Амбулатория

Александр Книгин
                Пролог

   Эта история произошла в небольшом селе, где-то в центральной части России. Если вы путник, и едете на машине на запад, и путь ваш пролегает не по федеральным трассам, а по проселочным полевым дорогам, то вы вполне можете встретить у себя на пути похожие деревеньки, дворов в пятьдесят, наполовину опустевшие, наполовину брошенные, с названиями вроде Горелое, Дрязги, Грязи, а то и вовсе какая-нибудь Парижская Коммуна или Красный партизан. И когда перед вами появляется очередное Ендовище, или какая-нибудь Колтовщина, вы начинаете думать, как надо было ненавидеть свою  малую родину, чтобы дать ей такое имя. Даже развеселое название  Тюлюлюй, кажется было выдумано в пьяном угаре. Скупая Потудань!  Что еще за Потудань? Да еще и скупая…И если вы не лингвист и не историк, то просто прибавляете скорость и делаете музыку погромче, покидая село с таким вселяющим тревогу названием. На дороге вам изредка попадаются дорожные указатели, некоторые из которых выглядят так, как будто кто-то выстрелил по ним  из дробовика.  Впрочем, описываемые события произошли в селе со вполне пристойным именем Ивановка, с ударением на о, чего, впрочем, не знал никто из проезжающих и приезжих. Так что по выговору можно было безошибочно определить местного жителя. А еще его можно определить по повязке, скрывающей палец, руку, или ногу. А то и вовсе по отсутствию оных. Пока еще можно. Пройдет время, раны затянутся, бинты снимутся, но останутся шрамы и увечья. А еще останется память. Память всегда остается, даже когда мы этого не хотим. Останется и еще кое-что. Так, женская половина Ивановки предпочитает носить длинные челки. Можно сказать, это местная мода. А мужики носят кепки или картузы, низко надвинув их на лоб. Конечно не все, но очень многие.



                В пути

  Солнце клонилось за горизонт. По проселочной дороге двигалась Газель с кузовом, покрытым серым тентом.  Водитель, молодой еще человек, по имени Александр Кабаков, купил ее не так давно, и вот уже пятый месяц пытался заработать извозом. Сейчас он возвращался домой с рейса и уже провел в дороге более пяти часов. Ему предстояло проделать путь еще километров в двести. Встал он сегодня в два часа ночи, и поэтому уже два раза делал остановку, чтобы немного поспать и не свалиться в кювет. Он слушал диск (радио на трассе не ловилось) и обдумывал, как же отложить хотя бы немного денег на…  Да не все ли равно на что? Хотя бы собрать сумму, ну, скажем, чтобы хватило на месяц, если что. Он работал водителем-экспедитором.  Платили не то чтобы мало, но все заработанное как-то быстро растворялось. За запчасти отдай, за техосмотр отдай, страховку заплати, санитарный паспорт сделай. А еще иной раз и на штраф налетишь, с кем не бывает. И семья денег требует (он год как женился, и теперь жена ждала ребенка). А тут еще заставили открыть ИП, без него на своей машине на работу не устроишься. И теперь надо платить налог, да не простой, а на вмененный доход.  Тебе вменяют доход, а где он?! Тут Александр заметил, что он кричит и с размаху бьет локтем по спинке правого сиденья.  Бах! Бах! Локоть отозвался болью. Александр  глубоко вздохнул, потом еще раз. Взял руль двумя руками, почти нежно, привычно кинул взгляд по зеркалам (сзади никого).  Потом выдохнул. На лбу выступил пот. Впереди показалась деревня. Навстречу ему, вдалеке, прямо по дороге, двигались две фигуры. Александр, (привычно глянув в зеркало – сзади никого), взял левее. Когда расстояние уменьшилось, он увидел, что это две женщины, причем одна из – симпатичная, со стройной фигурой, брюнетка. Она шла, о чем-то болтая со своей спутницей , но ее движения выдавали…Что же они выдавали?  На секунду поравнявшись с ними, Александр увидел на лице девушки лишь остатки былой красоты – лицо ее, еще сохранившее манящие черты, было отмечено началом разложения – видно было, что она совершенно пьяна, и хуже того, понятно было, что это ее повседневное состояние. Ее лицо (что это за пятна?) выражало бессмысленное тупое веселье, и она замахала рукой проносившейся мимо Газели. «Господи, ну и кошмар!» - отметил Александр. Вторая женщина была пожилой, полноватой, и также пьяной. Левую руку она несла на перевязи. Она не вызвала у него никаких эмоций, а вот мысль о том, как девушка с такой внешностью могла докатиться до подобного состояния, какое-то время занимала его. Потом он выкинул ее из головы.


                Остановка.

  Александр проехал уже почти все село.  Слева и справа проплывали дома – побогаче и победнее, и совсем живописные, с просевшими углами, маленькими окнами, ушедшими в землю (да, именно так, в самую землю),  маленькие хижины, в которых могли бы жить разве что лесные гномы. А живут там никакие не гномы, а какая-нибудь старушка с пенсией в сто рублей – с неожиданной злостью подумалось Александру. Хотя он и остро нуждался в деньгах («Острее, чем та старушка из дома с просевшим углом?» – тут же спросил ехидный внутренний голос), но никогда не брал попутчиков. Хотя, как и всякий экспедитор, он часто имел с собой солидные суммы денег, останавливало не это, а что-то совсем другое. Ведь впустить в машину постороннего было чем-то вроде того, чтобы пригласить чужого к себе в дом. А, если, скажем, устало бредущая вдоль дороги пожилая женщина с тяжелой сумкой, поднимает руку, обернувшись на приближающийся звук мотора? Взять ее или нет? И решать нужно быстро, сразу – взять или нет? Если взять, то надо будет брать и деньги, так теперь принято в нашем мире. С тебя  берут, а почему ты не должен?  Она же тебя и будет считать простаком. А ты будешь ехать и думать, что ты простак. И когда она выйдет у своего дома, ты поедешь дальше, и эта мысль будет сидеть у тебя в мозгу, пока что-то более серьезное не переведет твои мысли на новый лад. А с другой стороны, взять деньги, с пенсионерки, вроде, как-то совестно… Особенно, когда увидишь ее дом и ее кошелек, из которого она достанет единственный лежащий там полтинник. Как-то мерзко становится от этого, и захочется сказать «нет, не надо», но ты ничего не скажешь, потому что это будет звучать снисходительно, как-то по-барски что-ли… И ты возьмешь этот полтинник и опять  будешь ехать и думать, что живешь не так, как надо. 
   До конца села оставалось уже совсем немного,  главная улица осталась в стороне, и теперь
автомобиль двигался среди преимущественно заброшенных домов, многие из которых стояли уже без окон, а деревья, растущие рядом, разрослись и наступали на созданные человеком постройки, как бы отвоевывая захваченную на время территорию. Некоторые из домов хранили следы пожара. Наконец, впереди показался дорожный щит с перечеркнутым названием Ивановка. Александр, увлеченный проплывающим мимо пейзажем, не сразу заметил неладное.  Сначала ему показалось, что машина не так хорошо тянет, затем почудилось, что он слышит какое-то глухое клокотание, и лишь когда в нос его ударил резкий сладковатый запах, Александр очнулся. Он метнул взгляд на приборы, и его глаза расширились, а из рта вырвалось еле слышное «едит твою..».  Стрелка указателя температуры, всегда привычно стоящая посередине шкалы, ушла далеко в красный сектор и уперлась в ограничитель. Газель, скрипнув тормозами свернула на обочину и остановилась. Из–под капота показались струйки пара, а вниз, под колеса полились струйки горячего антифриза.   
   -Прикипел, падла…, - Александр открыл капот, и увидел куски  приводного ремня, разорванного в клочья. - Ну вот, приехали, блин…
  Александр посмотрел на дорогу, потом на небо, розовеющее от заходящего солнца и присел на корточки. Он перевел взгляд на камешки, выступающие из  асфальта и подумал, что это, наверное, большие горы для существ, живущих в другом, уменьшенном мире. А песчинки – это большие валуны. Ему стало очень легко и спокойно, и почувствовалась вся усталость, накопленная за последние сутки, дни, а может даже и месяцы. Он мог бы теперь долго сидеть и смотреть, как муравей пробирается по каменным выступам, и наблюдать, как долго ему предстоит ползти до своего муравейника. Или хрен его знает, куда еще. Одно ясно – на сегодня путешествие закончилось, потому что запасного ремня у него нет, а все сельпо уже в это время закрыты. Если они, конечно, есть в этом чудесном месте.



                Вечером в деревне.

   Клавдия Тихоновна сидела за столом у окошка, из которого лился мягкий розоватый свет заходящего солнца.  Ей нравилось сидеть так летними вечерами и просто смотреть, как садится солнце и угасает день. Ей было 87 лет. Муж ее умер, когда ей было 60. Дети выросли и уехали. Старшая сестра скончалась в прошлом году, на два года пережив среднюю. Так уж получилось, что дом ее (когда-то считавшийся одним из лучших в послевоенном селе), оказался на отшибе, и даже пойти посидеть на лавочке с соседками-старушками, стало очень уж далеко.  Она уже привыкла к одиночеству.  Вначале, после смерти мужа, пережив первый приступ горя, она понемногу оправилась, и по-прежнему вела хозяйство, встречала деревенским продуктовым изобилием приезжавших детей, а затем и внуков. Но шли годы, дети вместе с внуками переехали в Москву, стали приезжать реже, и вот, наступил день, когда она осталась совсем одна. Иногда, редко, приходили письма, но видно было, что дети заняты, у них свои заботы, и тогда  Клавдия Тихоновна садилась за стол и перебирала старые фотографии – свои, мужа, детей. Но не радостно становилось ей, а грустно, и вот, никогда не употреблявшая спиртного Клавдия Тихоновна постепенно пристрастилась к водочке. И ей было хорошо. А еще так лучше засыпалось.  И может быть поэтому, а не из-за дальнего расстояния, Клавдия Тихоновна не ходила поболтать на лавочке к соседкам-старушкам. Да что там, из-за этого Клавдия Тихоновна не выходила вечером посидеть и на своей завалинке. Было как-то совестно, если люди увидят тебя пьяной. И так уж получалось, что большая часть скромной пенсии Клавдии Тихоновны стала уходить на водочку, а в сельском магазине перестали спрашивать, что ей нужно, когда она туда заходила. Так и теперь, выпив маленькими глотками 50 граммов водки, Клавдия Тихоновна сидела за пустым столом. Она думала о том, что не худо было бы набраться сил и залезть на чердак. Там, среди пыли и ненужного хлама, там и здесь стояли ведра и тазики, куда во время дождя набиралась вода. Эту воду нужно было сливать. Она уже не могла припомнить, когда делала это в последний раз. Может, месяц, а может и два. Кто знает? Когда дни так похожи один на другой, это уже не важно. А важно то, что если ведра и тазики наполнятся до краев, она не сможет их поднять. Особенно теперь, когда одна рука  ее в повязке. Надо кого-то звать на помощь.  Хорошо, что недавно приехавший в село молодой дьякон временно снимает в ее доме небольшую комнату. Хотя он все время пропадает то в старой церкви, то проводя немноголюдные проповеди в ДК, то хлопоча где-то в городе,  но все же помогает престарелой хозяйке справиться с большим ветхим домом. Бог знает, сколько денег надо, чтобы поддерживать этот дом. Кстати, о деньгах. Клавдия Тихоновна, последние десять лет экономившая даже на хлебе, настолько отвыкла от самого факта наличия сколько-нибудь серьезной суммы денег, что даже их неожиданное появление  мало изменило ее привычный уклад. Разве что водочка стала появляться чаще. Впрочем, она мало связывала между собой эти два факта. Она сидела и смотрела, как угасает день. Потом перевела взгляд на повязку, скрывавшую почти всю кисть ее левой руки. В ее возрасте раны заживают долго.  По дороге, еле видной за разросшимися деревьями проехала машина.



          Поиск ночлега.

 Александр Кабаков позвонил домой, а затем в свою контору, сказав, что вынужден заночевать в пути из-за поломки. Покончив с этим, он закрыл машину и отправился осматривать окрестности.  Он пошел по дороге обратно в село, мимо старых заброшенных домов.  Вот дорожный указатель с надписью Ивановка. Выглядел он так, как будто кто-то шарахнул по нему из дробовика. На дорогу там и тут выползали корни деревьев.  Но вот показался большой дом, в котором, видимо, еще теплилась жизнь. Во дворе сушилось убогое белье, а покосившаяся калитка была закрыта. Кроме того, в доме сохранились почти все стекла, а во дворе, несмотря на некое запустение, чувствовалась хозяйская рука. Постояв немного в нерешительности, Александр пошел дальше. Следующие два дома оказались запертыми, во всяком случае во дворе никого не было, и на стук в калитку никто не отозвался. Александр пошел дальше. Со следующим домом ему повезло. У  ворот стояла легковая машина марки «Лада-Калина», с виду совсем новая, ее вид сильно контрастировал с облезлыми деревянными воротами, да и самим домом. Цвет у «Калины» был ярко-оранжевый, с металлическим эффектом. У машины на корточках сидел, покуривая сигарету, мужчина немолодых уже лет,  по пояс голый.
    -Вот, купил, а теперь даже колесо поменять не могу,- обратился он к Александру, как будто беседа шла своим чередом. Не успел Александр удивиться, как его собеседник продолжал.
    -Потому что дурак я был, - он сделал паузу, чтобы докурить. - Дурак, -заключил он и многозначительно посмотрел на Александра прозрачными серыми глазами. Он встал, и оказался одного роста с Александром, и раза в полтора шире его.
      -Вот, видал? – теперь стало видно, что правая рука его покрыта массивной повязкой, полностью скрывавшей кисть. - Два пальца, понял?
 В течении следующих нескольких минут Саша объяснил свою проблему.
    - Нет ли у кого тут поблизости магазина какого-нибудь? – закончил он свое повествование вопросом.
   - Давай так, парень, тебя как зовут?
   - Саня.
   - А меня дядя Вова,- собеседник протянул здоровую руку для рукопожатия, - Давай так, Саня. Ты мне поможешь с колесом, а потом сгоняем к Федору, у него Газель, найдем тебе ремень. Лады?



                Случай на остановке.

