«Только подкованная блоха, может разбить микроскоп, в который за ней наблюдают!»
(Лабораторное предупреждение)
Полковник Майс Ольга Петровна быстро поднялась на кафедру после доклада старшины курса. Она была худа, гибка и правильно подчеркивала свою гибкость приталенной одеждой, идеально выверенной юбкой и короткой прической. Она была профессионалом и читала лекции в этом закрытом институте о враждебной среде и адаптации в ней. Об Ольге Петровне почти ничего не было известно, но выводы можно было делать по ее реактивности в движениях и остро- скоростном уме. Ее необычные жесты плавно дирижировали аудиторией, гипнотизируя, привлекая внимание сразу и очаровывая навсегда… Она была выдающейся и неординарной личностью, что сразу отмечалось по её особой манере говорить. Ольга Петровна была на своем месте и помогала ковать особые кадры для защиты своей Родины. Очень редкий человеческий экземпляр, думающий и анализирующий, лучший из лучших. На лацкане её черного приталенного пиджака всегда висел ирландский золотой значок парашютиста с цифрой «5000». Такой значок затяжных прыжков имели единицы в этом мире. Это был золотой черт с открытым парашютом за спиной и правой рукой показывающий американский жест «ОК».
- Итак…, кто вытер ноги о коврик, заходя в класс? Встать! – быстро приказала она курсантам. - Кто не вытер, сидеть…
Быстро и не задумываясь поднялись четверо человек из двадцати.
- Не плохо… Все, кто стоит должны знать, что никакого коврика для вытирания обуви там нет. Убедитесь во время перерыва. Убедитесь все. Кто сейчас поднялся на мой призыв, тот слишком хорошо думает о себе и вводит меня в заблуждение, причем делает это сразу, не задумываясь о последствиях…, либо с поведенческой памятью появились проблемы. Спасибо, можете садиться, вы особо отмечены. Приготовиться записывать новый материал, затем я все объясню и в конце отвечу на вопросы. Прошу всех сосредоточиться и работать четко, меня не прерывая. Многое будет непонятно и покажется чем-то ненужным и заоблачным, но достаточно будет сказать, что это спасло многим жизнь. Учитесь видеть все в пустоте, а не в ее наполненности. Наполненную пустоту видит и читает даже ребенок. Запомните навсегда, если дым от сигареты все время поднимается вверх, следуя одинаково работающим законам, то это уже привычка вашего восприятия, но есть ситуационные законы, по которым дым всегда возвращается в сигарету, едва попрощавшись с ней. Вопрос только в том, готовы ли вы и ваша сигарета принять этот дым и адекватно оценить увиденное. Научитесь понимать законы, отменяющие все предыдущие законы. Ситуативная готовность всегда начинается с тишины, в которой работает ваш мозг. Работает затем, чтобы выжить вместе с вашим телом. Такие понятия, как «застать врасплох» или «все случилось неожиданно» - в любом коллективе волкодавов воспринимается, как дилетантизм и полная трусливая чушь. Слово «неожиданность» имеют право употреблять только няни в детском саду, а не солдаты. Воспринимается это, как обыкновенное вербальное объяснение для слабоумных пластилиновых мальчиков, у которых вера к победе равна духовной любви к проститутке. Первыми всегда убивают неподготовленных и неумелых. Поэтому заглянем в тишину, как в важную книгу жизни или смерти, которая учит правильно молчать и не становиться рабом собственного разочарования. Итак, записываем…
Кибернетика боевой тишины.
1. Тишина всегда ровная неизвестность.
2. Тишина всегда молчит о жизни и смерти и ее можно читать.
3. Шаги тишины слышит только молчун.
4. Молчуны есть солдаты тишины, не оставляющие следов. Кто умеет правильно ходить, следов не оставляет.
5. Соблюдающий тишину, всегда распоряжается звуком.
6. Тишина никогда не спит, она константа и молчит без сна.
7. Многословие – враг тишины.
8. Предбоевая тишина, всегда заканчивается новой, уже итоговой тишиной.
9. Старая тишина имеет запас молодости.
10.Эхо, как звуковой остаток, злейший враг тишины.
- А теперь разберем, как каждый пункт будет влиять на вашу дальнейшую жизнь и работу. Итак, пункт первый …
Ее лицо было сосредоточено, а речь была выверенной и без бараньего э-канья. Она очень хорошо знала тему и одновременно наблюдала за курсантом, который на большой скорости стенографировал ее речь, даже не глядя в тетрадь. Он смотрел на нее, слышал, обрабатывал и автоматически записывал на белый лист тетради. Продолжая лекцию, она, не глядя в блокнот, помечала себе – «отметить в личную карту стенографирующего курсанта 7, отметить в личную карту зевающего курсанта 12, отметить в личную карту часто улыбающегося курсанта 16». Над ее головой работала скрытая видеокамера, снимающая всех слушателей этого курса уже целый год.
Пыль библиотек особенная: она защищает книги и сразу делит их на востребованные и не очень, потому что кладезь знаний иногда обитает в тихой пыли. На одних книгах пыли много и к ним прикасаются редко, на других, зачитанных до дыр, её вовсе не существует. Но пусть этим вопросом занимаются пылесосы или мокрые тряпки в руках подлинных библиотекарей с совестью. В книгах хранятся чужие мысли давно ушедших мужчин и женщин, умевших размышлять над непредсказуемым настоящим… Их книги доказывали, что иногда совсем не надо врагов, хватает и себя самого… Сколько поколений проходили один и тот же замкнутый и очень несправедливый круг накопления знаний и ухода, снова накопления знаний и ухода… с оттенком какой-то мудрой несправедливости. В этих же книгах было заранее сказано, что если ты родился, то ты обязательно умрешь…
Перспектива правды лежала на полках, она была настоящая и неприкрытая: берите и знакомьтесь, вот она – ваша правда. Но она никому не нравилась, потому что была слишком уж очевидной и неоспоримой. Никогда не было случая задержки выплаты Нобелевской премии вот и правда существования справедливого конца, была так же очевидна. Никто не мог поспорить с остановкой дыхания и логическим концом любой жизни, когда молчание наполнено словами, а сумма всех действий внезапно стала равной нулю… И всегда было только два исхода - хороший и плохой, а разве третьего не дано? Кажется, что третьего нет и никогда не было… А если всё-таки где-то есть…, хотя бы неуловимый оттенок этого третьего, рисующего улыбку на полях уже зачитанной книги. Это третий улыбается как закулисный клоун, оставаясь невидимым под тенью самой дальней портьеры…, давно рожденный в точке тёмных миров. Тенью, которую может ощутить кто-то уравновешенный, тот самый третий, кто очень редко играет в карты со своим завтрашним днем, имея лишь собственную тень на красивой стене - тень номер Три…
Он был молчалив от природы. Молчалив и немногословен, но сосредоточен и задумчив, это был комфорт его тридцатипятилетнего существования в мире сплошной говорильни. Он обожал тишину и оберегал свои уши от разных, ему совсем не нужных шумов. Радио болтовня его раздражала с плоскими шутками часто меняющихся дикторов. Все мыслили одинаково в меру своих умственных способностей и бросали в эфир сальные шуточки с акцентом на человеческих гениталиях, как мужских, так и женских, обсуждали чью-то придурковатость, или самую важную новость - новую юбку, на какой-то часто мелькающей наглой «фифе». На большее мозгов не хватало и времени для накопления этих самых мозгов тоже. Он выключал радио в машине, как только начинала искусственным голосом раненой куклы, вещать очередная испорченная психопатка, уверенная в своей загадочности и гениальности с брезгливыми и наглыми интонациями, как у Анны Ч.
