1
Было раннее утро. Захар стоял у окна вагона. Вот проехали речушку, пошли дачные поселки. Скорей бы приехать. С детства не любил спертый запах утренних вагонов. А вот и городок показался. С одной стороны железной дороги шли пятиэтажки, а с другой – частные дома.
Парень подхватил свой рюкзак и вышел из вагона. Светало. Поезд стоял три минуты. Только он миновал вокзал, дали отправление.
От вокзала до дома матери минут десять ходьбы. Но Захар шел медленно, очень медленно
«Спит, наверное, мамка», – думал он.
Подошел к невысокой калитке, и сердце сдавило. Мать, все в той же коричневой куртке, колола дрова. Тюкнет два раза топором и отдыхает, держась за грудь.
Сын открыл калитку и в три прыжка оказался около матери.
– Мам, дай я, – прокричал.
– Господи, сыночек! Родненький! Приеха-а-л, – заголосила она, – столько лет ни одного письма.
– Мам, ну ладно. Будет тебе. Кто сейчас письма пишет. Сейчас все расскажу, – приговаривал Захар, обнимая маленькую, похудевшую мать, – так сложилось. Я ж звонил … иногда.
– Ладно, сынок, собирай дрова, пойдем печь затоплять, – сказала мать уже без слез, – приболела вчера, дров с вечера не наколола.
Чувствовалось, что она не все и расслышала, что он сказал.
В доме она вытащила на стол все, что у нее было самое вкусное. Кое-что она берегла давно, очень давно.
– Мама, ты сильно-то не распространяйся. Ну, что я приехал, – сказал сын.
– Вот так здрасьте, – всплеснула руками мать, – горе ты мое.
– Луковое еще не сказала, – засмеялся сын, – слово «луковое» не добавила.
– Да, теперь вроде оно ни к чему, – вздохнула мать, – соседи все равно увидят.
– Ну увидят, так увидят. А сюда хоть пусть пока не ходят. А то твои подруги вечно с расспросами. Эта тетя Катя засядет вечно на три часа, – проворчал сын.
– Катя умерла уж лет пять назад. А Маша вышла замуж и уехала. Она и бегала-то ко мне из-за тебя. Сколько она могла ждать, – печально проговорила женщина.
– Ладно, поговорили. Пойду посплю с дороги, – сказал сын после завтрака.
– Поспи-поспи, а я пока козочек подою. Блинов тебе напеку. Никто ко мне особо не ходит. Так изредка Семеновна. С кошками да козами разговариваю. Жуча подохла в прошлом году, надо щеночка у кого-то умного взять, – продолжала говорить мать, уже как бы сама с собой.
2
Вечером Захар пошел прогуляться по городу. Деревья еще не распустились. В этом маленьком городке красиво, когда цветут яблони и черемуха. А сейчас еще только-только набухали почки, в тени домов лежали сугробы.
Проходя мимо музыкальной школы, он остановился. В этот момент дверь открылась, и вышел мужчина среднего роста с инструментом в футляре.
– Здорово! Лицо знакомое, а вспомнить не могу, – крикнул он и помахал Захару.
– Здорово, – ответил приезжий, – Захар Еремеев, с народного отделения, аккордеон.
– Антон Белявский, – ответил он, – кларнет.
И тут Захар его вспомнил. Пожали руки друг другу.
– Ведь больше двадцати лет прошло, – сказал он, – живем в разных городах. Вот к матери приехал.
– А я вообще уезжал, жил на Украине. Сейчас вот вернулся, преподаю в своей родной, так сказать, школе, – рассказывал Антон, – а ты на аккордеоне-то играешь?
– Да редко, редко, – ответил.
– А как же… подавал большие надежды, – улыбнулся Антон.
– Технарем работаю, не до того. Одно время писал песни на свои стихи. Но не жалею, что музыкалку закончил, – сказал Захар.
– Ну ты заходи, как в другой раз приедешь. Запиши телефон, – пригласил Антон.
– Слушай, вспомнил вдруг, как мы с концертом ездили в деревню Верхняя Бирюса. Зимой. Аккордеон тяжеленный, блин, его надо самому тащить из автобуса в клуб. А мне всего-то было восемь-девять лет, – с улыбкой сказал Захар.
– Да я-то постарше был. И кларнет у меня легкий. Вперед убежали со своими духовиками. Балбесы! Ума-то не было вам помочь, – ответил Антон.
– Деревня маленькая. Зальчик малюсенький в клубе. Зато слышно здорово. Собралось все ходячее население деревни, концертами-то их не очень баловали, – продолжал приезжий.
– Мы все, конечно, старались. И хлопали нам. Но самые крутые аплодисменты достались тебе. Песня-то у тебя народная была «Садом-садом, кумасенька». Там такие вариации. Ух, нафиг! Вересова аж заволновалась, думала, что ты не можешь закончить никак. Забы-ы-л! Так долго играл, – рассмеялся Антон.
– Да-а, я теперь понимаю, что таких аплодисментов за игру на аккордеоне я больше никогда в жизни не срывал, – рассмеялся Захар.
– А обратную дорогу помнишь?
– Еще бы! На улице минус двадцать пять, а эти два придурка из выпускного класса… Как их там? Витька с Левой, кажется. Решили попробовать, как сработает аварийный выход. Выдернули шнур, что вокруг стекла. Оно на них и упало.
– Хорошо хоть не разбилось. Но ехали назад в жутком холоде. Все позамерзли. Вот дурачье! Давно их не видел в городе, – закончил Антон, – Леву вроде убили в конце девяностых.
– Слушай, Антон, казалось, что совсем не помню этот случай, а тебя увидел – и сразу «Садом-садом…» зазвучало в голове, – с улыбкой добавил Захар.
– Ну до встречи!
– До встречи!
Уходит. Коренастый, даже можно сказать грузный. Учитель по классу кларнета Антон Белявский. А он кто?
В кармане Захара в кармане зазвонил телефон. Посмотрел. Люся. С чего бы ей звонить?
– Алло!?
– Привет, Знахарь! Что, недалеко спрятался? К мамке под крылышко убежал, – проговорил высокий гнусавый голос.
Захар отключил телефон. Снова звонок. Виктор.
– ……
– Что молчишь? Они все с нами. Далеко не убежишь, – рассмеялся хриплым смехом Инвар.
Захар вошел в дом.
– Мам, мне надо ехать! – сказал с порога.
– А говорил, недели две поживешь, забор поправишь, – заплакала мать тихо и судорожно.
– Мам, вот деньги, поправь забор, найми, – из спальни продолжил сын, собирая рюкзак.
– Когда едешь-то?
– Сейчас.
– Боже мой, сыночек, – мать закрыла лицо руками, худенькие плечи ее затряслись.
«Седая совсем», – подумал сын, обнимая ее.
Мать перекрестила сына, беззвучно шепча молитву.
– До встречи, – сказал Захар и резко вышел.
Мать сидела на кухне без сил. Кошка и котенок терлись об ее ноги.
30 сентября 2017г