Весна. Первый выезд на дачу.
Едва сошёл снег, как тётя Поля стала умолять нас съездить на дачу. Сама она ехать не могла, а на даче уже два года никого не было. Между майскими праздниками я решил съездить в первую же субботу, чтобы хотя бы найти её. Уговорил поехать и Дашу.
Весной в дачный посёлок пустили автобус. В этот выходной народа было не много, сказывались праздники. Мы полдня потратили на поиски Нагорной улицы. Она оказалась в стороне от посёлка на небольшом плато, примыкающем к скалам. Место было очень удачное. Не слишком высокий, высотой, как девятиэтажный дом, скальный обрыв защищал улицу с дачами от холодных ветров. Ровная площадка, на которой располагалась дачная улица, змеёй изгибалась у его подножья. По краю площадки был скальный выступ, будто краем чаши поддерживая землю, на которой и располагались участки. Выступ был неровный и только в районе нашего участка позволял пристроиться тропинке, не круто сбегавшей к автобусной остановке. Между выступом и лицевыми заборами виляла дорога для автомобилей. Места между дорогой и скалами позади участков как раз хватало для дач увеличенных размеров. Если участки разделить, то они будут слишком мелки, да и подвезти к ним материалы будет затруднительно.
Природа будто специально сделала так, что иначе люди поступить не могут. Наверно поэтому в дачных договорах было указано, что вырубка деревьев позади участка разрешается только с позволения администрации. Поэтому земли для возделывания было не больше, чем у других дачников, зато имелся свой лесок и скала для горных любителей. Видимо поэтому и даны эти участки были ответственным руководителям города. Правда, к текущему времени тут их почти не осталось.
Кирпичный домик, построенный мужем тёти, был небольшой. Он располагался метрах в шести от фасадного заборчика. По словам тёти между забором и домом как раз помещалась «Волга». Позади домика пристроен дровяник, а на верху – обширная дощатая мансарда.
Ничего особенного не было и внутри домика, если не считать удивительно большого внутреннего объёма. Внешне домик казался маленьким, удивляя внутренним простором. Чуть в стороне и сзади располагалась печка с обогревательной стенкой и чугунной варочной плитой. Печка располагалась так, что с одной стороны было пространство для небольшой кухоньки, а с другой – для сушки вещей, там были вешалки для одежды. В противоположной от печки стороне был большой дощатый ящик. Тётя Поля назвала его рундуком. На нём спали во время ночёвки, а летом в него складывали вещи, чтобы не таскать каждый раз наверх. На рундуке можно сидеть за столом. В домике ещё был лёгкий металлический столик, одна ножка которого была заменена на деревянную. Она создавала такой диссонанс, что вряд ли этот столик украдут.
В задней стене домика была дверь в дровяник. А в нём только дрова. Только знающий человек заметит, что дрова образуют лесенку к заднему фронтону. Для всех остальных – это не ровно выбранные дрова. Если бы тётя не сказала, то я бы и не догадался, что эта лесенка ведёт к двери на чердак, где должны быть матрацы, одеяла, подушки, занавески, которые хранились там.
Точно так же замаскирован и лаз в погреб под полом домика. Пока не уберёшь металлический лист перед топкой печки, не откроешь крышку подпола, где и находится люк в погреб.
Почти у самого лесочка на задах дачного участка находился дощатый скворечник туалета. Доски на нём такие старые, что вряд ли кто на них глаз положит. Зато ни одной щёлки, кроме сердечка на двери. Я сам не раз чертил многим заказчикам подобные, но ни разу не пользовался.
Замка на двери домика не было. Мы без проблем попали внутрь. Было такое впечатление, что хозяев не беспокоило возможное посещение непрошенных гостей. И их, похоже здесь небывало.
Едва вошли в помещение, как в нос ударил запах застоялого воздуха и плесени. Надо было протопить печку. Чтобы она правильно прогрелась, тётя написала целую инструкцию. Прежде всего надо было сжечь горсть мелких щепок. Через полчаса или больше закрыть задвижку прямого хода и ещё раз сжечь немного лёгкого топлива. Через час протопить печку тремя-четырьмя полешками. Целых два листа самой настоящей инструкции. И всё для того, чтобы печка не растрескалась.