     Александр Кабаков стоял на остановке в своем городе и чего-то ожидал. Он был пешком,что вобщем-то странно, ведь работая водителем, он перемещался, как правило, на своих колесах. Должно быть, свою Газель он так и не починил.  Вокруг собирался народ, и вот, не прошло и пяти минут, как на остановке оказалось уже человек двадцать. Было еще очень рано, и ощущалась та приятная прохлада, которая обещает наступление теплого осеннего дня. Солнце только вставало, а машин на улицах было совсем еще немного. Скоро должен был появиться первый автобус. Был уже сентябрь, и люди остерегались выходить по утрам в легкой одежде, кое-кто уже вышел в куртке или хотя бы в пиджаке, и поэтому вдруг отделившаяся из толпы молодая женщина (не старше тридцати, симпатичная, но какая-то замученная  – отметил Александр) в легком летнем платье, выглядела малость легкомысленно. Не успел Александр додумать эту мысль, как женщина вышла на дорогу, повернулась лицом к людям, стоящим на остановке, и повысив голос, чтобы все услышали, принялась говорить такую речь:
    - Внимание, внимание, люди! Нечем кормить дьявола! Нужен человек не старше тридцати лет по имени Игорь или Егор!
К ней присоединилась другая женщина, постарше (лет сорок – пять, выглядит куда хуже), одетая также легко, и с блокнотом в руках.
   - Записывайтесь, пожалуйста! – подхватила она, оглядывая народ на остановке.
«Что это за странные и нелепые действия? Должно быть, все сейчас удивлены, как и я?» - подумал Александр Кабаков, но тут же из толпы послышался голос:
   - Меня запишите! – к женщине с блокнотом приблизился молодой человек, небольшого роста, обычной внешности.
  - И меня!
  - Меня тоже! – не прошло и минуты , как образовалась небольшая очередь желающих записаться.
  Александр смотрел на происходящее со все больше нарастающим удивлением. Как будто здесь записывались на какой-то веселый аттракцион. Что это за шутка? Я бы поостерегся участвовать в подобном, даже если это всего лишь розыгрыш, какой-то глупый прикол, – подумал он.
    Но что-то в выражении лиц присутствующих показывало, что это не шутка, и не прикол. Им явно хотелось, чтобы это не было шуткой. И им бы стало очень обидно, если бы это была шутка. И они бы очень разозлились на того, кто бы учинил над ними такую шутку.
    Они – это те, кто записывался кормить дьявола. Кормить дьявола собой. И от этого Александру вдруг стало очень страшно.
    Он открыл глаза. Небольшую, но высокую комнату заливал мягкий свет восходящего солнца. Было очень светло, и как-то благостно, как в детстве, когда мир кажется необъятно большим, а родительский дом – самым прочным и безопасным местом на земле. И от этой благости и солнечного света приснившийся сон стал быстро отдаляться, рассыпаться на куски и терять реальность.
  Он стал вспоминать, и вспомнил все, что с ним случилось. Вынужденная остановка в пути, разговор с покалеченным автовладельцем. А потом… Потом он был вынужден остановиться на ночлег. Приютила его какая-то старушка, кажется из того запущенного большого дома, где жил еще священник. Но священник так и не появился. А еще вчера он выпил. И судя по всему выпил хорошо. Да еще усталость, наверное, сказалась. Сильно хотелось пить. А машину он оставил… Стоп! Где он оставил свою тачку? Эта мысль заставила его подпрыгнуть, и всю благость как рукой сняло. Он поспешно встал, огляделся, ища свою одежду, а затем направился к двери.
 

 
               
                Возвращение на малую родину.

       Вова Павлов, по кликухе Валдон, возвращался в родные края. Он ехал на автобусе, что само по себе выходило за привычные рамки, ведь в последний раз на таком автобусе он ездил, кажется еще в школе, когда они с матерью ездили в районный центр выправлять какую-то справку для военкомата. Не для того, чтобы закосить от армии – такого быка, как Валдон, армия не пугала, скорее наоборот, он мог дождаться призыва, но чтобы взяли в ВДВ, требовалось абсолютное здоровье, а у Вовика на обеих пятках были какие-то наросты, и пожилой зав. призывной комиссии никак не хотел подписывать акт. Вот и пришлось Вовчику с маманей ехать в райцентр, где доктора поумнее. В итоге, Валдон успешно отслужил в ВДВ, дембельнулся и тут, на вокзале, к нему подкатил его сослуживец и одноклассник Женек Таратынский, и жизнь Валдона круто изменилась.  Женек привел Валдона к реальным людям. Эти люди жили на широкую ногу, и мыслили широко. В той среде совершенно нормальным считалось достать из кармана ключи от почти нового Мерса и небрежно вбросить тебе в руку. «Катайся, братан!» Эти люди вынимали из кармана немыслимые для Вовкиного воображения пачки денег и отдавали куда-то и на что-то. Создавалось ощущение нереальности, отрыва от земли. Люди уходили и приходили, тусовались, что-то обсуждали и расходились. Во всем этом движении чувствовалась сила, удаль, бурление жизни! Сразу было видно, что здесь – избранное общество, попасть в которое – уже неслыханное везение. Женек тоже суетился, но столько денег, как у других, у него, конечно, не было. Да и ездил он на побитой жизнью «восьмерке». Тем не менее, он и Валдон регулярно тусили в кафе, облюбованном братками (так себя называли эти люди), с кем-то здоровались, Женек кому-то представлял Валдона, что-то рассказывал, но Валдон, честно говоря, запоминал мало, а от обилия лиц у него просто шла кругом голова. «Ничего, привыкнешь!» - ржал Женек, выпуская сигаретный дым через ноздри и рот. Потом Женек куда-то исчез, а Валдона заметили. Его заметили, и в какой-то момент он оказался в некоей квартире, в окружении весьма солидных людей крупного сложения, которым прислуживали люди помельче, а места у окон и дверей занимали еще третьи люди, с которыми почему-то не хотелось встречаться взглядом.
  - Парень ты, вроде, способный, - задумчиво сказал один из сидящих за богатым столом, внимательно глядя в глаза Валдону своими удивительно ясными и живыми глазами, - Будешь у Толика. На том аудиенция и закончилась, Валдона взял под руку какой-то живчик, вывел из квартиры и сунул пятерню:
 - Толик, для своих - Питон.
Так началась карьера Валдона в московской братве. Его работа была несложной, братки зорко видели способности каждого, и давали каждому задачу по способности.  Во время разных там «стрелок» и переговоров он стоял неподвижной глыбой, зорко глядя на оппонентов, всем своим видом показывая, что никакие номера тут не пройдут. И номера не проходили. О чем шла на этих переговорах речь, понять было сложно, но свою задачу Валдон знал четко, и когда случались казусы, то оставалось только благодарить службу в ВДВ за чудесные навыки, полученные там, и к тому же усиленные выданным Питоном пистолетом. Да-да, теперь Валдон ходил на работу с пистолетом… Так и шло какое-то время. А потом Валдон помудрел. Присутствуя на переговорах, он стал ловить себя на мысли, что уже понимает что к чему. Иногда он видел ошибки своих старших по рангу товарищей (если тут вообще могли быть товарищи, как бы отметил он теперь). Иногда видел, к чему такие ошибки приводили. Видел он и разложение некоторых, когда-то умнейших людей от алкоголя и наркотиков, видел, что они уже не те, и вместо восхищения их умом, смелостью и командным духом, ощущал растущее презрение к их слабости, трусости и порочности. Себя же он ощущал все сильнее и сильнее, а, главное, всё умнее. Валдон стал слушать внимательно, смотреть зорко, старался все запоминать и делать выводы, а еще стал заводить знакомства с разными людьми. Слушал их тупой треп, кивал головой и поддакивал. Людям это нравилось, они входили в раж, и иногда говорили что-нибудь полезное. Так прошло еще какое-то время. А потом случилось то, что должно было случиться – Валдон заявил о себе. Во время планирования очередной операции он попросил слова и под удивленные взгляды старших товарищей изложил собственное видение дела. К его удивлению и огорчению, вместо, так сказать, конструктивного обсуждения или даже критики, началось меряние понтами и, как пишут в учебниках по философии, аргументация путем ссылки на авторитет, здесь классическая философия странным образом тесно смыкалась с философией бандитской – слово «авторитет» бандиты очень уважали.  И даже если этот «авторитет» мог связно излагать мысли только лишь после принятия известной дозы наркотического вещества, - даже такое положение не могло поколебать его авторитетного положения. Валдон был уже достаточно мудр, чтобы смиренно выслушать, какой он еще молодой и неопытный, принести извинения и сесть на место, но внутреннее решение было уже принято.
Не враз, но постепенно, находя и приближая не нашедших себя, но ищущих людей (примерно таких, каким он был сам до памятной встречи с Женьком Таратынским на вокзале), Валдон сколотил собственную, пока еще небольшую бригаду. Они даже успели провернуть несколько дел. А потом все покатилось к черту. Оказалось, что все эти сторчавшиеся и спившиеся старики-авторитеты пуще всего ценят не ум и деловые способности, а свои старые знакомства и сопливые воспоминания о делах минувших. Оказалось, что он, Валдон, предал их, поставил свои интересы выше интересов общества, и залез своей рукой в их карман. Это карман мелких-то коммерсантов они считали своим карманом! Это было нелепо до смешного, однако очень скоро перестало быть смешным, когда старики показали свою кровожадность. Двое из Валдоновой бригады были убиты, остальные тупо разбежались. И Валдон тоже подался в бега. Видимо, не настолько он был мудр, чтобы быть бригадиром.  И не настолько глуп, чтобы оставаться в Москве. О своей малой родине под названием Ивановка он никогда не распространялся, всегда говоря, что он из Воронежа. В Воронеже он часто с детства гостил у сестры матери, так что его там также хорошо знали. Всегда надо иметь запасной аэродром. И вот теперь, Вовка Павлов, он же Валдон, он же бывший десантник и бывший бандит, тянул к родному аэродрому, чтобы пересидеть трудные времена. Свою тачку он бросил в Москве. У этих торчков-авторитетов есть связи и в мусарне, а на дорогах везде камеры, фиксирующие номер. Да и любую тачку могут тормознуть для проверки документов. На автобусе безопаснее. С собой у Валдона были деньги, полученные от нескольких небольших дел, что они успели сделать. Не такие уж большие, но всё же. Пистолет он выбросил (иногда жалея об этом, привык), но зачем ему теперь пистолет? Если его найдут, ствол все равно не поможет, ему ли не знать, бывшему «быку» бригады, как устранять приговоренных. В Ивановку Валдон планировал прибыть скрытно, ближе к ночи. Там у него тоже хватало поклонников. К их числу, относились, приемущественно, выпускники Ивановской средней школы, которым посчастливилось учиться с Валдоном  на одном потоке. Славно они забавлялись вместе с Женьком Таратынским и Славиком Черкасовым над этими задротами, но с девкой, они, пожалуй зашли слишком далеко… Главное, все закончилось хорошо. А еще прошло уже много времени, большая часть учеников наверняка разъехалась, кто куда, другие забыли…  Еще у пары местных лохов, он, помнится, как-то занял денег, но это были такие смешные суммы, что о возврате как-то неприлично было и думать. Тем более, что это было давно.  Все нормально, Валдон, - подбодрил он себя, все путем. Автобус свернул с шоссе на узкую дорогу. До Ивановки оставалось часа два езды.



               
    Новая амбулатория.               