- На наших радиоволнах очередной выпуск программы «Голубой дошшшшЦЦь…»
Дикторша шипела эротически, обливаясь слюной, смакуя плесневелую ерунду и стараясь подражать неподражаемому акценту Эдиты Станиславовны Пьехи.
- В ваших глазах цвета индигА и маренгА я вижу желание услышать хрустальные звуки…
«Боже мой, какая ты дура стоеросовая, ты сама то слышишь, что ты мелишь!? Где ты видела голубой дождь, идиотка, какой индига и маренга…? Ваш редактор, наверное, полный придурок, позволяющий молоть в эфир такую лобуду…!» - думал Олег и выключал звуковой результат чужого дурного вкуса или полного его отсутствия.
Его бесила пафосная ложь, запускаемая людьми в закрытых студиях, просто так, для словца – «… следите за развитием событий!» - но никто ни за какими событиями не следил и не собирался, у всех было проблем по горло и выше…, до самых ушей. Он обожал тишину. Учась на медицинском, он подрабатывал в самом тихом месте. Он работал в морге с длинным коридором и резким поворотом на право. Вот из-за этого резкого поворота сам коридор был похож на тоннель в никуда со слабо освещенным пространством. Не коридор, а какой-то загадочный тупик. Он знал, что ее величество Смерть в морге не обитает, потому что любит большие просторы. Морг - это результат уже выполненной ею работы, и он ей не интересен. Там живет последняя земная тишина, ночной сторож Илларионыч, старый и очень спокойный кот Торчок, и иногда - он с переделанным много веков назад скандинавским именем Хельг, он же - Олег.
Практика ему шла в зачет, деньги платили исправно, конкуренции на его место не было, кроме Торчка, который иногда занимал его стул, свернувшись калачиком, бубликом, пирожком, ватрушкой и всякими другими русскими формами. Кот же был русский, и свернуться фашистским крестом или веселым Роджером не мог…, не обучен. На практике Олег помогал веселому доктору Сан Санычу вскрывать трупы, делать срезы алкогольной печени, рыться в желудках и много всякого разного…. Он относился к мертвым людям с уважением и даже иногда припудривал синяки на лицах и мешки под глазами, делая богоугодное дело и исполняя обязанности настоящего помощника Смерти, после работы самой. Все это делалось в полной тишине, которую иногда пробивали звуки дрели, медицинских инструментов или жужжание электро-машинки, отсасывающей кровь из диафрагм. Это была его обыкновенная работа, такая же нужная человечеству, как и выпекание хлеба, вождение троллейбуса и добыча антрацита.
Сторож Илларионыч был мужик основательный, продуманный, смекалистый и с никому неизвестным прошлым. Зато он находился в своем правильном настоящем и никогда не тужил. Сторож морга из него был, как из амурского тигра нефтяник. Но он думал головой, а не задницей, как многие политики, поэтому прикормил возле морга восемь беспородных дворняг разного размера, которые сутками ждали подачки и без лая никого к моргу не подпускали, кроме Илларионыча, хитрого иеродиакона из церкви напротив и Олега. Этот лай и был охранной грамотой для тихого больничного морга, при упоминании которого людей воротило куда подальше.
Напротив, через дорогу стояла уникальная церковь имени Ленина. Именно его. Целых пятьдесят лет простоял кинотеатр имени Ленина, а после получения Горбачевым медали Американского Конгресса за особые заслуги по развалу огромной Державы, кинотеатр перестал работать, а надпись осталась. Хитрый, очень толстый и богатый архимандрит, решил в очередной раз сэкономить пару миллионов для себя и из большого зала кинотеатра сделал церковь. Зал этот был огромный, вмещавший в себя триста человек. Вот только архимандрит не знал, что есть на свете дотошный Олег из морга напротив. Однажды, он зашел в церковь, чтобы посмотреть, как из зала, в котором показывали боевики с убийствами, а в ночное постсоветское время откровенную порнографию, сделали духовный приход. И, посмотрев наверх, он тихо ахнул… Наверху так и осталась многочисленная лепнина с белыми голубями, серпом и молотом, и гипсовыми звездами. Олег подошел к бабушкам, бойко продающим всякие священные безделушки.
- А че, ваш архимандрит согласился, чтобы советская символика осталась на потолке? - очень тихо спросил он.
- Где? –возмутились бабуси.
- Да вот смотрите сами!
Олег указал на стыки потолка и стен по всему периметру.
- А отец Евстафий все отмолил перед открытием! - бойко соврала старушенция в чистом платочке и отвела глаза в сторону.
- Ну, ну…, отмолил…, говорите, молельщик… Болеете, небось? Должны болеть! – поинтересовался Олег и увидел, как молодая девушка поманила его указательным пальцем к себе.
- Тут все болеют, постоят, постоят и потом болеют, кто чем... И у меня голова постоянно здесь болит! - доверительным шепотом сказала девушка с серьезным лицом.
- Я знаю, – тем же шепотом ответил Олег, - не церковь это…, никто ее не отмаливал, весь зал залит кровью и развратом из фильмов, здесь на задних сидениях трахались и плевали семечки на пол целых пятьдесят лет. Сделано все на тяп-ляп, лишь бы очередной денежный насос поставить. Евстафий этот, проповедь на прошлой неделе говорил голосом трансвестита. Послушать его, просто доклад пионера пятого класса о недоборе металлолома. Убогий он и умственно неразвитый с мутным взглядом и огромным животом без церковных постов. Меня одно только удивляет: неужели он уверен в том, что его блеяние на нормальных людей может произвести хоть какое-то впечатление? Полгорода этот бывший кинотеатр так и зовут- церковь имени Ленина. Фантастика и сюрреализм от настоящих жирных идиотов далеких от мученика Христа и от веры! - шепотом поделились Олег с девушкой в чистом платке. - Так народ и проходит мимо каждый день, стоит колокольня, а сбоку надпись – «Кинотеатр им. Ленина». В старину бы не простили, народ был другой, крутой и сплоченный, а сейчас все можно, народу безразлично, аморфный он, запуганный, тихушный. Любовь к деньгам она такая конкретная, мерзкая и слепая, влияющая на глаза даже правнуков.
