В колонию к нему приезжала жена, и Кадилов переспал с ней. Здесь это ничем не отличалось от прежде испытанного и привычного, и это неприятно удивило Кадилова, он ожидал большего. Но хорошо было то, что пока он делал это в комнате для свиданий, лицо той, сбитой им насмерть женщины, не явилось ему и даже не вспомнилось, ни разу.
Кадилов знал, что смерти нет, а есть бесконечное переназывание. Что это означает, он не смог бы объяснить. Продолжение жизни, хотя бы и тем способом, которым он отдалял от себя свою собственную смерть, продолжало некую сущность, убирая её дежурную картинку, на данный момент актуальную, необходимую.
Жена уехала. Через определённый срок она отписала ему, что беременна. Женщина узнала об этом раньше, чем Кадилов получил письмо от жены. Она явилась ночью и что-то говорила, что именно - он не запомнил, и утром, как ни старался, вспомнить не смог. Конечно, это было странно. Она не могла говорить с ним, она не успела ничего сказать в то утро, когда, повернувшись за секунду до столкновения, раскрыла рот... и всё. Подбежавший сын женщины ударил Кадилова, но он не шелохнулся, будто окаменев. С того дня он и жил окаменевший, совершая все положенные действия и произнося необходимые слова, но ничего при этом не чувствуя. Он только знал, что это не он, что это другой Кадилов, а тот Кадилов, который садился за руль, исчез навсегда. Так душа покидает тело, оставляя после себя камень. Тот, старый Кадилов был душой, а новый - только телом, но это тело жило и даже совершало акт, следствием которого было продолжение жизни. Эта жизнь была ещё та, прежняя жизнь, которой они - Кадилов, его жена и двое детей - жили до смерти женщины, безымянной до суда над ним. Новый Кадилов к этой прежней жизни не имел никакого отношения. Что-то управляло им, вело и не отпускало до некоторого момента, до какого - этого он не знал и узнать не пытался.
Кроме женщины, он ещё видел тех, кого нельзя видеть, не повредившись рассудком. Что в этом случае первично, их появление или повреждение, Кадилов не знал. Просто, в какой-то день они явились. Он знал, что однажды они явятся. И вот, они явились.
Поначалу, в первые дни, Кадилов слышал только шорох. Этот негромкий звук шёл как будто отовсюду сразу, сверху - с потолка, снизу - из-под пола, из углов комнаты, и даже словно звучал у него в голове. Просто шорох, шелест, неразличимые созвучия. Потом созвучия стали складываться в слова. А потом они явились. Говоря "они явились", Кадилов делал уступку обычному, до их явления, складу ума. Они не могли "явиться", не будучи ни частью этого мира, ни референтами его частей, имеющими отображение в языке. Они также не могли, по большому счёту, называться "они", и вообще как-то называться на этом языке. Для них не было названия. Но как-то должно ведь называться и не имеющее названия, вот потому-то Кадилов называл их так же, как он привык называть те предметы, ни одним из которых они не являлись.
Он не поверил, что они - это они. И попросил их назвать ему Имя, то Имя, которого нет в языках человеческих и которое они, несомненно, должны знать и уметь произносить. Казалось, что его просьба поставила их в тупик. Они переглянулись, и затем сказали, что он не услышит Имя, даже если они его назовут.
- Точнее, - поправился один из них, - ты его и так слышишь, постоянно, каждый день, слышишь - но не слышишь.
- Почему?
- Потому, что ты умер.
Но я жив, хотел сказать им Кадилов. Я жив, и моя жена беременна от меня. Я жив, и когда я выйду, я буду продолжать жить. Моя жизнь не закончилась смертью женщины. Я должен слышать Имя. Разве раньше я слышал Его? Ничего не изменилось. Скажите мне Имя! Хорошо, мы скажем тебе. Но это не изменит ничего. Если мы уходим от некоторых вещей, то они сами приходят к нам, хотим мы того или не хотим. Возможно, что это вовсе не те вещи, от которых уходили мы. Ведь многие вещи называются по-разному, сохраняя свою сущность и то отношение к нам, в котором мы встречаемся с ними. Ты хочешь Имя?
Они сказали Имя. Кадилов подумал, вот ерунда какая, это же совсем не то, что я хотел. Разве раньше я не слышал его? Ничего не изменилось. Моя жизнь не изменилась.
Пожимая плечами и удивляясь, Кадилов сел за руль.
3 октября 2017 г.