   Никто из жителей Ивановки не смог бы точно сказать, когда в селе появилась передвижная амбулатория. Амбулатория представляла собой большой белый фургон из пластика, на двух небольших колесах и с прицепным устройством. Амбулатория удобно расположилась в тени больших ив, растущих на берегу сельского пруда, недалеко от центральной улицы рядом с единственным в селе перекрёстком. И вот, амбулаторию увидел председатель правления с.Ивановка Советского района Воронежской области Глебов Дмитрий Иванович, по пути на работу, в правление.  Дмитрий Иванович жил здесь же, на Центральной улице, не так близко, чтобы дойти пешком, но и не так далеко, чтобы ехать на машине. Поначалу это было проблемой. Оптимальным средством мог бы быть велосипед, но Дмитрий Иванович – не какой-нибудь хипстер, он – уважаемый, можно сказать, пожилой человек, председатель правления. И поэтому надо заботиться о том, чтобы у людей складывалось нужное впечатление. В конце концов, Дмитрий Иванович пришел к единственно правильному решению. В выходные дни он мог позволить себе быть ближе к народу и пройтись по селу на своих двоих. В рабочие же дни он передвигался на специально купленном для этого черном Ауди Кью Восемь с тонированными стеклами и кондиционером. Однако сегодня Кью Восемь отказался заводиться, проклятая электроника, и Дмитрию Ивановичу пришлось добираться до правления пешком, пачкая костюм и туфли дорожной пылью. Надо подумать о покупке резервного авто, размышлял Дмитрий Иванович. По правде говоря, это было не самой важной проблемой. Куда больше Дмитрия Ивановича занимала проблема его бизнеса. Бизнес – это растущее чудовище. Заведя его однажды, нельзя остановиться. Его надо кормить и растить в надежде оседлать когда-нибудь. А если забудешь покормить – твой бизнес сожрёт тебя, как и поступают чудища. Даже если ты председатель правления ООО «Ивановское», а твоя жена – его бухгалтер. Сказать по совести, Дмитрий Иванович был вполне счастлив до и без всякого бизнеса. Но Алина очень любила деньги. Она любила их всегда, а когда почувствовала вкус денег, ее как будто переклинило. Кто бы мог подумать, что дочь сельского комбайнера и доярки станет заказывать кухни в Италии! А еще она стала гордой и разборчивой. Ей стал нужен выход в свет. Односельчане превратились в деревенщин и колхозников. Потребовался бизнес, так как это модно и престижно, это статус. И это доход, деньги.  Однако реальный бизнес – это чудовище, и чудовище голодное. Ненасытную глотку бизнеса Дмитрий Иванович заткнул большим кредитом, выданным на ООО «Ивановское». Этого хватило на полгода. Затем последовал еще кредит, взятый на учрежденное для этого ООО «Хлебороб». Потом – махинации с государственными деньгами. Алина с легкостью ставила подписи под документами, способными упечь их на много лет.
   - Все так живут, - говорила она, - хочешь жить, умей вертеться.
Теперь все легальные и не очень способы добыть денег были исчерпаны. Бизнес требовал очередной жертвы. Разумеется, односельчане не ведали о масштабах бедствия. Техника (заложенная банку) худо-бедно работала и даже иногда ремонтировалась, поля и свиноферма (заложенные другим двум банкам) также давали некоторый доход (уходивший, впрочем на уплату растущих умонепостижимо процентов). Жители работали, получали хоть и небольшую, но, все же зарплату – в этом вопросе Дмитрий Иванович проявлял каменную твердость, хотя Алина не раз уже предлагала заморозить выплату зарплат на месяц-другой и крутануть деньги в банке. Нужно было где-то срочно достать денег, чтобы поддержать треклятый бизнес, чтобы он когда-нибудь вышел на точку безубыточности. Размышляя так, председатель правления вышел к сельскому пруду и тут же увидел белый фургон амбулатории. Деликатная натура Дмитрия Ивановича возмутилась. Все-таки он – не последний человек здесь, в Ивановке, и никто не доложил и не оповестил. Все-таки неблагодарные люди его односельчане, если о происходящем он узнает, лишь случайно что-то увидев. Председатель правления подошел (пыль на туфлях и внизу брюк превратилась в грязь, смешавшись с росой) к двери передвижной амбулатории, к которой поднимались легкие  алюминиевые ступеньки. «Амбулатория»  - сообщала надпись красным по белому. Дмитрий Иванович поднялся по ступеньками, постучался  и повернул хромированную ручку.
   Когда дело было сделано, и входная дверь трейлера затворилась, выпустив побледневшего директора колхоза, сидевший за конторкой сказал:
   - Ну вот, скоро всё будет в полном порядке. И усмехнулся. Это был человек неопределенного возраста, невысокий, лысоватый и в дорогом сером костюме.
   - Вы очень умны, господин, - гулким басом отозвался ему высокий санитар с суровым лицом. На шее санитара был пластиковый бандаж, надеваемый при травмах шеи. В его голосе слышалось искреннее почтение, - Ловко вы это придумали. Он мыл руки в рукомойнике, висящем на стене. Красная вода быстро уходила вниз.
   - Я, кажется, просил обращаться ко мне проще, без чинов, - напомнил человек в костюме. – Скоро придет время, и вот тогда пусть кто-нибудь попробует обратиться ко мне без должного почтения. Он поднялся из-за конторки и с мечтательным видом прошелся по тесному коридору трейлера. При этом человек в костюме заметно припадал на правую ногу, а каждый его шаг сопровождался глухим стуком. Мечтательное выражение на его лице сменилось гневной гримасой.
  - Так и будет! –  с такой силой воскликнул он, что вздрогнули жалюзи, закрывающее небольшое окно, и топнул здоровой ногой.
  На лице его собеседника отразился испуг. Он как будто бы съежился, хотя был на голову выше и раза в три шире своего господина. Приложил палец к губам, показывая на улицу. Неснятые перчатки облегали искривленные, плохо работающие  пальцы.  Оба замерли и прислушались.
    Впрочем, вокруг трейлера никого не было….
    Дмитрий Иванович медленно шагал по краю дороги. Ноги вели его домой. Навстречу ему попадались редкие односельчане, которые здоровались с ним. Кто подобострастно, кто сдержанно, а кто и глядя изподлобья.  Дмитрий Иванович не замечал этого. Он находился в странном состоянии. Очевидно, наркоз еще действовал. Перевязанную руку он спрятал за пазуху, запахнув её в пиджак. Рука его пока не беспокоила, хотя доктор (доктор ли?) предупреждал, что после того, как окончится действие наркоза, он может почувствовать боль. Тогда надо будет принять таблетку, упаковка которых лежала сейчас во внутреннем кармане пиджака Дмитрия Ивановича. Он пытался вспомнить, что же с ним произошло в трейлере. Как-то так вышло, что ему предложили сделку, и весьма странную. Продать свой указательный палец, вот что предложили ему. Всё бы ничего, но сумма денег, предложенная за указательный палец с правой руки председателя ООО «Ивановское» позволила бы ему удержать это самое ООО «Ивановское» некоторое время на плаву и даже,  возможно, избежать уголовной ответственности, тень которой неумолимо нависала над головой Дмитрия Ивановича день ото дня всё сильнее. Чего уж там, ему предложили спасение. И сделали это предложение как нельзя вовремя. Дмитрий Иванович остановился. Достал левой рукой платок, вытер пот со лба. Аккуратно выудил из кармана смартфон. С непривычки было трудно тыкать в экран левой рукой. Но ему удалось набрать нужные цифры правильно. Пришлось подождать немного, пока через мобильный интернет придут данные. Деньги были на месте. Значит, не приснилось. Дмитрий Иванович облегченно вздохнул, и продолжил свой путь. Настроение быстро улучшалось.


                Старая церковь.

      На Ивановкой проплыл звон колокола. Разгорался погожий летний день. Был конец июня. Дьякон Георгий Торопов стоял на колокольне Ивановской церкви. Не так давно он был послан в Ивановку, чтобы стать настоятелем местного храма. Дело было за малым – надо было привести в порядок заброшенную церковь, заново освятить её и начать пасти овец божьих, как и подобает доброму пастырю. Дьякон Георгий был радушно встречен председателем Дмитрием Ивановичем с супругой, поселен на квартиру к хозяйке Клавдии Тихоновне, старушке милой, но пьющей, и… на том всё и закончилось. Дьякон Георгий оказался предоставлен самому себе. Ему никто не мешал. Но никто и не спешил восстанавливать старую заброшенную церковь, в которой в советские времена помещался сельский продуктовый склад. Благодаря этому обстоятельству церковь не была разрушена, и даже временами ремонтировалась, но всё равно отправлять службы в настоящем её виде было нельзя. Фрески на стенах были когда-то закрашены краской. Со временем дешевая краска местами отвалилась, открыв кое-где лики святых. Ржавый крест, снятый когда-то местными коммунистами, отыскался в подвале, присыпанный слоем земли. Изо всей батареи колоколов остался всего один, остальные были расколоты, как говорят, пулями комиссаров, стрелявших по ним из наганов. Этот самый уцелевший колокол дьякон осторожно снял с проржавевшей оси, принес в дом и долго отмывал горячей водой, и натирал песком и содой. И вот теперь старый колокол запел, впервые, может быть, за почти век! Мелодичные звуки раздавались над прудом, по которому плыли белые утки, над желтым полем, над деревьями и дорогой, а местные жители удивленно поднимали головы, слушали звон металла и ненадолго застыв, задумывались над чем-то.
    Дьякон Георгий тоже задумался, слушая колокольный звон. Он был послан сюда подобно апостолам, чтобы заново вселить веру в души мирян. Однако местные миряне были подобны тем росткам, что посеяны при дороге, или в ущелье, или среди сорняков. Они были вроде бы рады послушать проповедь Георгия в местном ДК и раз, и другой, но с каждым разом таковых желающих становилось почему-то всё меньше. А когда дьякон Георгий обратился к пастве с речью о том, что надо бы собрать средства на хотя бы мало-мальский ремонт церкви, чтобы хотя бы можно было начать проводить службы в ней,  прихожане стали опускать лица и отводить глаза. Нет-нет, многие из них готовы пожертвовать сотню-другую на храм, но сейчас ведь такие цены! А много ли денег у крестьянина? Надо и обуться, и одеться, и детей накормить.
    - Пусть Москва дает! Мы своё в девяностые до копейки отдали! По-христиански! – сформулировал общую мысль бодрый старикан, известный под кличкой Дед Чиняй. Он был местным чудаком, технарём и изобретателем, не верил ни в бога, нив черта, зато отличался живым техническим умом. Как и острым языком.
    Дьякон Георгий не был речист. То, что с трудом умещалось в нем самом, окончившем семинарию, читавшем много церковных книг, как это всё можно было донести до людей, часто малограмотных, ставших циниками, постоянно обираемыми всеми кому не лень. Десять заповедей? Кто соблюдает те заповеди? Кто помнит их? Ах, если бы Создатель послал ему дар совершить хоть небольшое чудо! Ведь апостолы проповедовали делами – излечивали больных, даже воскрешали мертвых! Они знали мысли наперед, к ним являлись ангелы Божьи. А что имеет дьякон Георгий? Веру с горчичное зерно? Почему же тогда не то что гора не сдвигается с места, но даже маленькое чудо не может произойти во славу Божью? Как достичь той веры? Дьякон Георгий стоял на ветхой колокольне, погрузившись в себя, забыв про колокол, и думал.
     Конечно, он пытался переговорить насчет ремонта храма и с председателем ООО «Ивановское» Дмитрием Ивановичем Глебовым, однако как только речь зашла о деньгах, тот сморщился и заметно помрачнел. Его радушие как-то сразу потускнело. Затем, изменившимся тоном, ставшим уж слишком официальным, сообщил молодому дьякону, что ООО «Ивановское» находится в сложном финансовом положении (что вполне соответствовало истине), и, хотя церковь – это, конечно, хорошо и правильно, но вот сейчас, в данный момент, идет посевная, техника требует топлива и ремонта, да и вообще село еле сводит концы с концами.            
    -Может быть, осенью, после уборки урожая… - начал Дмитрий Иванович, глядя куда-то за Георгия, - Но, скорее всего, нет. – Докончил он, отводя взор.
  Тогда дьякон Георгий решил личным примером сподвигнуть односельчан на богоугодное дело. Он не без труда снял с церковных ворот большой ржавый замок и вошел внутрь. В его руках была лопата. Тачку он оставил у ворот. Под ногами сразу захрустели осколки. Один угол был сильно закопчен и виднелись остатки кострища. Подоконники были засижены голубями.  На грязном полу тут и там валялись банки из-под пива и энергетиков, рваные пакетики от чипсов и прочий мусор, среди которого были, между прочим, и пара  использованных гондонов. На стенах тут и там бросались в глаза яркие граффити, некоторые из которых по своему содержанию никак нельзя было отнести к христианским. Церковь была определенно осквернена и загажена. Но это не смутило дьякона.
    - Начнем, благословясь! – сказал он в гулкое помещение. И принялся очищать церковный зал.
Его руки, привыкшие больше к кадилу и церковным книгам, чем к тачке и лопате, очень скоро заявили резкий протест. Однако, простота физического труда имела свою прелесть. По мере того как помещение церкви очищалось от многолетнего мусора, настроение молодого дьякона становилось всё лучше. В конце концов, неисповедимы пути Господни. И Господь Бог сделает всё так, как ему нужно. Именно так, а не иначе. И дьякон Георгий покатил очередную полную тачку к дальнему оврагу, где была сельская свалка.
    Его путь пролегал мимо отдельно стоящего дома, весьма необычного вида. Стены и кровля большого одноэтажного дома были сплошь обшиты как будто бы стеклянными плитками. Дом окружал высокий забор, за которым виднелся еще более высокий амбар и ржавая металлическая стрела, напоминающая стрелу подъемного крана. На холме, недалеко от дома, стояли два больших ветряка, которые, впрочем, не двигались из-за тихой погоды. Перед домом стоял большой пикап, нагруженный мелко порубленными дровами. В кузове пикапа размещался большой баллон с трубой, из которой поднимался легкий дымок и с дверцей как у печки-буржуйки. Крепкий седовласый мужчина, которого все звали дед Чиняй, совал в топку маленькие чурбачки, разводя внутри огонь.
  - Доброго дня вам и с праздником вас! – приветствовал его дьякон, проходя мимо со своей тачкой.
  - Доброго дня! – выпрямился тот. Он закрыл дверцу, покрутил какую-то рукоятку и вышел на дорогу, отирая руку для рукопожатия о рубаху, - А что за праздник сегодня?
  - День святого Луки Войно-Ясенецкого, - отвечал дьякон Георгий.
Дед Чиняй задумался.
  - Что ж он сделал-то, этот ваш Лука, что праздник в честь него?
  - Был врачом, людей лечил. А потом стал православным священником.
Дед Чиняй задумался снова.
   - Так если праздник, работать грех? – он кивнул на полную тачку, - Это у старухи столько накопилось? То есть, у Тихоновны, прости господи?
   - Нет, - мягко улыбнувшись, возразил дьякон Георгий, - это из сельской церкви. А делать работу можно в любой день, за исключением больших праздников. У нас ведь в церкви каждый день поминается какой-либо святой, либо какое-нибудь событие. Церкви-то православной – две тысячи лет, сколько всего за эти годы было!
  Дьякон взялся поудобнее за рукоятки тачки и хотел было двинуться дальше. Но дед Чиняй остановил его.
   - Постой-постой! Так ты, значится, церкву чистишь? Хорошее дело, да только вот… - дед Чиняй наморщил лоб, подбирая слова. – Ты в предсказания веришь?
    - Я верю в библейские пророчества - ответил дьякон Георгий.– Эти пророчества сбываются, и притом буквально. Всё остальное весьма сомнительно. – Он пожал плечами.
   - Дело в том, - дед Чиняй понизил голос, - у меня бывают иногда озарения, что ли.
   Иногода, чаще за работой, когда мозг занят какой-нибудь прикладной задачей, а точнее, работают руки, вдруг возникает картинка, как будто видение. Обычно оно очень кратко, но отпечатывается в памяти во всех подробностях. Например, сегодня, во время заготовки топлива для автомобиля, перед дедом Чиняем  вдруг возник образ старой сельской церкви. И будто бы в этой церкви произошло некое противостояние. Будто бы какое-то зло явилось туда и вызвало к себе на бой кого-то. Что это за зло и чем всё закончилось – непонятно, видение как пришло, так и ушло, и дед Чиняй уж почти забыл о нем, но вид дьякона напомнил ему об увиденном.
   Дьякон Георгий задумался, вспомнив о кострище, граффити и свежевыпитых смятых банках, часть из которых находилась в данный момент в его тачке. Очевидно, он изменился в лице.
  Дед Чиняй тоже задумался ненадолго. Солнце поднималось в зенит. День вступал в свои права.
  - Я растопил машину, - поймав недоуменный взгляд дьякона, дед Чиняй пояснил, - Газогенераторная установка, пиролизный газ. Машина ездит на дровах, бесплатное топливо. Так вот, я растопил установку, чтобы ехать в город, но вспомнил, что банковская карта кончилась, чтоб ее. В руках деда Чиняя появился потрепанный бумажник, из которого он действительно вынул затертую карту сбербанка.
   - Видимо, это уже возрастное, - продолжил он, - Не буду ходить вокруг да около, но негоже возить всё это тачкой. Имею желание помочь вам вывезти мусор. Мне это безобразие порядком надоело. Хоть я и не верующий, но сочувствующим меня назвать можно. Он усмехнулся. Всю жизнь при Советах прожил. По молодости в Маркса с Энгельсом верил, а сейчас верю только вот в это. – Он показал свои трудовые руки, а затем приставил указательный палец к высокому лбу.



