Переезд в Россию

Наталья Гузева
         
         Когда мне было 5 лет, мама сказала мне, что самое важное в жизни - быть
         счастливым. Когда я пошел в школу, меня спросили, кем я хочу стать,
         когда вырасту. Я написал "Счастливым". Мне сказали: "Ты не понимаешь задание!".
         Я ответил: "Вы не понимаете жизнь!" (Джон Леннон)


         Народ наш не избалованный, всё может пережить, не впервой лихолетье переживает. Но распада Советского Союза никто не ожидал, не предвидел. Наступали тяжёлые времена.
               
                Закон о национальном языке
        Неожиданно меняется законодательство  Казахстана. Государственным языком законодательно закрепляют свой национальный, казахский язык. Вся документация теперь должна вестись только на казахском языке, каждый служащий в обязательном порядке должен владеть национальным, казахским языком. Аргументируют так: «Вдруг к Вам на приём придёт человек из аула без знания русского языка? А Вы его даже выслушать не сможете. Поэтому, если не знаешь казахского языка, освободи рабочее место».
 
       Чтобы поднять уровень национального контингента, сюда, в Северный Казахстан, стали переселять казахские семьи из-за рубежа: из Монголии, Китая и Афганистана. Им сразу предоставляли дом, давали на обзаведение стадо баранов, корову, денег. Коренным казахам ничего этого не давали, появилось недовольство местного населения.

        При всех организациях начали появляться соответствующие языковые курсы. Появились они  и у нас в школе, и у мужа на работе. Занятия на курсах – обязательные, но после работы. Мы исправно всем коллективом начали их посещать, хотя после шести  проведённых уроков голова была настолько забита, что уже никто ничего не мог запомнить, тем более, что программы курсов были основаны на запоминании и зубрёжке, а не на знании грамматики и запаса слов. Учили просто разговаривать, а не писать. Смешно, но обучение на них начиналось с «терезе», что по-казахски «окно». Почему «окно»? Не знаю. Потом уже были «ассалам-алейкум» и прочие слова.
 
         Затрещали места под русскими служащими. Они стали собираться группками по домам, решая, как жить дальше, куда податься? Муж, бывший в то время заместителем областного отдела юстиции, приобрёл на всякий случай патент на право занятия адвокатской деятельностью. Ему чуть не открыто говорили, что пора бы освободить место. Объясняли так: «А что Вы будете делать, когда к Вам на приём в отдел юстиции придёт старый аксакал из аула, не знающий русского языка?»
По закону о национальном языке, все документы должны были составляться теперь только на государственном языке. Для этого в наиболее серьёзных организациях появились переводчики. Некоторыми из них были девушки и юноши, не знающие грамматики, но зато их национальность не вызывала сомнений в знании казахского языка.
 
         Когда же в казахстанских ВУЗах ввели предварительное собеседование по казахскому языку для абитуриентов, и по его итогам стали решать, стоит ли у данного претендента принимать документы в ВУЗ до всех русских дошло, что правильно сделали немцы, отправившиеся в 1980-х годах на свою историческую родину в Германию. Надо уезжать и нам в Россию.

         Сын Славик уже заканчивал девятый класс, перед нами огромной проблемой встал вопрос о его дальнейшей судьбе – куда его определять после школы? В армию? Так там уже вовсю расцветал национальный беспредел. Бывшие мои ученики комиссовались из Армии с отбитыми внутренними органами, они приходили к нам, своим учителям, и рассказывали о том, что творится в Армии.

         Вот тогда мы с мужем и решили, что надо уезжать из Казахстана в Россию. Вечером, когда дети легли спать, Саша показал мне написанные пять писем со своим предложением об устройстве на работу.
- В Россию отсылать будем! А вот куда не знаю. Нас с тобой никто нигде не ждёт. Давай посмотрим по карте и вместе решим в какие российские регионы нам хотелось бы переехать? – предложил он.

         Мы с ним разложили на обеденном столе карту уже распавшегося СССР и начали обсуждать, в какие российские области лучше послать эти письма. Отослали письма в Волгоградскую, Орловскую, Смоленскую, Тамбовскую и ещё какую-то область. Стали ждать. Долго ли, коротко ли, но через месяц пришло приглашение из Смоленской, Орловской и Волгоградской областей.