Иеродиакон Мефодий с лицом разбитого трактора и вороватыми глазами, заходил в морг пару раз в неделю. Интересовался, не хочет ли кто отпевание в церкви устроить и обязательно за это заплатить. Даже бизнес карточку всегда оставлял с телефонами и указанием адреса, как церковь найти, среди суеты сует и томленья духа! И веру свою мерял ****ометром. Мефодий этот понятия не имел, что такое клерикализм, но занимался им каждодневно, навязывая везде и всюду церковные услуги, и догмы, направленные только на одну цель - очередное отпевание и получение денег от семьи усопшего. Олег не знал, что после очередного посещения морга, Мефодий останавливался на крыльце, закуривал очередную сигарету и, выпуская дым в воздух, думал только о том моменте, когда через его руки потекут деньги за услуги отпевания. Но ритуалить своих усопших никто не хотел и не собирался. Времена были не те, времена были скудные, безденежные и безверные…
Иногда, в полной давящей тишине морга, Олегу казалось, что за его спиной все-таки кто-то стоит. Стоит не просто, а даже тихонько дышит. Он несколько раз оборачивался назад совершенно без страха, зная, что это внутренний чувствительный градусник диктует ему нечто необычное. Он привык к длинному слабоосвещенному коридору с поворотом направо, где долго прохаживался кот Торчок, внюхиваясь в пространство. Дверь в отделение была смазана и никогда не скрипела. Краны были всегда закрыты, и вода зловеще не капала и не ударялась о дно умывальников, вдобавок, лампы дневного света не мигали от нестойкого электрического контакта и не производили шум, характерный для таких ламп в виде маленьких, коротких и совсем не новогодних замыканий.
Четыре раза в неделю приходил веселый доктор Сан Саныч, патологоанатом и самый последний и окончательный врач любого человека. После совместного вскрытия очередного усопшего, он заходил к Олегу и, ложась на топчан в небольшой коморке без окошка, сильно храпел, выдыхая легкие остатки спиртовых паров. Работал он профессионально и весело, вскрытия делал только по системе Шора, но иногда работал и по старинке по Абрикосову и по Вирхову, мурлыча себе под нос красивую мелодию группы Серебро «Дыши». Сан Саныч был добряк и весельчак, он являл собой верх цинизма и хладнокровия и был очень эрудирован. Он занимался странным, но очень любимым делом, поглощением спирта литрами и ковыряниями в людях на секционном столе, для определения физиологических предпосылок причины прихода Её Величества Смерти. В своей работе он любил особенно делать эмиграцию мозгов пациентов, для долгих и тщательных анализов, срезов и всяких хитрых заключений. Если Смерть иногда и заглядывала в морг, то только ради любопытства, чтобы почитать его заключение, прав ли Саныч или патологоанатом из него, как из детской коляски бронепоезд. Но, так как Смерть ни с кем не дружит и долго молчит, то ее выводы так и оставались неизвестными и покрытыми тайной других измерений. Когда Саныч быстро засыпал на старом медицинском топчане, к нему обязательно подкрадывался Торчок, и аккуратно ложился прямо у его лица, иногда выкладывая передние лапы ему на грудь. Котяра максимально приближал свою усатую рожу к Санычу и, закрыв глаза, внюхивался в его проспиртованное дыхание. Кот торчал по-своему, без «лягула буэллы» и кокаина. На лицо был странный дыхательный симбиоз кота и человека. Человек не ведая того, отдавал животному свое дыхание, бесплатно и безвозмездно. Так происходило постоянно, потому что кота за это и прозвали Торчок, еще с самого его котячьего детства.
В тот странный день с самого утра приперся Мефодий, от которого разило сигаретами и беспокойством. Его длинные волосы снова были жирными и неделю не мытыми. Шелестя полами не свежей сутаны, он молниеносно перекрестился в сторону окна, одел на лицо фальшивое смирение и, заглядывая в глаза Олегу, спросил:
- Олежа, а этого отпевать не хотят? – шмыгнул носом иеродиакон, указывая им же на лежащий свежий труп и глядя на часы.
- Не-а!
Олег хотел сказать, что он никогда не видел родственников этого дядьки, будут его отпевать или нет ему не доложили и, вообще, какого черта ты опять приперся? Но Олег любил тишину и краткость, поэтому он ответил «Не-а!»
- Ты же помнишь, Олежа? Чуть что, мне на мобилу звони сразу, я примчусь и обо всем сам договорюсь. Вон в Новоильинке вчера сразу троих отпевали, а тут большой город, не отпевают… Народец нынче какой-то неправильный, все деньги экономит. Мрут и жмут деньги, ну как это все понимать-то? Разве деньги нужны на том свете, а? Нет, конечно, а они жадничают, скряги… Плохие миряне нынче, не щедрые…
Он тараторил без остановки и смаковал одно и то же слово «деньги» по многу раз. Оно - это слово, не давало ему покоя и звучало, как акцент полета назойливой зеленой мухи. Закончив сто пятнадцатый инструктаж Олега, Мефод развернулся и, долго шаркая по коридору рясой, медленно растворился в длиннющем коридоре морга, провожаемый внимательным взглядом Торчка. На полузакрытых дверях покосился листочек со стихами, оставленными Сан Санычем, покосился в правую сторону, сбитый озабоченным Мефодом. Там красивым почерком было написано:
«Том-патологоанатом, Он берет работу на дом, и у Тома потому, многолюдно на дому!».
Саныч был очень добрый, циничный и веселый человек.
Было около десяти утра, когда из далеких глубин коридора под отголоски стайки собак, раздались привычные поскрипывания старых колесиков. Двое санитаров, громко рассказывая друг другу свои ночные похождения, завезли в зал и выложили на секционный стол мертвую женщину. Это была уже привычка, не обращать никакого внимания на вновь привезенное тело, потому что оно не было уже человеком, а было его остатком в этом мире. Именно остатком, потому что самое главное с памятью поступков, совестью и чувствами, уже было очень далеко.
Стрельнув у Олега две сигареты и получив его роспись в листе учета, санитары быстро растворились в том самом полутемном коридоре, выполнив свою обыденную работу и громко хохоча от какого-то мерзкого анекдота. Олег, медленно надев перчатки, подошел к столу. Женщина была непростая, сама роскошь притаилась на кончиках её пальцев. Утонченные черты лица сразу показывали особый набор ДНК с удачной и минимум столетней селекцией. Изуверское пламя уничтожения интеллигенции, странным образом не коснулось её предков. Даже мертвой она была прекрасна. Подняв простынь, Олег увидел все признаки автомобильной катастрофы с обширными переломами, ушибами и прочими неприятностями для человеческих бренных тел. Он сразу обратил внимание на длинные и очень красивые пальцы ее рук, там угадывались четкие следы от золотых колец, которых не было.
«Уже украли, сволочи…!» - промелькнуло в его голове.
Авария произошла около двух часов назад. Это Олег отметил сразу. Самое удивительное было то, что она была беременна, а такого в практике у него еще не было и, подумав о том, что нужно срочно вызывать Сан Саныча, он замер… Её голый живот дернулся изнутри и промелькнул четкий отпечаток маленькой стопы живого ребенка, затем локоть и что-то еще и еще… Олег остолбенел! Медленно притронувшись к поверхности ее живота, он ощутил перекатывание чего-то трепетного и живого под ладонью. Внутри ее живота был самый настоящий маленький человек. Быстро выплюнув американскую жвачку, Олег быстро мобилизовал все свои студенческие знания по акушерству, взял в руки скальпель и четко увидел в голове картинку кесарева сечения. Сделав все хладнокровно и правильно, он извлек из ее живота крупного мальчика, который сразу же громко заорал на весь морг, всем своим видом показывая доброе облегчение и ругая весь мир за непонятную задержку и нелепое место самого рождения.