                Тайные приготовления.
 
     Стояла теплая летняя ночь. Время было уже около двух часов. Большой белый трейлер с надписью «Амбулатория» едва виднелся в тени старых ив. Казалось, он тоже был погружен в глубокий сон. Однако, это было не так.  Внутри трейлера горел яркий белый свет. Окна были тщательно закрыты выдвижными ставнями и задернуты плотными занавесками. Двое мужчин склонились над операционным столом.
   - Ну, давай уже, снимай свои рукавицы, - вполголоса сказал темноволосый, усмехнувшись. Поверх его серого костюма был надет белый фартук. На столе стоял эмалированный таз. В тазу лежало несколько человеческих пальцев, весьма отличавшихся друг от друга, как будто принадлежавших различным людям, мужчинам и женщинам разных возрастов. Один из них явно когда-то принадлежал молодой и, очевидно, симпатичной особе, во всяком случае, на это указывала чистая белая кожа и безупречный маникюр. Пальцы тонким слоем покрывал легкий иней, так что они слегка дымились в тазу, покрытом крошечными капельками конденсата.
  - Что, и этот тоже? – удивленно вопросил высокий, с бандажом на шее.
  - Будешь модничать, - ухмыльнулся человек в костюме и фартуке, - пусть оттают немного. Между тем, высокий, присев на кушетку у стены, старался стянуть со своих кистей лиловые медицинские перчатки. Это у него плохо получалось. Руки не слушались, а искривленные негнущиеся пальцы никак не могли ухватить край.
  - Давай сюда свои лапы, - человек в костюме крепко схватил высокого за руку и рывком сдернул перчатку с его руки. Оба озадаченно посмотрели на то, что им открылось.
  - Хуже уже не будет, - сказал наконец невысокий, и улыбка вернулась на его лицо, чего нельзя было сказать о его пациенте. Затем человек в костюме и фартуке начал деловито готовить инструменты.
    Не прошло много времени, когда оперируемая рука преобразилась. Теперь она выглядела куда лучше. Изящный палец с маникюром расположился на месте мизинца. Аккуратные швы были почти незаметны. Высокий человек с бандажом на шее заметно повеселел. Однако, его компаньон оставался серьезен. Он тщательно вымыл руки и отер их чистым полотенцем. Ненадолго скрывшись за перегородкой, он вернулся с книгой в массивном металлическом переплете. Переплет выглядел старым, его желтоватый металл был тускл, покрыт царапинами и пятнами окислов. Сняв фартук, человек в костюме расстегнул металлическую застежку переплета и открыл книгу.
   - Туши свет, - приказал он. Потом, вспомнив что-то, махнул рукой. Достал из шкафчика толстый огарок свечи в низком тяжелом подсвечнике. Зажег его, и нашарив выключатель, сам погасил верхние лампы. Он начал читать. Это был, очевидно, иностранный язык, возможно, латынь. Невозможно было разобрать слов. Много окончаний на «us» и «аs». Человек в костюме читал долго, так долго, что высокий уже начал дремать, склонив голову.
   - Константин! – резкий оклик разбудил его. Перед собой он увидел грозное лицо человека в костюме.
   - Да, господин! То есть Януш… То есть Иван Казимирович… Я здесь!
   - Если ты будешь вот так сидеть и спать, ничего не выйдет. В конце концов, это твои руки. Если тебе они не нужны, мне они не нужны тем более.
   - Я не хотел… Правда, не хотел, - оправдывался тот, кого звали Константином, и было странно слышать его извиняющийся тон. Этот тон никак не вязался с его высоким ростом и крепким сложением. Очевидно, человек в сером костюме обладал большой властью над ним. Не удостоив Константина ответом, тот вновь принялся читать по книге. Закончив, он произнес:
   - Подвигай пальцами!
Константин попытался. Пришитые пальцы висели неподвижно. Константин потряс рукой. Пальцы вздрогнули, но остались также безжизненно висеть.
  - Все ясно, – Януш, он же Иван Казимирович захлопнул книгу и застегнул металлическую застежку.
   - Что такое? – спросил Константин с недоумением. – Они не слушаются.
   - А с чего бы им тебя слушаться?! – крик человека в сером костюме мгновенно наполнил тесную комнату трейлера. Искаженное гневом красное лицо нависло над Константином. Тот инстинктивно отшатнулся, упав на кушетку. – Или ты думал, что Иван Казимирович всё устроит, пока ты тут куняешь? – продолжал он уже тише.
   Константин не знал, что сказать. Он молчал, уставившись на свои смешные, разнокалиберные неживые пальцы. Так прошло много минут.
   - Нас слишком мало, – сказал, наконец, Януш, он же Иван. Его тон стал спокойным, раздумчивым. - Все дело в этом. И у нас нет веры. Я не верю, потому что знаю. Ты не веришь, потому что глуп. Нам нужны фанатики, много фанатиков с горящими глазами.  Их вера даст нам силу. Почему тот, кто против нас, всегда ищет веры? Потому что, так устроен мир. Не мы его устроили таким образом. Но это работает, и всё тут. Такова физика этого мира. Таков его закон.
   Он прошелся по комнате, обдумывая что-то. Затем повернулся к Константину, не смевшему подняться с кушетки, и сказал:
   - У нас с тобой будет всё. Только будь верен мне. Будь мне верен, и будешь моей правой рукой. Тебя будут бояться и уважать. Тебя будут слушаться. Ты будешь богат. Ты получишь всё, что захочешь, но после меня. Только будь мне верен, Константин Штайнер! Кто я тебе? Отвечай!
  - Ты - мой господин, - ответил Константин, выпрямившись во весь рост.
  - На колени! – приказал Януш, ткнув указательным пальцем в пол, устланный темным ворсистым ковром.
  Константин Штайнер упал на колени и поцеловал протянутую ему руку с тусклым золотым перстнем.
  - Сожми руку в кулак! – приказал Януш.
Послышался лёгкий хруст суставов. Руки Константина сжались в кулаки.
  - Разожми! – лицо Януша было словно высечено из камня.
Пальцы медленно разжались.
  - Работает… - прошептал Константин и вновь припал к ногам своего господина.
  - Ладно, вставай уже, - лицо Ивана Казимировича расслабилось, на нем появилась знакомая усмешка, - Хорош валяться. Завтра нам предстоит трудный день, будет много работы. Надо хорошенько отдохнуть.

               
                Приглашение на праздник.

     В то время как председатель ООО «Ивановское» Дмитрий Иванович Глебов направлялся домой, невзирая на ранний час, дьякон Георгий Торопов катил тачку с мусором к оврагу, а водитель-экспедитор Александр Кабаков искал ремень для своей Газели, дверь трейлера с надписью «Амбулатория» приоткрылась. Сначала по ступенькам спустился Константин Штайнер. Он подал руку, чтобы помочь своему шефу преодолеть три невысокие ступеньки. Вместо правой ноги у того был металлический костыль, впрочем, густая трава тут же скрыла его ноги по щиколотки. Почва здесь была влажная из-за протекавшей неподалеку реки, так что набалдашник костыля сразу погрузился вглубь. Сделав несколько шагов и с трудом вытаскивая костыль из вязкой земли, Януш приблизился к дороге.  Там, на дороге, две молодые женщины, одетые в длинные расшитые сарафаны, с распущенными волосами и в венках из полевых цветов что-то говорили двум другим женщинам, местным, направляющимся, очевидно, на рынок.
   - Обязательно приходите… - донесся обрывок разговора до Януша и Константина, приближавшихся из-за старых ив.  Две женщины в сарафанах продолжили было путь, но Януш, показавшийся сбоку дороги, с улыбкой окликнул их:
  - Милые дамы! А что же вы нас никуда не приглашаете?
Тут же показался и Константин. Как и его патрон, он был теперь одет в костюм, только не серый, а черный с черной же сорочкой, но без галстука.
   - Какие мужчины! – воскликнула та, что была побойчее, да и, прямо скажем, посимпатичнее.
Обе молодые женщины были одеты в длинные платья из льняной ткани, вышитые разноцветной нитью и бисером. Одеяние той, что заговорила первой, было изготовлено по фигуре, а вырез сарафана привлекал внимание к весьма совершенной груди. В бойких темно-карих глазах временами мелькало выражение заигравшегося ребенка, и еще одно выражение, которое можно было назвать оценивающим, или, что точнее, приценивающимся. Определенно, эта особа могла за несколько секунд определить, насколько денежным является мужчина, стоящий перед ней в данный момент. Оглядев двоих перед собой, и быстро произведя анализ возраста, мимики и облика в целом, она пришла к выводу, что взрослый, очевидно, и есть более главный и, возможно, богатый. И в дальнейшем обращалась только к нему.
    - Вам идет этот этнический образ, - оглядывая девиц, медленно с удовольствием  произнёс Януш.
    - В нашем городе все так одеваются, - дежурно улыбнулась в ответ красавица, но было видно, что комплимент вероятно богатого и, возможно, влиятельного взрослого мужчины пришелся ей по нраву.
   - В каком таком городе? В Ивановке? – удивился тот.
   - Разве вы не слышали о городе солнца?  - пришла очередь удивиться молодой женщине.
Оказалось, что неподалеку от Ивановки находится поселение, основанное несколько лет назад неким человеком, называющим себя Яроврат, или Яроврат Свободный. Там живут люди, так как жили их предки на Руси много веков назад, ведут натуральное хозяйство, занимаются ремеслами и промыслами. Пашут землю, собирают ягоды, коптят рыбу, прядут шерсть и лен, делают резную деревянную мебель и предметы обихода. Собственно, это поселение и называется городом солнца. Они мало сообщаются с внешним миром, даже со своими соседями, ивановцами. Но очень скоро в городе солнца состоится большой праздник, на который и приглашаются и жители Ивановки. Но приглашаются не все, а только те, кому близок уклад вольной жизни на лоне природы, и кто готов в будущем, возможно, стать одним из жителей этого города.
   Януш слушал с нарастающим интересом. Константин сосредоточил свое внимание на самой рассказчице. Ее спутница не произвела на него сильного впечатления. Она не была красива, а в синих глазах застыло туповатое фанатичное выражение.
    - Приглашаем вас на праздник! – закончила рассказ красавица и добавила, - Но если захотите сделать пожертвование, то будете нашим особым гостем.
     - Так вы солнепоклонники? Простите, не знаю вашего имени, - осведомился Януш. Его улыбка была приветливой, почти доброй.
    - Я - Веда, а она – Любава, нас так зовут в городе Солнца. Каждый, пришедший туда, получает новое имя.
    - В знак того, что начинает новую жизнь, – добавила вторая женщина. Нельзя сказать, что ее голос был мелодичен. Однако в нем слышалось убеждение. Если не сказать, фанатичная вера.
    - Так вы поклоняетесь солнцу? – повторил Януш свой вопрос.
    - Ну, не совсем… - замялась та, что назвалась Ведой, и обратила взгляд на свою спутницу.
    - И солнцу тоже, так как оно дает свет, тепло и любовь – немедленно и с прежней убежденностью добавила та, которую звали Любавой.
    Чудные имена не смутили Януша.
   - Прелестно, - ответил он, разведя руками. Будьте уверены, мы обязательно будем на вашем празднике. Я, Януш Калишер, и мой друг и коллега Константин Штайнер. И я хотел бы стать именно почетным гостем, подчеркиваю это!
   


 
                Заботы председателя.

   Подойдя к дому, Дмитрий Иванович остановился, вдруг вспомнив нечто важное. Перед домом, на мощеной площадке стоял кабриолет жены, Алины или Алины Сергеевны, как она с некоторых пор себя стала называть. Дмитрий Иванович осторожно выудил из кармана смартфон, сверился с календарем. Выходило, что в своих переживаниях и заботах он совсем забыл о том, что сегодня его женушка возвращается  из какой-то там развлекательно-деловой поездки, о которой, как он смутно помнил, она не так давно предупреждала его. А он совсем забыл об этом обстоятельстве и не подготовился. Однако, вместо смущения и растерянности, Дмитрий Иванович ощутил давно подзабытое чувство уверенности в себе и даже пассионарности, способность решать вопросы! Поэтому он, не раздумывая, пересек двор и энергично (но всё же стараясь не задеть травмированную руку) потянул на себя тяжелую массивную дверь. Его жена-красавица, очевидно, прибыла совсем недавно, так что еще не успела снять с себя приталенного светлого пиджака, который выгодно подчеркивал ее все еще очень неплохую фигуру. Она не выглядела утомленной, а смотрелась свежо и здорово, как человек, совершивший небольшую утреннюю прогулку. Увидев вошедшего Дмитрия Ивановича, она сразу же почувствовала, что есть хорошие новости. А тот не стал тратить время зря, подхватил благоверную на руки (сморщившись от боли, неудачно ткнулся перевязанной кистью) и уединился с ней в спальне надолго. Черт знает, когда последний раз он был так решителен и властен! В последнее время финансовые неудачи сильно пошатнули самооценку председателя ООО «Ивановское». И сексуальнее здоровье тоже. Но сегодня, сейчас, всё было как встарь! Всё-таки, наличие бабок у мужика его мужиком и делает. В прямом смысле.
     Уже расслабленно полулежа на подушках, покуривая и обнимая Алину, Дмитрий Иванович услышал её осторожный вопрос:
   - Дим, а что у тебя с рукой?
Сначала было Дмитрий Иванович хотел отшутиться, сказать «поранился на производстве» или что-то в этом роде, но вопрос жены вернул его в реальность, заставил вспомнить в подробностях утренние события. То, что произошло, не могло быть объяснено его разумом. Разум Алины, возможно, для этого годился больше. И поэтому Дмитрий Иванович, начав издалека, прикуривая очередную сигарету от окурка предыдущей, рассказал всё, что приключилось с ним сегодняшним утром, не упустив малейших подробностей. Алина слушала, не перебивая, также куря длинные тонкие сигаретки. На ее лице отразилась работа мысли.
   - Так значит, они сами предложили? – уточнила она, - И деньги действительно пришли?
   - Пришли! – Дмитрий Иванович потянулся к пиджаку за смартфоном, - сейчас покажу.
Но Алина, встав, уже накинула халат и отправилась в ванную. После недолгого отсутствия вернулась уже одетая, подошла к компьютеру, села  и быстро застучала по клавишам.
  - Да, вижу… - На мониторе быстро открывались окна, смартфон мужа коротко брякал СМС-ками подтверждения, - О-о! Неплохо!
    Было действительно неплохо. Сегодняшняя сумма позволяла уплатить проценты по всем кредитам, что освобождало ООО «Ивановское» и ООО «Хлебороб» от неприятных процедур взыскания и, возможно, банкротства. Однако, оставалось еще, как говорят банкиры, тело долга. И это тело продолжало висеть тяжким бременем на теле самого Дмитрия Ивановича. Вот если бы каким-то образом появилась еще одна подобная сумма… Эта мысль пришла одновременно в голову им обоим. Супруги обменялись многозначительными взглядами. Дмитрий Ианович первым отвел взор и осмотрел свою правую руку. Через толстый слой бинтов проглядывали два темных пятна, а кисть постепенно наливалась ноющей, довольно неприятной болью. Кроме того, правая рука была краснее и как будто больше левой.
   - Тебе надо сделать перевязку, - нашлась Алина.
   
