«Державу мою к Тебе сохраню,
яко Ты, Боже, заступник мой еси.»
(Псалом царя Давида 58, стих 10)
ВЫСТРЕЛ
Солнце перевалило за полдень и тихо катилось к западу, когда над лесом, разомлевшим от весеннего тепла, раздался выстрел. Люди, занятые полевыми и огородными работами, окруженные шумом работающих моторов, не обратили внимания на странный хлопок. Но чуткие собачьи уши уловили резкий короткий звук, и вот уже целый дворовый уличный хор залился протяжным лаем и воем.
– Чего развылись? – Ворчали старухи на собак и крестили лбы, – не к добру это. Как бы опять огонь не подобрался к огородам, а там и до беды не далеко. Господи! Спаси и сохрани!
ТРЕВОЖНАЯ ВЕСНА
Весна того года выдалась тревожная и жаркая. То там, то там поднимались столбы черно-серого дыма, иногда закрывая солнечный диск. Горела прошлогодняя сухая трава, горели заборы, стайки, стожки старого сена и соломы, горели леса. За несколько десятков километров горели сотни гектаров тайги. Пепел, приносимый ветром, падал с неба, как снег. Но страшнее всего было, когда огонь подбирался к жилым домам, иногда пожирая целые улицы. Сводки местных и областных СМИ приходили одна тревожнее другой.
Очаги огня поднимались вокруг деревни внезапно, чаще всего с северной, подветренной стороны. И пламя, подгоняемое ветром, стремительно устремлялось к селу. Поначалу грешили на пастухов и их желание погреться у огонька. Но пастухи божились, что это не их рук дело и даже стали угонять стада подальше от села. Ворчали и на городских:
– А чего им?! Едут на своих машинах, окурки из окон выбрасывают, вот огонь и занимается!
Но пламя вспыхивало вдали от дорог – там, где на машине весной и делать было нечего. Больше всего страдал молодой лес, хотя уже и старых деревьев погорело немало. Село окружали маленькие перелески – остатки некогда богатой тайги, вырубленной, в основном, в военные и послевоенные годы. Поэтому так больно было наблюдать, как из-за чьей-то халатности гибнут последние островки девственной природы. Огонь шел низом, слизывая сухую, как порох прошлогоднюю траву, пожирая все на своем пути.
НАКАНУНЕ
Ночь перед выстрелом Матвей с Валентиной не спали. Уже в сумерках мимо дома за околицу с ревом понеслись трактора. Глянули в небо, а там – зарево! Матвей в считанные секунды завел трактор и на ходу крикнул жене:
– Помоги бочку с водой подцепить!
Валентина собралась было с мужем, но тот только рукой махнул:
– Да, куда тебе?!
Валентина не так давно родила и еще не совсем оправилась от родов. Их старшая дочь ждала второго ребенка и была на восьмом месяце беременности. Дома спали трое детей, за которыми надо было присматривать. Так что помощников у Матвея не было – в семье одни бабы да ребятня. Выехав за околицу, он видел, как бегут с ведрами и лопатами люди со всего села, и как спешат к огородной изгороди жена с дочкой, неся большую икону Божией Матери…
Зарево вспыхивало и разгоралось под напором ветра, зловеще освещая горизонт до самого почерневшего неба. Были слышны крики людей, рев тракторных моторов и стук металлических ведер. Жена Матвея с дочкой стояли у изгороди, оборотив икону в сторону зарева, не замечая текущих слез.
Через некоторое время зарево стало слабеть, гаснуть, а мимо дома с ведрами потянулись уставшие, перепачканные сажей люди. Слава Богу! И на этот раз село отстояли!
Всю ночь Матвей не спал, время от времени выходил на крыльцо, прислушивался, вглядывался в горизонт. Дом Матвея стоял на краю села, и случись беда, ему первому пришлось бы встретить стихию.
ПОДЖИГАТЕЛЬ
Пару дней спустя, управляясь во дворе по хозяйству, Матвей заметил, как со стороны ближней опушки заструился дымок. Внутри шевельнулось недоброе предчувствие. За считанные минуты задымилась вся опушка, и дым широким фронтом потянулся в сторону деревни.