Аккуратно обмывая малыша теплой кипяченой водой, Олег, задержал свой взгляд на лице женщины и ему показалось, что она улыбнулась. По её правой щеке медленно стекала слеза. «Это мне показалось!» - сурово подумал он и, закутав младенца в свое махровое полотенце, осторожно положил его в коморке на диван. Мальчик уснул. Аккуратно зашив живот женщине, Олег накрыл ее простыней и закурив, стал думать. Он думал о том, что он успел, что санитары со скорой помощи не заметили жизнь внутри неживого тела, что в этом мире все решает все-таки случай и чей-то невероятный сценарий, кто постоянно следит за происходящим. Олег обратил внимание на свои руки, они немного тряслись и дым от сигареты поднимался по едва заметной, зигзагообразной кривой, вверх. Поймав себя на мысли, что он спас целую настоящую жизнь, он улыбнулся и гордость за содеянное возымела место в его сердце. На больших круглых часах на стене было ровно 12.00.
Коридоры живут своей личной жизнью. Они дремлют в собственной тишине, пропуская сквозь себя людей, животных, насекомых и даже свет. Иногда людям нет никакого дела до того, что в коридоре перегорело освещение или лампочка. Иногда есть дело и коридоры снова светлы и приветливы, потому что за ними ухаживают люди. После рождения малыша в коридоре этого морга внезапно перегорела одна длинная неоновая лампа. На улице завелся целый хор ничейных собак, сигналящий о приближении кого-то чужого к дверям морга. Хитрый план Илларионыча по приручению хвостатых сторожей работал безупречно.
В этот самый коридор вошли двое, громко разговаривая и уверенно шагая по коридору вперед. Позади их спин четко обозначились две тени, плавно растворяясь в бывшей тишине и отдаваясь нескладным эхом шагов, плывущим по стенам и потолку…
- Танкист, я тебе говорил, нужно было заплатить тому жирному со скорой помощи, и женщина этого олигарха была бы уже у нас, - звучал вежливый мужской голос.
- Вот тебе и надо было заплатить и не тащились бы сейчас в этот конченый морг, мать его! Кто же знал, что её Лексус так сильно долбанет…? Планировалось-то все совершенно иначе. За провал такой операции, товарищ Берия нас бы расстрелял, между прочим! - раздался в коридоре и второй голос.
- Он бы не нас расстрелял, а только тебя, потому что у тебя три судимости на затылке, и формулировка была бы простая – саботаж и измена Родине. Как диверсанта тебя бы и немцы расстреляли и НКВД тоже, за непрофессионализм. Выходит, по кругу, что ты уже труп и сейчас находишься в самом подходящем месте! - улыбался своей выдумке Вежливый.
- А тебя что, не расстреляли бы? А с чего это? Я слыхивал, что ты в партии у коммунистов был, и кровь народную разбавлял идеями и красными песнями про энтузиазм и краснопёрую вечность процветания. Тебя бы не расстреляли, тебя бы повесили. Га - га -га!
Раздалось громкое эхо в коридоре, заставившее Олега прислушаться к словам из лабиринта.
- Да, были времена… Любой умный человек тихо про себя задумывался, как правильно: молчать или поддакивать общей красной стае. Я давно знал, что их идея мертвая и скоро закончиться, а чтобы не сгинуть, сам был красным и всегда мечтал набить морду старающимся двойным уродам с партбилетом. Так что я по жизни умный и чистый, а ты уголовник, ты простых людей грабил, последнее отбирал и пропивал. Ты плохой человек и лагеря тебя ничему хорошему не научили. А будешь в моем прошлом ковырялками своими ковырять, я тебе почку отобью… Понял? Танкист ты хренов! Ты в мои времена не жил, не тебе и правильно рядить. Ты еще в бабушкины занавески сморкался, когда я пел гимн СССР в шесть утра, зная слова наизусть с Верочкой в светлое завтра.
- Ладно, ладно, елозишь тут, дядя Степа! Красным был, красным и останешься до веку. На забрало свое глянь сначала. Меняем трассу, дело надо делать и шефу позвонить! - грубо отреагировал второй, и дверь в зал тихо отворилась, качнув листок со стихами Сан Саныча. Вежливый, не обращая никакого внимание на Олега, прочитал стишок и улыбнулся.
- Хм…, чистый русский лимерик…! - отметил он и по- восточному провел ладонью по маленькой седой бородке.
- Это еще что за хрень такая, этот лимерик? Что-то ты уж больно умный, и то знаешь и это. А ну задвинь по теме… – выпалил второй, прочитав стишок тоже и задумавшись над прочитанным.
- Это не хрень, а, между прочим, необразованных людей всегда раздражают люди знающие и умные. Вот ты не знаешь ни хрена, я тебе и не нравлюсь. Я посещал лекции в Университете целых пять лет, а ты сидел за решеткой и ни одной книги из лагерной библиотеки не прочитал по причине своего скудоумия, потому к знаниям и не тянешься, фуфайка дырявая. Сидел ты за забором, как обезьяна в зоопарке, озлобленная на всех, вместо того чтобы делать правильные выводы и уму разуму набираться. Тюрьма от Бога человеку-дураку дана, чтобы он посидел и подумал, извилины свои напрягал о бытие житие своем уродском. Необразованная твоя тыква, вместо башки. В России если человек грамотный, то на фоне болванов и бездельников он всегда изгой и «слишком умный». Вот эти «слишком умные» и валят в другие страны, чтобы среди дурачья и алкогольной рвани, жизни свои умные не губить. Это называется «brain-drain», то есть утечка мозгов. Это же надо додуматься, считать, что быть умным это плохо… Идиоты! Кстати, слишком умным быть невозможно, это тоже фраза от пьяного дурачья, живущего алкогольными парами разложившейся печени. Вот тебе ещё ирландские лимерики в качестве доказательства моих слов, несчастный ты, Танкист.
«Шел генерал на войну, уснул и проснулся в плену, если б он не проснулся в плену, разорил бы чужую страну!» Получите еще, Фома неверующий: «Лентяй лежал на печи, уснул и свалился в ночи, если б он не свалился в ночи, до сих пор лежал на печи».
Я думаю, что история ирландского городка Лимерик, тебе не нужна, как и остальные знания по разным предметам, ибо дурак он и есть дурак, что в тайге, что в городе, что в морге. Это только твой путь во тьме со жратвой и туалетом, так и сгинешь, как микроб после химической обработки этого самого туалета.
Не обращая никакого внимания ни на Олега, ни на слова человека с седой бородкой, Танкист стал открывать лица мертвых, уверенно приподнимая простыни и морщась от увиденного. Олег сидел на крутящемся стуле и медленно докуривал сигарету с фильтром, внимательно наблюдая за бесцеремонностью чужаков из коридора. Он смотрел на них, как на два поплавка, качающихся на глади озера. Как в жизни.
-Ага, вот она наша прЫнцесса! - довольными нотками в голосе выпалил Танкист и странно уставился на ее живот. –А где же это…? А как же …? Во, бля…!
У него было лицо человека, у которого забрали пульт от телевизора. Вежливый быстро подошел к столу с женщиной и, полностью сорвав с нее простыню, внимательно уставился на свежий шов с нитками. Они оба внимательно рассматривали ее голое тело с явными признаками тяжелой автомобильной аварии, и исчезновения самого главного ее сокровища - большого живота с младенцем.