К обеду обогревающая стенка печки стала тёплой. В домике стало так влажно, что, казалось, будто в воздухе только пар. Мы открыли двери и окна, чтобы проветрить. А пока Даша достала привезённые припасы, и мы пообедали.
Согласно инструкции в очередной раз печку надо топить не раньше, чем через пару часов. Мы решили забраться на чердак, чтобы проверить, что там. Импровизированная лестница была не очень удобной. Даше даже помогать пришлось.
На чердаке на толстом изолированном проводе висело несколько полиэтиленовых мешков с постельными принадлежностями. Едва открыли один, как на чердаке стало трудно дышать от нафталина. Даже если был запах тления или плесени, за резким запахом нафталина его не чувствовалось. Сняли мешки на пол, чтобы просушить. Как-никак два года они провисели здесь без употребления. Но распечатывать не стали – задохнёмся.
То ли от запаха нафталина, то ли из-за уединения мне захотелось секса. Стал приставать к подруге. Она заупрямилась, хотя целовать разрешала. Как ни старался, разжечь её не получалось. Тогда решился изнасиловать.
Изнасиловать? Я только повалил её на мешки и засунул руку в её трусы. Остальное пошло само собой. Хоть я был и сверху, но впечатление было, что насилует меня она. Она в постели была очень темпераментной, а здесь превзошла все мои ожидания и предположения. У меня кончались силы и сперма, а Даша, едва отдышавшись, снова начинала двигаться.
-- Сам напросился!
Я так измучился, что едва сполз с чердака – дрожали руки и ноги. Даша сверху подавала мешки, я выносил их в дом. Потом мы вынесли их на улицу, где она стала развешивать всё на изгороди, а у меня подошло время топить печку. Но сидеть около печки не пришлось – приказано принести воды. Где-то в конце улицы должен быть родник.
Родник оказался в конце дороги. По улице в ту сторону было семь дач. Последнюю дачу с двух сторон ограждал скальный обрыв. Около неё прямо из скалы била струя холодной кристально чистой воды. Она сливалась в бетонный резервуар. Наверно, из него брали воду для полива. Хотя резервуар был чистым, воду набрал, подставив вёдра под родник. Попил сам. Вода была так холодна, что сразу же свело челюсти.
Даша только закончила развешивать вещи и попросила сначала полить ей на руки, а потом поставить одно ведро на плиту.
-- Зачем? Нам же уезжать скоро.
-- Ты хочешь, чтобы я ехала так? Наспускал мне своих соплей, а теперь посмеиваешься? Подмыться мне надо.
Я виновато поплёлся в домик.
Вода нагрелась довольно быстро. С ковшиком в руке и тряпкой на плече женщина пошла в сторону туалета.
-- В домике подмойся. Я отвернусь.
-- Щас! Разохотишься опять! Воды в роднике не хватит.
Поднимать вещи на чердак мы уже не успевали. Сносили их в домик, закрыли окна и двери и пошли к остановке. Хотя в расписании должно быть ещё два рейса, автобуса не было. Мимо остановки прошёл мужик с бутылкой, явно к другу.
-- А вы автобус ждёте? Его сегодня не будет. Рейс был пробный. По расписанию автобус после Победы пойдёт.
-- А как домой теперь попадать? Нам ведь в понедельник на работу надо.
-- Завтра автобус утром будет и после обеда.
-- Отсюда до города далеко?
-- Километров 40. Если очень ехать надо, подождите, может, кто на машине приехал – подвезут.
Мужчина ушёл. Мы около часа просидели на остановке, но машины всё шли только на дачи. Солнце приблизилось к горизонту, пришлось идти обратно. Мы уже поднялись до половины тропинки, когда увидели Жигули в сторону дома. Но было поздно, машина уже удалялась. По осадке было понятно, что там и без нас народу больше нормы. Со второй половины тропинки ни остановку, ни дорогу было уже не видно.
-- Ну и хорошо, хоть вещи завтра досушу. С утра ведь тут будем.