– Что за урод там поджигает? – Ругнулся Матвей.
То, что это поджог – не было сомнения. Дымившаяся опушка была вдали от дорог, местный люд там бывал только во время сенокоса и сбора грибов. А в мае место было безлюдным. Матвей схватил охотничье ружье с травматическим патроном, завел боевую подругу «Оку» и рванул с места в сторону дымовой завесы.
Картина, представшая его взору, повергла Матвея в шок. Вдоль опушки леса шел его сосед Иван по кличке Бубен с палкой-факелом в руках. Тряпка, намотанная на конец палки и пропитанная машинным маслом, горела жарко, запаляя прошлогодний сухостой. Бубен шел не торопясь, со знанием дела, а за ним поднималось метровое трескучее пламя.
– Ты что, гад, делаешь? – Крикнул Матвей. Внутри у него все клокотало.
Бубен остановился и как-то нехорошо скривился:
– А тебе то че? Траву прошлогоднюю жгу, поляну для покоса готовлю…
– Так это ты – поджигатель?!! А ну, туши огонь!
– Ехай, куда ехал! Ты кто такой вообще?
– Я… – Матвей запнулся, – я – староста.
Бубен растянул рот в улыбке:
– Ты? Староста? Ха-ха! Да какой ты староста? Из тебя староста, как из меня балерина.
Старостой Матвея избрал прошлогодний сельский сход. А он как-то никак не мог к этому привыкнуть и начальником себя не чувствовал.
Бубен двинулся дальше, оставляя за собой огненную полосу.
– Стой! Гаси огонь! Или буду стрелять!
Матвей кинулся к машине, где все это время лежало ружье. Дослал травмпатрон в ствол и встал на пути поджигателя в нескольких десятках метрах.
– Говорю, гаси пламя! Не доводи до греха!
Бубен все еще держал горящую головню в руках, выругался трехэтажным матом и направился в сторону Матвея. Прозвучал выстрел.
***
Валентина выстрела не слышала. Тому, что муж взял ружье, не удивилась. Матвей часто отстреливал коршунов или сорок, охочих до их куриц, цыплят и яиц. Сердце заныло, когда муж, не заезжая домой, промчался на машине в деревню. Не случилось ли чего? А ребятня-сорочата принесли с улицы весть: Бубна подстрелили.
Матвей появился час спустя. На молчаливый взгляд Валентины ответил:
– Подстрелил нечаянно Ваньку, он траву специально жег. Только я не понял, как я в него попал? Стрелял-то в землю… потом за фельдшером ездил…
Валентина осела на стул. Тревожно замаячили лица старших дочерей.
Позже было следствие, на котором Бубен утверждал, что Матвей стрелял в упор. Но экспертиза показала, что резиновая пуля от травматического патрона вошла в бедро снизу вверх, навылет, срикошетив от земли и не задев жизненно важных органов.
БУБЕН
Иван появился в селе в девяностые. Приехал с бригадой шабашников на строительство совхозного склада, да так и остался в селе, притулившись к веселой и дородной вдове Аннушке. По фамилии быстро получил кличку Бубен. Высокого роста, долговязый и нескладный ходил он в раскачку вперед-назад, смешно взмахивая руками и выкидывая длинные ноги. Лицо его, испещренное неестественно глубокими частыми морщинами, пугало деревенских ребятишек. Бубен казался много старше своих лет. Голубые безцветные глаза казались безучастными. Скрипучий голос и каркающий смех не придавали ему симпатичности. Поговаривали, что приехал в деревню Бубен с урановых сибирских рудников. Даже ходили слухи, что бежал он, натворив там немало черных дел. Хотя, эти слухи никто ни подтвердить, ни опровергнуть не мог.
Помогал Аннушке растить младших детей. Большого хозяйства не держал. Дружелюбная Аннушка со всеми бывала в ладу. И Иван при ней приобрел добрую славу. Обладая природным трудолюбием, он охотно помогал соседям по хозяйству, в том числе и Матвею.