   И вот, так уж вышло, что Дмитрий Иванович снова оказался перед большим белым трейлером с красной надписью «Амбулатория».  Кабриолет с поднятым верхом ожидал его недалеко, на обочине дороги.
    - Только сделаю перевязку! – сказал он себе зачем-то, берясь рукой за хромированную ручку. Еще оставалась надежда, что дверь окажется закрытой. День уже клонился к вечеру, а часов работы на вывеске указано не было. Возможно, внутри уже никого и нет. Однако пластиковая дверь легко отрылась, и Дмитрий Иванович вошел внутрь.


                Праздник солнца в городе солнца.

    Жаркий день сменился теплой ночью. В пока еще не совсем кромешной тьме стрекотали невидимые сверчки. В домах Ивановки постепенно гасли окна. Трейлер «Амбулатория» едва виднелся под сенью старых ив.
   - Ну вот, теперь у нас есть то, чего нам так не хватало, - Януш Калишер, сидя на диванчике аккуратно стянул с себя брюки, сложил их и повесил на спинку стула. – Так что скоро состоится наш выход в свет. И усмехнулся.
   Он отстегнул от бедра костыль и бросил его в угол. Костыль издал глухой звук скрывшись в высоком ворсе ковра. На столе, накрытом чистой простыней и клеенкой, лежала правая нога, которой так не хватало Янушу.
   - Немного длинновата, но ничего, обкатается, - поляк не скрывал удовольствия. Беднягу председателя, который пришел продать второй палец, ждал большой сюрприз. Однако, жадность и трусость оказались сильнее, и вот, у Януша Калишера теперь новая нога. Не железная, которую сработал сумасшедший мастер из гаража, а самая настоящая, мясная! Осталось только приделать ее на положенное место. Та роль, которую он себе приготовил, не допускает одноногости и прочих явных дефектов. Всё должно быть в полном порядке. Поэтому, когда двое вышли из трейлера, они выглядели вполне респектабельными и благополучными людьми. Из неприметного полуразрушенного сарая показалась большая темно-серая машина Ауди-200. Ее подогнали поближе к трейлеру. Из открывшегося грузового люка на свет показался дешевый гроб, обшитый красной тканью и белой бахромой. Этот гроб исчез в бездонном багажнике Ауди. Перегородка между багажником и салоном была снята, как и спинка заднего сиденья, так что гроб оказался наполовину в салоне. Туда же последовала и крышка. Тщательно закрыв трейлер, Януш и Константин сели в машину, и не зажигая фар, потихоньку двинулись по главной улице Ивановки в направлении города солнца.
    В городе солнца начинался праздник. На центральной площади возвышалась сколоченная из слегка отесанных бревен эстрада, освещенная огнем большого костра, разложенного напротив. Пламя выхватывало из темноты бревенчатые строения – избушки, крытые соломой или гонтом, амбарчики, украшенные затейливой резьбой, бревенчатые же ограды и башенки.  Огонь постепенно подбирался к большому столбу, напоминавшему фаллос. Его сгорание, очевидно, и было апофеозом праздника. Вокруг костра стояло человек восемьдесят, взявшись за руки. Это были мужчины разных возрастов  и женщины, преимущественно молодые и симпатичные. Женщин примерно на треть больше. Все были одеты в народном стиле. Девушки – в сарафаны и длинные льняные платья, не скрывавшие, впрочем стройности фигур, на головах – венки из живых цветов. Мужики – в косоворотки, шаровары и лапти. Еще чуть поодаль, также кружком, расположились музыканты с дудками, гуслями, барабанами и бубнами. Все это производило невероятный шум. Предводительствовал всем этим энергичный мужичок, стуловатый и козлобородый, с пронзительным голосом.
     - Почтим же веру наших предков! – заголосил он, воздев бороду кверху и растопырив руки.   
     - Слава Яроврату Свободному! – послышались в ответ нестройные голоса.   
   Козлобородый взял  печной ухват на длинной ручке и сунул его в жарко горящий костер. К темному небу тотчас взвился сноп оранжевых искр.
     - У-у-у! – загудела толпа.
   Ухват двинулся обратно. Теперь на нем висел дымящийся чугунок, закрытый крышкой. Двое мужчин бросились помогать. Отойдя подальше, козлобородый аккуратно водрузил чугунок на круглый стол, приготовленный неподалеку. Сняв крышку, долго нюхал, смотрел так и сяк. Потом объявил:
   - Готово!
 Под одобрительный гул и крики вылил содержимое чугунка в большую глиняную чашу, добавил еще чего-то из стоявших на столе банок, бутылок и коробочек, перемешал и пустил чашу по кругу. Каждый делал глоток и передавал чашу следующему. Периодически все воздевали руки кверху и славили своих предков, свою счастливую жизнь, и, конечно, Яроврата Свободного. Музыка народных инструментов обрела ритм. Веселье набирало ход.
     Примерно в это время из темноты  вышел невысокий человек. Его серый костюм смотрелся несколько неуместно среди этой этнически оформленной обстановки. Однако, то обстоятельство, похоже, его ничуть не смущало. Человека сопровождали две молодые женщины по имени Веда и Любава. Веда, протиснувшись сквозь хоровод, легко подбежала к обладателю козлиной бородки и что-то быстро проговорила ему на ухо. Тот кивнул, закончил переставлять свои банки и баночки, и направился к эстраде. Взлез на нее, пригласив за собою и пришедшего. Януш последовал за ним. Козлобородый схватил дубину и ударил ею в медный гонг, висевший на эстраде.
    - Ти-и-ихо! – рявкнул он пронзительным голосом так, что все сразу обернулись. Музыканты сразу утратили ритм и бросили игру. Но некоторые из праздновавших, очевидно, уже так вошли в раж, что хоровод продолжал двигаться и без музыки. Бородач снова ударил в гонг и завопил:
    - Стойте все! Дайте тишину!
Наконец, большинство собравшихся подняли головы и увидели стоявших на эстраде. Хоровод распался. Толпа обступила стоящих на возвышении.  Большой костер разгорелся в полную силу, так что становилось жарко. Пламя охватило фаллический столб. Толпа было загудела, но Януш развел руками, желая тишины.
   - Хочу представить вам нашего почетного гостя….- громко крикул бородач, но Януш жестом остановил его.
   - Позвольте, я сам, – хотя Януш говорил и негромко, его голос был звучен и силен. Сразу воцарилась полная тишина. Слышно было только потрескивание костра.
   - Итак, благочестивые горожане, приятно посмотреть на ваши труды, - Януш обвел взглядом толпу. Все внимательно смотрели на него. – Я вижу ваше старание. Вы ищете бога, не так ли?
  - Солнце – наш бог! – вскричал козлобородый и воздел руки кверху.
  - Солнце! Слава Яроврату Свободному! – полышались нестройные крики в ответ.
Януш Калишер резко повернулся на каблуках своих блестящих туфель, в которых отражались всполохи костра. Он удивленно рассматривал бородатого лупоглазого мужчину в косоворотке, стриженного под горшок.
  - Разве я просил вас вмешиваться?
У того, вероятно, еще была возможность как-то исправить положение и спасти свою жизнь. Но легкое чувство опасности было заглушено возмущением, что зарвавшийся гость, пусть почетный, пусть и отслюнявивший энную сумму, претендует на роль вожака стада. Бородач выпучил глаза, воздел руки и… упал навзничь. Он больше не поднялся. Одновременно с этим рухнул фаллический столб, взметнув вверх целый ворох искр. В толпе послышались крики и ропот. Как ни в чем не бывало, Януш поверулся к народу.
  - Этот человек был не достоин. А вы, вы все, - он обвел рукой собрание, - достойны того, чтобы обрести настоящего бога!
  - Кто это? Кто это он? – послышались крики и возгласы.
  - Мое имя – Януш Калишер, - человек в сером костюме говорил медленно, обводя глазами всех присутствующих, так что казалось, что он обращается к каждому персонально. – Я пришел для того, чтобы дать вам несколько знамений. Я хочу, чтобы ваши глаза открылись.
    Он подал знак одной из женщин, стоявшей в первых рядах. Это была Веда. Она быстро выхватила из толпы несколько мужчин, и они ненадолго скрылись о тьме. Вскоре мужчины вернулись, с трудом неся закрытый красный гроб. Гроб был поставлен внизу, у эстрады, как раз напротив того места, где стоял человек в сером костюме.
    - Откройте крышку! – приказал Януш.
Двое мужчин не без труда отодрали приколоченную гвоздями крышку. Внутри лежал усопший, крупный мужчина, одетый в черный костюм. Его лицо выражало скорбь и бесконечную усталость. Толпа обступила гроб.
    - Человек, лежащий перед вами – мертв или жив? – Януш обвел глазами собравшихся вокруг.
   -  Мертв.. Вроде мертв… - послышались голоса. В них слышалась сомнение.
   -  Расстегните ему пиджак! – приказал человек в сером костюме.
Когда приказание было выполнено, взору присутствующих открылось зрелище жалкое и ужасное. Усопший был сшит буквально из кусочков. Кроме того, от кадыка до паха его тело пересекал длинный разрез, который возникает в результате медицинского вскрытия. Разрез был небрежно заштопан толстыми черными нитками.
    - Убедитесь каждый, что этот человек мертв! – строго сказал Януш. – Я сказал, каждый! Подойдите ближе, послушайте сердце.
  Люди подходили, как загипотизированные. Кто-то прикладывал ухо к груди усопшего, боясь прикоснуться, кто-то осторожно касался ледяного лба рукой и отдергивал руку. Одна женщина лишилась чувств, ее подхватили и отволокли прочь. Какой-то чудак приставил маленькое зеркальце к ноздрям покойника, смотрел так и сяк, затем протер зеркальце рукавом и затем приставил к своей сопатке.
  - Не дышит, - сделал он, наконец, свой вывод.
  - Мертв ли этот человек или жив? – повторил Януш Калишер свой вопрос.
  - Мертв! Мертв! – уже твердо отозвались собравшиеся.
Человек в сером костюме выбрал из толпы ряженого, изображавшего из себя то ли столяра, то ли плотника. За поясом у того был топор, на ногах лапти, а на груди ожерелье из кованых гвоздей.
  - Забей ему в грудь самый большой гвоздь! – приказал Януш. Тот поначалу никак не мог решиться, но, ободряемый одобрительными криками, все же снял с себя один из гвоздей и вогнал его покойнику прямо в солнечное сплетение.
 - Ну вот и хорошо, - удовлетворенно произнес Януш Калишер. Он улыбнулся. – Сейчас вы увидите чудо. Вы увидите чудо и поклонитесь тому, кто это чудо совершил.
   Улыбка сошла с его лица. Януш Калишер сдвинул брови и стал что-то громко говорить на незнакомом языке, делая при этом пассы руками. Выкрикнув последнее заклинание, он замер выставив руки вперед и растопырив пальцы.
   - Верите ли вы мне? – вопросил он у смотрящих во все глаза людей.
Никто не дал ему ответа. Все смотрели и молчали.
  - Я спрашиваю, верите ли вы мне? – Януш напрягся, его глаза сверкали, жидкие растрепанные волосы упали на лицо. Голос стал вибрирующим и высоким.
  - Я верю вам.
Януш быстро повернулся на голос. Это была одна из молодых женщин, встретившихся Янушу в Ивановке. Оно назвалась тогда, кажется, Любавой. Сейчас она стояла также в сопровождении своей подруги Веды и преданно смотрела на Януша снизу вверх. Дело было сделано.
  - Встань, Константин! – приказал Януш. Его голос прозвучал как пистолетный выстрел.
Послышался скрип, гроб вздрогнул. Толпа отшатнулась, послышались охи и ахи. Константин Штайнер поднялся и сел, обвел присутствующих мутным взором. Ощупал грудь. Уцепился ногтями за гвоздь, медленно вытащил его, осмотрел. Брезгливо бросил в сторону. Затем поднялся на ноги, застегнул белую рубашку, поправил пиджак. Потянулся, развел в сторону руки.
  - Все на колени! – рявкнул Януш. – На колени передо мной!
Один за другим, все – и мужчины и женщины – повалились на колени и поклонились человеку в сером костюме. Не обошлось также без пары обмороков.
  - Вы все достойны! – прохвалил Януш Калишер. – Достойны поклониться Янушу Калишеру. Подходите и вступите в ряды моей паствы! Примите мое крещение!
   Люди подходили один за другим, гуськом. Большой костер почти догорел, оставив огромную кучу переливающихся во тьме углей. Януш Калишер сидел на эстраде на высоком деревянном стуле, принесенном из какой-то избы. Неподалеку лежало тело козлобородого. Константин Штайнер, высокий, в черном костюме, острым ножичком отхватывал кусочек от ляжки бородатого, насаживал на вилку, и, немного подкоптив на углях, давал каждому вновь обращенному.  С трудом проглотив кусок и запив варевом из чугунка, тот подходил к поляку и становился на колени. Перед Янушем на подставке стояла поролоновая подушечка для канцелярских печатей, пропитанная синей тушью. Из кармана он извлек круглую печать, открыл её, отвинтив резьбовую крышку. Это была не совсем обычная печать. Вместо резиновой поверхности с зеркально перевернутыми надписями вверх торчали многие острия тонких игл. Януш Калишер прижимал печать к пропитанной темно-синей краской подушечке, а затем с силой припечатывал руку неофита, так чтобы иглы пробили кожу и краска навсегда осталась на руке обращенного. Затем он точно также ставил печать на лоб каждого, подошедшего к нему. Лишь только женщине по имени Веда, как бы не желая портить ее красоту, Януш поставил печать не на лоб, а на грудь. Ее подруге Любаве человек в сером костюме влепил печать аккуратно посреди лба. Нельзя сказать, что это сильно испортило ее внешность. Но фанатичной веры в глазах как будто бы прибавилось. Отказавшихся вступить в ряды церкви Януша Калишера не нашлось. То, что осталось от тушки козлобородого, бросили в догорающие угли. Небо на востоке начинало постепенно светлеть. Скоро должен был начаться очередной чудесный день.