В домике было жарко и парно, как в бане. Спать тут будет невозможно. Я опять открыл окна и двери, а Даша стала готовить постель. Подушки набивались сеном, поэтому они были пустыми. Вместо сена она насовала туда всяких занавесок и простыней. Матрац положили на рундук, сверху старенькая простыня, такая же простыня под одеяло. Одеяло было сшито из полутора байковых одеял. На заборе я видел их два. Так что если будет холодно под одним, то мы накроемся двумя.
Пока возились с постелью, домик проветрился. Из-за высокой влажности сначала показалось, что стало прохладно. Я пошёл за дровами, пока ещё светло, а Даша занялась ужином из остатков от обеда. Тётя говорила, что в погребе есть хороший запас съестного, но свечку мы не нашли, а лезть в сумерках в незнакомый погреб довольно опасно.
Пока ужинали, в домике опять стало тепло. Пришлось раздеваться по-домашнему. По городским меркам время было очень раннее, но здесь электричества не было, а свечку мы так и не нашли. Даша позвонила домой, объяснила причину нашей ночёвки. Попросила узнать у тёти Поли, есть ли на даче свеча. Если мыши не съели, то свечка должна быть на чердаке в металлическом пенале от сигары. Остальные свечи в сейфе в погребе. Наличие сейфа удивило, но тётя Поля успокоила, что там золота нет. У старого сейфа потеряли ключи, поэтому его списали ещё при коммунистах, а она его приспособила для защиты съестного от мышей.
Ни на чердак, ни в погреб уже не залезть. Решили ложиться спать.
Кто-нибудь может спокойно спать с любимой женщиной? Вот и я не смог. Во время ласк обнаружил, что она ещё и без трусов. Если дома боялись пискнуть и скрипнуть, то здесь нам никто не мешал. Провозились часа два. Даша не только постонала, но и негромко покричала. И вновь я удивлялся её темпераменту. Стоило трудов соблазнить её, зато потом остановилась лишь после того, как вся потенция у меня кончилась.
-- А говорила, что не хочешь.
-- Не хотела. Мне дневного захода хватило.
-- А тогда зачем трусы сняла?
-- Так днём столько накачал, что до туалета не донесла. Пришлось их постирать. Они так и не высохли. Сам стал бы в мокрых спать? В туалет бы надо. А на дворе темно, как у негра…. Хорошо вам, мужикам: сунул, плюнул и лежи. Муж мне один раз кончит и спит. А тебе одного раза мало, ты до изнеможения бесишься.
-- Тебе со мной так плохо?
-- Дурачок! Стала бы соглашаться, если бы плохо было? Наоборот, так хорошо, что стоит начать, как остановиться не могу. Хорошо, что ты слабнешь, а то ночи бы не хватило.
-- Тебе меня хватает?
-- Успокойся! Хватает! Излишек даже. Дома хоть в туалет сбегать можно. А здесь так темно, что страшно. Заткнуть бы чем, а то к утру вся простынь заляпается.
Я уже немного отдохнул. От её запаха, от объятий, от касания её тела опять начал возбуждаться. Даша лежала ко мне спиной. Я пошевелился, головка скользнула по половым губам.
-- Думаешь, получится?
-- Попробуем.
-- Только больше не надо. Ладно? Утром, если очень захочется. Ага?
Впервые за время нашего знакомства мы говорили об ЭТОМ свободно, здесь некого было опасаться.
Заткнули пещеру страсти восставшим достоинством, и я уснул, обнимая мою самую любимую женщину.
Проснулся ночью. Инструмент, находясь в сладком месте, так напрягся, что даже удивительно. Осторожно, чтобы не разбудить женщину, задвигался, чтобы успокоиться. Да и не только. Мне, почему-то, её всё время хотелось, даже если только закончили возиться, даже если инструмент в предельном изнеможении. Это была единственная женщина, которую я хотел всегда и везде.
-- Что так мучаешься? Давай уж по-настоящему. Только немного! Ладно?
Немного! Конечно! Я делал всё, чтобы не кончать. Про «немного» Даша забыла и покорно стояла на четвереньках, ожидая следующего раунда.