СОСЕДИ
Матвей содержал большое подворье, технику и со своей стороны тоже всегда был готов помочь Ивану во всякой тракторной нужде: вспахать землю под картошку, вывезти мусор, скосить и прибрать сено, выручить с кормами в конце долгой зимы. Неожиданный приход Матвея к вере вызвал в деревне разные толки. И зачем это ему? Жил бы как все. Самые любопытные закидывали вопросами:
– Зачем ты, Матвей, бороду отпустил? Состарился сразу лет на десять. Жене то разве это нравится?
Матвей отшучивался:
– Зачем бороду отпустил, спрашиваешь? Да бесов пугать! Таких вот, как ты. А жена? Жена не жалуется. Знаешь поговорку «Живи с «бородой» – будешь вечно молодой?»
Подолгу общаясь с Бубном, Матвей не раз заводил с ним разговоры о вере:
– Ты же крещеный?
– Крещеный.
– Ну вот. Крещеный, а веры своей не знаешь!
– А зачем оно мне? Мне и так хорошо! Сильно верить – пить нельзя. А я выпить уважаю!
Воспитывал Матвей Ивана и в плане любви к малой родине:
– Ты вот, Ванька, зачем в лесу пакостишь? Зачем молодняк вырубаешь? И метлу, и черенок – все сейчас за копейки можно купить. И деготь в аптеке продается недорого. А ты столько берез загубил! Наши деды никогда черенки близ села не рубили, лес берегли, а за всякой деревянной надобностью ездили за несколько километров. В войну лес брали, так то ж понятно – там бабы да старики оставались, им простительно. Но сейчас же не война! И кобылу свою отдал бы в фермерское стадо. Она же весь выпас для телят угробила! У тебя, Иван, ни родины, ни флага!
Бубен действительно гнал деготь из березовой коры, снимая ее широким кольцом с живого дерева. От этого березы засыхали и валились, образуя непроходимый бурелом в некогда любимом всеми месте отдыха. Кобылу свою Бубен в стадо не отдавал – там за выпас нужно было деньги платить. А привязывал ее на проволоку. Лошади, как и овцы с козами, имеют особое строение передних резцов и, поедая траву, выгрызают травяную прикорневую шейку. После бубновой кобылы оставались на земле черные безжизненные круги, которые позже зарастали никчемным бурьяном. Выпас с этой стороны села и так был небольшой, поэтому маленьких телят вскоре совсем негде стало притулить и найти для них клочок зеленой травы.
Но Бубен и не думал что-то менять. К началу описываемых событий он схоронил Аннушку и сожительствовал с Полиной. Заезжую Полину деревенские враз окрестили в Чиполину, а самые злоязыкие в Чикотилу. За ее внешнюю схожесть со старухой Шапокляк, за манеру одеваться с претензией на моду, скрипучий голос, любовь к сигарете и скверный характер деревенский люд поначалу не приняли ее в свой круг. Но Полина приложила все усилия, чтобы найти единомышленников и вписаться в общественную жизненную канву.
Полина гордилась сыном, который служил в полиции, и потихоньку стала оказывать на Ивана большое влияние. Они увеличили подворье почти в четыре раза, и Ванька вкалывал на нем, как раб на галерах. После случая с выстрелом по совету «продвинутых» родственников и сожительницы Бубен нанял адвоката и подал на Матвея заявление в полицию с просьбой привлечь того к уголовной ответственности с выплатой солидной компенсации. Деревенский народ разделился. Одни одобряли действия Ивана, другие недоумевали:
– За что Матвея наказывать то? Он же поджигателя остановил! Ему это и по должности положено! А что, если бы огонь ночью к селу подошел?
Матвею тоже советовали нанять адвоката. Но тот лишь пожимал плечами:
– А зачем? Виноват я, что погорячился, не рассчитал траекторию выстрела. Но сделал это не умышленно. Стрелял не на поражение, попугать, остановить хотел. И экспертиза это подтвердила. Должна же быть какая-то управа на поджигателя.