- Ну, надо же…! - двусмысленно вымолвил Вежливый и потрогал свою седую бородку очередной раз.
- Это че, она родила после смерти, что ли…? – тихо произнес Танкист и постарался изобразить глубокую мысль на лице, хаотично выискивая в голове несуществующие знания по акушерству.
- Глупец ты! Это значит, что санитары в машине скорой помощи, либо кто- то еще, успели сделать ей кесарево сечение и вытащить ребенка. И то, это только в том случае, если сам младенец ощутимо и визуально шевелился у нее внутри. Логику событий, никто никогда не отменял… Либо это сделали в больнице, куда ее привезли, и где она помахала всем рукой. С другой стороны: шов профессиональный и аккуратный, сделанный медленно и со знанием дела, такие швы в подворотне не делают… Стол, на котором она лежит, чистый и скорее всего, её привезли сюда уже после операции. А теперь подумай, мой подбитый Танкист, какой козырь мы получили бы, если бы наш жирный олигарх узнал, что его чадо у нас в теплых руках. Это уже не Клондайк и не Эльдорадо, это «Четыре оркестра Парамарибо!». Если ты понимаешь, о чем это я…
- Угу! –промычал Танкист, ничего не понимая в смысловых нагрузках этих иностранных названий. Он стоял и чесал свой пах сквозь брюки, исказив лицо и прикрыв глаза.
- Что, лобковые мустанги бегают, кусают и житья не дают? Это тебе за беспорядочные отношения с безмозглыми девицами. Справедливая награда. Говорил я тебе, люби только одну женщину, а не десять, «Мачо с Ранчо» хренов! Тебе в вендиспансер надо, звезда пленительного секса. И место твое в Сихотэ-Алиньском заповеднике, а не среди людей, - с удовольствием изгалялся Вежливый, - еще мудрый Сенека говорил: «Нет несчастья большего, чем нечестивые желания».
Слушая их диалог, Олег отметил свое постоянное положительное качество, вымывать стол после работы и вытирать его сухим полотенцем, чтобы все блестело и было как-бы нетронутым, и не напоминало военную мясорубку с пятнами бурого цвета от разлитых лейкоцитов. Сейчас бы эти пижоны стали расспрашивать его, почему все в крови, хотя они и так будут задавать ему вопросы, к которым он уже готов. А морг и кровь - это понятия близнецы.
- Эй, садовод хренов, сюда подскочил быстро! – резко выпалил Танкист в сторону Олега.
- Не напрягай воздух. Опять не уважительно гавкаешь на человека… Такое впечатление, что ты объект бесовского преследования. Ты эти свои лагерные повадки брось. Откуда ты знаешь – перед нами санитар Чикатило или юный пионЭр? Он сейчас молча к тебе подойдет и полосонет тебя скальпелем по трахее, и тебе крантовый каюк… У дураков это называется - «язык навредил собственной шее». Он же работает скальпелем, как ты языком своим поганым. С любым незнакомцем нужно вести разговор уважительно. Я в милицию никогда заявление не напишу, я растворюсь быстро…, а он тебя сожжет в кочегарной топке, и Святой Петр будет ржать над твоим концом до коликов в животе. Первейшее правило: уважать человека, до того самого момента, пока этот человек не перейдет сам красную линию и не покажет тебе, что он грязная бешенная тварь, открыв свои намерения твоей чугунной башке. Дилетант ты чертов, если у тебя обида на весь мир, то дырку свою в голове зашивай сам, да побыстрей.
- Воспитатель хренов…! - огрызнулся Танкист.
- Уважаемый, - громко произнес Вежливый в сторону Олега, - а будьте любезны, подойдите пожалуйста сюда и извините нас за шум и невежливость моего спутника. Мы хотели бы вам задать пару вопросов, а затем мы уйдем.
Олег затушил сигарету и поднявшись со стула, специально обронил скальпель на пол. Звон инструмента не остался не замеченным для всех, особенно для Танкиста. Подняв с пола скальпель, Олег медленно вбросил его в широкий карман халата и подошел к другой стороне зала. Он всегда помнил, что немым быть гораздо приятней и последствия разных словесных хитросплетений его не коснуться, и маловероятны. Он любил тишину. Подойдя к ним, он промычал что-то невнятно-понятное и показал пальцами на свой закрытый рот, при этом сделав несколько бессвязных и красивых движений пальцами в воздухе. За всем этим наблюдал кот Торчок, наполовину высунув свою голову из двери коморки, где спал новый человек этого мира, причмокивая губами.
- Я вас понял, вы немой, – спокойно подтвердил Вежливый, – а скажите, Немой, эту женщину привезли сюда уже такой, без большого живота?
Вежливый растопырил пальцы и показал руками широкий жест в районе своего пуза, изображая пляжный надувной мяч.
- Угу! – красиво промычал Олег, мотнул головой и указал рукой в сторону больницы.
Его глаза излучали сплошную сермяжную правду, прозрачную и единственную. Не поверить ему было невозможно.
- Я вас опять правильно понял, ее привезли из больницы уже такой?
- Угу! – еще красивее подтвердил Олег, наслаждаясь собственными театральными способностями.
- Видишь, грубиянское твое лицо, все уже понятно без твоего хамства. Спасибо вам, Немой! - закончил Вежливый и направился в сторону выхода.
За ним поплелся и Танкист, очень зло оглянувшись на Олега. Дверь тихо закрылась и в коридоре наступала начальная тишина, медленно уничтожавшая шаги двух наемников вместе с их тенями. Выглянув в коридор, Олег не увидел там никого, кроме тишины. Две чужие тени быстро исчезли за поворотом. Заглянув в коморку, он посмотрел на глубоко спящего младенца. Мальчик чмокал губами и летал где-то в далеких сине-желтых садах воображаемого космоса, ничего не зная о том, что на его судьбу уже написано расписание событий с участием обыкновенного Олега. Первый тайм он выиграл, выбравшись из маминого аквариума на божий свет.
Хитрый кот Торчок лежал рядом с младенцем, зажмурив глаза и обняв его своей передней лапой, как давнего товарища. Кот понимал больше, чем можно было себе вообразить. Олег, увидев эту сцену, быстро схватил фотоаппарат из сумки и сфотографировал эту идиллию двух божественных созданий. «Не каждый день можно сделать такие фотографии…!» -подумал он и, закрыв дверь, направился к женщине, чтобы снова укрыть ее тело простыней. Расклад по младенцу был ему почти понятен. Взглянув на большие белые часы на стене, он отметил про себя, что Малышу исполнилось уже целых два часа отроду.
В коридоре снова послышались шаги. Собаки молчали, значит, это был свой. Тихо отворилась дверь и зашел сторож Илларионыч. Он был какой-то не такой, как обычно. Что-то в нем было не так. Сторож был аккуратно причесан и чист. На нем было красивое пальто в полоску, вместо армейской куртки грязно-защитного цвета и новенькие добротные туфли вместо старых ботинок. Олегу даже показалось, что руки сторожа были совсем другими, холенными и красивыми, совсем не такими как раньше, а глаза и вовсе другого человека.
«Просто какая-то удивительная метаморфоза с Илларионычем» - подумал Олег.
