Когда б вы знали жизнь мою... Николай Некрасов

      
Зачем меня на части рвёте,
Клеймите именем раба?..
Я от костей твоих и плоти,
Остервенелая толпа!..

Н. Некрасов. 1867 год

Не столь уж важно прав ли был Достоевский, в своей памятной речи поставив Некрасова третьим после Пушкина и Лермонтова, или правы были его оппоненты, перебивавшие писателя выкриками «Выше! Выше!». Важно другое, — то, что в лирике Некрасова отразилось само время общественного подъёма сороковых-семидесятых вкупе с народным русским характером, чему фигура потомственного дворянина и интеллигента ничуть не мешала. «Некрасов — это русский исторический тип», — писал о нём Достоевский. Действительно, социальное сострадание, как одна из типологических черт русского человека, очень ярко проявилось в поэзии Некрасова как ни у одного другого из известных русских стихотворцев, ни до него, ни после. Наполненные непосредственным переживанием тексты, где сам автор — деятельный соучастник всего происходящего, вызывали сочувствие и понимание не только и не столько у «рождённых для оков», сколько у тех, кто ждал перемен в обществе и сам деятельно их готовил.
Хорошо известно, что свою тему в поэзии Николай Некрасов нашёл не сразу. Вначале были «Мечты и звуки», где ещё чувствуется сильное влияние Пушкина, Баратынского и Лермонтова, поэт словно не чувствует изменившегося времени, которое так мощно и грозно зазвучало в его стихах впоследствии.
В своём раннем творчестве Некрасов удивительно литературен. Отсылки к строкам и мыслям предшественников очевидны. Иногда идёт почти прямое цитирование, а иногда перекличка с творчеством современников и ушедших классиков более тонкая, через реминисценции и едва уловимые отголоски чужих текстов. Но никогда Некрасов не выступает как эпигон. Уже в своих первых стихотворных опытах Некрасов использует новаторские трёхсложные рифмы и отдельные неподражаемые «некрасовские ноты», столь характерные для зрелого периода творчества.
Что привело Некрасова к его «страдающей музе» — верный ли расчёт, больная ли совесть или веление времени, мы уже никогда не узнаем. Известно только, что наряду с чуткой и ранимой душой поэт обладал весьма трезвым и рациональным умом, безошибочным литературным чутьём и житейской расчётливостью.
Однако нельзя воспринимать творчество Некрасова только в измерении гражданской лирики. Такой упрощённый взгляд на Некрасова, в стихах которого «поэзия и не ночевала» (письмо И. Тургенева к Я. Полонскому), до сих пор имеет место, хотя это несправедливо даже по отношению к раннему периоду его творчества. Некрасов не только лексически обогатил русскую поэзию за счёт новаторских ритмов и размеров, вплоть до нерифмованной стихотворной строки, он расширил изобразительные формы поэтической речи, поставив жизненную правду впереди образа, сохранив при этом главную суть поэзии — чувственное постижение окружающего мира.
Николай Некрасов стал первым и самым значительным поэтом, которого выдвинули из своей среды разночинцы, ставшие в России новым социальным явлением со своими идеалами и культурой.
Этому времени уже не был созвучен Пушкин с его культом избранничества и поисками внутренней гармонии, и не был близок Лермонтов с присущим ему отрицанием вселенского миропорядка. У нового времени был голос Николая Некрасова, способный поведать о таких важных для нового поколения сторонах российской действительности, без обсуждения и преодоления которых было бы невозможно никакое развитие. Сознательное снижение высокого, неприятие идиллического преображения действительности в угоду поэтическому образу, простая безыскусственная речь вместо красивостей слога — разительно отличали Николая Некрасова от бытовавшей литературной традиции в лице ушедших классиков и представителей «чистого искусства», которыми также был отмечен богатый на талантливых писателей XIX век.
Нельзя сказать, что народный язык появился в поэтической речи благодаря Некрасову. Но Некрасов сделал это используя как вербальные, так и сюжетные художественные приёмы, смещая акценты и дополняя смыслы. То же самое можно сказать и о его «публицистической», «хроникёрской» лирике, в которой нередко видели исключительно прямоговорение, незамысловатую фактографию и бесхитростное бытописательство.
Некрасов прекрасно понимал всю неоднозначность такой творческой позиции и нередко сам отвечал на подобные упрёки. «Мне борьба мешала быть поэтом», — пишет он в стихотворении «Зине», адресуя, по-видимому, эту строчку не своей спутнице, а приверженцам «чистого искусства». Хотя поэзию он понимал совершенно иначе, нежели адепты фетовского крыла.
Поэзия, согласно Некрасову, это общественное поприще, призванное служить народу. И наряду с издательской деятельностью Некрасов избрал поэзию как форму такого служения. Но он не был бы причислен к сонму русских классиков, если в заслугу ему можно было поставить только живую народную речь в поэтических текстах и страстный публицистический пафос, присущий его творчеству. Литераторы, современники Некрасова, упорно не желали видеть в нём поэта-новатора, признание его в этом качестве пришло значительно позже и с совершенно неожиданной стороны — от поэтов Серебряного века: Блока, Ахматовой, Гумилёва...
Как воспринимал сам Некрасов такое непризнание сказать сложно, но тот факт, что свои поздние — самые совершенные в поэтическом отношении стихи он читал своей любимой собаке, говорит о многом. В противовес пушкинскому «Памятнику» Некрасов пишет о себе:

«Я лиру посвятил народу своему
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и сердцем я спокоен…
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…»

Некрасова, конечно, читали. С ним спорили, соглашались и даже любили. Но видели в его текстах исключительно «борьбу» — борьбу с несправедливым общественным устройством, борьбу за права женщин, борьбу за человеческое в самом человеке. Недаром неутомимый «Видок Фиглярин» — Фаддей Булгарин доносил в Третье отделение на Некрасова, называя его в своём извете «самым отчаянным коммунистом».
Однако это слишком плоский и однобокий взгляд на такое явление в русской литературе как Николай Некрасов. Некрасов — поэт сложный, при всей своей кажущейся простоте, сумевший раскрыть не только мироощущение человека нового общественного слоя, представителя внесословной интеллигенции, он сумел раскрыть саму душу русского народа, её сотериологическую природу.
Всякое новое поколение открывает Николая Некрасова заново. Это лишний раз говорит о силе поэзии Некрасова и о глубине её смысловых подтекстов. Некоторые его строки звучат необычайно современно:

«Вот объявленья! Вот они!
Сказать не будет неприлично,
Что объявленья в наши дни —
Легчайший способ врать публично!..»
Или ещё:

«...Шумно... В уши
Словно бьют колокола:
Гомерические куши,
Миллионные дела,
Баснословные оклады,
Недовыручка, делёж,
Рельсы, шпалы, банки, вклады –
Ничего не разберёшь!..»

И вот это никуда не делось:

«Бредит Америкой Русь,
К ней тяготея сердечно...»
«Денежки — добрый товар, —
Вы поселяйтесь на жительство,
Где не достанет правительство...»

Да и такое существует поныне:

«Сам не знает ударений,
А ударился писать...»

Ну разве это не страницы из «энциклопедии русской жизни»!
Биография Николая Некрасова в такой же степени изобилует многочисленными противоречиями и непониманием как и его поэзия. Да, Некрасов человек нового склада, с иным видением социального поведения, часто несовпадающим с прежним, архаическим дворянским кодексом. Он много раз переписывал и редактировал свою биографию, путая современников и вводя в недоумение потомков. Некрасов был, конечно, ещё далёк от «жизнетворчества» поэтов Серебряного века, но отдельные черты такого восприятия жизни в его биографии проступают вполне отчётливо и определённо. Впрочем, самое верное представление о поэте заключено не столько во внешней канве его жизни и восприятии современников, сколько непосредственно в самой его поэзии.