 


                Обращение ивановцев.

    Дьякон Георгий Торопов стоял у церковных ворот. Церковь значительно преобразилась с тех пор, как он впервые вошел сюда. Исчезли копоть и граффити, полы были чисто подметены, подоконники отмыты, а в окна вставлены новые стекла. Несколько односельчан приняли самое активное участие в наведении порядка внутри. Если дело пойдет таким темпом, то скоро церковь можно будет освятить и начать вести службы. Сегодня, по случаю воскресенья, было решено устроить сбор верующих да и просто всех желающих чем-либо помочь скорейшему восстановлению храма до мало-мальски приемлемого состояния. Люди постепенно подходили, так что собралось уже человек двадцать-тридцать.
    Примерно в это время здесь и появился человек в сером костюме. Оглядев присутствующих, он встал на виду и громко хлопнул в ладоши. Все обернулись.
   - Приветствую уважаемых ивановцев! – воскликнул он с радостной улыбкой.
Дьякон Георгий поспешил к месту событий. Незнакомец, одетый в серый костюм, черную сорочку и блестящие туфли, торжественно произнес:
  - Сегодня поистине великий день, и счастливы те, кто пришли первыми, ибо они получат более всех!
Дьякон протиснулся сквозь редкую толпу и встал напротив незнакомца.
  - Простите, я местный дьякон, моё имя Георгий, – обратился он к выступавшему. – А кто вы?
  - Моё имя – Януш, - торжественно объявил тот, обращаясь ко всем сразу. – Я хотел бы сказать собравшимся несколько слов.
  - Извините, но здесь не митинг, - Георгий Торопов встал напротив человека, назвавшегося Янушем. – Что вы хотите сказать им?
  - Не только им, но и вам, господин дьякон, - Януш Калишер усмехнулся. – И вам! - повторил он многозначительно.
  - Что ж, говорите, - нехотя позволил дьякон Георгий. Он вспомнил о разговоре с Дедом Чиняем. Очевидно, дед и вправду был вещим.
  - Прекрасно, - улыбка Януша Калишера исполнилась неподдельной радости.
  Он начал издалека. То, что люди пришли, чтобы помочь восстановить храм – это прекрасно и достойно всяческого уважения. В Ивановке живут, без сомнения, замечательные люди. И сама идея восстановить храм – вне всякого сомнения, очень правильна и хороша.  Загвоздка только в том, кому поклоняются все эти люди? Во что они верят? Во что предлагает верить им, в частности, этот прекраcный дьякон? Януш взял длинную паузу. Дьякон Георгий сразу понял, куда тот клонит.
   - Мы - православные христиане, учим делать добро и любить ближнего своего, - ответил он за всех. – Вы имеете что-то против?
  - Любить ближнего своего, - повторил Януш, смакуя каждое слово, - А также врагов своих! Верно?
  - Да, Господь учит, что надо благословлять и врагов своих, - Дьякон Геннадий отвечал так, как учили в свое время в семинарии, - Это, нелегко конечно, даже для христианина, но только так можно победить зло.
  - Ой ли? – театрально удивился Януш. – Если вас, к примеру, будут грабить, что же прикажете делать?
  - Отдам, что хотят и еще всё, что у меня есть – ответил дьякон твердо.
  - Красивые слова! – вздернул подбородок Януш. – Ну положим… отдадите. Ну а второй раз к вам придет тот же грабитель, что сделаете?
  - Скажу - всё, что видите, - забирайте - и благословлю.
  - Так он к вам будет постоянно так ходить, - человек в сером костюме расхохотался. – Не каждый день, естественно, а так сказать, по мере роста вашего благосостояния. И ходят ведь! Спросите тех, кто в мелком бизнесе. Что скажете, а?
  - Рано или поздно совесть проснется, - тихо сказал дьякон Георгий. – Ну а не проснется, тому Бог судья. Иному и при этой жизни прилетает.
  - Вот как? – стал серьезным Януш Калишер. То есть, кого-то здесь накажут, а кого-то там? А кто-то, глядишь,  и вовсе останется без справедливого наказания?
  - Господу Богу виднее, кого и как наказывать.
  - А может, и нет никакого бога, а? Что скажете, дьякон? – Януш Калишер подошел почти вплотную. Толпа тоже приблизилась, чтобы лучше слышать спорящих. - И никогда не было?
  - О наличии Бога мы можем подискутировать с вами индивидуально, а пока, с вашего позволения, я бы хотел занять людей работой. Они пришли, чтобы помочь. Вы позволите?
  - Одну минуточку! – Януш Калишер поднял вверх руку, обращаясь к окружавшим его ивановцам. - Послушайте!
   Он начал пылко говорить. Да, молодой дьякон, возможно где-то прав. Но ведь, черт возьми, откуда такая несправедливость? Получается, иной злодей может долгие годы творить своё зло, а возмездие настигнет его только после смерти? А честные люди, значит, должны покорно терпеть и даже потворствовать этим злым делам в надежде, что у злодея когда-нибудь проснется совесть?  Не полезнее, да и в конце концов, не логичнее ли сразу дать негодяю по рукам? Тогда, глядишь, и совесть его быстрей проснулась бы.
  Толпа одобрительно загудела, послышались крики «Правильно!» Дьякон понял, что назревает катастрофа.
  - Послушайте! – возгласил он, заслоняя собой неприятного Януша Калишера. – То, что говорит этот человек – это закон мира сего. Зуб за зуб, кровь за кровь! Но христианская вера не об этом! Бить врага дубиной – это знали и без всякого Иисуса! Христианская вера состоит  в том, чтобы вырасти над мирской логикой и мирской моралью! Не умножать зло! И тем победить его! Понимаете?
  Было всё же видно, что не понимают. Это не укрылось и от Януша Калишера. Выйдя из-за широкой спины дьякона, он, ухмыльнувшись, продолжал:
   - Мы сейчас говорим на отвлеченные темы. Предлагаю перейти к конкретике. Вот, посмотрите!
  Все, как по команде, повернули головы туда, куда указывал острый длинный палец человека в сером костюме.
    Вовка Павлов, он же Валдон, с удивлением обнаружил себя в центре внимания. Сюда он забрел от любопытства, посмотреть из глубины толпы, за что там за речь толкает незнакомый кадр в костюме. Дискуссия его не заинтересовала, и Валдон хотел уж было сваливать, но зоркий глаз незнакомца зацепился за него, а острый палец ткнулся чуть ли не в самую ряшку. Толпа расступилась. Бежать было поздно. Валдон нагло уставился на незнакомца. А тот театрально продолжал:
   - Кто этот человек?
Односельчане уставились на Валдона. Многие тут его знали. Долгое отсутствие Вовчика в Ивановке не смыло его репутации кидалы и бандита. Однако, еще не совсем ясно было, куда дует ветер.
  - Вовка это Павлов…
  - Валдон, ты что ли?
  - Вернулся!  Лучше б не возвращался…
  - Прекрасно! – продолжал Януш Калишер вдохновенно. – Владимир Павлов, занял в долг двенадцать тысяч рублей у Тимофеева Владимира, и не возвратил! Было?
  - Было! – из толпы показался кстати оказавшийся тут дядя Вова, плотный мужичок с перевязанной кистью.
  - Украл у односельчанки Клавдии Тихоновны пенсию, воспользовавшись ее беспомощным состоянием.
  - Так это ж ты, ирод? – как назло, ветхая старушенция с перевязанной лапой оказалась тут же. Отпираться смысла не было, всё равно никто не поверит.
  - Участвовал в групповом изнасиловании одноклассницы…
   Шум, поднявшийся после этих слов, заглушил конец фразы.  К Валдону потянулись руки. Дьякон Георгий тщетно пытался пробиться к Вовчику, чтобы не допустить ставшего вероятным если не самосуда, то, как минимум, легкого избиения. Однако, ни самосуд, ни избиение не входили в планы Януша Калишера.
   - Стоп, стоп, стоп! – подняв руки остановил он толпу. Сейчас вы увидите подлинное правосудие. Самое настоящее, справедливое и своевременное возмездие! Расступитесь, дайте место.
  - Что вы собираетесь делать? – крикнул прорвавшийся к месту действия дьякон Георгий.
  - Смотри, дьяк, - Януш Калишер прицелился своим длинным пальцем, словно пистолетом, в голову Валдона.
   Вначале ничего не произошло. Вовка Павлов  стоял, смотрел и соображал, как бы вывернуться из скользкой ситуации.  Хотел сделать шаг, да вот только левая нога вдруг онемела, стала как будто чужая. Валдон потерял равновесие, взмахнул руками, вернее, взмахнул только правой, а левая вдруг стала тяжелой и повисла безвольно. А затем упал навзничь и задергался, кривя рот и пытаясь сказать что-то. Левый глаз закатился. Правый вылез из орбиты и глядел на мир с ужасом и страхом. Тонкая струйка слюны  выкатилась из неподвижного угла рта и протянулась до самой земли. По измазанным в пыли спортивным штанам медленно расползалось темное пятно. В толпе пронесся ропот. Никто не ожидал подобной жестокой развязки. Валдон лежал в пыли, мелко вздрагивая правой половиной тела.  Было даже немного жалко его. Правая часть лица его была спокойна, левую искажала гримаса боли и страха.
  - Что вы сделали с ним? – дьякон схватил Януша за рукав его дорогого твидового пиджака.
  - Немного подержался за мозжечок, - доверительно сообщил тот, высвобождая руку. Но, уверяю вас, ему абсолютно поделом, даже не сомневайтесь. Редкостый негодяй и мерзавец.
  - Я справедлив и щедр, - вдохновенно провозгласил человек в сером костюме. – Не вы  ли, многие здесь присутствующие, получили от меня вполне материальную и так нужную вам помощь?
   Дьякон удивленно окинул взором собравшихся. Многие потупились, отведя взор. Как правило, это были люди, имеющие свежую повязку. Только теперь дьякон Георгий обратил внимание на повышенный травматизм своей паствы.
  - Я дам вам то, в чем вы нуждаетесь, дам сразу, а не когда-то потом, - продолжал человек в костюме. – И строго накажу всякого преступника, накажу тотчас, незамедлительно, так что никто не захочет нарушать мой закон. Вступайте в церковь Януша Калишера, принимайте моё крещение!
   Было, однако, очевидно, что произведенного эффекта всё же недостаточно. Трудно переубедить людей за один присест.
   - Кто ваш главный враг в Ивановке? – громко вопросил человек в сером костюме. – Кто отравляет вам жизнь?
   Отравлял жизнь в Ивановке, конечно, председатель ООО «Ивановское» Глебов Дмитрий Иванович. Это он жировал среди всеобщей весьма умеренной жизни. Это он ездил по колхозным полям на черной Ауди Кью Восемь. Это у него самый роскошный особняк, если не сказать дворец. И это он украл все деньги из карманов односельчан. А еще он развалил колхоз и вогнал его в долги. Наконец, это его жена, некогда Алинка, а ныне Алина Сергеевна называет всех колхозниками и быдлом, а сама разъезжает по сельским ухабам на кабриолете.
   - Всё верно! – воздев руки к небу, воскликнул Януш Калишер. – Всё правильно! Да совершится долгожданная справедливость!
   Невдалеке послышался звук автомобильного мотора. Вскоре к собравшимся подкатил кабриолет Алины Сергеевны, за рулем которого была Алина собственной персоной. Она была сильно взволнована, если не сказать испугана до усрачки. Этого не мог скрыть даже толстый слой косметики и темные очки, закрывающие половину лица.  На пассажирском сиденье располагался Дмитрий Иванович, трясущийся, с синими губами и бледный как смерть. Пустая правая брючина была свернута и подколота булавками. Односельчане сразу обступили автомобиль. Алина Сергеевна выскочила из машины, забыв закрыть дверцу. Увидев дьякона и человека в сером костюме, замешкалась, не зная, к кому обратиться.
   - Что вас привело, милая женщина? – первым обратился к ней Януш Калишер.
   - У нас не проходит платеж, - негромко, покосившись на односельчан, произнесла Алина Сергеевна. – Банк требует личного присутствия. Но Дмитрию Ивановичу очень плохо. Сделайте что-нибудь, - в голосе Алины послышалось отчаяние.
   - Всенепременно! Что же вы сразу не сказали? – Януш Калишер старательно изображал плохого актера. – Задержитесь на минутку, и мы сейчас всё уладим!
   - Итак, - продолжил человек в сером костюме, сделав шаг назад и обращаясь ко всем присутствующим. –  Объявляется набор в ряды церки Януша Калишера! Вступившие первыми получат больше других! Вступившие позднее будут им служить! Вступившие первыми тотчас получат всё, что им нужно! Сегодня! Сейчас, только сейчас или никогда!
  Он вынул из кармана металлическую печать с резьбовой крышкой. Невесть откуда взявшийся здоровенный детина принес складной стул для пикников и складной же столик, на который положил большую книгу в металлическом переплете и поролоновую подушечку для печатей, пропитанную краской.
   - Давайте же, Алина Сергеевна, - пригласил Януш, - и ваш платеж тотчас же пройдет.
 И красавица Алина подала свою изящную бледную руку с дорогим маникюром  и десятком колец. А затем подставила и свой прекрасный бледный лобик. Тотчас же в её сумочке пропиликал смартфон Дмитрия Ивановича, пришла СМС-ка. Алина Сергеевна, прижимая рукой платок к пострадавшему лобику, одной рукой пыталась ввести код подтверждения. Януш Калишер любезно помог ей, взяв большой смартфон в свои руки.
  - Прошел!  - вырвался облегченный вздох.
  Януш Калишер усмехнулся.
  - Подходите, первые получают больше!
  Ивановцы выстроились в очередь. Впереди возникло даже подобие давки. Тут дьякон Георгий очнулся.
  - Братья и сестры! Православные! – вскричал дьякон. – Что же вы делаете? Это же печать! Печать на чело и правую руку, как написано в книге Апокалипсиса. Этот человек – слуга дьявола!
  - Константин! – негромко бросил в сторону человек в сером костюме. Этот парень портит нашу вечеринку.
   Константин Штайнер вырос перед дьяконом, большой, широкий. Он загородил собой белый свет. Затем приобнял дьякона могучей рукой и повлек прочь, неприятно дыша в лицо и убедительно говоря:
   - Очень прошу вас, уходите. Они вас все равно уже не слушают. Да и шеф очень нервный… Не сочтите за угрозу, но он может подержаться и за ваш мозжечок. Уходите же!
   Дьякон побрел прочь. В голове вертелись слова: «Добрый пастырь полагает жизнь за своих овец». Из глаз Георгия катились слезы. Все аргументы, цитаты и знания куда-то подевались. Так он добрел до дома Клавдии Тихоновны, где квартировал. Доковылял до кровати, упал на неё и заплакал.
    Януш же Калишер продолжил обращение ивановцев в ряды своей церкви. Ставя печать очередному неофиту, он приговаривал:
    - Даю вам заповеди, мой народ. Заповедь первая – будьте во всём первыми. Первые получают больше других. Стремитесь вперед и достигайте своей цели.
  Сельчане, встав в кружок, внимали человеку в сером костюме. Женщины утирали свои руки и лбы  платочками, мужики – рукавами и листьями подорожника, растущего поблизости.
    - Заповедь вторая, - не спеша проговаривал Януш. – Человек создан для счастья. Живите в свое удовольствие. Кому какая польза от ваших страданий? Думайте о себе, любите себя!
   - А как же ближние? – спросил кто-то.
   - Обязательно! – воскликнул Януш, наблюдая, как гримаса боли сводит лицо очередного обращаемого. Он вдавил печать поглубже. – Заботьтесь о тех, кто действительно близок вам – о родственниках, друзьях, детях. Уважайте старших. Это непременно!
   - Заповедь третья – обогащайтесь! Богатый человек – опора общества. На богатых весь мир держится. Кто богат, тот и другим больше дать может. А что может дать нищий? Он и сам несчастен, и других несчастными делает.
 - Во-во, верно! – послышались одобрительные голоса. – Только где ж их взять-то? Денег-то?
 - Будьте со мной, и станете богаты. Следующий! – Януш обмакнул печать в краску. – Заповедь четвертая, она же и последняя. Никому не верьте и ничего не бойтесь! Бойтесь только меня! Верьте только мне! Да прибудет с нами сила!
   Люди всё подходили и подходили. Обращение продолжалось.