- Добрый денек, Олехандро, – улыбнувшись сказал он, - вижу руки твои дрожат до сих пор. Как здоровье карапуза? Спит небось после необычного перехода оттуда, прямо сюда…
- Привет, Илларионыч, а вы откуда знаете, вас же тут не было? – с искренним удивлением и любопытством спросил Олег.
- Как же мне не знать-то…? Я много знаю и вижу, только молчу. Когда слышишь звук копыт, бегущих кошек в воображении не бывает…! - загадочно промолвил «новый» сторож и открыл дверь в коморку.
- Это точно…
- Вот он, спит себе с миром после выхода из материнского Храма! Не успел прийти сюда, а уже горькая потеря, слово «Мама» для него только словом и останется. Ты даже сам не понимаешь, какое ты дело сделал и кому помощь оказал. С сегодняшнего дня у многих жизнь измениться, очень у многих.
Кот Торчок приоткрыл один глаз и, посмотрев на сторожа, быстро шевельнул кончиком хвоста. Олегу показалось, что кот дает знак Илларионычу, что все под контролем.
- У него короткое прошлое, но большое будущее, - сказал сторож, глядя в лицо младенцу, - и трагедией здесь не пахнет…, папашу искать не надо…, сам придет. Папа у него с мозгами, многим поперек горла. Не папа, а настоящий волкодав. Спасибо тебе, Олег! С благодарностью от всех…
- Илларионыч, а вы откуда все это знаете? – спросил снова Олег, разрываемый любопытством.
- Я уже отвечал тебе на этот вопрос, не повторяйся! - спокойно ответил сторож и, взглянув на новенькие часы с четырьмя большими стрелками, вышел из зала.
Сторож был совсем не такой, каким его видел Олег каждый день, сторож был совсем новый, загадочный и необычный. Вовсе не сторож, а какой-то красивый и загадочный мужчина. Олег приоткрыл дверь в коридор, чтобы попросить Илларионыча купить минеральной воды, но в коридоре никого уже не было, а перегоревшая длинная лампа дневного света снова освещала поворот направо в самом конце. Из коридора повеял невероятный запах свежести прямо в ноздри Олегу. Такого запаха он не ощущал и не помнил в морге никогда. Это было что-то необычное. Автоматически потянув ноздрями в себя, Олег снова вдохнул аромат коридора и аналогов такого запаха в голове так и не нашел. Это было нечто прекрасное, сторожа моргов так не пахнут, даже в Швейцарии. «Чудеса- да и только!» -подумал он избитую фразу и направился в коморку.
В открытое окно под самым потолком послышались раскаты грома и начался дождь. Он быстро набирал силу и уже крупные капли, разбиваясь на мелкие осколки воды, влетали в окно и стали заливать пол. Олег встал на табурет и плотно закрыл раму. Настоящая стена воды обрушилась на землю с небес и барабанила по подоконнику с невероятной силой. На столе стоял старый серебристый японский магнитофон с радиоприемником – «Sharp-555». Вожделенная мечта любого нормального мужчины в конце 70-х и 80-х. Японская индустрия склепала эту модель на славу славную, доказывая, что японский дисциплинированный человек может создать для людей планеты всей такую надежную «музыкальную машину» вместо ядерных ракет. Этот «Sharp» носили на плечах и на Ямайке под рэги Боба Марли, и в Нью-Йорке под рэп и в Ленинграде под гитарные пассажи Джимми Пейджа из «ЛЗ». Этой уникальной модели давно уже перевалило за тридцать, а она все также работала без ремонта, как только что снятая с конвейера в Осаке.
Олег сел за стол, чтобы заполнить несколько нужных бумаг для отчетности, но какие-то мысли ему не давали покоя, и он снова достал пачку сигарет. Внезапно магнитола включилась сама и оттуда полилась какая-то пьеса. Олег от неожиданности поднял голову и уставился на «Sharp». Подняв уже руку для того, чтобы выключить звук, он замер от услышанной первой фразы:
«Голубого дождя не существует!»
Приятный мужской голос с красивым выражением читал – «…Голубого дождя не существует..., как вдруг, в город пришел внезапный ливень. Он был такой силы, что крупные капли дождя, срывали листья с деревьев с удовольствием убивая пыль. Вода облизывала витрины магазинов и окна домов. Дождь грубо трогал крыши, собирая звуки различной тональности. Небо, закрытое толстыми шерстяными тучами, ненасытно поливало водой все, что было внизу, наслаждаясь человеческим испугом и восхищением… После того, как они Оба прошли клоун-контроль у Немого, они искали золотого ребенка повсюду, методично опрашивая санитаров Скорой Помощи и санитаров больницы, но никто ничего не знал и не помнил. Они даже нашли свидетеля аварии в газетном киоске и успели его опросить. Не найдя ничего и не получив ни одного ответа на свои вопросы, они решили заново все проанализировать и начать поиск с самого начала, потому что один из них, в прошлом, был неплохим Вежливым следователем. Вот он и анализировал, хорошо понимая, что чудес не бывает, а где-то бывает дефицит информации и только от этого, увеличиваются вопросы и интенсив препятствий. Вежливый думал и сопоставлял, решив вернуться туда откуда начал, потому что он был мастером психологического обыска. Они решили вернуться, они решили вернуться, они реши-и-и-и…» - в динамике раздавалось эхо, а затем тихо взорвалась тишина. «Уважаемые радиослушатели! Вы прослушали вторую часть детективного романа «Тень номер 3». Продолжение будет в пятницу в то же время». «Sharp» замолчал так же внезапно, как и включился. Наступила полная и умная тишина, заставляющая не спать, а думать. Олег внимательно смотрел на дверь, вслушиваясь во внезапный намек из ниоткуда. Он был из тех, кто не задает вопросы на очевидность. Он встал и быстро направился в сторону каморки, из двери которой, выглядывала хитрая рожа Торчка, всегда подслушивающего странных высоких существ.
Когда люди употребляют фразу – «ему везет» они никогда не уточняют, кто везет и куда? Задавать вопрос - «зачем везет?» вообще бесполезно, потому что открывать смысл этой фразы никому и в голову не приходило. Это только фразеологическое обозначение того, что кому-то что-то удалось лучше, чем другим. Олегу удалось жениться на невероятной девушке. Ему это удалось одному. Среди всего большого города и огромной массы девушек, он нашел именно ту самую. Умной волей кого-то за праведные заслуги их предков встретились два, почти одинаковых человека с совестью и с правильными мозгами. Они верили и доверяли друг другу, потому что инстинктивно понимали, что только это и спасет их от рутины, лжи, черных подозрений и многократно повторяющихся искусственных трудностей, создаваемых самими людьми, которые нужно преодолевать, не только каждый день, а и всю жизнь. А это очень неправильно, всю жизнь преодолевать что-то глупое. Как супружеская пара, они ничего не преодолевали, потому что не создавали друг другу идиотских препятствий на радость всему деструктивному обществу огромной страны. Они жили в своей семейной стране и тщательно храня друг друга, берегли ее от любых посягательств извне. Если бы его жена с древним именем Хельга, а сегодня Ольга, позвонила бы Олегу и сказала, что на их маленькой кухне приземлился НЛО, то Олег поверил бы сразу без промедления и попросил бы напоить гостей чаем или моющим средством для посуды, на выбор пришельцев, а потом, быстро поехал бы домой. Ему и в голову бы не пришло, что его жена сошла с ума, накурилась анаши или выпила тройной коктейль «Прозрачный Тарантул» для антагонистов. Шкала доверия двух правильных людей была настолько высокой, насколько может себе представить порядочный человек в этом мире зла. Но только, и обязательно, и именно порядочный человек, а не… Олег и Ольга растворились друг в друге как два кольца и поняли главную истину двух сердец, держаться вместе до конца своих дней и никому не позволить разрушить их собственную маленькую страну, ни большой и жестокой стране, ни отдельным, очень многочисленным ее сволочным индивидам. Они жалели друг друга не в смысле жалости, а в смысле осознанного понимания, в какой среде им приходиться жить, выживать и верить друг в друга. Они держались за руки очень крепко, настоящей, семейной, железной хваткой. Не ходя в церковь, святой храм Веры, они самостоятельно воздвигли в своих душах, как и завещал в святом писании уникальный человек, казненный своим же народом за ум, за веру отцу, за правильные слова. Олегу очень повезло и его жене повезло тоже. «Им повезло!»
