а победу свою проревел на весь вселенский мир.
И тут же истаял монстр и возник ещё один – волосатый. И я, ещё более обезабраженный яростью и страхом, стремительно налетел, пронзил и задушил чудовище, пока оно не сделало то же самое со мной. И я насладился телом, кровью, и ужасом его.
Тогда напал на меня зверь юркий, быстрый и неуловимый, с мелкими, но беспощадными зубами. А я мгновенно возрос и задавил его гигантской массой, и растоптал ногами, как столпами.
Теперь уже зверь иной, в форме истекающей массы, вышел из пространства. Пластично он принимал красивые формы, манившие меня. Зверь что-то пытался сказать мне сокровенное. Но он оставался монстром – ужасом, надвигающимся на меня. А я был чистый синий свет. И руку протянув, я поразил монстра молнией – и полностью его испепелил.
И возник на месте его Зверь Шестой – хладнокровная, убивающая всё подряд змея. Она зашипела и встала предо мной. Глаза её мудрейшие пронзили меня насквозь, вошли в мои глубины. Вмиг она всё узнала про меня. Но, упреждая её мысли, я бросился вперёд, и наши тела сплелись в один клубок
И долог был наш бой. Змея стремилась раскрыть и вывернуть меня, а я обернуться от объятия её. Но я был сам-свет бессмертный и, вспыхнув, я озарил её смирением своим. Всё более истончалось её тело, всё менее переплеталось моё в объятиях её. Когда же ею был произнесён последний вздох, я наконец открыл свои глаза, более не боясь её пронзающего взгляда. Но что я увидел? В объятиях моих была не змея, а образ истаявший, преобразившийся, как и я, в зовущий свет.
А она уже уходила от меня. Я кинулся за ней, я звал её, но она молчала, не обернувшись ко мне ни разу. Она ускользала стремительно, как я ни пытался её догнать. Так и исчезла она безымянной между звёзд.
Тогда пришла ко мне девушка маленькая, с крыльями, и стала увиваться вокруг моей беспокойной головы.
– Хочешь дружить со мной? – по-детски воскликнула она.
Она была изящна, обворожительно красива, но ростом всего с мой палец. Я подставил свою ладонь и она легко опустилась на неё.
– Как же мы будем с тобой дружить? – спросил я её серьёзно, – ведь ты просто игрушка для меня.
– Я плоть смиренная, в твоих руках, – отвечала девушка серьёзнее моего. – Ты можешь выразить всё, что пожелаешь.
Я осторожно сомкнул пальцы, а когда разжал, в руках у меня был обыкновенный комок глины. Тогда, казалось, помимо меня, пальцы руки стали сами фантазировать. Они безумствовали и дрожали, они танцевали и переплетались. Они сотворяли существ неведомых для меня. Девушек, с лицами, одно прекраснее другого – то капризных, то грустных, то весёлых. Наконец, появились в руке моей сладострастные, уходящие в эротическое безумие, неведомое мне, девы.
Однако, насытившись этой игрой, снова привёл в исходное мой материал. Затем я осторожно положил комок на камень и пошёл прочь от него.
Ещё раз раздался за спиной моей смех. Я обернулся – девушка-мотылёк улетала в небеса.
«Всё тот же мир! – изумлялся я, оглядываясь по сторонам, – всё те же ассоциации меж звёзд. Но куда мне от этой рутины убежать?!»
Я всё равно хотел Историю переиграть – до вечности и смерти.
Словно в ответ на мой вопрос, вышла ко мне женщина с мой рост, вполне нормальная на вид. Казалось, она была ещё красивее, чем все прошедшие перед ней.
– Я ждала тебя, – сказал она просто, беря меня за руку. О, какая это была тёплая, дрожащая рука! Невиданное благоухание шло от этого, неведомо кем порождённого тела. И душа моя вмиг возлюбила это существо.
– Бери меня, – также непосредственно говорила девушка. – Я ждала тебя долго, со Дня Творения и теперь хочу быть в тебе, тобой и за тобой. Будь мной, а я тобой – и ты увидишь мир иной. – И она поднесла мне руку.
До чего же тончайший аромат шёл от неё! Невольно я вспыхнул в ответ на эту бесхитростность и простоту. И когда руки наши соединились – она тоже вспыхнула в ответ. И тело её превратилось в облако цветов, и ещё большее благоухание овеяло меня. И это облако ко мне устремилось, и то ли я поглотил его, то ли оно меня объяло, очнулся я уже иным.
Девушки не было передо мной – я слился с ней в одно благоухающее существо. Отныне вела меня любовь, а душа моя была цветник. Я сделал первый шаг иной – быв неземным, иным, не от людей.
Тогда вышла навстречу мне женщина-гигант. Она шла с затаённой улыбкой на лице. Эта дева тоже была красива. Но мы жили по разным идеям и в телах несовместимых. Казалась, она сошла только что со звёзд, воплотившись в свой образ немыслимый размеров, покоряя невообразимые расстояния, и обладая невероятной энергией глубин.
«Много иных во Вселенной я встречал, и не нашёл, кого мне полюбить!» – воскликнул я.
Она воистину всё притягивала к себе. К ней устремлялись звёзды, планеты, свет. Однако более всего в ней было от немоты. Она не издавала ни звука, одна улыбка на лице. Она вообще ничего не давала мне, кроме прекрасного облика своего.
«Неужели это и есть вечность?» – думал я в восхищении. Я был опять сам-свет, вольный образ, убегающий от соблазнов, и их безумных наслаждений. Но это было нечто предопределённое, стоявшее на моём пути. Эта вселенская красота просто пересекала мой безумный бег.
«Однако разум – какое великолепие людей, какая сила у людей!» – в ответ всколыхнулась моя мысль.
Я знал, чем закончится эта звёздная комедия, но вперёд я хотел тайну смерти отыграть.
«Как реальны мы, люди, без тел и без страстей», – я посылал бродить по Вселенной последние свои слова.
Её улыбка была уже крупным планом.
Я разгадал: вот оно, было, начало всех начал!
Я проходил горизонт событий. Всё здесь безмолвствовало, все страсти улеглись. Я не пытался бежать вспять, и общий поток всех тел и идей подхватил меня и я влетел в её разверзшуюся пропасть.