         Самый лучший и толковый ответ пришёл из города Орла. Не просто приглашали, но и обещали сразу дать жильё. Вот тогда Саша, поступившись своими честными принципами, оформил для себя у знакомого врача больничный лист и отправился «на разведку» в Орловскую область, в их Управление юстиции.
        Предупредив, чтобы я никому о его поездке не рассказывала, поехал на поезде в Управление юстиции администрации Орловской области. Оттуда вернулся радостный, т.к. скоро должны состояться выборы судей в Орловской области, он уже внесён в список, даже встречи с избирателями уже провели. Будет баллотироваться в народные судьи в Свердловском районе с райцентром в посёлке Змиёвка. Через месяц снова надо быть там – выборы.

        Через месяц, взяв очередной больничный лист, он поехал на выборы. Вернулся оттуда с документами, подтверждающими назначение его на должность судьи Свердловского районного суда Орловской области. В нашем Управлении юстиции все были неприятно поражены, как всё это случилось, как он всё это сумел. Но выборы состоялись, его надо отпускать на новое место работы, а рассказывать, как именно всё получилось, он не стал. А мы вздохнули свободно: вроде, определились.

        2 февраля 1993 года он с одним чемоданом, в котором лежали лишь его личные вещи, сел на поезд, а мы остались ждать, когда он устроится на новом месте, и семья соединится. Долго от него не было вестей. Прошла неделя, вторая, третья началась, неизвестность мучительно скребла душу. Как он там? Жив ли? К чему мне с семьёй готовиться? И я решилась его искать. Сходила на почту, на телеграф, там мне нашли номер телефона Свердловского районного суда. Позвонила, его позвали к телефону. Жив, здоров, работает, ну, и Слава Богу! Вскоре он позвонил сам, рассказал подробности.

                Новое место

         Наступил март, в школе весенние каникулы. Я, оставив детей у Лёни с Ириной (брат мужа с женой), поехала посмотреть новые места. Приехав, ужаснулась. Муж живёт в общежитии ПТУ, за стенкой пьяные песни под гитару. В комнатушке стоит кровать-односпалка с панцирной сеткой, застеленная байковым одеялом, на электрической плитке стоит хирургический стерилизатор, в котором он варит себе суп из пачек, у окна – стол со стулом, общий туалет на улице напротив общежития.

         Вот, оказывается, какое новое жильё нам дали вместо обещанной четырёхкомнатной квартиры. Строительство обещанного дома с квартирой заморожено – нет денег. К слову, сразу скажу, что строительство этой квартиры было продолжено лет через пятнадцать. Туда всё-таки вселилась семья судьи, но не наша, а пришедшего в суд уже после смерти мужа.

        Пожила я ним на новом месте, в Змиёвке, несколько дней, вручную перестирала в тазу (купил перед моим приездом) его постельное бельё и, поручив мужу снять для нас квартиру, поехала назад в Кокчетав укладывать вещи.

                Хлопоты переезда

        Поиск квартиры растянулся до лета. Лишь в июне он снял дом. Мы обрадовались скорому переезду и начали упаковывать вещи. Мебель была давно развинчена сыном-девятиклассником Славой и стояла завёрнутой в мешковину.
Стали ждать его приезда.
      
       Я уволилась с работы, продала гараж, сдала квартирантам квартиру (лучше бы сразу продала), сдала дачу внаём(лучше бы сразу продала), забрала детские документы из школ. Рвала все нити, связывающие нас с Казахстаном. В конце июня приехал Саша. Всего неделю дали ему на то, чтобы перевезти семью. Надо было спешить заказать контейнер для отправки вещей. Проговорили с ним всю ночь, а с утра разошлись по делам.

       Наконец, загружен и отправлен железнодорожный контейнер с домашним скарбом. Спасибо Лёне за погрузку. Он привёл из банка своих ребят-инженеров, они и перенесли все вещи с третьего этажа вниз. Сами мы со всем этим не справились бы. Не было тогда служб, предлагающих на всех углах своих услуг по погрузке и перевозке.

       Квартирантам передали ключи от квартиры (ровно через год, летом, мы вернулись и продали её), взяли кота Мурзика и поехали к Лёне с Ирой ночевать. Назавтра был назначен отъезд в Россию на новое место жительства, на историческую Родину.

                Первый день пути

       Выспались, позавтракали, весело попрощались (для всех было неизвестно, когда ещё увидимся), выехали из ворот, поехали. Я и Ксюша с котом сидели на заднем сиденье, поэтому долго, пока не свернули за поворот, мы махали руками, прощаясь с Лёней, Ириной и их детьми Пашей и Юриком, которые всё это время стояли у ворот своего дома и смотрели нам вслед. Они тоже покинут Казахстан, но только через 4 года, в 1996 году, и уедут на постоянное место жительство к родным Ирины в Германию.