Дверь снова бесшумно отворилась и вошел веселый Сан Саныч с медицинской бутылкой спирта в целлофановом пакете и с коричневой кожаной папкой под мышкой.
- Привет, Старина, ну и ливень на улице, Ниагарский водопад какой-то. Мне Корчинский сказал, тут работку срочную привезли после автомобильной катастрофы. Где тело? – выпалил он, поставив бутылку на стол и достав из шкафчика хрустальную рюмку.
- На столе лежит женщина, ей кто-то сделал кесарево сечение и, по-видимому, совсем недавно! –спокойно ответил Олег, и головой, автоматически, указал на стол. Он мимолетно улыбнулся, осознавая, что врет ради Малыша.
- Кесарево…? Интересно! Кто же это сделал! – не думая о сказанном, пробурчал под нос Сан Саныч и, резко запрокинув голову, запустил в себя сто грамм анестезии против запаха и неэстетичного восприятия картинки. – Не обманул меня анестезиолог, настоящий «Винус Спиритус Сертификатус» Убойная вода, в нее добавить немного динамиту и горчицы можно и можно взрывать мосты! - пошутил Саныч и, шмыгнув носом, распечатал новенькие резиновые перчатки. - Итак, посмотрим, что здесь у нас за несчастная душа… Ух, ты! Красавица то, какая…! Мама мия! Не повезло, рановато ушла. На нее бумаги принесли? Я всегда говорил, что машина -это не косметичка, это спящая смерть на колесах. Когда захочет, тогда и проснется! - бубнил он себе под нос, внимательно рассматривая раны, переломы, кровоподтеки и ушибы на теле мертвой красавицы. - Там у нее все по особому списку, там судьбы переплетаются уже не только по фамилии и греховности предков, а и по куску неуправляемого металла, нафаршированного для удобства и зависти. Машина с конвейера сходит, а там она уже помечена адской сущностью, кому и когда выписать билет в один конец, - продолжал бурчать Саныч собственные мысли. - Будь ты хоть самый дисциплинированный водитель на земле, всегда засада впереди, подготовленная заранее и это аксиома.
- Бумаги на столе! - ответил Олег, привыкший к бурчанию доктора за работой. Взяв первый лист, Саныч бегло прочитал текст и задумался.
- Гм…! Так ее же привезли сюда беременной, так указано в документах, а она уже и нет…, - в недоумении сказал он в воздух. - Имею вопрос, кто же ей сделал кесарилку?
Саныч подошел ближе и немного нагнувшись, стал рассматривать аккуратный шов.
- Я тебе скажу, Олехандро, что шов то делал профи, более того, он очень жалел эту женщину и зашивал аккуратно и не спеша. Зашито с трепетом и уважением, это я четко вижу, как профессионал. За такой шов любой профессор поставил бы пятерку или зачет. Если бы ты мне не сказал, я бы подумал, что это зашивал ты. Ей Богу! Но, ты и кесарево - это вещи несовместимые, не так ли, Старина? - лукаво улыбнувшись, Саныч посмотрел на Олега сквозь очки.
- Саныч, там вечно что-то напутают. Привезли ее уже такой, я расписался и ждал вас поработать. Куда мне такую тонкую работу сделать, я и не смог бы. А потом, куда бы я дел ребенка, в коморку, что ли его положил, чтобы он там с Торчком в обнимку лежал? А кормить чем? У меня молока женского в груди нету, по простой и логичной причине моего мужского происхождения со дня моего рождения. Младенец- это уже очень серьезно, Саныч, это не кукла из Детского Мира, это живой мальчик…, -осекся Олег, - или девочка. Они же живые! Такую ответственность я бы сроду на себя не взял бы. Вы чо…
- Ты прав, Олехандро, скорее всего, они опять там что-то напутали, - снова хитро улыбнулся Саныч. - Ну да ладно уж. Зато нашу работу никто не сделал у нас профиль другой. Итак, бери и записывай… Первое - закрытый перелом правого предплечья, первично-открытый перелом правой голени с повреждением кожи и внутренней гематомой…
Сан Саныч был профи и к своей работе относился с полной ответственностью и вниманием. Ему никогда не было стыдно за свою работу, потому что делал он ее не тяп-ляп, а как настоящий совестливый человек, потому что Совесть - это божье проявление и растет в теплице души не у каждого.
Дружный лай целого хора собак звуковой волной ворвался в форточку окна. Олег услышал эти звуки сразу и, съежившись где-то внутри, понял, что финал любой пьесы неизбежен, и каждому вранью рано или поздно приходит конец, потому что все тайное, рано или поздно, становиться явным. И об утес этого факта разбивалась не одна самоуверенная голова, считающая себя верхом совершенства, а затем валялась на полу, в крови и крошках собственного носа. И никуда от этого не деться, ни бессонному олигарху, ни счастливому нищему, ни продуманному шахматисту в дорогом и ненужном галстуке. Потому что количество денег - это только статус, а статус уже бездушных смертных тел, всегда определяется только в простых моргах. Истина в простоте.
В привычном коридоре снова потухла длинная лампа, мигнув несколько раз и затрещав сигналами недовольного электричества. Две фигуры, освещаемые только одной лампой, отбрасывая две длинные тени, молча приближались к входу в морговый зал. Дверь, как обычно, отворилась без шума. В ней снова появились Вежливый и Танкист. Они были мокрыми от реального ливня снаружи. На лицах у обоих были эмоции освобождения от небесной воды и раздражение от недополученного результата поисков младенца. На лице у Вежливого нарисовались вопросы с быстрыми ответами, на лице у Танкиста нарисовалось презрение и ненависть к окружению морга и к странному внутреннему запаху.
- Опа…! А это че, реальный хирург? –выбросил в воздух Танкист, уставившись на Саныча и снова не делая правильных выводов.
- Это патологоанатом, скорее всего! – спокойно поправил его Вежливый. – Любезный, не сочтите за труд, пожалуйста, отвлекитесь от вскрытия на девять минут! – вкрадчивыми интонациями попросил Вежливый.