Но поджигателя никто к ответственности так и не привлек. Не особо надеясь на людское правосудие и защиту адвоката, Матвей, будучи верующим человеком, не оставлял молитвы, надеясь только на помощь Божию. За много лет не единожды читавший Святое писание, сейчас он вдруг с особым смыслом прочитывал знакомые строки: «Возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает… Аз же, Господи, уповаю на Тя.» (Пс.54; 23-24)
ВРАГИ
В назначенный день адвокат Бубна в суд не явился. Сломал ногу по дороге в зал заседания. Судья предложил Ваньке компенсацию раза в четыре меньше заявленной суммы и примирение сторон без вынесения приговора. В отсутствии адвоката Бубен не мог связать и двух слов, поэтому согласился.
Но алчность и чувство неудовлетворенной мести его не оставили. Он недоволен был решением суда, чувствовал себя обманутым, был одержим жаждой мщения, и ждал реванша. При встрече как-то сказал Матвею:
– Все-равно посажу!
Он уже не скрываясь ходил в лес, резал бересту и спиливал там засыхающие березы. За несколько лет поляна для выпаса, некогда утопающая в цветах и травах, превратилась в безжизненную пустыню. Лошадь Бубна с жеребенком методично вытаптывала и уничтожала травяную растительность – круг за кругом. Казалось, что Бубен специально провоцирует Матвея, зная его горячность и стремление к справедливости. При встрече не здоровался, а на людях открыто смеялся «А что он со мной сделает?»
Матвей, пытаясь решить проблему в рамках закона, искал защиты у местной и районной власти. Но те, боясь потерять часть электората на грядущих выборах, ограничивались обещаниями или пустыми отписками. Впрочем, одно собрание состоялось. Матвей узнал о нем в последнюю очередь, поэтому явился на него один, без единомышленников, не считая Валентины.
Собрание собрали вечерком, перед пригоном коров с пастбища, прямо посреди улицы. Сторонники и защитники Бубна были в полном сборе, они стояли плотным кругом, в центр которого, как витязь на коне, въехал на своем мотоцикле Матвей. Валентина подошла позже и стояла позади мужа. Глава местной
администрации посчитал свою функцию выполненной и удалился на ближайшую лавочку.
Валентине казалось, что окружившие Матвея люди, словно стая Мосек, которые рвут на части ее мужа. А он, как могучий слон, не сходя с мотоцикла, разворачивался мощным торсом то в одну, то в другую сторону. Валентина не без основания опасалась, чтобы кто-нибудь из соседей не стукнул «невзначай» мужа по затылку. Матвей гудел:
– Что же вы защищаете беззаконника? То, что он творит – это же преступление перед природой и перед нашими детьми! Что после нас потомкам останется? Голая пустыня? Или вы детей своих в город отправили, а теперь здесь трава не расти?! Предлагаю: давайте запретим порчу и сруб деревьев в лесу. А выпас я возьму в аренду, администрации буду платить налог. Все, кто пожелает, может безплатно пасти коров и телят, но не лошадей! Лошади на привязи уничтожают травяной покров…
– И-и-ишь чего захотел, – визжала Чиполина, и ей вторили добрая половина присутствующих, – выпас он в аренду заберет! Не бывать этому!
– Да я же не только для себя, но и для вас, – пытался докричаться Матвей, – но его мало кто слушал.
МАТВЕЙ
Дома Матвей недоумевал:
– Почему люди живут одним днем? Почему им наплевать, что будет завтра? Лишь бы сейчас урвать, а там – хоть потоп!
Валентина, как могла, успокаивала разгоряченного спором мужа. Вдруг, он взглянул на нее, как будто только что увидел:
– А ты где была? Что-то я тебя на сходе не видел!
Валентина прижалась к мужниной груди:
– А я, как всегда, в тылу! Тыл твой защищала. Чтобы тебя по голове кто-нибудь не тюкнул, вояка ты мой.
Матвей выдохнул и прижал к себе жену, ему так сейчас не хватало ее поддержки. А она тихо прошептала ему на ухо:
– Ты сражался, как лев! Как настоящий рыцарь! Только доспехов и щита с мечом не хватало, – а потом добавила совсем тихо, – за что они нас так не любят?
Матвей молчал. Потом ответил одними губами:
– Главное, чтобы Бог любил.