-- Супермен! Ты когда-нибудь насытишься?
-- С тобой никогда!
-- Твоя жена из-за этого от тебя сбежала?
-- Мы, просто, разошлись. С ней в последнее время мы даже не спали вместе.
-- Трудно поверить!
-- Это ты такая сладкая, что мне всегда мало.
-- Давай ещё поспим. Утром ведь всё равно захочешь.
-- А ты дашь?
-- Я хоть и захочу, просить стесняюсь.
-- Ты это про что?
-- Ты же спросил, запрошу ли я.
Я попытался вспомнить наш разговор. Дошло! Слово «дашь» она восприняла, как обращение к ней.
-- Ты не поняла. Я спросил, дашь ли утром.
-- Да я тоже уже поняла, хоть и с опозданием. Дам, конечно. Мне тебя тоже всегда хочется. Давай спать. Только не убирай ЕГО, а то потечёт.
Проснулся, когда стало совсем светло. Даша что-то делала у печки. В домике пахло горелой бумагой и горелой древесиной. Увидев, что я поднял голову, подошла ко мне с кружкой.
-- Федь! Я печку затопить не смогла – весь дым в дом пошёл. На вот, на костре чайник вскипятила. Тут травка заварена, чтобы тебе силы восстановить. У тёти Поли этой травы, как сена насушено.
В домике было прохладно, зато влажность заметно убавилась.
Я покорно взял кружку и залюбовался женщиной. Она, вроде бы, не изменилась, и, в то же время, стала невероятно очаровательной. Кажется, я знал её уже больше года, но такой прелестной видел впервые. Заметив мой взгляд, она поправила ворот, волосы.
-- Что? Что так смотришь? Что-то не так?
-- Ты сегодня удивительно красива! До умопомрачения!
-- Ты чего? Это подхалимаж? Будешь надсмехаться, не дам больше.
-- Я не надсмехаюсь. Ты, правда, изумительная сегодня!
-- Всегда такая. Ещё растрепанная, тут и зеркала нет. На голове, наверно, воронье гнездо?
-- Ты – самая прелестная женщина на свете! Я совсем голову теряю!
-- Смеёшься? Я обещала, что не дам, если смеяться будешь. Вот и не дам!
-- Тогда сам возьму!
Даша отстранилась. Пришлось спрыгнуть с рундука, но она спряталась за печку. Мы забегали по домику. Хорошо, что в нём мебели не было, а то переломали бы всю. Круга через два догнал её у рундука и повалил на постель.
-- Я же говорил, что догоню!
-- Я сама сдалась, а то все силы на побег истратишь.
В домике было прохладно. Это я понял только после «изнасилования».
-- Федь! Я замёрзла. Печку затопить не смогла – весь дым в помещение шёл. Может, пока хватит?
Я потрогал её бёдра снаружи, они показались очень холодными. С сожалением, но пришлось успокоиться – у меня тоже аппетит прошёл. Будто тоже сожалея, Даша немного дольше обычного вытирала инструмент. Мне показалось, что она с особым старанием целовала меня и с большей страстью принимала поцелуи и ласки. В первую очередь укрыл её одеялом, и только потом пошёл топить печку. Даша лежала на боку, подперев голову рукой, и наблюдала за мной. Меня это возбуждало. Я уже готовился повторить утренний подвиг, как только печка разгорится.
Уже направился к рундуку, когда явно на показ хлопнула калитка. Пришлось прыгнуть в брюки. В дверь постучали. За дверью стоял мужчина с пластиковым пакетом.
-- Здравствуйте! Я ваш почти сосед. Полина Африкановна попросила передать вам продукты. Говорит, вы опоздали на автобус, а продуктов взяли только на один день.
-- Извините нас. Мы только встали, поэтому даже чай не готов, угостить нечем.
-- Какое угощение? Мы только приехали. Шли с автобуса, смотрю, у вас дым из трубы пошёл. Значит поднялись. Сегодня двух последних рейсов не будет, так что не опаздывайте.
Отдав пакет, мужчина ушёл. Зато боевое настроение сбилось.