- Да хоть на пять! –быстро парировал Саныч, отслуживший верой и правдой в Афганистане целых два года.
- Доктор, тут такое дело. Мы ищем младенца, рожденного от этой женщины! – притронувшись к кончику носа, уверенно вымолвил Вежливый.
- Основания? - быстро вставил Саныч, приподняв очки наверх. - Вы ищите? Вы - это кто?
- Основания одни и те же, - ответил Вежливый, - вот мои документы, - он открыл красную книжку, и вытянув руку, показал ее содержимое в развернутом виде. Саныч, не касаясь удостоверения, быстро произнес.
- Просрочено ваше удостоверение… Не имею права верить, так как нахожусь на государственной службе. Сейчас вскрываю труп особы, чей папаша, за промедление работы, ни вас, ни меня, по холке не погладит. Это дочь нашего головного прокурора. Теперь вы поняли срочность работы? - блефовал и тянул время Саныч.
- Да он гонит, Майор, давай я его вскрою, прямо сейчас, - в глазах Танкиста блеснула желтая щучья блесна.
- Закройся, Танкист. Дело делать, не консервные банки вскрывать. Не путайся под руками, танковый напарник. А скажите, Док, до приезда Прокурора с его автоматчиками и гранатометчиками, куда вы дели младенца? И будьте любезны сказать простую рельсовую правду, а не врать.
- Вы, фальшивый милиционер. Место, где младенец знает только Всевышний, его и спросите, а если нет, то посмотрите мне в глаза, и вы поймите, что для меня лучше мертвый лев, чем живая крыса!
После этих слов, раздался сухой выстрел, и Саныч быстро упал на кафельный пол, схватившись за ногу.
Капля воды впервые ударила о дно умывальника и произнесла в воздух звук, не передаваемый буквенными знаками. Это просто был звук и не больше, можно сказать, просто – «плюк!» Простынь плавно спустилась с тела какого-то мертвого, забытого всеми старого мужика. Смерть стояла где-то рядом, но ее не видел никто, кроме кота и вездесущего Господа Бога. В создавшейся послевыстрельной тишине, только один кот слышал звуки падения капель. Капли обыкновенного небесного дождя, тихо падали на кафель морга с высокого подоконника.
- Ты, анархист на вольтах, падлометр безмозглый, что ты исполнил? Еханый штос…, – громко и с возмущением изъяснялся Вежливый, подойдя к Танкисту и больно вывернув у него их рук пистолет, – идиот!
Дверь быстро и тихо открылась и в ней показались два санитара, они ввезли носилки с очередным телом, закрытым простыней. Все, кроме кота, обернулись на дверь. В двери стояли двое, держась за носилки на колесиках, но на стене коридора была отмечена только одна тень, тень высокого санитара.
- Олежа! - обратился незнакомый санитар, как к старому другу. - Тут наш олигарх, Давыдов! Расстреляли его, пару часов назад у «Красной Жемчужины». Его опричники заплатили тебе деньгу, вот, принимай. Сделай все по высшему разряду. И Сан Санычу, половину отлистай, лады?
Неузнаваемый, совершенно новый санитар, подошел к Олегу и, игнорируя сидящего на полу Сан Саныча, стал выкладывать на стол стодолларовые купюры. Олегу показалось, что Франклин ему улыбнулся, особой продуманной американской улыбкой. «Мне опять показалось» - подумал он и, взяв в руки толстенькую пачку зеленой бумаги, посмотрел на Вежливого и Танкиста, которые жадно наблюдали за долларами. Внезапно, глаза у Вежливого закатились под верхнее веко, а худой и гибкий санитар, похожий на женщину, убрав свою тонкую руку от его шеи, аккуратно сопроводил его тело на кафельный пол, вместе с пистолетом Танкиста. Затем Худой развернулся, и молниеносно нанес Танкисту удар «Темный судья» в область левого участка… Танкист выпучил глаза, вытянулся по стойке смирно, как на рисунке в трактате «Бансен Сюкай» и рухнул на пол, выбросив из носа тонкую струйку крови. Так называемую, в трактате, роспись самого темного судьи. Худой санитар очень похожий на женщину в своих движениях, резко повернулся ко второму санитару и сказал:
- Чисто!
Второй снял грязный халат с чужого плеча и стал быстро открывать простыни всех двенадцати столов. Открыв простынь там, где лежала красавица, он замер.
- Родненький мой цветочек… О, Боже…! Прости меня, что не уберег тебя от шакалов. Прости меня, своей душой, если ты меня слышишь!
Взяв ее за руку и крепко прильнув к ее пальцам губами, он задрожал всем телом и согнувшись обнял ее за плечи!
- Прости меня, умоляю, моя родная девочка!
Он стал многократно целовать ее сломанную руку в кровоподтеках и дотрагиваться к ее руке лбом. Его лицо страдальчески исказилось в необъятной потере чего-то родного, любимого и уже очень далекого.
- Мой цветочек, клянусь, я найду нашего сына и отомщу за тебя. Я тебя люблю… и до последней моей минуты ты будешь со мной в моем сердце.
Он снизил голос до половинной тишины и, подойдя к ее ногам, взял ступни ее ног в руки и поцеловал, склонив голову.
- Ты помнишь, Жизнь моя, как мы мечтали о ребенке, ты помнишь…
Крупные слезы катились из глаз загадочного санитара, но Олег уже давно понял, что это и есть тот самый Давыдов, пришедший самостоятельно, как и говорил странный Илларионыч в новом пальто. Нашептывая, что-то очень интимное и понятное только мертвой красавице и ему самому, он держал холодные пальцы ее ног в теплых руках и старался передать свое тепло её, уже давно остывшему телу. Он старался от всей своей души, переживая собственную драму земного человека. Олег склонился над Сан Санычем и, увидев его бледное лицо, крепко перетянул ногу выше ранения. Затем, повернув голову к столу с женщиной, он снова разглядел слезу, стекающую с уголка ее глаза. «Это мне уже не кажется» -подумал он и тревожно повернулся в сторону Давыдова.
- А вы откуда знаете, что у вас сын? А может у вас родилась дочь! – спокойно вставил Олег и внимательно посмотрел на странного санитара, заканчивая делать обезболивающий укол Сан Санычу.
- Так показало УЗИ целых три раза, – спокойно ответил Давыдов, повернувшись к Олегу, - я уже все больницы перевернул в поисках моего сына. Если вы знаете хоть что-нибудь, скажите, прошу вас Христом Богом.
- С ним все в порядке, ваш сын родился розовым, толстым и орущим на меня во все горло! Ему очень не понравилось появляться на свет в этом ужасном помещении. Он в надежных руках, уж поверьте. Один момент…
Олег взял телефон и прижав его к уху произнес:
- Ольга Ивановна, а скажите, как поживает наш новый приятель?
Включив громкую связь, Олег поднял телефон над головой динамиком в сторону Давыдова и его тренированного помощника.
- Он наелся и спит, приезжай скорей! - ответил женский голос шепотом.
В морге наступила идеальная тишина, а дверях появился Илларионыч в старой военной куртке и ботинках. Голова его была взлохмачена, толстые колбасные пальцы крепко сжимали милицейский газовый баллончик.
-А шо тут у вас происходит, а? – громко спросил он.