Бывая в лесу, Матвей с горечью смотрел на засыхающие березы с черными кругами от снятой коры. По-шукшински нежно мозолистой рукой гладил белые стволы с трепещущими на ветру прозрачными завитушками. И плакал. Плакал от безсилия, скупо, по-мужски.
ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Семь долгих лет тянулось возникшее между Матвеем и Иваном противостояние. Иногда казалось, что они вот-вот помирятся. Матвей старался не держать зла, а Бубен порой с похмелья, обежав всех соседей, и не найдя спасительных сто грамм, вспоминал о бывшей дружбе с Матвеем, и тот не отказывал Ваньке в его срочной нужде. Но на трезвую голову Бубен опять зверел и тихо, по нарастающей, с одобрения Чиполины, ненавидел Матвея. «С доброй женой и сам добр будешь и со строптивой женой развратишься». Не стыдился Ванька писать клеветнические кляузы, твердя одно и то же: «Все равно посажу!» Но, как говорится, не рой другому яму. Последующие события в полной мере подтвердили народную мудрость.
Видя, что власти никак не поддерживают желание Матвея навести порядок, Бубен наглел, пьянел от безнаказанности и уже не таясь, пилил деревья не ручной, а бензиновой пилой и свозил березовые стволы к своему дому. По весне качал флягами березовый сок, варварски бросая истекать сломленные ветви. Его кобыла с жеребенком теперь паслась не только на общественном выпасе, но и на частных сенокосах Матвея. Матвей серел лицом:
– Вот что мне делать, скажи, – донимал он жену, – власти работать не хотят, на самосуд толкают?
Валентина, зная горячность мужа, тушила его душевный костер:
– Ты знаешь, что делать. Молись!
И Матвей молился, как умел, как мог:
– Господи! Доколе будешь терпеть беззаконие? «Яко аще бы враг поносил ми, претерпел бых убо, и аще бы ненавидяй мя на мя велеречевал, укрыл бых ся от него» (Пс.54;13) «Изми мя от враг моих, Боже, и от восстающих на мя избави мя. Избави мя от делающих беззаконие и от муж кровей спаси мя.» (Пс58;2:3)
УБИЙСТВО
Накануне грядущих событий прибежала с улицы маленькая дочка и бросилась к Валентине в слезах:
– Мамочка, дядя Ваня нам с Игорешкой плохие слова сказал. Мы с ним поздоровались, а он, он сказал… Я не буду повторя-а-ать, – совсем разревелась малышка.
Тут уже и Валентинино сердце не выдержало. Последнее дело – срывать свою злобу на неповинных детях. Подошла к иконам и опустилась на колени:
– Господи! Спаси моих родных и близких от злобы и ненависти злых людей! «Аз же воспою силу Твою и возрадуюся заутра о милости Твоей, яко был еси Заступник мой и Прибежище мое в день скорби моея»(Пс.58;17)
Вечером, накануне Пасхи, Матвей попросил жену:
– На праздничной службе закажи за Ивана поминание о его здравии.
Валентина и раньше потихоньку от мужа заказывала за соседей такие поминания об их, в первую очередь, духовном здравии. Но впервые об этом попросил Матвей. Пасхальная служба – особая, в Пасхальные дни, как говорят, небеса открыты. И Валентина очень обрадовалась: «Значит, простил муж Ивана».
С этого момента события стали разворачиваться стремительно и неожиданно для всех. Ранние майские грозы, непривычные в эту весеннюю пору, радовали ребятню и пугали старух. Косматые тучи неслись низко над землей, задевая верхушки поредевшего леса. Но и при ясном небе, чудилось, будто невидимое грозовое покрывало окутало все пространство округи. Воздух был наэлектризован до предела. Казалось, что вот-вот страшный трескучий звук расколет предгрозовую тишину… Все было пропитано непонятной тревогой.
Шла красная Пасхальная неделя. Рано утром, проснувшись задолго до будильника, Матвей разбудил жену:
– Послушай! Я такой сон видел! Снятся березы, они склонили свои ветки, и с них капает сок. Сок стекает в огромный чан, он полон до самых краев! И тут я понимаю, что это не сок, а слезы! Это березы так плачут! Представляешь! Полный чан березовых слез!