   
 
                Ремонт подручными средствами.

     Александр Кабаков трудился над мотором своей «газели». Так уж получилось, что он застрял в Ивановке уже на три дня. Позавчера он отправился на поиски ремня генератора, и эти поиски привели его к некоему Федору, владельцу такой же «газели». Ремень благополучно нашелся. Затем Федор попросил помочь с ремонтом своей тачки. Прокачивать тормоза в одиночку жутко неудобно, а нормальных, разбирающихся в технике людей здесь раз-два и обчелся. Дело затянулось, как это обычно бывает при ремонте. Затем, когда тормоза были все же побеждены, Федор пригласил Александра пообедать. Обед плавно перешел в дружескую попойку, а затем и в классическую пьянку, к которой присоединился и дядя Вова. Практически непьющий Александр незаметно наклюкался так, что проснулся уже наутро следующего дня с жуткой головной болью. Кроме того, память услужливо подсказывала, что он знатно облевал хозяйское подворье.  Федор же, как ни в чем ни бывало, поутру укатил в рейс. Александр, сгорая от стыда и морщась от головной боли, поблагодарил хозяйку, отказался от обеда (мысль о еде внушала отвращение влекла позывы к рвоте) и осторожно побрел по улице, стараясь не пропустить большой обветшалый дом со своей «газелью» у ворот. Придя на место, он обнаружил, что забыл взять ремень генератора. Чертыхнувшись, Александр тихонько проследовал в свою комнату, позвонил домой, а затем упал на кровать и забылся тяжелым сном.
   И лишь теперь, ощущая себя выздоравливающим после тяжкой болезни, осторожно позавтракав жареной картошкой с огурчиком и хлебом, Александр приступил к ремонту. Перерыв все свои запасы, Александр отыскал-таки нужный ему ремень за сиденьем, вот что значит свежая голова. Однако, проблема оказалась глубже. Заведенный двигатель поработал немного, а затем выбросил из горловины расширительного бачка фонтан антифриза и раскаленного пара. Стало ясно, что необходим ремонт. За несколько часов Александр раскидал верхнюю часть двигателя и снял головку. На прокладке невооруженным глазом было видно место пробоя. Перегрев, очевидно, только ускорил конец. Впрочем, ничего фатального в такой поломке не было. Надо всего лишь добыть и установить новую прокладку. Александр решил пойти и поискать магазин.  Он собрал инструмент и сложил его в кабину. Прикрыл капот и отправился по центральной улице на поиски. Было уже далеко за полдень. Ни встретив по дороге никого, он набрел сначала на продуктовый магазин, а за ним обнаружился хозмаг, где среди прочего, был и автоотдел. Искомая прокладка лежала во всей красе за стеклом витрины. Рядом уютно лежал и ремень, свернутый  калачиком. Дородная продавщица дремала в глубине отдела. Фоном работал старый телевизор.
     - Добрый день, - поздоровался Александр.
     - Кто там? – лениво отозвалась продавщица, - А… Вы не местный… Что вы хотите?
     - Прокладку ГБЦ на 406-й двигатель и ремень генератора. Антифриз есть? Да? И антифриза бачок.
   Продавщица защелкала калькулятором.
     - Покажите вашу печать! – послышалось из-за прилавка.
     - Что показать? – переспросил Александр.
     - Печать, говорю. Печать есть у вас? – продавщица выглянула из-за прилавка, чтобы рассмотреть покупателя.
    Александр поднял глаза.  Перед ним стояла крупная тетка, по сельским меркам не особо страшная. Хотя лучшие ее годы определенно были позади. Тем не менее, косметикой она еще пользовалась, а волосы были завиты и окрашены. По местным меркам, она, очевидно, могла считаться вполне ухоженной. Строго посредине высокого лба дамы находилось круглое клеймо, вид которого почему-то напомнил Александру штампы на свиных тушах, виденных им в мясном отделе. Такое же клеймо было и на правой руке продавщицы. Пара золотых колец и вполне неплохой маникюр дополняли облик.
   - Руки покажи! – властно сказала дама, выйдя из-за прилавка.
  Ничего не понимая, чувствуя себя попавшимся воришкой, Александр машинально растопырил руки, показывая, что в них ничего нет.
   - Не так! Переверни! – последовал новый приказ.
Александр перевернул руки и выставил их перед собой. Он хотел было спросить, что, собственно, происходит, но ответ уже был готов:
   - Без печати товар не отпускаем.
   - Подождите! Объясните, что это значит?
   - Повторяю. Без печати товар не от-пу-ска-ем! – по слогам произнесла продавщица.
Робкие попытки Александра выяснить, что же это за печать, и кто отдал такое распоряжение, успехом не увенчались.
   - Пойди в амбулаторию, расспроси. А у меня перерыв сейчас. До свидания, – отвечала суровая мадам.
   Выйдя из магазина, Александр остановился в раздумье. Хорошо было бы найти кого-нибудь из местных, чтобы выяснить, что тут, собственно, происходит, и причем здесь амбулатория. Ноги сами привели его к дому, где давеча он встретил дядю Вову с забинтованной пятерней и новой машиной.
    Однако, ни дяди Вовы, ни машины на месте не оказалось. Ворота были наглухо закрыты.
  - Если везёт, то везёт во всём, - проговорил Александр, медленно возвращаясь на дорогу, - И до конца.
    Всё же удача не совсем отвернулась от Александра. Повстречав местного, он договорился с ним, что за небольшую плату (эквивалентную стоимости водки в объеме ноль-пять) тот купит в хозмаге всё необходимое. Лоб и руку парнишки украшали свежие штампы, такие же как у продавщицы. Александр старался не задерживать свой взгляд на них. Получив необходимые запчасти, он вручил парню две бумажки и без лишних вопросов двинулся к своей ожидающей ремонта «газели». Почему-то у него возникла сильная уверенность в том, что машина ему очень скоро понадобится. Очень скоро и весьма сильно.
    Подойдя к дому Клавдии Тихоновны, Александр чуть не столкнулся с дьяконом Георгием Тороповым, выходящим из дому. Несмотря на то, что дьякон тоже квартировал в этом доме, они за три дня встретились впервые. Дьякон Георгий выглядел не очень. После короткого знакомства он без обиняков спросил:
  - Вы верующий?
  - Да, - автоматически ответил Александр. Он вырос в обычной советской семье, без икон и походов в церковь. Крестился сам, в зрелом возрасте, поняв, что что-то в его жизни идёт не так.  Осилил Новый и Ветхий завет, правда в аудиокнигах, слушал в рейсах. Если бы его спросили – безгрешен ли ты? – он, конечно, не мог бы ответить утвердительно, но на вопрос «веруешь ли ты», не кривя душой, мог сказать твердо – да.
   - Понимаю, что вы здесь проездом, но не заметили вы чего-нибудь странного? – вновь прямо спросил Георгий.
   - Печати?
И Александр вкратце рассказал о своем сегодняшнем походе в магазин.
   - Значит, вы тоже видели, - в голосе дьякона было то ли облегчение, то ли огорчение, трудно сказать.
   - Я не столь образован как вы, - произнес Александр, но, насколько помню, нечто подобное должно когда-нибудь произойти в городе под названием Иерусалим.
   - Да, совершенно верно, пророчество говорит об Иерусалиме, но… - Георгий задумался. – Факты – вещь упрямая, не так ли?
   - Но ведь вы – священник?
   - Дьякон, но не суть… Он победил меня. Что, в общем-то, тоже укладывается в рамки пророчества. Но он оставил мне жизнь… Во всяком случае, пока.
  Георгий вкратце пересказал вчерашние события.
  -  Что мы можем сделать? – спросил Александр. – У вас есть какой-нибудь план? Кстати, не видели хозяйку?
  - Последний раз я видел Клавдию Тихоновну вчера у церкви, - дьякон заметно опечалился. – Надо бы сходить туда, но…  - Он замолк, не найдя слов.
   Некоторое время дьякон Георгий молчал. В нем, очевидно, шла какая-то внутренняя борьба. Затем его лицо немного просветлело. Он сказал:
  - У меня к вам большая просьба, Александр. Если вы верите мне и тому, что видели сами, вы должны действовать, и действовать быстро. Как вы понимаете, промедление приведет к катастрофе.
  - Что  мне делать?
  - Сколько времени вам потребуется, чтобы починить вашу машину?
   Александр задумался.  Когда, три дня назад, он задал себе этот вопрос, вероятный ответ был – минут двадцать. Именно столько нужно, чтобы заменить порванный ремень генератора. В итоге он обосновался в Ивановке уже на три дня.
  - Если всё пойдет гладко, думаю, часа за три управлюсь. Но, это если не вылезет что-нибудь неожиданное.
  - Я помолюсь за вас, - очень серьезно сказал молодой дьякон. По виду они выглядели ровесниками. Георгий, возможно, казался чуть старше из-за бородки и сумрачного выражения лица. Он перешел к сути дела. Александр должен как можно скорее починить автомобиль и выехать из села. Он должен приехать в Воронеж и тотчас обратиться в полицию с заявлением о том, что в селе Ивановка возникла агрессивнейшая тоталитарная секта, вовлекшая в свои ряды как большую часть сельчан, так и находящееся по соседству экологическое поселение известное как город солнца. Есть увечья и человеческие жертвы. Кроме того, Александр должен обратиться в Воронежскую Патриархию с аналогичным заявлением. Выехать из села необходимо засветло, чтобы до захода солнца успеть выехать на федеральную трассу.
  - А вы, дьякон Георгий? Может быть, нам стоит поехать вместе?
  - Нет, - грустно покачал головой дьякон. – Моё место здесь. Добрый пастырь полагает жизнь за своих овец… Если потребуется, - добавил он помолчав.
  - Поможете мне с машиной? Вдвоем быстрее, - пояснил Алескандр.
  - Конечно, - с готовностью ответил Георгий.


               
                Поездка в город.

     Александр медленно вел «газель» по центральной улице Ивановки. Тому было несколько причин. Как он и предполагал, ремонт занял около трех часов. Машина вновь была исправна. Тем не менее, давать полную нагрузку двигателю было еще рано. Да и не слишком ровная дорога не способствовала большой скорости. «Газель» - валкая машина, да и рессоры стоят недешево. Вот сейчас, село закончится, и можно будет придавить до восьмидесяти. А то и до ста. Солнце медленно спускалось вниз, готовясь вскоре уйти за горизонт. Мягкий свет озарял кроны тополей, дома и огороды. Сельский пруд блеснул за старыми ивами. Белый трейлер, стоявший в сени старых ив, мелькнул в зеркале и исчез, скрытый зеленью, освещенной заходящим солнцем.
    Примерно в это время, в трейлере шел следующий разговор:
  - Зачем нам теперь это всё? – Константин закрыл дверь небольшого морозильника.
  - Откроем мясной цех! – хохотнул Януш.
 Он был, вроде бы, в хорошем настроении.
   - Что, серьезно? – Константин поднял брови. Он выглядел удивленным.
   - Болван! Какой еще нахрен, мясной цех? – без видимой причины Януш вдруг озлобился. – Что, прикажешь раздавать им деньги даром?
   И добавил, уже спокойнее:
  - Хоть они и не совсем настоящие, но это, всё же, очень качественные деньги. Да и зачем нарушать сложившуюся традицию? Пусть всё идет своим чередом.
  Говоря так, он по своему обыкновению, подошел к окошку и длинным пальцем раздвинул горизонтальные жалюзи.
   - Дьявол! – от громкого крика Константин вздрогнул.
   - Что случилось, повелитель?
   - Собирайся быстро, руки в ноги! – командовал Януш. От его благодушия не осталось и следа.
   - Выгоняй тачку!
   Константин схватил пиджак и рысью бросился выполнять приказание.
       