       Мы ехали быстро, насколько позволяли силы нашего «Москвича» и умение водителя, т.е. мужа. Ехали через жаркую сухую степь, над которой летали степные птицы да перебегали из норки в норку сурки с сусликами.
       Хотя Лёня и провёл техосмотр автомобиля, а всё-таки уже недалеко до российской границы слетел ремень привода генератора. Мужчины наши долго старались надеть ремень на старое место, но никак не могли приноровиться, поэтому провозились с ним почти два часа. Когда же ремень снова был надет, решено было передохнуть. Разложили взятую из дома снедь, запили чаем из термоса и поехали дальше.

        Опасаясь ночевать на дороге (мало ли кто ездит по ней ночью), решено было в первый раз переночевать подальше от неё, в лесу, где нас никто не увидит. Для этого съехали с дороги по первому  попавшемуся съезду, проехали с полкилометра в тёмную глубь леса и стали располагаться на ночлег. Я и дочь Ксюша легли валетом на заднем сиденье, кот разлёгся между нами. Саша со Славой опустили, насколько возможно было, передние сиденья и тоже улеглись.

       После полуночи забеспокоился Мурзик, его ночная натура требовала выхода на природу, в лес. Он лазил по нам, по нашим головам, мяукал, скрёбся в окна, что-то там видел. Утомившись от его выходок, мы выпустили его из машины погулять. И, конечно, утром кота нигде не было. Его поискали-поискали, пождали-пождали, покричали: «Мурзик! Мурзик!», но надо ехать. А кот? Кот не пропадёт. Коты – они такие существа, везде пропитание найдут. Тем более Мурзик, живя целое лето на даче, совсем стал уличным, привык к свободе. Ксюша заплакала. Но делать нечего, завели машину, выехали из леса на дорогу и поехали дальше.

                Второй день пути

       Приключения с машиной не закончились (видимо Лёня провёл неважное техобслуживание). Как только мы проехали Челябинск и стали пересекать Уральские горы, из-под капота повалил пар. Остановились. Все расстроенные молчали. Мужчины(Слава с отцом) что-то разглядывали под капотом, мы с Ксюшей старались переговариваться шёпотом, видя как переживал от случившегося отец.
      Оказывается, генератор почему-то отошёл назад, и его шкив и шкив двигателя находились в разных плоскостях, отчего под действием ремня шкив генератора просто отвалился.
      Встав рядом с машиной и поразмышляв о том, как и что надо делать, Александр взял тысячерублёвую купюру, встал на обочине и начал махать ей всем автомобилям. Остановился молоковоз, водитель которого, молодой башкир, узнав о нашей беде, согласился дотянуть нас до ближайшего города Усть-Катава.

      Усть-Катав расположился на холмах, среди которых течёт река Катав, впадающая в Юрюзань. Но оставил нас молоковоз на самом краю города, у станции техобслуживания, которая в выходной день была закрыта. До самого города было ещё шагать и шагать. Поинтересовавшись у сторожа, сидевшего за забором, где можно приобрести генератор, муж с сыном зашагали туда. Мы же с Ксюшей остались сторожить машину.

      Магазины по случаю выходного дня были закрыты,  но новый генератор они сумели приобрести, забредя в гаражный кооператив и поспрашивав у водителей. Муж мой – не ахти какой мастер, поэтому на радость местному сторожу (развлечение всё-таки), дававшего «ценные» советы, он с сыном до самого вечера менял старый генератор на новый. Покопавшись в багажнике, подложили под новый генератор кучу шайб, но выровняли его и натянули ремень. Хорошо, что справились! Со всех нас схлынуло чувство беспокойства и угнетённости.

       Пока шёл ремонт, мы с дочерью обошли окрестности, погуляли по их холмистым степям, насобирали цветов, она успокоилась и перестала сильно горевать о потере любимого кота. Мне удалось убедить её что кот пропитание найдёт всегда, недаром целое лето жил на даче один.

       К вечеру все очень устали: мужчины от долгого хождения и ремонта, а мы – от ожидания и беспокойства. Поэтому все решительно поддержали вброшенное мной предложение заехать в город, найти гостиницу, в ней переночевать и таким образом устроить себе цивилизованный отдых.

        Мы расспросили дорогу до гостиницы, и наш «Москвич» двинулся по ней, пристроившись за впереди идущим маршрутным автобусом.