Даша занялась завтраком, я свернул постель. А после завтрака начались дачные будни. По указанию тёти Поли, данному по телефону, мне предписывалось собрать засохший за зиму бурьян и, по возможности, сжечь. А Даше сделать уборку в домике и обязательно выстирать простыни, на которых спали, иначе они испортятся. В присланном пакете кроме продуктов был и стиральный порошок.
Продуктов нам хватило и на обед.
К обеду мы закончили предписанные работы. Только у Даши простыни не высохли, а влажный бурьян у меня не горел. Зато, наконец, хорошо просохли вещи с чердака.
Перед обедом я не удержался и опять «изнасиловал» подружку. В последний момент перед тем, как завалить, она попросила запереть дверь, чтобы опять кто не помешал. Сама в это время раскинула на рундуке матрац и приготовилась. Меня радовало, что она здесь не отказывала и принимала всегда с желанием и страстью. Только меня теперь хватало на один раз. Правда, ей за это время доставалось не менее пяти оргазмов.
-- Всё, петушок! На сегодня хватит.
-- Почему петушок? И почему хватит?
-- Сразу видно, что в деревне не жил. Там петух ходит среди кур. Вдруг на него находит настроение, он бросается на одну из кур. Та убегает. Но петух догоняет её и насилует. Чем ты от него отличаешься? Сколько раз ты ещё меня ловить будешь?
-- А сколько раз петух ловит?
-- Он уже другую курицу ловит. А я у тебя одна.
-- И что мне теперь делать, раз ты у меня одна?
-- Потому и хватит. От излишества тоже плохо бывает. Ты же ведь и ночью не пропустишь?
-- Нет, конечно.
После обеда прогулялись по улице. Кроме нас на ней были люди через два участка. Как раз тот мужчина, что привёз продукты. С ним две женщины одинакового возраста. Мужчина ремонтировал изгородь, а женщины белили стволы плодовых деревьев. Издали поприветствовали друг друга.
-- У нас тоже изгородь ремонтировать надо. И деревья побелить.
-- Это уже в следующий выходной. В День Победы не удастся, будем чествовать ветеранов.
Нагорная улица кончилась своеобразным языком, на котором был последний участок. Почти у всех позади был скалистый обрыв к участкам, а здесь с трёх сторон был склон вниз от участка. В прогалах между деревьев было видно расстилающееся от подножья море леса, кое-где проткнутое каменными глыбами – предгорье Урала!
-- Пора домой. Сегодня опаздывать нельзя – завтра рабочий день.
Даша хотела подмыться, но я остановил её.
-- Всё равно же подмываться.
-- Нахал! Наглец! Маньяк! Сколько можно?
-- Дашенька! На дорожку! Последний разик!
-- Знаю я твой разик. Опять на полчаса. Давай только по-быстрому!
Поставила ковш на рундук и наклонилась к окну.
Может, прошло и полчаса. Но мне показалось, больше. У Даши уже сел голос, пока я соблаговолил закончить. Правда, за эти выходные так истощился, что сам понимал и чувствовал, что спермы вышло три капли. Зато потом мы так нацеловались, что губы опухли.
Народа в автобусе было много. Но нам досталось одно место на двоих. Я посадил подругу на колени и всю дорогу осторожно прижимал к себе.
К первой жене после ЭТОГО всегда было какое-то охлаждение. Да и целовались мы совсем мало. А к Даше было такое чувство, что даже сердце волновалось. Какая-то необъяснимая нежность, бережность, хоть до ТОГО, хоть после, хоть и без ЭТОГО. И совокупление было не следствием ласк, а как бы частью этой страсти. Возможно, будь Даша чуть холоднее, я не стремился бы так к близости. Но она всегда так страстно реагировала, что хотелось бесконечно давать ей это наслаждение.
Всю дорогу Даша спала, прижавшись к моей груди. А я боялся дышать, чтобы не беспокоить её. На рытвинах напрягался, пытаясь смягчить толчки. К высадке так занемела нога, что едва расходил её.
-- Это из-за меня? В следующий раз ты на моих коленях поедешь.