       Александр Кабаков катил по прямой как стрела асфальтовой  дороге, оставляя слева и справа поля с пшеницей. Спидометр указывал девяносто километров в час. Двигатель работал ровно, стрелка температуры стояла точно напротив отметки 90 градусов. Все было прекрасно. Несмотря на пустынную дорогу, Александр нет-нет, а бросал по привычке взгляд в зеркало. Поэтому, когда сзади появился быстро приближающийся автомобиль, он, помня разговор с дьяконом, напрягся и ощутил то поганенькое чувство, которое описывается фразой «засосало под ложечкой».  Сердце забилось сильнее. Руки вспотели. Между тем, автомобиль приблизился настолько, что не составляло труда определить марку и модель. Это была серая Ауди-200, ископаемая древность, только вот ехала она что надо. Александр огляделся. Вокруг только бескрайние поля. Солнце начало свое медленное падение за грань земли. Оставалась маленькая надежда, что в машине сзади всего лишь какой-нибудь лихач,  выжимающий газ на заброшенной дороге, где нет камер и постов. Сейчас он обгонит «газель»  Александра, и исчезнет в точку, уйдет за горизонт. Александр инстинктивно принял вправо, чтобы облегчить обгон. Большая серая машина проскочила слева, зацепив колесами обочину и подняв столбик пыли. Солнце блеснуло на ровном полированном боку. «Отличный сохран» - подумалось Александру. Сейчас водила поддаст газку и уйдет в отрыв. Этого не случилось. Ауди-200 заняла место перед носом «газели». Тонированные стекла скрывали находившихся внутри. На отделанной блестящим пластиком заднице двухсотки зажглись красные тормозные огни. Зажглись, погасли и снова зажглись, а дистанция стала быстро сокращаться. Нога Александра сама надавила на тормоз. Выхода не было. И тут состояние Александра изменилось. А именно, исчез страх. Даже странно было подумать, как он боялся еще несколько секунд назад. Очень спокойно Александр припарковал машину справа на обочине, заглушил двигатель. Вынул ключи, сунул в карман (привычка не оставлять ключи в замке). Открыл дверь и вышел, встав у капота.
    Преследователи, очевидно, не ожидали такого развития действия. Им пришлось сдать назад, чтобы сократить расстояние, отделявшее машины. Двухсотка остановилась, открылись обе двери. Из машины показались двое мужчин в костюмах, тот, что пониже – в сером, а высокий – в черном. Оба улыбались, коротыш – хитро, долговязый – как-то неумело, такому лицу, очевидно, больше шла убийственная серьезность.
   - Куда же мы так торопимся? – подойдя ближе, сказал Януш вместо приветствия.
   Александр вспомнил, как несколько лет назад крестился в Покровской церкви. Точную формулу он сейчас не мог вспомнить, но суть помнил хорошо. Эта суть состояла в том, что не стоит вступать в переговоры с дьяволом ни при каких обстоятельствах. Вместо этого подобает плюнуть ему прямо в рожу. И поэтому, если дьякон и собственные глаза не подвели, то сейчас у него путь только один.
   Не спеша, но и не суетясь, Александр расстегнул рубаху. Снял нательный крест и крепко сжал его в руке. «Только не сомневайся и не рассуждай! Веруй… Верую!» - сказал он себе.
   - Именем Господа нашего Иисуса Христа, приказываю тебе, изыди!  - сказал Александр со всей твердостью, на которую был способен в данный момент. И замер, ожидая.
  Януш Калишер будто бы наткнулся на невидимую стену. Его улыбка превратилась в гримасу ярости и - да-да! – страха. Он как будто получил удар поддых. Константин Штайнер упал на задницу и теперь лупал глазами, не понимая, что происходит.
     - Верую! – вскричал Александр. Он рассмеялся. Всё происходящее стало казаться ему очень забавным.  Он пошел вперед, наступая и держа крест над головой.
   Януш Калишер быстро повернулся  и нырнул на водительское сиденье. Взревел двигатель. Из-под колес полетели комья земли, заставившие Алекандра зажмуриться и отступить. Большая серая машина с ревом крутанулась на месте, выдирая корни пшеницы, выскочила на дорогу, оставив на асфальте жирные черные полукруги. Завизжала резина, и Ауди-200 рванув с места, помчался, набирая скорость, обратно, в сторону Ивановки.  Константин Штайнер бежал вдогонку, хромая на обе ноги, маша руками и крича. Двухсотка резко тормознула, сдала немного назад. Штайнер поспешно влез назад, машина стартовала и вскоре скрылась из виду. Когда затих шум мотора, Александр вдруг услышал, какая вокруг тишина. Стоял абсолютный штиль. Солнце почти село. Дорога была свободна.
   - Верую! – прошептал Александр. Он сел за руль и завел мотор. Руки дрожали, но сердце было исполнено радости. Затем включил скорость и поехал.
 
    
 
                Конец амбулатории.
 
    Стало уже почти совсем темно, когда перед большим белым трейлером «Амбулатория»  остановился, клюнув носом, большой запыленный седан Ауди-200.  Из него вылез Януш Калишер. Он чувствовал в себе тяжелую ярость. Необходимо было что-нибудь сломать. Иначе эта ярость могла сжечь его изнутри. Сдерживаться было опасно. Поэтому поляк и не стал себя сдерживать. Первый удар ярости приняла на себя пластиковая дверь трейлера. Януш вышиб ее кулаком, пробив насквозь. Острые осколки пластика впились ему в руку, разорвав прочную твидовую ткань пиджака.  Это его ничуть не смутило. Сорвав дверь с петель, Януш бросил ее в густую траву и вошел внутрь. Из трейлера послышались глухие удары, треск ломаемой мебели и раздираемой обшивки. Трейлер мягко колыхался на рессорах в ночи. На гладкой белой стене возникла широкая трещина, из которой показалось блестящее лезвие. Очевидно, поляк орудовал внутри лесорубным топором. Константин Штайнер не решался покинуть салон Ауди-200. Опустив боковое стекло на пару сантиметров, он приник глазами к щели, наблюдая и прислушиваясь. Трейлер разваливался на глазах. Не сдерживаемые более разрушенной обшивкой удары становились всё громче. Наконец, боковая стенка не выдержала и вывалилась наружу, сокрушаемая могучими ударами. Януш крушил топором холодильник, стол и диванчик. Обломки и осколки разлетались и падали в густую траву. Через несколько минут от трейлера осталась лишь груда белых обломков. В довершение Януш разрубил оба колеса, которые лопнули с оглушительным звуком. Кое-где, в близкорасположенных домах стали зажигаться окна, послышались тревожные голоса. Взъерошенный Януш бросил топор, стряхнул с себя клочки обивки, поспешно подбежал к Ауди-200 и грузно шлепнулся на сиденье. Его ярость прошла, и вернулась способность рассуждать здраво.
    - Похоже, наша маленькая миссия подходит к завершению, - сказал он, отдышавшись, поворачивая ключ в замке и заводя мотор.
  Не включая фар, Януш медленно вывел машину на центральную улицу и, постепенно набирая ход, направился на выезд из села.
   - А как же наша паства? – осторожно поинтересовался Константин Штайнер с заднего сиденья.
   - А, хер с ней! – беззаботно отозвался Януш. Похоже, он вновь пришел в свое обычное спокойное ироничное состояние. – Честно говоря, меня всё это уже утомило. Все эти просьбы, доверительные разговоры, умоляющие глаза… Скучно! Чего ты там прячешься? Лезь сюда!
   Он притормозил, чтобы Константин пересел вперед.
   - Тогда какой же у нас план? – спросил он. Константин чувствовал огромное облегчение от того, что Януш вроде бы успокоился. Видеть шефа таким злым ему еще не приходилось. Несмотря на маленький рост и хилое сложение, его босс, обладал, похоже, просто сумасшедшей силой. Януш молча вел машину. Мимо проплыли крайние дома. Промелькнул указатель со следами дроби. Теперь машину слева и справа окружали поля с созревающей пшеницей. Луна, взошедшая в полную силу, поднималась в зенит.
  - Это была маленькая репетиция, - наконец произнес Януш. – Если угодно, проба пера. Тестовое задание. Пройдет некоторое время, и нечто подобное состоится уже совсем в другом масштабе. В планетарном масштабе!
   Он многозначительно взглянул на Константина. Затем продолжал:
 - Конечно, на те роли нас не поставят. Там будут другие люди, более достойные. Но и для нас найдется работенка! Вот тогда мы и повеселимся!
   Януш действительно развеселился. Он начал разгонять тяжелую машину. Урчание мощного двигателя стало хорошо слышно и в салоне. Разделительные полоски перед длинным капотом двухсотки стали сливаться в одну сплошную линию. Константин снова ощутил беспокойство. Далеко впереди мелькнули фары встречного автомобиля.  На лице Януша Калишера появилась легкая улыбка. Он сосредоточился на дороге и еще добавил газу. Теперь Ауди-200 летел, визжа резиной на изгибах дороге, выхватывая фарами редкие кустарники на обочинах. Стрелки спидометра и тахометра отклонились далеко вправо.  Огни встречной машины быстро приближались. Дорога была неширока, но Януш держал машину строго по осевой, пропуская линию разметки между колесами. Прядь редких волос упала ему на лоб. Улыбка как будто приклеилась к бледным губам. Константин с беспокойством наблюдал за происходящим. К нему вернулся прежний страх. Фары встречной машины вынырнули из-за пригорка. Януш вдавил педаль газа в пол. Машина нырнула вниз и вылетела на пригорок, чиркнув днищем и пустив сноп искр. Мощные фары двухсотки подобно фотографической вспышке высветили ярко оранжевую «Калину» с местными селюками за рулем. Перед взором Константина возникли ошарашенные лица водителя и его пассажиров, их выпученные глаза и открытые рты.  Рядом послышался сумасшедший смех Януша. Еще секунда, и будет лобовое столкновение. Константин резко повернулся, схватил руль и дернул его на себя. Машину качнуло, послышался визг резины. «Калина» пролетела мимо так близко, что Константину показалось, что он слышит крики внутри неё. Януш вырвал руль обратно и быстро закрутил его влево  и вправо, гася скорость. Ауди-200 визжа резиной и поднимая пыль сделал несколько витков на дороге, и наконец, остановился на асфальте, освещая мощными фарами колышащуюся пшеницу. Мотор едва слышно работал на холостых оборотах.
   - Никогда! – Януш поднял длинный острый указательный палец. – Ты слышишь, никогда не смей мешать мне!
  - Но… Мы могли разбиться… - залепетал Константин. – Я уже бился в машине… Это очень… очень неприятно…
  - Пустяки! – смягчился Януш. Он пригладил волосы. – Но больше так никогда не делай. Никогда!
  Затем он вывел машину на дорогу и сдал немного назад, чтобы удостовериться, всё ли в порядке. Всё было отлично. В лунном свете в поле было хорошо видно перевернутую «Калину», лежащую в поле вверх колесами. Одно колесо ещё крутилось, легкий парок поднимался от пробитого радиатора. Среди примятой пшеницы валялись каки-то ящики, коробки прочее барахло. Бестолково толкались забавные придурки, держась кто за руку, кто за ногу, кто за голову.
   Януш Калишер пришел в прекрасное настроение. Он не спеша тронулся, нашарил ручку радиоприемника и повернул её.  Салон наполнился старым добрым музоном от Led Zeppelin.
Мощная машина уносила их все дальше от ничем непримечательной деревушки с совершенно непримечательным названием.



                Эпилог.

    Так закончилась эта весьма запутанная история. Наутро сельчане обнаружили на том месте, где стоял трейлер «амбулатория» лишь многочисленные обломки. Среди прочего, в траве был найден сильно поврежденный холодильник, в котором некоторые из жителей Ивановки с удивлением обнаружили свои пальцы, несколько ушей, пару кистей рук и одну лодыжку. Многие мужчины и женщины, взглянув поутру в зеркало, с удивлением и огорчением обнаружили на своей физиономии круглое клеймо, находящееся аккурат посреди лба. Самым огорчительным было то, что печати никак не хотели смываться. В свете такой беды печати, обнаруженные также и на руках, казались не такой уж и большой бедой. В большом ходу были разговоры о массовом гипнозе и даже о визите инопланетян. Селяне предприняли поиски двух подозрительных мужчин, к ним присоединились также некоторые жители так называемого города солнца. Однако, эти поиски ни к чему не привели. Тогда люди направились толпой к дому Клавдии Тихоновны, где временно жил местный дьякон, и тот произнес вдохновенную проповедь, результатом которой стало массовое покаяние, а чуть позже массовая пьянка. Слишком уж много стресса навалилось на привыкших к размеренной жизни сельчан. Общая беда как будто бы даже сплотила атомизированное общество. Несколько позже в село приехали представители полиции, а также несколько священников из Воронежской и даже Московской Патриархии. У населения было изъято большое количество фальшивых денег, изъятия сопровождались горестным плачем, вырыванием на себе волос и прочими эксцессами. Председатель правления Дмитрий Иванович Глебов был отстранен от должности и затянут в круговорот долгих и неприятных финансовых разбирательств. Алина Сергеевна свела лазером печать со своего хорошенького лобика, а штамп на руке закрыла красивой татуировкой. Церковь в Ивановке была восстановлена с удивительной скоростью и освящена, а дьякон Георгий наконец-таки рукоположен в сан священника и назначен настоятелем. Дед Чиняй, не пожелавший принять печать, стал весьма уважаем в Ивановке. Среди женской половины населения в моду вошли прически с длинной челкой, а мужики стали носить картузы,  надвинутые на самые брови. Город солнца подрастерял значительную часть своих жителей. Многие уехали в город, испугавшись странных событий, имевших место на празднике солнца. Все-таки фаллический столб и языческие песни – не лучшая защита от странных людей, делающих странные и пугающие дела. В остальном, жизнь Ивановки не претерпела серьезных изменений. Точно также плачут старые ивы у сельского пруда. Точно так же колышется созревающая пшеница. Люди работают, учатся, растят детей, грустят от мелких бед и радуются своим маленьким радостям.  Жизнь идет своим чередом.