        Вот что значит ехать по незнакомой местности! Усть-Катав весь расположен на крутых холмах-пригорках, поэтому весь движущийся транспорт то резко выныривал прямо перед нами (поднимался вверх по крутой горке), то внезапно пропадал с глаз (резко спускался вниз). И автобус, за которым мы ехали, часто внезапно пропадал из виду прямо перед нашими глазами, и тогда мы, притормаживая и выходя из машины, высматривали пропавшую перед нами дорогу. Такая езда была для моего мужа непривычна, поэтому, подъехав к гостинице, он, утомлённый ездой, захлопнул двери машины и вслед за нами вошёл в гостиницу.

       Нам повезло, гостиница была пустой. Кроме нас, там было не более пары командировочных. Нас всех поместили в одну большую комнату, в которой стояло 8-10 кроватей с прикроватными тумбочками. Мы расположились здесь по-царски.

      Что может быть лучше цивилизованного ночлега после суточной езды по дорогам, и, особенно, после ночёвки в лесу? В конце коридора был душ, мы обрадовались возможности помыться. А мягкая постель с белоснежным хрустящим бельём показалась сказочным подарком. После душа, едва прикоснувшись головами к подушке, мы уснули.

                Третий день пути

       Портье, пожилой мужчина, по нашей просьбе разбудил нас в 6 утра. Поблагодарив его и расплатившись за ночлег, мы вышли из дверей гостиницы и пошли к стоявшей у входа машине. Муж сунул руку в карман и не нашёл там ключа, пошарил в других карманах – ключа от машины не было. Все растеряно затоптались возле машины. Заинтересовавшись нашим топтанием, вышел из дверей портье и подошёл к нам.
      Ключ мы обнаружили внутри автомобиля, он торчал в замке зажигания. Как же взять его оттуда? Что сделать?
      По просьбе мужа портье принёс ему молоток. От резкого стеклянного хруста мы вздрогнули, это Александр ударом молотка разбил форточку бокового окна и его осколки посыпались на асфальт стоянки. Затем он засунул руку в пустое окно и открыл дверь изнутри.
      
      Ранний прохожий, пробежав мимо, долго оглядывался на нас. Мы же, ошарашенные крушением родного «Москвича», молча, без разговоров быстро залезли в салон машины, муж включил зажигание, автомобиль тронулся и поехал.
   
      Портье в растерянности смотрел нам вслед. Он, по всей вероятности, впервые видел такой способ отъезда из гостиницы. Чтобы встречный ветер не дул на нас, я разбитое окно заткнула взятой из дома в дорогу подушкой.

     Дорога в Центральной России, в отличие от Казахстанских степей, стала оживлённее, много машин проносилось мимо нас. Мы впервые ехали по новым местам. Иногда съезжали с обочины, чтобы пообедать и растянуться для отдыха на траве.
Трёхлитровый термос давно был пустым –закончился чай. Я не привыкла пить воду, очень хотелось чая. В придорожных кафешках были только холодные и спиртные напитки, была вода, а чая не было.

      Когда мы проезжали вдоль какого-то села, увидели на обочине сидевших в ряд селянок. Я рассудила, что раз они продают продукты с огородов, то могут за плату налить мне и кипятка в термос. Я взяла термос и отправилась к ним, хотела купить кипятку. Селянки, в отличие от аульных женщин, встретили меня молчанием. Сказав, что газ нынче дорогой и что кипятка они налить не могут, недобро посмотрели на меня как на классового врага. Почувствовав неприязнь россиянок, за всю дорогу я больше ни у кого ничего не просила.

       На стоянках мы ели остатки еды, пили сгущённое молоко прямо через пробитое в банке отверстие, запивали его водой и ехали дальше. Очень хотелось доехать скорее до места и напиться горячего чая.

       Заканчивался третий день пути. Уставшие от долгого пути, мы решили в этот раз заночевать на придорожной автостоянке с другими такими же путешественниками. Раскинули сиденья в «Москвиче» и прикорнули, кто как сумел: муж с сыном – на передних сиденьях, мы же с дочерью опять легли валетом на заднем сидении.
       Салон у «Москвича» не очень просторный, вытянуться во весь рост удалось лишь тринадцатилетней дочери, остальным пришлось лежать скрючившись, поэтому и вертелись на приспособленных лежанках всю ночь.