Валентина перекрестилась:
– Наполнилась чаша Божьего терпения… Господи! Помилуй нас, грешных!
***
В три часа пополудни этого же дня, примерно в тот же час, когда семь лет назад прогремел выстрел, ребятня понесла по улицам села:
– Ванька Бубен Костю зарезал!
Матвей готовился к посевной и только-только вместе с сыном подъехал к дому на тракторе. Посреди улицы стояли соседки, одна из них, Раиска, крикнула:
– Матвей! Иди сюда!
Матвей, как был после пылищи «ни рожи, ни кожи» поспешил к женщинам. Раиску всю колотило:
– Костя во дворе у Ваньки лежит, тот его ножом пырнул. Сходи, посмотри, мы боимся.
Матвей вошел во двор, позади бабы кричали: «Будь осторожней! Ванька пьяный!»
Костя лежал лицом вниз. Матвей перевернул его в момент последнего вздоха. Из раны в районе сердца сочилась кровь. Матвей прикрыл начинающие стекленеть глаза Кости, кратко помолился: «Господи, прими душу новопреставленного раба Твоего Константина!» и пошел домой. На ходу бросил Раиске:
– Вызывайте полицию.
– Да уже вызвали, – отозвалась та.
Навстречу Матвею ехала машина поселкового фельдшера. Пятилетний несмышленыш Игорешка, сын убитого Кости и друг Матвеевой дочки, всем громко возвещал: «А моего папку дядя Ваня убил!»
Женщины всхлипывали, гладили Игорешку по голове, успокаивали молодую вдову Фотинию и старших дочерей. Костя был еще одним соседом Матвея и Бубна. Фотиния, конечно, помоталась со своим мужем, наркоманом и алкоголиком. То выгоняла его из дома, то снова принимала, рожала детей, ждала мужа из тюрьмы и, практически одна тянула дом и хозяйство. Но, как говорят в народе «худая городьба, да своя». Все-таки Костя был беззлобным, хоть и никчемным человеком, но пороки свои осознавал. Опять же отец троих детей, которые теперь остались сиротами. И разве повод убивать человека только за то, что тот разбудил тебя и попросил курево?
Но и в этой ситуации жители деревни раскололись на два лагеря. Одни жалели никчемного Костю, молодую вдову Фотинию и осиротевших детей, а другие не без цинизма заявляли, что туда, мол, Косте и дорога, какой из него при жизни толк? Как будто толк из Кости мог появиться после его преждевременной смерти.
ПОХОРОНЫ.
На похороны съехалась большая Костина родня, которую раньше в селе и не видывали. Оказывается, покойный был из хорошей семьи. Первые споры возникли прямо у гроба. Раиска оправдывала Бубна, поджав губы:
– Такое с каждым может случиться.
И это странно было слышать вдвойне. Во-первых, Рая говорила так, как будто разговор шел не о жизни человека, а о разбитой чайной чашке. Во вторых, это странно было слышать именно от нее. Ведь несколько лет назад на месте Кости могла оказаться она сама. Тогда Бубен в пьяном угаре гонялся за ней с ножом. Раиска спаслась бегством, написала заявление в (тогда еще) милицию. Нож изъяли, Ваньке дали условный срок. Но сейчас Рая горой стояла за Бубна.
Вспомнили, как Бубен кого-то огрел совком, другому соседу разбил чайником голову, родному сыну чуть не порезал косой ноги за то, что тот, приехав в гости, «случайно» одел новые отцовские кроссовки. И много чего еще вспоминали и спорили. Лишь Раиска твердила свое: «Такое с каждым может случиться». Вообще у Ваньки была удивительная способность вызывать к себе жалость у деревенских бабенок. В селе полно было одиноких женщин, и они очень ценили безотказного в хозяйских делах Ваню. Даже Валентина называла Бубна исключительно Иваном, чем очень сердила Матвея:
– Бубен – он и есть Бубен!
Перед выносом гроба в ворота Костиной ограды с завываниями и вытянутыми вперед руками вошла Полина-Чиполина. Она причитала и просила прощения у Кости, его родных и суеверно ощупывала ноги покойника, прося его, чтобы он не являлся к ней после смерти и не пугал ее. Рыдания душили Полину:
– Не уберегла я тебя, Костя, не уберегла… Прости!