                Четвёртый день пути

       Проснувшись рано утром, мы долго приходили в себя от удивления – нас накрыл такой густой туман, что, казалось, мы висим в небе. Местность была совершенно не узнаваема. За стёклами машины ничего и никого не было, мы – в густом облаке. Если вечером рядом с нами было достаточно много машин, то сейчас не видно ни одной. Непонятно, где мы находимся. На земле или на небе? И всё-таки, где же остальные машины?

       Мир будто вымер, до нас не доносилось ни одного звука, и казалось, что наш «Москвич» и мы вместе с ним стоим на краю глубокой небесной бездны, и стоит нам пошевелиться, как автомобиль качнётся, потеряет хрупкое равновесие, и в то же мгновение мы вместе с ним полетим вниз с огромной высоты.

       Сидим, поглядываем друг на друга – страшновато, дети лбами прилипли к окнам, смотрят, разговаривают шёпотом – в жизни не видели такого тумана.
Но сиди – не сиди, а делать что-то надо.
      
       Муж приоткрыл дверь машины, опустил ногу и, повернувшись, с улыбкой сказал: «Земля. На ней, матушке, стоит машина», затем вылез из машины и встал рядом с ней тёмным силуэтом. Открыл свою дверь и сын, полез в туман и тёмной тенью пошёл, огибая машину, к отцу. Видно было, как они вместе медленно растаяли в тумане и исчезли, потом опять возникли и, залезая в машину, сообщили: «Ехать нельзя. Надо ждать, пока туман разойдётся. Соседние машины никуда не делись, все тут стоят, ждут рассвета»

       Успокоенные, мы подняли сиденья, разложили кое-какую снедь, стали завтракать. А к концу завтрака, где-то через полчаса, взошло солнце, туман рассеялся, окружающая нас бездна исчезла, и мы увидели, что стоим, как и вчера, на правой обочине дороги, а за нами – вереница автомашин, водители которых уже заводят моторы, собираясь ехать. Поехали и мы.

       По пути мы уже нигде не останавливались, кроме как пообедать. Для обеда съехали с дороги и остановились в лесополосе. Достали хлеб, открыли банку сгущённого молока. Пили из банки по очереди молоко, жевали хлеб и запивали его холодной водой. Все очень устали и хотели поскорее приехать на место. Дорога уже не радовала, смотрели по сторонам лишь потому, что надо было на что-то смотреть.
 
      Но всё равно надо было дать отдых нашему бессменному водителю – папе. Поэтому мы с детьми решили прогуляться, а отец прилёг на взятом из дома одеяле, которое расстелил тут же на траве. День стоял солнечный, было тепло. Мы прошлись по посадке, но ничего необычного не увидели, зато размяли ноги, помахали руками, повертели шеями. Через полчаса сели в машину и поехали дальше, нигде не останавливаясь.

       К вечеру въехали в город Ливны. Удивительно красивое название города, напоминает что-то струящееся, дождевое, мягкое. По городу ехали, переваливаясь через холмы. Оказывается, город располагается на холмах и пригорках. Дорога изменилась, стала неухоженной, местами путь вообще переходил в грунтовку, засыпанную гравием. Машину трясло, а вместе с ней и нас, уже изрядно уставших.
   
      Ливны запомнились тем, что пришлось остановиться и спросить дорогу у двух молодых людей, один из которых стал показывать в одну сторону, а второй – прямо в противоположную. Потом они между собой договорились, как нам проще проехать, и указали путь.

                Конец пути. Приехали.

       Уже стемнело, когда мы въехали в Змиёвку. Подъехали к дому, в половине которого нам предстояло жить. Выгрузились, зашли в заросший травой двор, Саша открыл ключом дверь и распахнул её перед нами. Мы вошли.

       Дети на секунду замерли на пороге, осматривая новое жильё и, скинув обувь, пошли дальше. Я же остолбенела от неожиданности и прикусила губу, чтобы не заплакать. Подняла глаза вверх к потолку и, чтобы успокоить себя, начала считать числа. Жильё было самым что ни на есть убогим, и в нём нам предстояло долго жить.

       Это был не дом, а самая что ни на есть халупа. Муж постоял рядом, поглядел, как я молча переступила порог, и сказав: «Я отгоню машину в милицию, там она будет сохраннее», ушёл.

       Когда он вернулся, мы уже расстилали по полу приготовленные им заранее и сложенные в углу отсыревшие матрацы, застилали их чистым бельём, взятым из дома, готовились укладываться спать. Кушать было нечего, кроме той же сгущёнки и хлеба с холодной водой.

      Завтра начинаем жить на новом месте. На своей исторической родине. Как-то она нас встретит?