Гроб вынесли в ворота вслед за вереницей венков, и процессия прошла мимо Бубнова дома, где находился с электронным браслетом на ноге под домашним арестом виновник этих похорон.
ДУХОВНЫЙ ЗАКОН
Через несколько дней после похорон неизвестные злоумышленники поздней ночью свели со двора Бубновскую кобылу с жеребенком. Толков было много. Говорили о незнакомой машине с «распальцованными» пассажирами, которую видели в селе накануне воровства. На четвертый день рано утром люди увидели бегущего по полю в направлении села бубновского жеребенка. Вскоре в молодом сосняке была найдена привязанная к дереву издохшая кобыла. То, что кобылу украли не для наживы, наталкивало на мысль о возможной мести. По мистическому стечению обстоятельств кобыла была привязана всего в нескольких десятках метрах от места, где семь лет назад Матвей остановил Бубна с горящей палкой-факелом.
Следствие по убийству Кости тянулось несколько месяцев. За это время приезжали следователи разных уровней, и все одинаково удивлялись, что Ваньке была избрана такая мягкая мера пресечения, как домашний арест. Бубен сократил хозяйство и нанял адвоката. В деревне стали говорить, что у него большие покровители, которые хлопочут о нем благодаря его сыну и пасынку.
В селе бушевали мексиканские страсти. Защитники Бубна написали ходатайство в суд о его «добропорядочности». Сочувствующие вдове и сиротам тоже не остались в долгу и составили петицию обо всех Ванькиных похождениях.
А Валентине казалось, что та нечеловеческая злоба, которая была направлена на их семью, в момент спуска пружины срикошетила о невидимую защиту и ударила в соседний, Костин, дом и двойным рикошетом ударила по самому Ивану. Но почему жертвой стал именно Костя?
Как-то уже после похорон, Матвей, который тоже не меньше жены переживал случившееся, вспомнил:
– Ты знаешь, Костя мне как-то рассказал, что убил человека. Ножом в сердце. И никто об этом не узнал. Я его тогда спросил: «Ты за убийство сидел?» А он: «Нет, сидел я так, по глупости. А о том, что я того… порешил человека… никто тогда не узнал». Представляешь, Валя! У Бога ничего не бывает случайным! Человек скрыл свой грех от всех и жил с этим много лет! А расплата настигла его неожиданно. Пошел сигарет у соседа попросить, а получил нож в сердце. Ничего не проходит безследно! Духовный закон!
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Ранним утром двор колонии строго режима пуст и безлюден. Конвоир ведет высокого сутулого человека, который держит руки за спиной и смешно выбрасывает длинные ноги, раскачиваясь всем туловищем вперед-назад. Они проследовали мимо корпусов и хозяйственно-административных построек в глубину двора, где над серыми крышами виднелся золоченый куполок с крестом.
Священник молился у входа в алтарь. На шум вошедших он обернулся:
– А, Иван! Рад тебя видеть. Можете идти, – обратился он к конвоиру. Но тот остался у дверей.– А ты, брат, вот что, – повернулся он к высокому заключенному, – нужно зажечь лампады, принести свечи, приготовить купель, сегодня после службы будет крещение. Ну и после службы навести порядок. Впрочем, ты и сам все знаешь.
– Как скажете, начальник.
– Какой же я тебе начальник. Сколько раз тебе говорил: зови меня батюшкой.
Бубен молчал, сминая в руках арестантскую шапку.
Священник внимательно посмотрел на заключенного и улыбнулся:
– Впрочем, зови, как знаешь.
В алтаре во время чтения часов священник еще какое-то время размышлял о своем новом помощнике, которого ему не так давно назначил начальник тюрьмы: «Горд и насторожен. Видно, что не молод, скорее всего, пенсионер. И как его угораздило сюда попасть на семь лет? О себе ничего не рассказывает. Ну, подождем, время лечит. И не такие оттаивали».
Вскоре в храм вошли несколько заключенных с охраной и над сводами зазвучало:
– Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков!
Служба началась.